Этьен Винтерфилд — лучший маг-следователь Глорихейма

Глава 16

Подозрительных дам подходящего возраста было более чем достаточно, а возможных пособников еще больше. К тому же, кто это был? Муж? Любовник? Или идейный сообщник? Неудивительно, что большие надежды я возлагал на званый вечер.

Прибыли, как и предполагал барон Нарзаль, все. Хозяин дома по очереди представлял мне гостей, а я сравнивал свои впечатления от личного знакомства с тем, что успел узнать от барона, Ганса и вернувшегося с прогулки по окрестностям Драйзена.

Графиня Увельси — самоуверенная старуха — приходилась дальней родственницей хозяйки вечера — впрочем, почти все соседи приходились друг другу в той или иной степени родственниками — и на правах самой старшей и самой титулованной особы заправляла — вернее, травила — все собравшееся общество. Ее почти такая же пожилая как она сама дочь, следовала за графиней тенью, отлучаясь лишь для того, чтобы подслушать чужие разговоры и тут же вернуться к матери и все той пересказать.

Зиннеры мне показались обыкновенными на вид деревенскими помещиками — то же самое мне сказал и Драйзен — вот только к пожилой упитанной чете прилагался еще и увалень-переросток. Ради чего этот пышущий здоровьем молодой человек прозябал в деревне, было не понятно и сразу навевало подозрения. А особенно подозрительно выглядели его маневры в отношении госпожи Сазеренн, которая по какой-то причине сразу привлекла его внимание, едва он появился в гостиной Нарзаля. Однако узнать, чем так заинтересовала молодого Зиннера орденская посланница, мне не позволила вставшая на моем пути графиня.

— Следователь, значит, из Глорихейма? — вопросительно выдала она, будто нас не представляли друг другу всего только несколько минут назад. Не дожидаясь ответа, графиня, окинув меня натренированным зорким взглядом, патетично добавила: — Дожили, уже ради каких-то коров следователи из самого Глорихейма приезжают! А если на баранов какой мор найдет, то уже из самой столицы вызывать будут?

— Господин Нарзаль из-за этих коров терпит большие убытки, что может быт серьезнее? — парировал я и попытался обойти графиню справа, но из-за плеча той вдруг показалась дочь, и пришлось отступить.

— Вы слышали?! — всплеснула руками матрона, оборачиваясь в попытке привлечь еще чье-нибудь внимание, и зацепила-таки оказавшуюся не в том время и не в том месте еще не знакомую мне даму. — Вы слышали, что сказал это следователь, Анита? Где это видано, чтобы представитель аристократического рода деньги считал?! Куда идет королевство?! Куда катится наш мир?!

— А вы разве не этим занимаетесь каждый день с трех до пяти пополудни?

А дама-то оказалась не промах. Потерпевшая с двух сторон фиаско графиня сделала вид, что ей срочно нужно переговорить с хозяйкой дома о смене блюд и немедленно ретировалась вместе со своей тенью. Хотя нет, та уже стала тенью новой гостьи.

— Так вы и есть тот самый следователь? — новая собеседница не спешила меня покинуть. — Я Анита Морен, — просто представилась она, даже не предложив руки. Современные нравы дошли и до деревни?

— И как продвигается ваше следствие? — сразу полюбопытствовала она. — Нашли, кто портит коров?

Мне показалось или нет, что ее улыбка вышла излишне циничной?

— Тайна следствия, госпожа Морен, — авторитетно заявил я. — Но для вас, пожалуй, я могу ее немного приоткрыть. Этот человек здесь, прямо сейчас, в этом доме и в этой комнате.

— Здесь? Сейчас?

Действительно ли ее удивление было столь искренним, или это была актерская игра?

— А когда вы собираетесь его арестовывать?

— А вы хотели бы, чтобы это произошло прямо сейчас?

Госпожа Моран вскинулась. Что-то было странное в выражении ее лица. Смущение? Досада? Испуг?

— Вы…. — снова начала она, но была перебита появившимся за ее спиной господином, сменившим на этом посту дочь госпожи Увельси.

— Анита? — мрачный тип при этом с ощутимой неприязнью посмотрел на меня.

— Джоран! — обрадовалась та очевидно тому, что появился предлог уйти от ответа. — Господин следователь, мой супруг, Джоран Морен.

— Рад знакомству, — сухо ответил тот, окинув меня еще более злым взглядом, и руку тоже не протянул.

— Взаимно, — процедил я, проделав то же самое и едва удержавшись оттого, чтобы уставиться во все глаза на его отделанные серебром сапоги.

— Пойдем, дорогая, — Морен подал руку жене и под моим внимательным взглядом отвел супругу к столу с напитками. А смотрел я уже на его руки: шершавые даже на вид от частого употребления мыла, но даже оно не помогло избавиться от бурых пятен на его пальцах и тем более от въевшейся в трещины краски, оставляемой, как мне было хорошо известно, алхимическими реагентами.

