Эльфийский бык 3

Глава 50 Последняя

— Да ладно тебе… — Найдёнов приобнял Яшку за шею. — Ну вот чего переживать-то? Вы ж братаны…

— Му-у-у… — жалобно промычал Яшка и отвернулся.

— Вместе вон сражались… морда к морде, плечо к плечу.

— Ух, — качнул головой Менельтор и, вытянув морду, легонько ткнул брата в бок. Отчего тот нервно дёрнул хвостом.

— Что тут у вас? — поинтересовался Иван.

— Да вот… Яшка переживает, — Найдёнов вздохнул. — Я так-то расчёску искал…

Золотые волосы его, рассыпавшиеся по плечам, гляделись красиво, но Иван по своему опыту знал, что эту копну потом не вычешешь.

— Смотрю, стоят. Яшка весь в печали, а этот его утешает.

— И чего печалимся?

— Ф-фух, — выдохнули оба быка и, потянувшись к Ивану добавили: — Ф-фыр.

— Нифига не понял, — Найдёнов голову поскрёб.

— Стоять! — строгий оклик заставил его замереть. — Тебя мы ещё не фотографировали!

— Ой, какие бычки…

Лысая девица погладила Менельтора по морде и Яшка окончательно поник. А главное, Иван теперь ясно и чётко понимал, в чём причина такой вот печали.

Яшка окончательно осознал себя.

И собственное несовершенство.

И что шерсть у него клочьями, что местами бита и содрана, а на старых шрамах вообще не растёт. И что рог обломан, и в целом. Менельтор вон выглядит величественно. А сам Яшка чувствовал себя… дурак дураком.

— Ты тоже хороший… — поспешила сказать лысая, ввергая Яшку в тоску. — Что это с ним?

— Так… с Тошкой себя сравнил. А тот вон какой, — сказал Найдёнов раньше, чем Иван рот открыл.

— А ты откуда знаешь?

— Ну… — Найдёнов запустил пятерню в копну золотых волос. — Так это… понимаю. Как — хрен его знает. Но от же ж… просто понимаю. У него рог поломатый. И шерсть свалялась. А там какая-то корова…

— Где? — все разом обернулись в сторону, куда указывал Найдёнов.

И тягостный вздох Яшки подтвердил, что в той стороне была корова, но не просто такая, какая-то посторонняя, из тех, которых множество, но вполне себе конкретная корова, чей светлый образ запал в самое Яшкино сердце.

— Вот… было бы тебе ещё из-за бабы печалиться! — сказал Найдёнов. — Подумаешь… их вон, множество…

Корову Иван даже увидел.

Вообще живность, которую привезли для выставки, никуда не делась. Блеяли в загонах овцы, из треснувшего загона выбрались свиньи и теперь, выстроившись клином, старательно взрывали жирную землю. Коровы тоже имелись.

Пара всего.

Особенно одна выделялась, белоснежная, какая-то прямо сверкающая.

— Небось, крашеная, — сказала лысая. — Не люблю блондинок…

— Это точно, — Юлиана согласилась с нею. — Обычно те ещё стервы… это не про тебя, если что…

— В смысле? — Таська притащила с собой Бера. — Что не про меня?

— Что ты не корова, — пояснил Найдёнов, чем заработал сразу несколько мрачных взглядов. И поспешил поправиться. — В глубине души.

— То есть, — Таська выпустила Берову руку, — на поверхности я — корова?

— Вот я о том, братан, и говорю! С бабами же всегда так! Слово скажи, а они тебе десять и всё одно виноватым сделают.

И отступил под защиту Яшки.

— Яшка осознал своё несовершенство, — поспешил вмешаться Иван, предотвращая грядущую смуту в рядах соратников. — И ещё ему понравилась корова, вон та, белая…

— Не люблю блондинок, — присоединилась к общему мнению Таська. — Такие стервы обычно…

— … а она на него и не смотрит. И на Тошку тоже не очень, но ему пофиг, ему она не очень нравится. Ему вон та тёмненькая больше. И рыжая ещё… и та, которая в сторонке, с пятнышком на лбу… короче, он у нас ни фига не однолюб…

— И это хорошо… — Таська взяла Менельтора за рог и дёрнула. — А ничего, что дома у нас там целое стадо, а? Одиноких, несчастных…

— Радуется, — перевёл Найдёнов.

— Тому что одинокие и несчастные?

— Тому что целое стадо… а Яшка не радуется. Его там всерьёз не воспринимали. И белая тоже.

