Этьен Винтерфилд — лучший маг-следователь Глорихейма

Часть третья. Глава 12

— Варгис, ты что-то попутал. Где я и где коровы? — я и возмущался, и недоумевал, сидя в кабинете своего начальника, в его же кресле. Сам тот ютился на табурете для посетителей, однако сдавать позиции не желал.

— Подозревают, что там проводится черномагический ритуал, — укоризненно выдал он. Я вздохнул: учишь их, учишь, а толку пока никакого.

— Ну, зачем для ритуала, пусть, как ты выразился, черномагического, могут быть нужны коровы? — почти как маленькому напомнил я.

— Э-э-э…. чтобы вызвать что-нибудь такое, — Варгис развел руками, — пострашнее, покрупнее….

И это начальник отдела! Полный профан в вопросах магии!

Пострашнее и покрупнее зависит исключительно от силы мага, или количества припасенных тем накопителей, и сложности выстраиваемого заклинания, — ответил я неучу. — Что корова, что петух — разницы нет. Правда, если кровь человеческая….

Да, в этом случае есть возможность разгуляться фантазии.

— Типун тебе на язык! — немедленно отреагировал тот. Действительно, человеческих жертв нам только не хватало.

— Они бы лучше окрестности насчет волков проверили! — заключил я. — Или, может быть, медведь-шатун завелся?

— Характер повреждений не похож на следы животного, — покачал головой Варгис. — Утверждают, что использовались орудия, изготовленные человеком.

— Вредители? Конкуренты? — предположил я.

— Да те бы просто потравили скотину и делу конец, — со знанием дела заявил сын мясника. К его экспертному мнению в этом вопросе следовало прислушаться. — Нет, здесь что-то другое.

— Дались всем эти темные ритуалы, — пробурчал я недовольно. Нет, еще месяц назад я, скорее всего, согласился бы проехать до поместья барона Нарзаля — отдохнуть, прогуляться по полям, подышать свежим воздухом, вкусить свежих деревенских яств. Но не сейчас, когда стало почти по-зимнему холодно, и начались бесконечные дожди.

Барон Нарзаль внял новым поветриям и несколько лет назад вздумал заняться фермерством. Некоторые его за это порицали, называли барином-крестьянином, но, по моему мнению, это было по любому лучше, чем играть на бирже, как пытался заработать мой отец — в отличие от обесцененных долговых бумаг коров можно было съесть — и его семья даже в случае провала затеи не осталась бы голодной. И вроде бы все у барона шло хорошо, пока кто-то не вздумал похищать коров и — нет, не съедать — а портить, оставляя на шкуре непонятные, похожие на символы знаки.

Я ознакомился с перерисованными, видимо, рукой барона, отображениями символов и, не надеясь на собственные знания, пролистал соответствующие энциклопедии в библиотеке и даже, переборов себя, проконсультировался с настоятелем Шаньского монастыря — у меня уже была возможность убедиться, что монахи в этом вопросе осведомлены куда лучше самих магов — однако желаемого результата не получил. Запрос своему бывшему профессору из столичного университета я тоже отправил, но, зная характер преподавателя, ответа от того следовало ждать не ранее, чем через неделю.

— Да, точно демонщина, — Варгис щелкнул по упомянутому мною рисунку. Я в который раз, с тех пор как ко мне все-таки перешло это дело, скривился. Ехать к Нарзалю по размытой от не прекращающихся уже вторую неделю осенних дождей мне совсем не хотелось. Вот что за поветрие такое? Стоит испортиться погоде, зарядить дождем, как тут же из щелей вылезают психически неуравновешенные личности с навязчивыми идеями обращения к совершенно посторонним для нашего мира сущностям. А ведь Варгису туда послать больше некого. Где он найдет второго такого мага как я? Начальник отдела не зря стал таковым, так как тут же заметил перемену в моем настроении и принялся давить.

— Ну, съездишь, отдохнешь, подышишь свежим воздухом, — повторил он мои мысли, — а заодно и посмотришь на коровок-то.

