Когда на душе скребут кошки — это не просто так. Это они закапывают насранное.
Калегорм закрыл глаза, позволяя силе проникнуть в тело, пройти сквозь него. Он ясно слышал звон натянутых струн и музыку, одновременно ужасающую, грозную и в то же время нежную. На мгновенье она заглушила все прочие звуки.
Отрезала.
Оградила его от мира вовне. И показалось, что этого мира вовсе даже не существует. А если он и есть, то нужен ли? Важен ли? Зачем нарушать гармонию звучания реальностью, если можно остаться здесь.
Навсегда.
Калегорм заставил себя открыть глаза и сказал:
— Мне, пожалуй, придётся задержаться.
— Надолго? — уточнила Анастасия.
— Пока не знаю, но…
Калегорм прошёлся по пещере, позволив себе коснуться каждой из статуй. Он надеялся ощутить биение жизни, но нет.
К сожалению.
Или… наоборот?
Он ведь тоже думал о смерти. Много. Часто. И подолгу. Он привыкал к этой мысли или даже приучал себя, хотя теперь не мог понять, почему? И ныне сами эти мысли ему же казались донельзя странными. Противоестественными в чём-то, но… он понимал.
— Скажите, вы ведь звали её? — он остановился пред девой, в груди которой ещё металась искра. Получится? Нет? Надежду давать нельзя, но попытаться… хуже всё одно не станет. — Просили вернуться?
— Постоянно, — Маруся опиралась на руку своего избранника, и делала это просто, без лукавства и стеснения, кажется, сама не замечая, что ищет этой вот опоры. — Только она… не хочет. Как мне кажется.
— Мы рассказывали. Про то, как день прошёл. Что случилось… хорошее или не очень. Обычно про хорошее, — добавила Анастасия.
— А вы могли бы… попробовать сейчас? Только одну минуту.
Калегорм устроился на полу, скрестив ноги. Он позволил телу расслабиться, а собственной силе — раскрыться, становясь частью общего потока.
— Как-то это…
— Я могу выйти, — сказал Ива-эн. — Бер, идём… мы за дверью подождём, ладно?
— Не обязательно говорить громко, — Калегорм ощущал смущение и неловкость, которую испытывали девушки. — Вы можете подойти к ней и вовсе шептать, скажем, на ухо. Главное, чтобы она слышала
А Калегорм услышит эхо.
И…
Да, именно.
Звук голосов вплетался в общий рисунок, становясь частью его, дополняя. И рисунок этот окутывал статую, пока ещё живую, заключая в кокон собственных мечтаний.
Добавляя им жизни.
— Достаточно, — сказал Калегорм. — Вы говорили, что были изменения, когда упоминали про вашего… отца…
— Да.
— А попробуйте ещё раз, будьте любезны. Скажите что-то… что ей бы не понравилось.
Мгновение тишины.
Два мгновения.
Шепот.
— Давай я? — решается Анастасия. — Мам Люба… тут такое дело… у нас долги, и арест того и гляди наложат. А ещё захватить пытаются…
Резкая диссонирующая нота ударила по ушам.
Отлично.
— Вы могли бы сказать что-то такое, что… ей категорически не понравится.
— А Маруся решила с Офелией задружиться! — выдала Анастасия. — Представляешь? Вот прямо в гости почти зовёт…
Снова рывок.
Диссонанс. И звуки рассыпаются, вот только лишь на долю мгновенья.
— А ещё папенька наш помер, — Маруся показала сестрице кулак. — Представляешь? И после смерти достиг духовного совершенства и стал барсуком. Даже телевидение приезжало.
Сила заметалась и зависла в явной растерянности.
Но диссонанс лишь усиливался. Незначительно. Возможно, кто-то другой и не заметил бы, но Калегорм слишком много времени посвятил медитациям, чтобы упустить даже такую малость.
— Достаточно, — Калегорм открыл глаза.
Кажется, он знал, что делать.
Точнее с чего начать. А дальше — как пойдёт.
— Вы можете идти.
— А…
— А я пока тут побуду… немного.
— Зачем? — поинтересовалась Анастасия.