Все опять посмотрели на белоснежную корову, которая, ощутив этакое внимание, повернула голову и тоже посмотрела. И главное движение было такое, полное чувства внутреннего достоинства, царственное даже.

— Нет… точно не люблю блондинок, — решилась Маруся. — Даже корова вроде, а смотрит так…

— Он говорит, что она хорошая!

— Ульбекской породы, — Таська прищурилась. — Помнишь? Мы смотрели. Из новых… тоже магмодифицированная, с повышенной удойностью. И выносливая очень. Было бы неплохо прибрать, если так-то. Чья она вообще?

— Наша, — решительно ответил Найдёнов. — Мы её вот… того… затрофеили. Трофеи — это ж святое!

Корова фыркнула и столь же царственно отвернулась.

— Говорят, очень умная порода… — задумчиво произнесла Таська и Бера за руку дёрнула: — Сделай что-нибудь!

— Что? — удивлённо спросил тот.

— Не знаю! Что-нибудь! Мир спас. А тут всего-навсего корова…

— Вот когда её спасти надо будет, так я готов… Вань! Ты ж эльф! Ты должен в коровьей психологии разбираться. Что ей надо?

— Господи, да впечатление на неё произвести надо! — Юлиана отступила. — Такое вот… чтоб внушал. А он пока не внушает.

Яшка окончательно поник.

— Исправим… стой смирно. Надо смотреть, от чего плясать… шерсть отрастить в ближайшем будущем не выйдет…

— Если Ваньку попросить и с самогоночкой… — Найдёнов вытащил прядку, которая норовила свиться в колечко. — То очень даже может…

— Нет, — Иван затряс головой. — А если наоборот?

— Наоборот? Наоборот — тоже вариант… пойдём на контрасте. Так… мальчики… я тут с одной милой девушкой познакомилась… сейчас. Никуда не уходите!

— Может, лучше того… воспользуемся? — шепотом спросил Найдёнов, когда лысая девица отошла. — Пока не вернулась… что-то она меня пугает.

— Рог надо на место вернуть. Вань, ты не можешь?

— Боюсь, что напортачу. Там ведь живое. И в целом… из меня ж пока маг, как… примерно, как и эльф, — признаваться в собственной никчёмности не хотелось, но тут без вариантов. Хуже будет, если он согласится и сделает… в общем, криво сделает.

Это ж Яшка.

— Я могу попробовать, — Бер потёр руки. — Если, например, железный сделать? А потом посеребрить или позолотить…

— Металл, — донеслось со спины. — Только голый металл как высший символ брутальности.

Девица была незнакомой и очень строгой. Чем-то она напомнила Ивану учительницу хороших манер, нанятую бабушкой в надежде те самые манеры привить.

— Глафира. Кнопочкина, — представила её Василиса. — Мы вместе под сценой прятались.

Хорошая рекомендация по нынешним временам.

— Она личный менеджер, а ещё специалист по продвижению и брендированию.

— Интересный типаж… — специалист чуть нахмурилась. — Извините, линзы выпали… а так…

— Это бык, — пояснил Найдёнов, наблюдая за этим специалистом настороженно.

— Я вижу не настолько плохо. Но поверьте — бык — это не самое страшное, что может встретиться в шоу-бизнесе… сделаем. Значит, рог нужен максимально брутального образа. Сталь там. Железо. И не надо пытаться сделать его под настоящий. Фальшивка всегда видна. А нам оно надо?

На вопрос одновременно покачали головами Яшка, Менельтор и Найдёнов.

— Вот… стало быть сейчас. Надо только Элю найти. Лучшего визажиста я не знаю, а я знакома со многими…

Она оглянулась и сказала пререшительно:

— Работаем!

Желающих возражать не нашлось.

Калегорм искренне старался не заснуть.

Жалких остатков сил, которые стремительно таяли в пропитанном тьмой месте, хватило, чтобы держаться на ногах. Он даже какое-то участие в дискуссии принял, а потом тихонько отступил в стороночку. И ещё.

И открыл тропу.

Та вывела к краю конопляного поля, и Калегорм с наслаждением опустился на чистую траву. Синевате стебли склонились над ним, запахло свежим хлебом и молоком. И он закрыл глаза, позволяя утомлённому телу провалиться в сон, правда, без особой надежды, что оно-таки провалится.

Вот только получилось.

Взяло и получилось.

Он точно знал, что спит, и удивлялся, и радовался, и надеялся, что сон будет длиться вечность.

Получилось до полуночи, потому что потом спать на траве стало холодно, и ещё комар-таки сел на ухо. Калегорм его и прихлопнул, но, кажется, слишком уж резко.