Что же получалось? Сапоги, препараты, скорее всего и насчет запаха служанка не ошиблась. К этому можно было прибавить и откровенно враждебный вид господина Морена. Определенно, затея со званым вечером удалась! Тем более что вопросами о следствии никто из гостей меня больше не беспокоил. Даже смотрели настороженно и с ожиданием. Видимо, дочь графини Увельси донесла подслушанный разговор до матери, и тот уже успел облететь в виде сплетни все собравшееся общество.

Я, в свою очередь, уже благосклоннее поглядывал на молодого Зиннера, взявшегося за ум и присоединившегося к родителям. На Беатрисс Нарзаль — любопытно было, что она делала вид, будто совершенно не обращает внимания на Моренов — чинно восседавшую на диване между мужем и ботаником-любителем господином Дрондримом, полностью заросшим своей собственной растительностью. На отставного чиновника Кракела, не отходящего от стола с напитками дальше, чем на два шага… На Себастьяна Нарзаля, взирающего на этот же стол с тоской некормленой собаки. Единственной, на кого у меня не получилось взглянуть даже отдаленно доброжелательно, была племянница барона, явившаяся на вечер в еще более унылом платье, чем обычно. Серый в тонкую синюю полоску наряд позволил ей практически слиться с портьерами — если бы я намеренно не искал ее взглядом, то ни за что бы не заметил — и уже оттуда равнодушно разглядывать собравшихся гостей. Впрочем, нет. На одну-то гостью святоша смотрела совсем не равнодушно, а с откровенной неприязнью. И чем, интересно, ей не угодила орденская посланница? Чуть более приличным нарядом? Сама госпожа легат, однако, смотрела совсем в другую сторону.

— Узнали что-нибудь от этого увальня? — поинтересовался я у госпожи Сазеренн, уже в одиночестве ожидающей, когда сервируют стол.

— Почему вы назвали его увальнем? — неожиданно вступилась она за младшего Зиннера. — Очень достойный молодой человек.

— И в чем же заключаются его достоинства?

— Неужели, вы и его подозреваете?

— Почему бы и нет. Под подозрением должны быть все, пока следствие не нашло неопровержимые улики против одного или нескольких подозреваемых.

— Вот вы бы и искали эти улики!

— Ищу. Вы заметили сапоги господина Морена?

— И что в них особенного? — удивилась госпожа Сазеренн, бросив быстрый взгляд на подозрительную чету. Морены держались удивительно спокойно для тех, кому прямо сообщили о намечаемом аресте. Не выказывали признаков нервозности, не поглядывали ежесекундно на часы, не косились ежеминутно на дверь, и даже на меня старались не смотреть. Господин Морен что-то втолковывал старшему Зиннеру, а госпожа Морен степенно стояла рядом, кивая на то, что говорила ей госпожа Зиннер.

— В прошлом году, — продолжила, между тем, орденская посланница, — каждый второй щеголь в столице носил такие сапоги.

— Эти сапоги были на тот самом незнакомце из заброшенного поместья.

— Неужели?! — у госпожи легата загорелись глаза, и она смотрела на Моренов уже по-другому. — Думаете, это они?

— Факты налицо, — начал перечислять я, — подходящий возраст, сапоги, непонятно, чем занимаются в своем поместье, огороженном в человеческий рост забором. Впрочем, что тут непонятного, — оборвал я сам себя. — Вы видели его руки? — спросил я у собеседницы, на что та отрицательно покачала головой. — Это руки человека постоянно имеющего дело с алхимическими реагентами. И да, слуги рассказывали, — припомнил я рассказы Ганса, — что от них пахнет серой.

— Нет, не серой, но, действительно, пахнет, — согласилась вдруг госпожа Сазеренн, — амоновой солью, — проявила она удивительные познания. — Этот запах долго не выветривается. Но зачем им все это?

— Вам удалось узнать про то поместье?

— Вот об этом я и пыталась поговорить с господином Зиннером, — вздохнула госпожа легат и почему-то смутилась. — Я сказала ему, что отправилась на прогулку, немного заблудилась и оказалась рядом с заброшенным домом. Я даже описала его и добавила, что очень удивилась, встретив в чаще леса такой большой дом.

— А он?

— Господин Зиннер ответил, что в следующий раз будет сопровождать меня на прогулку, чтобы я не заблудилась, — сникнув, сообщила орденская посланница.

«Вот наглец!»

— И это все?

— Все.

— Не рассказал, что за поместье и кто в нем жил?

— Нет, — госпожа Сазеренн, казалось, поникла еще больше. — Вел себя так, будто меня не расслышал.

«Хам!»

