Этьен Винтерфилд — лучший маг-следователь Глорихейма

Глава 25

— Господин Винтерфилд?! — раздался надо мной озабоченный голос госпожи легата.

У меня все тело отдавало болью, и только поэтому я не двинулся — чтобы не стало еще хуже. Голова болела и усилие, требовавшееся, чтобы открыть глаза, казалось непомерным. Вдобавок, я всерьез полагал, что если открою рот, то смогу только стонать, поэтому молчал. Я почему-то надеялся, что орденская посланница, приняв мою неподвижность за, например, хотя бы трупное окоченение, сама с меня слезет, но не тут-то было. Вместо этого она села верхом и, судя по близкому горячему дыханию, от которого где-то внутри меня начал сворачиваться тугой комок, всматривалась в мое лицо. Что она там хотела высмотреть, было не понятно. Одно я знал точно — вид у меня наверняка быть самый непритязательный. Я хотел, было, шумно выдохнуть, чтобы дать госпоже легату понять, что жив, как вдруг она скользнула по мне вниз, чтобы прильнуть головой к моей груди, и мне показалось, что я разучился дышать. Госпожа Сазеренн, наверное, проверяла, бьется ли мое сердце — мне самому казалось, что оно колотится как бешеное. Какой вывод из этого обследования сделала девушка, я так и не знал, так как результатами проверки она не поделилась, только снова шумно вздохнула и, казалось, даже всхлипнула. Впрочем, задумываться и далее о выводах сил уже не было, потому как девчонка тут же скользнула выше, чтобы снова всмотреться в мое лицо, и задышала прямо в мои сомкнутые губы. Хоть я себя и не видел, но был уверен, что физиономия моя бледна как мел, а рот сжат так, что и силой не разжать.

«Что она делает?!» — билась в голове единственная мысль. — «Неужели ей в ее монастыре не рассказывали, что нельзя елозить на мужчине таким образом?! Хотя, что я? Кто об этом будет говорить в монастыре?!»

— Этьен?! — голос госпожи Сазеренн ощутимо дрожал, но рука, отхлеставшая меня по щекам, не дрогнула. Я был в шаге от того, чтобы тоже задрожать, только уже всем телом. Мысли о том, какое поведение достойно, а какое недостойно выросшей в монастыре девушки, давно выскочили из головы. Теперь я скорее думал о том, чтобы она и дальше пребывала в своих заблуждениях и не останавливалась.

— Господин Винтерфилд?! — ее губы, коснувшиеся моей щеки, показались мне до невозможности горячими.

«Еще!» — хотел крикнуть я, но молчал и почти не дышал. Наверное, потому, что знал, стоит мне открыть рот, как оттуда раздастся только предательский стон.

— Что же делать?! — беспомощно проговорила госпожа легат и снова двинулась вниз, а я все-таки не выдержал и застонал. К счастью, она не поняла, что явилось причиной этого стона.

— Вы живы?! Вы живы! Как я рада! Слава Единому, вы живы! — госпожа Сазеренн даже подпрыгнула от радости, а я прикусил губу, чтобы не застонать уже во весь голос. Знала бы она, насколько я был живой!

Я открыл глаза, и первым увидел перед собой размытое желтое пятно. С усилием моргнул пару раз и оно, наконец, превратилось в отдающее той же желтизной, однако радостное лицо орденской посланницы. Радостное, несмотря на опухшие от слез глаза, несмотря на до сих пор подрагивающие губы. И мне самому стало до невозможности радостно, радостно до слез в моих собственных глазах, до счастливой улыбки, появившейся по какой-то собственной воле, до боли в груди.

— Как вы…. — удалось выдавить мне из себя еле слышным хрипом, но она поняла.

— Как только он вас пихнул, и вы сюда полетели, я его крышкой от ящика по голове ударила, — быстро проговорила она. — А потом за вами сюда прыгнула.

— Вы исключительно храбры, госпожа Сазеренн, — проговорил я в ответ, все еще невозможно хрипя.

«Прыгнула за мной!»

Я был одновременно рад, горд несчастен. Потому как моей милой и храброй девочке вздумалось снова сдвинуться по мне вниз. И тогда, наконец, она начала что-то осознавать. По-крайней мере, лицо ее становилось все задумчивее и задумчивее.

— Что там у вас? — с подозрением вопросила она, нахмурившись.

— Ничего, — ответил я, надеясь, что этого окажется достаточно, и задумался над тем, как бы повежливее попросить ее с меня слезть.

— Как это ничего?! — возмутилась госпожа легат. — Я же чувствую.