Больно

Он и вскочил.

— А я думала, — раздалось рядом, — что эльфов комары не кусают.

— Кусают. Но принято делать вид, что нет.

— Почему?

— Понимаете… как-то это… вредит концепции бессмертных и великих, — признался Калегорм. — С одной стороны перворожденные, а с другой — комары. Ну как-то оно не вяжется. А вы тут что делаете?

В свете луны Любима выглядела бледной и хрупкой.

— Вас стерегу.

— Зачем?

— Мало ли… просто вот… девочки ушли и вернутся нескоро. У них там костры, гуляния… ярмарка… коровы и те собрались. Даже Стас с Аэной и этим другим мальчиком.

— А вы остались?

— Я как-то… не знаю. Сложно. Я так давно спала, а теперь… теперь будто потерялась. Дочка выросла. И совсем не похожа на ту, которую я во сне придумала. И Тася выросла. И тоже не похожа. И всё-то вокруг другое. И мне страшно.

— Почему?

— Молока хотите? Я вот принесла… — Любима протянула горшок. — И хлеба. И сыра тоже. Подумала, что вы, наверное, голодны.

Голоден.

И главное, чувство это, ноющее, тянущее, очень Калегорму нравилось. Оно было ярким, отчётливым, а молоко пахло травами.

Хлеб.

Сыр.

Конопля.

— Сложно всё… даже сказать особо некому, потому что получится, будто я жалусь. А на что мне жаловаться, собственно говоря? — Любима сидела, скрестив ноги. — Я снова жива… и все сложности опять проспала. А теперь проснулась, когда снова всё хорошо или почти хорошо. Мне сказали… дочь вот замуж выходит, в перспективе, и племянница…

— Вас это не радует?

— Радует! — возмутилась Любима. — Конечно, радует… просто… обидно, что я опять всё пропустила. И словно бы не при чём.

— Опять?

— Как-то… всю жизнь меня опекали. Оберегали. Жалели… деда вот, Вася… остальные. Я была маленькой и слабенькой. И потому меня ни к чему серьёзному не допускали. А я и не стремилась особо. Зачем? И так хорошо. Меня все так любили, что я просто не могла представить, что может быть иначе. Что не все люди добры, что… проблемы есть. Точнее я знала, что есть, но разве можно тратить жизнь на проблемы? Вася мне казалась такой… знаете ли… чрезмерно серьёзной. Она только и говорила, что о финансах, реструктуризации долга, лизингах и всем таком вот… это ж скучно. А жить когда, если заниматься сараями, коровами и производственными линиями?

Или юридическими казусами прошлого.

Делами, которые случились давным-давно, и участников этих дел не осталось, и причины тяжб давно истлели, а вот Калегорму интересно. Он словно… сбегал?

Пожалуй, что.

Сбегал.

— Я пыталась её развеселить, увлечь чем-то. Она меня — втянуть в дела, поручить их часть, но, честно, я не слишком старалась… ну привыкла, что и без меня справляются. А потом любовь. Такая вот, большая-пребольшая. Как в книгах и кино, когда сердце навстречу и душа того и гляди треснет, не выдержав свалившегося на неё счастья. Понимаете?

— Понимаю.

— Вы… влюблялись?

— Да. Случилось. Но неудачно. Она предпочла другого.

— Извините, это… не моё дело… наверное, — Любима смутилась.

— У меня характер тяжёлый. Занудный…

— Да ладно!

— Занудный, занудный…

— Вы просто стараетесь докопаться до сути вещей. Я же видела!

Спорить с женщиной бессмысленно, да и не хочется совершенно. Не сейчас, когда ночь, звезды вон и конопля за спиной шелестит, будто напевая о чём-то.

— Анатолий… он наоборот был лёгким. Таким вот, прям идеальным. Это я теперь понимаю, что надо было бы подумать, откуда такая идеальность. Он говорил именно то, что я хотела слышать. Что жизнь — это радость и счастье, что нельзя её топить в бытовых проблемах. Что Мироздание слышит запросы и отвечает на них, и потому излишняя мрачность притягивает неприятности. Что ко всему надо относится легко, и тогда жизнь будет лёгкой. Дура, да?

— Знаете… мой брат ко всему относится с лёгкостью. И у него получается. Не знаю, как… я пробовал, как он, но вместо лёгкости получал ворох проблем, которые с течением времени как-то не разрешались сами собой. У меня. А у него — вполне. И честно, тут, наверное, природное свойство. Он даже невесту себе нашёл случайно.

— Это как? — Любима явно удивилась.