— Ладно, — неохотно проговорил я, хоть и чувствовал, что никакого отдыха не выйдет.

— Барон Нарзаль? — задумался Ганс, после того как я его обрадовал своей нерадостной командировкой. — Нет, насколько я знаю, у него только сыновья, — с сожалением добавил старый сводник, а я облегченно вздохнул. Хоть тут мой камердинер не задумает меня никому сватать.

— Я соберу вещи, — кивнул, между тем, тот каким-то своим мыслям.

— Я еду один, — возразил я в свою очередь. В этот раз не было нужды держать образ великосветского хлыща, да и дорога была тяжелая.

— Эх, милорд, — покачал головой Ганс, — лучше всего о том, что происходит в поместье, я уверен, знают слуги, но с вами они откровенничать не будут.

Определенный смысл в его словах был. Слуги точнее и правдивее своих хозяев могли бы рассказать о том, что происходит в округе. И в таком случае, действительно, удалось бы быстрее разобраться с этим делом. Вот только….

— Ганс, сейчас не самая подходящая пора для путешествий. Ты можешь опять продуть спину, промочить ноги или застудить шею….

— Эх, милорд, боюсь, без вас сюда зачастит квартирная наша хозяйка, — виновато покачал головой Ганс, — и тогда я застужу спину, сломаю ногу, а то и шею сверну, прячась от нее на чердаке.

Я едва удержался оттого, чтобы рассмеяться. Строя матримониальные схемы вокруг меня, сам старый пройдоха не желал оставить звание пожизненного холостяка и изо всех сил уворачивался от поползновений госпожи Трутс, дамы во всех остальных отношениях положительной. Меня эта пожилая матрона боялась. Совершенно безосновательно, между прочим. Однако ей не повезло стать свидетельницей отработки мною пары заклинаний, хоть и безвредного для нее характера. Впечатлилась она настолько, что с тех пор боялась наносить визиты, когда я был дома, а также повышать квартирную плату, о чем я, собственно, совсем не жалел.

Аргумент, тем не менее, был засчитан. Кроме Ганса со мной ехал Драйзен — сам я рассматривать коров долее необходимого не собирался — и еще пара ребят, которые могли бы помочь при осмотре тех же коров — тяжелые же твари — и обладали достаточно внушительной внешностью — деревенские на это падки — чтобы придать солидности моей делегации.

Поместье Нарзаля встретило нас, как я и опасался, мычанием. Первым, что я увидел еще задолго до того, как показалась сама усадьба, было мокнущее под дождем стадо, уныло пожирающее такие же унылые останки растительности. Полюбовавшись вдоволь на похожих друг на друга как две капли воды коров, я отметил, что сам бы пропажу и десятка не заметил, не то что тех трех, о которых было сообщено в Управление.

Впрочем, сама усадьба произвела благоприятное впечатление. Два этажа, колонны, широкий холл, добротная мебель, горячая вода и свежее постельное белье. Пожалуй, здесь можно было задержаться ненадолго, прогуляться и подышать свежим воздухом.

— Как вы вовремя! — судорожно сжимая в руках хлыст, приветствовал меня хозяин дома. Барон-фермер щеголял полотняными штанами на подтяжках и клетчатой рубашкой, выглядывающей из-под объемной кожаной куртки. — Четвертая!

Произнес он это с таким видом, будто та была последняя.

— Нашли? Когда?

— Сегодня утром, господин Винтерфилд. В лесочке, за мельницей….

— Трогали?

— Нет, как вы и указали….

— Едем, — строго приказал я, изо всех сил стараясь не показать, как сожалею о вишневом пироге, чей запах уловил еще в холле особняка.

Оставив Ганса заниматься вещами, я с остальной своей командой погрузился в крытую — и на том спасибо — телегу, в которой уже ждали нас сам барон и пара мужиков.