— Это секрет, — ляпнул я, не подумав.

— Секрет?! — взвилась она. Надо же было произнести это слово, в долю секунды превращающее прекрасную девушку в движимого одним единственным чувством орденского легата! Былой радости оттого, что я оказался жив, разумеется, не осталось и следа.

— Почем вы все время от меня что-то скрываете, господин Винтерфилд?! — выпалила пытливая орденская посланница и, недолго думая, решила сама проверить, что я от нее прячу.

Безумно долгое мгновение мы смотрели друг на друга, и с каждой долей этого мгновения ее глаза расширялись все сильнее, как, впрочем, и мои, пока она, наконец, не осознала и с поражавшей меня и ранее ловкостью отскочила прочь.

А я наконец-то смог выдохнуть. А потом вздохнуть. Затем снова в некотором роде облегченно выдохнуть и перевести дух. Хватка у госпожи легата оказалась на удивление крепкой.

— Уберите это! — глухим голосом, тем временем, потребовала она.

— Не могу, — честно ответил я, размышляя о превратностях восприятия. Когда госпожа Сазеренн сидела на мне, я не чувствовал ничего, кроме того, что она во мне вызывала, но стоило ей с меня слезть, как сразу ощутил, что у меня болит и спина, и голова — я уже точно знал, что там немаленькая шишка — а на скуле, казалось, был очередной порез.

— Как не можете? — спросила госпожа легат с таким откровенным удивлением, что я невольно, и, преодолевая боль в шее — она-то откуда взялась?! — попробовал повернуть голову и найти ее взглядом. А ведь я до этого даже не задумывался над тем, куда мы попали. Света, исходящего из люка было достаточно, чтобы различить мрачные голые стены, железную дверь прямо напротив меня и девушку, прижавшуюся спиной к соседней стене.

— Вот так просто не могу, — ответил я и напомнил: — Вы же сами это вызвали, а не я.

После чего вдоволь полюбовался тем, как смятение на ее лице сменилось яростью.

— Вы злоумышленный наглец! — ввернула она. — Нахал, каких свет еще не видывал! Злостный бесстыдник….

Сколько еще эпитетов она была готова применить к моей, хорошо, не такой уж скромной персоне, я так и не узнал. Послышался странный шум, в котором я почти сразу же признал звук поворачиваемого в замке ключа. Госпожа легат настороженно притихла. Я, не задумываясь, остановил ключ заклинанием и только тогда вспомнил о дурман-траве и о том, какой опасности только что едва не подверг девушку, да и себя самого. Хотя такому болвану как я, наверное, такой встряски и надо было. Тем не менее, в голове разом просветлело, и даже чувство боли — как и некое другое — притупилось. Я немедленно сел — голова пошла кругом, но в остальном, казалось, все было в порядке. Согнув в колене правую ногу я с некоторым усилием вскрыл подошву сапога. Да, Варгис выдал мне отличные сапоги, в которых можно было спрятать много интересного, в частности какой-нибудь полезный амулет. Такую тонкую пластинку я и выковырял из вырезанной именно для нее выемки, чтобы немедленно активировать.

— Что это у вас? — госпожа легат все-таки подошла поближе, из любопытства или из-за того, что неизвестные, отчаявшись открыть дверь с помощью ключа, казалось, теперь пытались вскрыть ее уже с помощью лома или другого подобного средства. Но я уже успел наложить подпирающее заклинание и на саму дверь.

— Что это у вас? — госпожа легат все-таки подошла поближе, из любопытства или из-за того, что неизвестные, отчаявшись открыть дверь с помощью ключа, казалось, теперь пытались вскрыть ее уже с помощью лома или другого подобного средства. Но я уже успел наложить подпирающее заклинание и на саму дверь.

— Амулет вызова, — скрывать мне было нечего. Хотел добавить, что тот самый, что она искала, но сдержался. — Там за дверью, — продолжил вместо этого я, смотря прямо на нее, однако орденская посланница буравила взглядом и так обшарпанную стену, — полагаю, это люди того самого монсеньора.

Госпожа легат кивнула, так ко мне и не повернувшись. Впрочем, я воспользовался этим, как возможностью не скрывать болезненную гримасу, и поднялся на ноги.

— Как вы думаете, кто этот монсеньор? — поинтересовался я, подходя ближе. — Не ваш ли….

— Нет! — мгновенно вскинулась она, гневно сверкнув глазами, хоть я и не уточнил, какого из знакомых нам обоим монсеньоров имел в виду.