— Проведу медитацию, — он позволил себе прикрыть глаза. — Медитации весьма благотворно сказываются на психическом здоровье и в целом очень полезны для организма…
Главное, не мешать.
Или скорее наоборот.
— Вы только дверь закройте, — попросил Калегорм. — И не спускайтесь.
— А…
— Уверена, — Анастасия подхватила сестру под руку, — что ничего неприличного он делать не собирается.
Милая девушка. И довольно наивная. Хотя… ничего неприличного Калегорм делать и не собирался.
— … сама подумай, — донеслось уже от двери и тихое. — Даже если он форменный извращенец, то чего неприличного можно со статуей сотворить?
— Таська⁈
— Нет, ну извращенцев всё-таки хватает, но… вдруг да поможет?
Калегорм покачал головой и подумал, что за извращенца, способного действием оскорбить статую, его ещё не принимали.
Всё-таки странное это место, Подкозельск.
Удивительное.
И закрыв глаза, он снова потянулся к рисунку силы, чтобы, став частью его, начать:
— В году тысяча восемьсот тридцать шестом Аграфена Кузьминична Кухмина, девица четырнадцати лет от роду, дочь поселкового старосты Кузьмы Степановича Кухмина, будучи на торжище в городке Селец, приобрела платок печатный в лавке купца третьей гильдии Саврюхина. Сделка была совершена путем натурального обмена, совершенного при свидетелях, коими выступили солдатка Акулина…
Калегорм вытягивал из памяти строки давно позабытого всеми дела, которое некогда даже его поразило занудностью и неестественною, прямо-таки нечеловеческою въедливостью земского суда.
Маруся прижалась спиной к двери.
Было жуть до чего любопытно, хотелось узнать, что же там происходит. И Таськины слова про извращения из головы не шли.
Нет, Маруся, само собою, не верила, что эльфийский посол может оказаться извращенцем.
Или верила?
И ещё рептилоиды из головы не шли. Нет, чушь первостатейнейшая, какие рептилоиды, даже если они и есть, то где рептилоиды, а где посол? Однако…
— Если ты корни пустишь, — сказала Таська, впрочем, и сама не торопясь уходить, — то он выбраться не сможет.
— Думаешь… получится?
— Не знаю, — честно ответила Таська. — Но… почему б и не попробовать? Хуже точно не будет.
Наверное.
И надежда… Маруся всегда надеялась. Нет, сперва она знала, что мама вернётся, что если уходит, то на время и так надо. Потом же… потом она стала старше.
И понимать начала больше. И вместе с пониманием появился страх, что однажды она не вернётся. А потом она и вправду взяла и не вернулась.
— Идём, — Таська потянула за руку. — Надо отдыхать… и вообще… ночь на дворе.
Ночь.
Когда только успела?
И главное день такой, событиями насыщенный…
— Надо. Там… Иван. И Бер… и император тоже.
— Не, я их отправила. Ну, в дом, ну в тот, который эльфячий.
— Эльфийский, — поправила Маруся. — Он красивый…
— Тетка Анна сказала, что пришлёт кого из девчат с ужином. Слушай, думаешь, он и в самом деле Император?
— Сашка?
— Если так… то, наверное, надо по полному имени. А то как-то неловко императора Сашкой называть. Хотя я и привыкла… и вообще… как-то оно…
Сложно?
Это да. Всегда было сложно, а теперь с одной стороны вроде бы как внутри что-то и разжалось, что-то такое, бывшее с Марусей всегда и дышать мешавшего. А с другой — усложнилось.
Сашка-император.
Эльфы…
— Сядь от, — Таська сама усадила Марусю на диванчик. — Чай будешь? Будешь… я б и сожрала чего… только после Сашки искать еду бесполезно. Нет, ну скажи, это нормально, когда власть подданных объедает?
— Не знаю. Я раньше с властью так близко не сталкивалась.
— Вот… и правильно… так, чай есть, батон тоже чуть уцелел. Тетка Анна сказала, что и нам еды пришлёт. И послу… слушай, а его надо тут оставлять или тоже можно отправить? Ну там, на сеновал…
— Неудобно как-то. Всё-таки посол, — Маруся вцепилась в кружку.