На это нам пришлось прекратить шептаться, так как гостей, наконец, пригласили отужинать. Судя по обилию блюд — я всерьез опасался, что у столов подломятся ножки — ужин был основной частью, а могло оказаться, что и кульминацией всего званого вечера. За столом я оказался между дочерью графини Увельси — я так и не узнал ее имени — и стариком Кракелом. Напротив меня расположился его гость, справа от которого посадили госпожу Сазеренн, а рядом с той снова оказался увалень Зиннер. Сама графиня сидела по другую сторону от дочери и громко комментировала каждое блюдо, которое пробовала. Несмотря на то, что из ее комментариев следовало, что либо у нее подобное приготовили бы стократ лучше, либо предложенные блюда были, вообще, малосъедобными, поглощала все подчистую, так что я даже начал опасаться, что к завершению ужина ей потребуются услуги лекаря.

Позиция моя за столом оказалась стратегически неудачной для того, что я задумал. К началу ужина мой сосед справа был уже не в состоянии вести вменяемую беседу, а дочь графини, казалось, обретала дар речи только тогда, когда что-то шептала на ухо своей матери, а для остальных была нема как рыба. Поэтому пришлось пренебречь правилами хорошего тона и обратиться к графине через голову ее дочери. Я дождался, когда она закончит комментировать то ли седьмое, то ли десятое блюдо, попавшее ей в тарелку, и громко спросил:

— Вы не подскажете, миледи, кому принадлежало заброшенное сейчас поместье в трех милях к северо-востоку отсюда?

— Креветки? — отозвалась та. — Креветки отвратительны, скажу я вам, господин следователь. Хотя попробуйте парочку, не отравитесь.

«Это шутка?»

Я встретился взглядом с госпожой легатом — та была удивлена не меньше меня. Затем посмотрел на ее соседа справа — достойный молодой человек, позабыв обо всем на свете, увлеченно вгрызался в куриную ножку. Потом на ее соседа слева — тот, покручивая ус, вел беседу с невесткой хозяина о том, насколько будет регулярно зимой движение состава и не лучше ли отправиться на Зимний бал по старинке, в конном экипаже.

«Что за напасть?!»

— Нет, миледи, я спрашивал не о креветках, а о разрушенной усадьбе! Вы должны знать, кто там жил.

— А я вам говорила, что креветки ужасны! Но утка, на мой взгляд, жирновата, да еще этот странный привкус…. Сразу чувствуется, что ее кормили отбросами! Нет, для того, чтобы приготовить по-настоящему хорошую утку, кормить ее нужно как минимум две недели только отборным просом и овсом, обязательно вымоченным в козьем молоке. Только в козьем, и даже не помышляйте об этих коровах!

И опять, казалось, никто, кроме госпожи Сазеренн моих слов о поместье не услышал. Я даже не знал, что по этому поводу думать. После второго вопроса, когда я внимательно наблюдал за реакцией всех присутствующих, я убедился, что это не притворство — такой синхронности не смогли бы добиться и лучшие актеры королевского театра. Но что тогда? Еще одно неуловимое магическое заклятье? Откуда? Как? Кто мог его наложить? Но главным вопросом было: почему я его не ощущал?

Терр, я привык считать себя одним из лучших магов в королевстве, и было крайне неприятно осознавать, что нашлось то, что мне не доступно. Однако на то я был следователем, чтобы решить задачу, невзирая на подобные препятствия.

— Эти коровы! Огромные и ленивые животные! — продолжала размышлять вслух графиня Увельси, заедая размышления паштетом. — Уверена, что Единый не причастен к их созданию — в этой грубой форме нет ничего прекрасного.

— Тогда и в свиньях, включая человеческих, тоже, — мрачно заметил я, получив в ответ почти равное количество возмущенных и благодарных взглядов от сотрапезников. Вот только, казалось, ушей самой графини мои слова не достигли. К счастью, хозяин усадьбы нашего обмена мнениями не слышал. От его увлеченного разговора с мэтром — не только демонологом, но и в некотором роде тоже алхимиком — до меня долетали лишь отдельные фразы. «Константа брожения» и «фактор, усиливающий градацию» были для меня самыми понятными, однако судя по тому, как внимательно слушал и кивал головою барон, он и сам был не чужд той же отрасли алхимии.

Внезапно рядом со мною оказалась баронесса с подносом в руке. Легкую полуулыбку, застывшую у нее на губах, не смогло стереть даже очередное бестактное замечание Увельси.

— А кисель? Разве это кисель? Что за консистенция?! И не жидкое, и не твердое. А цвет? Что за цвет?! На скатерть накапает, — что графиня немедленно проделала, — ни одна служанка не отстирает!

— Попробуйте, господин следователь, эти ракушечки, — обратилась ко мне бесцветным голосом супруга барона. Ее свободная рука, казалось, сами по себе передвигала по подносу начиненные каким-то салатом ватрушки. — И соус обязательно возьмите из клюквы, только в прошлом месяце ягоды собирали, а рецепт столичный, от Матильдочки, с особыми ингредиентами….

Я безропотно взял все, что мне было предложено, а женщина с все той же, как будто приклеенной улыбкой продолжила обходить гостей.