— Прощу простить, господин Винтерфилд, но в экипаже до места не доедешь, — с ходу принес извинения Нарзаль за качество предоставленного транспорта. Я кивнул, признавая его правоту, и перешел к сути дела:

— Кто нашел животное?

— Вьодр, — барон указал на одного из своих спутников, бородатого и патлатого типа основательной комплекции. — Рассказывай!

— Дык это, вчерась вечером считали животин и не досчиталися. Ну, немедля собрали всех наших, пошли искать, за барином послали, вот, — развел руками мужик и покосился на барона. Тот кивнул, подтверждая слова своего работника, и добавил:

— Я сразу подумал на злодея этого. У меня сейчас вчетвером в смену за стадом смотрят, больше не могу выставить, а все равно как-то удалось ему одну выманить. А чтобы искать, пришлось почти всю деревню поднимать, и то всю ночь по округе ходили.

— Ага, — встрял Вьодр. — Пошли, значит, от поля по окруж-нос-ти, — он с удовольствием произнес умное слово, — пустошь прошли, затем засеку, потом по поляне, а там ручей….

— Каждый раз на новом месте злодеяние гад учиняет, — со злостью в голосе прервал того барон. — Первую в роще нашли, прямо за усадьбой, вторую на окраине выпаса, третью у ручья. А в этот раз за мельницей.

— Так то и было, господин, — снова продолжил за того словоохотливый пастух, — к мельнице к утру только вышли. Она у нас на отшибе, рядом с речкой нашей, Волдыркой. Там за мельницей лесок, значит, сразу начинается. Вот прямо там на окраине и лежала, животина несчастная.

Я кивнул. Место преступления, действительно, оказалось недалеко от усадьбы — добрались мы за четверть часа. Впрочем, дольше я тряску на телеге вряд ли бы выдержал.

— Вот здесь, господин следователь, — хозяин фермы повел меня по утоптанной тропинке, огибающей добротное строение, обнесенное резным забором. Ближе к лесу обнаружился еще один частокол, огораживающий небольшую площадку, ярда три в диаметре. Внутри частокола что-то надрывно звенело.

— Что это? — я попробовал качнуть один из остро заточенных кольев. Тот сидел крепко.

— Так это, вы сами передали, в случае нового непотребства огородить, чтобы неповадно было следы топтать.

— Ясно, — оставалось только пожелать, чтобы в родном Управлении мои приказы выполнялись столь же буквально.

Мужички вместе с жандармами, поднатужившись, выдернули несколько кольев, создав небольшой проем, через который можно было протиснуться внутрь и осмотреть, наконец, корову.

— А это что? — я указал на шест с криво прибитой к тому перекладиной, на который был накинут старый камзол, судя по фасону, принадлежавший еще деду хозяина усадьбы, а к камзолу были привязаны разномастные колокольчики и бубенцы. Они-то и издавали удививший меня звук.

— Так это, ворон и прочих падальщиков отпугивать, господин следователь. Иначе не осталось бы ничего от коровы-то. Им-то тварям все равно, что проклята телушка.

«Тоже здравая мысль» — взял я идею на заметку и, приказав остальным оставаться на месте, всмотрелся в следы:

— Это ты здесь ходил? — подозвал я Вьодра.

— Точно я, ваша милость, — при этих словах я постарался не скривиться, — еще его сиятельство, — он указал на другой след с ярко выраженным каблуком, — и Кафтей, — мужик кивнул на своего молчаливого товарища, — его сразу видать, косолапый, ни с кем не перепутаешь.

Все-таки натоптали. Но сделать с этим ничего уже было нельзя, тем более что ближе к телу земля была утоптана настолько, что даже лучшие эксперты не смогли бы ничего разобрать. Убедившись в этом, я всмотрелся, наконец, в корову: обычная, все как положено, с рогами и с этой желеобразной штукой под животом, что сейчас казалась чужеродным отростком, прилипшим к остальному массивному телу.