— Ага… императору вон удобно было. А послу, значит, нет… или он с тобой должен быть? Раз ты теперь принцесса вон?
— Понятия не имею.
— Ладно. Он всё равно пока в подвале сидит. Вылезет, тогда и разберемся, куда послать этого посла.
— А мама Вася где?
— Честно? Понятия не имею, — Таська разрезала остатки батона, намазавши сверху варенья. — Она как с Алёнкой ушла… там, слышала, Стас притащил себе девицу? Ту, что на скрипке играла? Вместе со скрипкой и притащил. И с братом… ну а он вроде как больной крепко. И его ещё каким-то дерьмом лечили, от которого Алёнка прям перекорёжилась.
Тихий Таськин голос рассказывал сразу и обо всех. Маруся откусила кусок бутерброда. Вот… отпускало. И быстрее чем обычно.
— … и потом ещё Бер принёс такую же фигню. И Алёнка говорит, что эта дрянь — из огнецвета, но порченного, что там тьма древняя, живая…
— Древнее зло.
— Во-во, оно самое… так что и вправду, возможно, пробуждается. Бер говорит, что нам стоит уехать. И ярмарка эта…
— Не получится.
— Вот и я о том же, — Таська и себе чайку сделала. — Я ему три раза, а он всё заладил… опасно-опасно… можно подумать, если оно вырвется, то где-то будет безопасно. А Петрович и вправду вышки возвел. Точнее в процессе возведения находится. Ну… с этими… с дойкой у них не особо так выходит, а вот вышка ничего получается…
— У тебя нет ощущения, что мы в дурдоме находимся? — уточнила Маруся, откусывая батона. Есть захотелось и вдруг.
— А то… там Анька у поля синей конопли крутится, что-то записывает для блога. Из лесу за нею Степка приглядывает и боится показаться. Боевые дояры возводят пулеметные вышки, ну и силосные ямы копают заодно. На нашем сеновале спал император, а в нашем подвале поселился эльфийский посол… ах да, ты теперь принцесса… ничего не забыла?
— Древнее зло.
— Во! Точно! Древнее зло… слушай, надо спросить, может, у Сабуровых самогон остался? Хотя… так-то и спиться недолго.
— Это точно, — кивнула Маруся сама себе. — Обойдёмся без самогона. Слушай… а ты никогда не думала, зачем ему?
— Кому?
— Свириденко. Зачем ему Купель?
— Ну… без понятия, честно.
— Вот и я… без понятия… смотри, она же на нас настроена, точнее на кровь Вельяминовых. И думаю, раньше пытались как-то… обойти это ограничение. Допустим, приняли кого-то в род, чтоб положить потом… или просто заплатили постороннему. Или вот она ещё здоровья даёт, помнишь, мама говорила? Сил там. Тоже профит. Принимай желающих, оздоравливай. Получай деньги…
— Типа, санаторий в подвале? — хмыкнула Таська.
— Мало ли у кого что там в подвале. Почему б не санаторий?
— Ну да…
— Но если не пошло, значит, других она не примет, — размышлять о том, зачем Свириденко купель, было легче, чем о том, что там в подвале делает эльф. Маруся и размышляла: — В лучшем случае не сработает. В худшем… в худшем просто прибьёт. Вытащить купель не вытащишь… разломать? Можно, но толку тогда от неё. Сомневаюсь, что ему нужны осколки.
— А если… если он хочет её уничтожить? — Таська облизала пальцы, вымазанные в варенье. — Скажем, ради Древнего зла…
— Тогда почему тянул? Если просто уничтожить… скажем, устроил бы рейдерский захват, пригнал бы наёмников. Тротил там или чем сейчас взрывают. Пусть не со стороны двери, но с другой-то подобрался бы… да вот хоть стену пробурил бы…
— Ты ещё список советов напиши.