— У вас тут сажа размазалась, — заметил я, проводя указательным пальцем по ее щеке. Однако госпожа легат даже не поинтересовалась, откуда на ее щеке могла взяться сажа, а сразу отступила в сторону и вновь напряженно уставилась на не поддающуюся тем, кто пытался ту открыть, дверь.

— Как быстро сюда прибудут ваши жандармы? — еле слышно спросила она.

— Если они, действительно, были на страже в момент вызова, а не в таверне через квартал, — прикинул я, — то сейчас должны быть уже рядом с фабрикой, и надеюсь, за четверть часа отыщут и это место.

— Главное, чтобы не вспугнули, — заметила орденская посланница. — Иначе ответ на вопрос, что это за монсеньор мы точно не узнаем.

— Вы правы, — быстро согласился я. — Пожалуй, для того, чтобы не сбежали, их нужно заманить в ловушку.

— Что….

Но я уже начал демонстрацию того, что имел в виду, сняв все блокирующие заклинания с двери, и никем и ничем не сдерживаемые створки распахнулись, позволив сразу двум неизвестным субъектам — одно было ясно, что не монахам — кубарем ввалиться внутрь.

— Вы их впустили! — прошептала госпожа легат, отшатнувшись, но я уже был за ее спиной. Прикрыв пологом и обняв за талию, я наклонился, чтобы шепнуть:

— Они нас не увидят, — и не удержался оттого, чтобы провести носом вдоль линии скул, а затем свободною рукой немного прибрать выбившееся из-под платка волосы.

— Живее, олухи! — вслед за парой неприятного вида личностей в помещение склада заглянул третий тип еще более бандитской наружности. Очередной наемник. Впрочем, было глупо надеяться, что за похищенными накопителями явится сам заказчик. Однако при его появлении госпожа легат обратилась в подобие ледяной статуи, которыми в великом множестве была уставлена главная городская площадь в течение всей зимы.

— А где Свирый? — поинтересовался один из криминальных субъектов и, оба, действуя синхронно словно близнецы, уставились на раскрытые дверцы люка.

— Какая тебе разница? Видишь ящик? Тащи, давай! — сам командующий бандит так и стоял в дверном проеме и даже пальцем не двинул. Лишь недовольно осматривался. И при этом вскоре стал представлять для меня определенную проблему.

Пока бандиты разбирались друг с другом и ящиком — кто должен тащить, а кто смотреть — я, ведя за собой госпожу Сазеренн, продвигался вдоль внешней стены к выходу. План был прост, но на его пути встал главарь в самом прямом смысле, своим телом блокируя выход из склада. Ждать, когда он пройдет либо вперед, либо назад смысла не было — бандит вольготно оперся о косяк и с той же вальяжной ленцой игрался с небольшим ножичком, всем своим видом показывая, что он занял свою позицию надолго. За руку с ножичком я его как раз и перехватил, чтобы, развернувшись всем корпусом, втянуть того внутрь, одновременно выталкивая орденскую посланницу из склада. Не ожидавший нападения от невидимки, бандит заорал, споткнулся и шлепнулся о пол, задев при этом и тех двоих, что тащили ящик. Я хотел, было, с довольным видом потереть руки, как снаружи раздался новый вскрик, уже женский.

Да, то, что у бандитов мог быть и четвертый сообщник, я не учел. Однако именно в руках одетого во все черное типа извивалась и брыкалась госпожа легат. От очередного удара воинственной орденской посланницы бандит взвыл — а я был уже близко — но тут он меня заметил и, оттолкнув госпожу Сазеренн, бросился прочь.

— Ждите здесь, — наказал я девушке после того, как не дал упасть. — Скоро прибудут жандармы.

И, поставив на дверь, за которой запер наемников, дополнительный щит, бросился вслед за беглецом. Впрочем, разве могла орденская посланница когда-либо меня послушаться?

— Я с вами! — крикнула она и действительно побежала за мной. Вот только неудобные юбки мешали ей бежать быстро, сильно задержали, пока она перелезала через забор — а ведь говорила раньше, что не умеет! — и цеплялись за кусты, которые были обильно насажены за забором.

Я разрывался — оставить ее одну на улице в рабочем квартале было невозможно, но с другой стороны, бандит, которого я преследовал, уже был в ярдах двухсот впереди меня. Как раз там улица разветвлялась и делала поворот, и если я за ним не уследил бы, то потерял бы из виду, и, скорее всего, тот сумел бы затеряться в лабиринте низкорослых строений западной окраины Глорихейма.