Вечерело, поэтому пришлось зажечь магический огонек — стоявший рядом Вьодр восхищенно присвистнул — чтобы изучить повреждения на коже. Что же, в одном и Варгис, и барон-фермер были правы: это не были случайные бездумные порезы. Каждый символ — всего их оказалось четыре — был нанесен вдумчиво и аккуратно — очевидно, тот, кто это сделал, потратил немало времени — и не простым ножом, а каким-то специальным инструментом. Вот только смысл, заключенный в символах, был мне по-прежнему не понятен. Единственно, что было очевидно, вырезали их на коже уже умершего животного, что в свою очередь проделали самым обычным способом, перерезав горло.

— Прокляты! Ох, прокляли нас! — заголосил внезапно барон, хватаясь за голову, а его мужички со скорбными лицами согласно закивали. — Пойдем мы по миру, тут и предсказателя не надо!

— Ерунда! — пресек я панику. — Никаких проклятий тут нет, — по крайней мере, никаких следов магии я, действительно, не обнаружил. — Я бы поставил на козни изощренного недоброжелателя. У вас есть враги?

— Вы полагаете? — сипло вопросил он. — Но как же это? — он указал на символы.

— Это может быть, что угодно, например, результатом извращенного воображения вашего неприятеля.

— Ну что же тогда получается? — всплеснул руками Нарзаль. — Мерзавцы какие шалят?

Я пожал плечами. Мне очень хотелось, чтобы все было именно так, но теперь, когда увидел эти знаки воочию, я уже не мог утверждать это с полной уверенностью, как делал в кабинете своего начальника. Нет, символы по-прежнему были мне не знакомы, тем не менее, они настораживали. А если добавить к этому ту четкость, с которой они были нанесены, тот факт, что ни один из них не повторился, то задача выходила-таки непростая.

Пока Драйзен перерисовывал символы, а корову погружали на вторую телегу, я, повинуясь чутью, прошелся вдоль пролеска и обнаружил кое-что интересное. Отпечаток подковы — на корове ее точно не было — еще достаточно свежий, телега по пролеску не проехала бы, а значит, не так давно рядом с местом преступления побывал всадник. И я был готов поспорить, что этот неизвестный был самым прямым образом связан с преступлением, а в случае проигрыша съесть свою шляпу.

Возвращались мы в усадьбу вдохновленные — барон отсутствием проклятья, а я заключениями, которые значительно сужали круг подозреваемых. Действительно, у преступника была верховая лошадь, он обладал достаточными знаниями, чтобы про вырезаемые им символы где-то прочитать, а если не прочитать, то придумать, что еще сложнее. То есть, это был обеспеченный и достаточно образованный человек. К тому же, жить он должен был неподалеку, и уметь обращаться с домашней скотиной. Неудивительно, что подозрения должны были пасть в первую очередь на членов семьи и соседей Нарзаля. Поэтому, получив предложение барона поужинать в кругу его семьи, отказаться я не мог.

— Вам письмо из Управления, милорд, — удивил меня Ганс, едва я перешагнул порог отведенной мне комнаты. А послание оказалось любопытным: в двух строчках мне сообщалось, что профессор Рагнум, которому я отправлял запрос, не отмахнулся от него, а, наоборот, заинтересовался настолько, что вознамерился лично прибыть на место происшествия.

«Значит, все-таки терровы демоны».

Это удручало, но с другой стороны, эту проблему можно было переложить на плечи специалиста, а самому заняться выяснением личности призывателя.

— Себастьяна, младшего, жалеют, — просветил меня камердинер, собирая к ужину.

— Вот как?

У барона, действительно, было два сына. Старший, лет тридцати, был женат, с отцом состоял в компаньонах, хотя занимался исключительно деловыми сделками. Младший же был оболтус, все мечтал проявить себя, но ему все время что-то мешало, отчего он к двадцати восьми годам так и жил на иждивении своего отца, а в данный момент и в отчем доме. Кроме этого, у барона обнаружилась племянница, как оказалось, бесприданница, что немедленно охладило своднический пыл моего камердинера.