— Его отправили с миссией… посольской. Он всё-таки старше меня. На целых полчаса… вот. И считалось, что должен быть более ответственным. Задание простое довольно — продлить существовавший уже три сотни лет как договор о торговле. Род — из числа старых партнёров. С братом отправился советник рода, и в целом сопровождение было достойным. Вот…

Калегорм вспомнил то удивление, которое испытал, узнав, что брат не справился.

Просто не доехал.

— Там и его-то отправили уважение выразить, признательность и всё такое… а он заблудился. В приграничье. Отошёл искупаться, провалился и его унесло течением.

Рассказывать об этом сейчас было забавно.

Очень.

А тогда матушка пришла в ужас. Да и не только она.

— Когда пришло известие, род едва не начал войну. Заподозрили, что брата моего… убили.

— А говорят, что эльфы не воюют друг с другом.

— Это как с комарами. Вредит имиджу… на самом деле открытых войн давно уже не случалось, но протовостояние было и будет. Часть жизни. Так вот, он три недели бродил где-то в лесах, после чего выбрался к людям, ещё три недели прожил в приграничье. Тогда отношения с людьми были несколько более напряжённым. А вернулся с женой и отказом подписывать договор. Сказал, что очевидно, что партнёры нас обманывают… ну и как-то вот. В процессе разбирательств выяснилось многое, в том числе возникли вопросы о верности советника рода. В общем… там дальше не совсем интересно.

Калегорм вздохнул, раздумывая, говорить ли о том, что произошло с ним, или нет.

— После уже… в общем, моя дева не дождалась, когда я выражу ей свои чувства… и я решил повторить опыт брата. Довериться судьбе. Мол, она меня приведёт.

— И как? — спросила Любима с немалым интересом.

— Сначала у меня не получалось заблудиться. В реку я упал, но в неглубокую. Пока выбирался, весь изгваздался в грязи. Выбрался… на дороге меня приняли за бродягу. Кортеж, который я попытался остановить — честно, хотел лишь попросить, чтобы до города добросили, чтобы с семьёй связаться, так вот, меня избили. Попробовали… вот. А знаешь, что самое обидное?

— Что?

— Что когда я через месяц вернулся домой, то оказалось, что моего отсутствия просто никто не заметил.

— Ужас какой

— Не в том смысле, что совсем… просто решили, что я снова ушёл в лес… у меня было место, где я читал или вот обдумывал прочитанное. Ну да, пропадал на пару дней бывало. Да, на неделю. Но не на месяц же!

— Бедный, — Любима погладила.

— Потом была свадьба брата… и моя судьба предопределилась.

— Почему?

— Дело в нарядах. Когда-то моя прапрабабка создала два свадебных наряда. У неё было двое сыновей, близнецов. Среди эльфов редкое явление. Говорили, что она была родом с Севера. И владела особою силой, которую и вложила в эти платья. Что они покажут, сколь близки души жениха и невесты, сколь возможно сплести их воедино…

— Красиво звучит.

— Выглядит тоже. Когда мой брат вёл невесту к Предвечному древу, то платье её расцвело белоснежными незабудками. И все-то видели, что сердца их чисты, и что любят они друг друга. И значит, мироздание соединит их души неразрывными узами…

— А ты…

— Платье в роду сохранилось одно.

— Погоди, Маруся показывала… это оно?

— Оно.

— И значит, если расцвело… и выходит, что Иван… она и Иван… нет, он хороший мальчик, но если так вот… жаль, я про это платье не знала, — Любима нервно хихикнула. — Или хорошо… Анатолий бы его так не оставил. Оно же дорогое, да?

— Мой род заплатит любую названную цену.

— Дорогое… он бы его продал. Уговорил бы меня. Я тогда будто никого и ничего не слышала, кроме него. А когда Анатолий ушёл, это как… как будто я взяла и умерла. Разом. Знаешь, такое чувство было, что я вроде бы и дышу. И хожу. И разговариваю. Улыбаюсь вот даже. Я научилась улыбаться, а внутри пусто-пусто. Сгорело всё. И только там, в купели я снова ожила. Не так часто она звала меня, как я сама к ней стремилась. Вот и вышло, как вышло. Но денег не надо. Я, насколько поняла, с деньгами вопрос решён. Те контаркты, которые подписали девочки, их хватит, чтобы закрыть оставшиеся долги. А брать то, что принадлежит кому-то… — она чуть поёжилась и отмахнулась от стебля конопли, который попытался забраться под руку и нырнуть в горшок с молоком. — Место!