— Вернитесь за ограду! — кричал я орденской посланнице, но упрямая девчонка либо не слышала, либо, что вернее, игнорировала мое распоряжение.

— Сэр! — с правой стороны дороги показался радостный Драйзен — эх, жаль было, что беглец повернул налево — и тут же удивленно застыл, смотря то на меня, то на госпожу Сазеренн.

— Держи ее! — приказал я помощнику.

— Сэр?! — удивился тот.

— Просто держи! — повторил я и, понадеявшись, что теперь госпожа легат под надежным приглядом, рванул за убегающим бандитом. Тот скрываться среди узких улочек, опутывающих рабочий квартал, не стал. Видимо, у него был какой-то план или ему нужно было вернуться в определенное место. Бежал беглец слишком целеустремленно.

Снова повернул налево, и мимо промелькнули уже безликие корпуса — склады. Цель убегавшего была уже более-менее ясна — перебраться на восточный берег, и либо там его ждали новые сообщники, на чью помощь он рассчитывал, либо просто надеялся улизнуть в суматохе людного — даже ночью — центра города. Впрочем, судя по тому, что я уже стал его догонять ни первое, ни второе ему не удалось бы.

Впереди показался мост, а между убегающим бандитом и мною было не более тридцати ярдов. Тратить силы на то, чтобы кричать «Стой!» или любимые Варгисом пафосные выражения вроде «Именем короля!», я не стал. Беглец тоже лишь пыхтел и перебирал ногами. Так мы и вбежали на переброшенный через Роанну мост. Мне оставалось всего только секунд двадцать, и беглый преступник был бы у меня в руках, когда я почувствовал его приближение. Вернее, приближался снаряд не ко мне, а к тому, кого я преследовал. Быстро составленный щит, который я бросил в смертельный артефакт, тот не уничтожил и лишь сместил траекторию, в результате чего снаряд врезался не в человека, а в ограду. Однако грязное свое дело артефакт сделал: силой взрыва мужчину подбросило и заново швырнуло о каменную плитку, до этого пронеся по воздуху более десяти ярдов. Поставить на него щит на таком расстоянии я не мог, однако смог сделать кое-что другое.

Несмотря на то, что взрыв и его последствия, безусловно, занимали все мое внимание в тот момент, я, тем не менее, заметил скрывающуюся в предутреннем тумане тень. Лодка или небольшая яхта прошла под мостом как раз тогда, когда мы с убегающим бандитом на него взбежали, после чего тот, кто был на борту, бросил на мост артефакт.

Остановить лодку я уже не мог, не хватало времени, а вот бросить в нее, в свою очередь, быстро слепленный снаряд вполне. Небольшая вспышка на миг осветила тех, кто в тот момент оказался на палубе. Двое мужчин и, к моему удивлению, женщина. Лица ее я не разобрал, успел заметить только меха и блеснувшие украшения. Один из мужчин тоже засветил всего лишь свой силуэт, но лицо второго я рассмотреть успел. Вполне обыкновенно лицо человека средних лет с тяжелым подбородком, прямым носом и близко посаженными глазами, к сожалению, мне незнакомого. Единственное, что мог сказать, при встрече я его обязательно узнал бы.

Однако ниточка, ведущая к заказчику похищенных накопителей, оказалась оборвана. Ни вытащенные из запертого мною склада наемники, ни Свирый со своими приспешниками ничего толком рассказать не могли. Вернее, говорили они много, и всю преступную цепочку вывода из фабрики накопителей выдали, и даже подельников, промышляющих нечистоплотными делишками, вне фабрики тоже. А вот о монсеньоре несли подозрительную ересь, называя, то сошедшим святым, то мессией, и благоговели перед ним как перед настоящим преступным королем. Впрочем, судя по описываемым ими возможностям этого монсеньора, это могло быть недалеко от истины. Требовалась длительная и кропотливая работа, чтобы проверить каждое из сделанных ими заявлений. Большие надежды возлагались на Таллира. Арестованный лично мною пятый заместитель — да, да, я не забыл про квалификацию и ее проверку — сначала молчал, но когда попытался заговорить, оказалось, что не может. Очередной запрещенный ментальный блок, чтоб его. В результате, с сильными головными болями арестованного доставили в специализированную лечебницу, не там он не пробыл и двух дней, так как был забран многоруким Орденом.