— Отучился три года в университете.

«Вот-вот! Там и отыскал какой-нибудь позабытый всеми гримуар, заклинания из которого решил опробовать на папашиных коровах».

— Отчислили за неуспеваемость.

«Пока читал гримуар, позабыл про зачеты».

— Пробовал устроиться подмастерьем артефактору.

«Там и научился вырезать непотребства!»

— Подпортил несколько заказов, и прогнали. Со службой тоже не вышло. Грешат на то, что с детства был непоседливым мальчиком.

Я кивнул — кандидатура младшего балбеса казалась самой очевидной — однако зачем тому было рушить благосостояние отца, на содержании которого находился.

— Базиля тоже жалеют, — перешел Ганс к старшему сыну.

— Его-то за что?

— Взял на себя, говорят, все заботы. В город почти каждую неделю ездит, хлопочет.

Что же, в этом случае все тоже могло быть не так, как казалось. Кто знал, могло быть, что этот Базиль уже давно проиграл отцовские деньги в карты, а теперь пытался спрятать концы в воду.

— Жена его никому не нравится, — продолжил доклад камердинер. — Заносчивая, служанок бьет. Все в доме слова ей бояться сказать. Поговаривают, что и мужу спуску не дает. На драгоценности и наряды падкая.

«Может и подговорила мужа отца извести».

— А племянница? — поинтересовался я.

— Да что вам племянница?! Дева старая, бесприданница на побегушках у родни!

«И эта, должно быть, недовольна своим положением» — заключил я про себя.

Не сказал бы, что семейство Нарзаля встретило меня с распростертыми объятиями. Единственным исключением, кроме хозяина дома, была его супруга, добродушная на вид матрона, о которой, кстати, Ганс не сказал ни слова. Едва все сели за стол, она тут же окутала всех, словно патокой, опекой:

— Ах, позволь, дорогая Беатрисс, передать тебе шпината, — и заполняла она пустующую тарелку супруги старшего сына неприятного вида кашицей. — Обязательно попробуй пирог с крольчатиной, милый — обращалась она к младшему сыну. — Вам понравилась отварная телятина, господин Винтерфилд? — уже ко мне.

Надменная Беатрисс восседала за столом с таким видом, словно хотела показать всем, как далека от этого места, и может, действительно, мыслями находилась не в трапезной усадьбы деревенского барона, а на приеме какого-нибудь столичного аристократа. Супруг ее жевал все, что попадало на его тарелку, и казалось, даже во время семейного ужина подсчитывал в уме проценты со сделок. У младшего сына дрожали руки — явные проблемы с алкоголем — когда он брался за вилку. Племянница хозяина своим серым нарядом, прямой как палка спиной и непрестанно шепчущими молитвы губами напомнила мне мою бабушку по матери, тоже истую приверженцу Единого. Гадючье гнездо, как его охарактеризовал это с виду благополучное семейство мой камердинер, и мне показалось таковым, и походило, что единственными, кто этого не замечал, были хозяева дома.

Разговор за столом от обсуждения блюд неизбежно коснулся обрушившихся на хозяйство удручающих происшествий.

— Господин Винтерфилд уверен, что это вредители! — твердо заявил воспрянувший духом барон.

— Много знают эти следователи, — пробурчал Базиль.

— Господин следователь — маг высшей категории! — гордо парировал его отец. От такой характеристики я едва не поперхнулся, а еще более от взгляда, каким меня наградила племянница хозяина. Примерно также на меня смотрела моя бабушка, с тех пор как ей сообщили о моем обретенном магическом даре и до того момента, когда после полугода проведенного мною в монастыре выяснилось, что избавить меня от дара можно только вместе с жизнью. После это она на меня не смотрела вообще.

Остальные домочадцы тоже уставились на меня. И я не остался в долгу, пытаясь высмотреть, не мелькнет ли в чьих глазах тот самый страх или ожесточенность, выдающие загнанного зверя, но видел лишь любопытство и здравое опасение.