И конопля поспешно убрала побег.

Правда, недалеко.

Молоко определённо стоило допить.

— То есть, без этого наряда вы не можете жениться? — уточнила Любима.

— Формально могу. И неформально. Но… как бы… — не ему, взрослому и опытному, прожившему не один десяток лет, признаваться в суеверности. — Есть семейная легенда, которая говорит, что это платье — своего рода гарант счастливой семейной жизни. И брат вполне счастлив. И мой отец, как и его отец.

— Я поняла. А воспользоваться тем, которое надевал брат… или нельзя?

— Если бы мы были просто братьями… скажем, у отца есть младший. И он надевал платье на свою свадьбу, но мы-то близнецы. И то ли это ошибка, то ли изначально так задумано. Нарядов ведь было два. Так вот, платье считает, что я и мой брат — мы одно.

— А он уже женился.

— Именно.

— В таком случае буду рада, что вы получите свой… шанс…

— Честно говоря, я и не думал, что мне он нужен. Но у брата тоже близнецы. А я люблю племянников.

Калегорм широко зевнул и прихлопнул комара. А потом отметил, что уши не чешутся. Вот просто не чешутся. И щеки. И в целом чувствует он себя неплохо.

Даже очень хорошо себя чувствует.

Выспавшимся.

А этого… да за последние полсотни лет не случалось. И мелькнул страх, а что, если права почтенная Софья Никитична? И дело в экологии? И не в просто экологии, ведь в Предвечном лесу она не хуже, но в конкретной экологии конкретного места? И если Калегорм отсюда уедет, то не получится ли, что вернутся усталость и бессоница?

И в целом…

— Скажите… — он вдруг понял, что задавать вопрос несколько неудобно. А на него смотрят. И с ожиданием. И с надеждой какой-то, которую бы оправдать. И он бы рад оправдать, но понятия не имеет, на что Любима надеется. — А вам в хозяйство юрист не нужен?

— Юрист?

— Я неплохо знаю законодательство. И в экономических вопросах разбираюсь. Часть ваших долгов можно оспорить судебным порядком. Да практически все, заключённые в последние пять лет. Дальше я ещё не успел посмотреть документы, но очевидно, что имел место заговор с целью оказания экономического давления…

— Нужен, — Любима моргнула. — Знаете… а вот когда… потом… ну, когда Анатолия не стало… я пыталась найти себе дело. Чтобы ожить. И пользу принести хоть какую-то. Я чувствовала свою вину перед Васей. Нашла этого вот… в дом притащила. Доверилась. Обе доверились. Дуры, нет?

— Честные люди беззащитны перед чужой подлостью.

А молоко закончилось. Горбушку же хлеба утащила конопля.

— Вот… не о том… я тогда решила всё исправить хоть как-то. И начала разбираться в документах, пытаясь понять, чего же наподписывала и наразрешала. А там всё так запутано. И в итоге приходилось сосредотачиваться, чтобы понять, о чём речь. И тогда, как ни странно, я оживала. А потом поняла однажды, что когда занимаюсь всем этим… то счастлива даже. Как-то. Немного.

— Но юрист всё-таки нужен?

— Думаю, что хороший юрист везде пригодится. Просто… ты нисколько не занудный. И когда рассказываешь, то очень даже интересно…

— Да⁈

Любима кивнула. А потом сказала:

— Там… если ты спать не хочешь… костры развели. И Маруся сказала, что они всю ночь гореть будут… и если хочешь…

Она протянула руку.

— Хочу, — честно ответил Калегорм, руку принимая. — Но как же дом. За ним надо присматривать.

— Ай, он сам за собой присмотрит. Купель вон раскололась на части…

— Кстати, их можно будет продать. Редкий материал. Дорогой…

И вырученного хватит на модернизацию хозяйства. Нет, позже компенсации придут, но тут тяжбы затянутся надолго, а деньги нужны быстро.

— Вот, говорю же, не только юрист. Но я к тому, что сторожить там теперь особо и нечего. И вообще тут Петрович с Анной будут. Она сказала, что разложит свой костёр, на берегу. И что ночь хорошая, редкая. Не стоит её тратить попусту…

И Калегорм, прислушавшись, понял, что и вправду не стоит.

Сила, выплеснувшаяся в мир, кружила, манила, шептала, обещая… что? Толком-то и не понять. Но Калегорм точно знал, что свой шанс не упустит.

Надо будет только отписать, чтобы нового посла прислали.

Но это завтра.

Всё завтра… или послезавтра. Жизнь, она ведь длинная. И осознание этого факта радовало.