Я по горячим следам взялся за банду Свирого, чтобы хоть как-то отвлечься от представительницы этого самого Ордена, стоило покинуть стены фабрики, вернувшей себе свой суровый и неприступный вид. Уезжала она уже на следующий день, вместе с конфискованными у Таллира бумагами, при этом все время до отъезда ловко избегала всех моих попыток встретиться с ней наедине или заговорить не о деле. В последний раз мне с ней пересечься удалось уже практически в момент ее отбытия. Снова крыльцо, и снова ожидающий ее черный мотодиль.

— Вы опять уезжаете, — констатировал я несомненный факт, чтобы хоть чем-то прервать затянувшееся молчание.

— Вы правы, господин Винтерфилд, — ответила она и замолчала, теребя в руках какой-то свиток. Мимо прошла группа моих коллег из соседнего отдела, не преминув с самыми хитрющими физиономиями оглядеть застывшую композицию, а Карилл, которому я почти год назад дал добро на повышение, даже подмигнул. Увы, былая легкость, с которой я ранее решал подобные вопросы, с госпожой легатом мне даже не снилась.

— Вы мне что-то хотели сказать, господин Винтерфилд? — через некоторое время, достаточное для того, чтобы собрать у выходящих на улицу окон Управления всех бездельников, она первой нарушила напряженную тишину.

— Хотел, — честно ответил я, подходя ближе. — Хотел сказать, что больше всего на свете желал бы, чтобы вы не уезжали.

— Вот как, — еле слышно проговорила госпожа Сазеренн. — Нет, Молчите! Ничего не говорите! — вдруг почти крикнула она и нервно сжала свиток в кулаке, но сразу же, будто опомнившись, принялась его разглаживать. — Я знаю, у вас появились какие-то чувства ко мне.

— Совершенно верно, — я тут же откликнулся, радуясь, что она сама об этом заговорила. — Появились, — и рухнул в омут: — А у вас?

— Это невозможно, господин Винтерфилд, — глухо ответила она, кусая губы и снова внимательно разглядывая складки на бумаге. — Мы слишком разные, и у нас …. тоже разные пути в жизни.

«Разумеется, трудно найти кого-либо более непохожего, чем неустроенный в жизни маг и не монашка из Ордена? Но чем терр не шутит?!» — я сделал еще несколько шагов вперед и почти приблизился к ней почти вплотную. И плевать я хотел при этом на всех наблюдателей! Госпожа Сазеренн вздрогнула, но не отступила.

— Для меня это не имеет значения, — ответил я, пытаясь поймать ее взгляд, но она на меня по-прежнему не смотрела.

— Для меня …. имеет, — тихо, но твердо сказала она. — Это я и хотела вам сказать.

Я отступил на шаг. Лучше бы она залепила мне очередную пощечину! Что же, все было сказано, и я просто ждал, когда же она сядет в свой мотодиль и уедет, вполне возможно, что навсегда. Однако она все еще стояла в двух шагах от первой ступеньки и мяла свой свиток.

— Я понимаю, — снова начала она, выговаривая слова так, будто они давались ей с трудом, — что с некоторыми …. чувствами вам будет тяжело справиться самому.

Это уже было интересно.

— Я проконсультировалась с отцом Фонтием, — продолжила она, комкая свою бумажку, что мне нестерпимо захотелось вытащить несчастный свиток у нее из рук. Как оказалось, весьма опрометчивое желание. — И он посоветовал передать вам вот это, — она всучила мне этот злосчастный свиток и, бросив «Прощайте!», скрылась в своем черном экипаже. Рыкнув мотором, тот мелькнул черной тенью и скрылся за поворотом.

А мне оставалось только бессильно сжать кулаки, в одном из которых оказалась мятая загадочная бумажка. Уже то, что она упомянула имя настоятеля Шаньского монастыря, должно было меня насторожить. Однако любопытство, как известно, сгубило не одну кошку. Тем более, где вы видели следователя, у которого отсутствовало бы это чувство.

В свитке оказалась молитва. Я прочитал название и снова сжал кулаки, но тут же рассмеялся. Переписанная красивым твердым почерком — сам господин настоятель постарался, не иначе — молитва была той, которую монахи должны были зачитывать день и ночь для усмирения плоти. «Месть — блюдо, которое подают холодным» — не один ли из последователей Единого это сказал? Что же, монсеньор Фонтий предпринял неплохую попытку мне отомстить, но кто сказал, что я останусь в долгу? Что мешало мне заново перетряхнуть весь монастырь в поисках того самого монсеньора — заказчика накопителей? А тогда, смотря на след, оставленный на дороге колесами орденского мотодиля, я был уверен, что с госпожой легатом мы еще встретимся и непременно разберемся, кто и какие будет читать молитвы.