— Нет, Тась… он чего-то ждал. И тянул. И играл с нами, давая думать, что мы и вправду можем противостоять. А вот честно, если б не Бер с Иваном, нас бы просто сегодня… арестовали. Меня бы. И тебя. И мама, скажи, она бы и дальше держалась бы, не пуская? Или вот наёмники. Что мы могли сделать против наёмников? Свириденко ведь не глупый, он понимает… но время тянул. Заодно забавлялся. А для него это забава, как понимаю… как кот с мышью. И нам повезло. Просто вот повезло, что… всё так вышло.
— И ты стала принцессой?
— Будешь издеваться?
— Так… понемногу. На правах сестры, — и Таська показала язык.
Вот… бестолковая.
Тут судьба мира, может, решается, а она язык. Только Маруся не удержалась и показала в ответ, тихо радуясь, что больше дома никого. А потом сделала пресерьёзное выражение лица и произнесла:
— Между прочим, и ты теперь завидная невеста. Иван уверен, что предложений о замужестве будет много. Так что и тебе подберем кого-нибудь. Принца не обещаю, но вот графа там или герцога… а министра хочешь?
Таська подавилась.
— Я…
— Подумай, подумай, — Маруся похлопала по спине. — Правда, министры староваты да и свободных среди них немного, герцогов тоже не так, чтобы выбор большой, но будет… в конце концов… если поскрести по сусекам, то найдётся какой приличный вдовец.
— Я тебе сейчас по лбу дам!
— А мне за что⁈ Беру своему дай, чтоб поторопился…
— Я на него ещё обижаюсь.
— Вот-вот… сперва обижаешься, а потом бац и за каким-нибудь криворожим герцогом замужем.
— Марусь…
— А?
— Тебе не кажется, что мы чего-то не того обсуждаем? — Таська пальцем под рёбра ткнула. — Вот… Свириденко, древнее зло…
— Да, да… пулеметные вышки над силосными ямами и вороны, которые гранаты тырят… нет, Тась, ты с темы не спрыгивай… я ладно, надо было — сфоткали…
— Ещё скажи, что Ванька тебе не нравится.
— Ну… — Маруся вытянула ноги, мысленно согласившись, что обсуждать парней куда интереснее, чем древнее зло и ворон… или вышки… или тем более ямы, которые надо копать, не говоря уже о том, что по-хорошему их стоило бы бетонировать, выложить защитною плёнкой и вовсе сделать всё по правилам. И потому на этот год, копай или нет, точно не успеют ничего делать.
И останется лишь надеяться, что прошлогодние, которые давно уж под замену, ещё годик-другой продержатся.
А так-то силос давно пора закладывать.
— Нравится… — сказала она, отгоняя привычно-хозяйственные мысли. И признание далось легко: — А тебе Бер?
— И мне нравится… — вздохнула Таська. — И я ему… наверное… так думаю… Ванька вон на тебя смотрит, прямо видно, что… а этот шутит, шутит. Может, просто из вежливости.
— Тогда точно герцога подберем.
— Пришибу.
— Кого?
— Кого-нибудь… — Таська снова вздохнула. — Спать пора бы уже… а мы тут… сплетничаем. Слушай, а с Алёнкой как теперь? Вот… если Сашка — император, то… то она тут не останется. Или вот, может, у него невеста там была…
— Была, — согласилась Маруся, припоминая всё, что доводилось читать про императора. Доводилось много, но большею частью глупости какие-то. И теперь глупости эти в памяти всплыли, мешаясь в кашу. — Только помолвку разорвали… и ещё в прошлом году писали, что он ищет невесту… думаешь, нашёл?
— Ну… — Таська поднялась и потянулась. — Думаю, если так-то от Алёнки не уйдёт… представь, Алёнка императрицею…
— Ты герцогиней.
— Ага… а ты принцессой. Эльфийской. Охренеть карьера…
Рассмеялись вместе и смех этот перкрылся со странным низким звуком, что донёсся откуда-то из глубин. Донёсся и стих.
— Слушай… а если он всё-таки извращенец? — тихо спросила Таська.
— Ну… — в голове от усталости было пусто. — Тогда… тогда мама очнётся и даст ему по морде.
— Знаешь, начинаю надеяться, чтобы он оказался извращенцем…