Эльфийский бык 3

Глава 43 В которой речь идёт о делах далёкого прошлого и современной толерантности

Калегорм подавил зевок и потёр глаз. Глаз зудел, слезился и, кажется, тоже опухал, потому что смотреть им было почти невозможно. Причём именно левый. Правый вполне себе видел.

Ну, может, не в деталях, но то, как старший из Волотовых развёл руками, а потом соединил их вместе, и окрестная земля затрещала, проседая и принимая в себя остатки кургана, Калегорм разглядел. А потом проморгался и решил, что чего он там не видел-то? Если подумать, то смотреть вроде даже и не на что. Сверху всё по-прежнему, а вот по ощущениям сама гробница опускалась ниже.

И ниже.

До самых ли огненных глубин? Возможно, так оно и правильно, чтобы никто не потревожил покой. Нет, тьма ушла, как сгинул и свет. Они сплелись воедино, а потом взяли и просто растворились в нигде, после чего останки Святогора Волотова осыпались прахом.

И платье, рядом с останками лежавшее.

И украшения.

И всё-то, что было сделано не из камня, кроме меча, который младший из Волотовых сжимал в руке, явно не понимая, что с ним делать.

А Ведагор, прислушавшись к чему-то, сказал:

— Уходить надо. Изнутри они, может, и запечатают, но снаружи тоже не мешало бы. Просто, на всякий случай.

Последнее, что Калегорм видел, это сердце тьмы, которое тоже осыпалось на пол белесым пеплом. Возможно, в другое время он бы прихватил частичку с собой.

Или нет?

Там, за дверью, ждали эльфы, которые слегка утратили прозрачности.

— Она ушла, да? — произнесла самая юная из них, вытягивая шею. — А они поцеловались?

— Ная!

— Что?

— Тебя только это интересует? — с показной суровостью поинтересовался Танлил, опознать которого получилось по листу папоротника.

— Не только… но и это тоже. Интересно же, чем всё закончилось!

— А с чего всё началось? — спросила Анастасия Вельяминова. — Мне вот больше интересно, с чего всё началось. Расскажешь? И вы ведь не умрёте? Или…

Она осеклась, словно спохватившись вдруг.

— Они ведь не умрут? — и посмотрела на Калегорма, словно он знал ответ.

— Думаю, — на выручку пришёл Ведагор, — нам стоит сперва подняться, а там уже и поговорим. Это место нужно опустить ниже. Чтобы ни один фанатик археологии не добрался, не то, что любитель…

— Тьмы больше нет, — сказала Луноликая Миэль, поправляя кувшинки в волосах. — Здесь теперь безопасно…

— Может, и так, — Ведагор, кажется, поверил, но не совсем. — В любом случае, нечего всяким там в родовых святынях копаться. Да и мало ли…

И все согласились, что таки да, что таки «мало ли».

Поднимались…

С трудом поднимались. Одно дело, когда вниз идёшь подвиг совершать, а совсем другое, когда вроде и совершил уже, и обратно надо, и всё время вверх. Утомительное это дело, подвиги.

— Вот я ему говорила, говорила же, что не надо так закапываться… — Миэль ворчала. — А он мне, так надёжнее, так надёжнее… никто не найдёт. А нам как выбраться?

— Изначально не предполагалось, что мы выберемся… и я не уверен, что этот эффект продлится долго.

— Не занудствуй.

— Я не занудствую, я здраво смотрю на вещи…

— Медведь, вот… тебя и тысяча лет не исправила! Ты только говорить начинаешь, а у меня уже глаза слипаются…

— Я тоже рад, что время никак не сказалась на твоей легкомысленности, а также привычке озвучивать все, мелькнувшие в твоей голове, мысли…

— А я не думала, что эльфы ругаются, — произнесла Анастасия, опершись на стену, чтобы перевести дыхание. — Что они умеют…

— Чего только они не умеют, — Калегорм всё же потёр глаз, который ещё не окончательно заплыл. — Но не стоит обращать внимания. Это просто…

— Так они поцеловались? — Ная обернулась.

— При нас — нет, — ответила Анастасия. — Так с чего всё началось? Точнее кое-что я знаю, но… мне бы в целом, так сказать… ну, пока идём.

— В целом… слушай, если тысяча лет прошла, то мой жених, наверное, умер?

— Эм… точно не скажу, — теперь Анастасия говорила очень осторожно. — Говорят, что эльфы вообще бессмертные… но вот… ты, главное, близко к сердцу не принимай. Просто… тысяча лет… ту не всякий дождётся.

— Ага! — Ная весело перепрыгнула через ступеньку. — Точно не дождётся! Я потому и ушла, что он на свадьбе настаивал. Папенька с ним союз заключил и сказал, или замуж, или вон из дома.

— И ты решила…

— Ты бы видела, какой он занудный! Даже зануднее Мальбрика…

— Я не занудный!

— Не верь, он просто себя недооценивает. Но он хотя бы добрый при этом. Онегорн же вообще… это его… юная леди, вы ведете себя неподобающе. Ваша привычка закидывать ногу за ногу выдаёт глубокую испорченность вашей натуры…

Она затрясла головой и добавила:

— Надеюсь, что он всё-таки умер… так оно надёжнее. Я и решила, что и так, и так из дому уходить придётся. Просто если замуж, то ещё и с мужем что-то думать надо.

— Логично, — оценила Анастасия. — А…

— А тут как раз война… и Белеагар со своей невестой. Человеком. Представляешь⁈

— Ужас какой.

— Да… его отец вовсе не хотел людям помогать. Тьму они выпустили, им бы и разбираться. Но вёльва сказала, что они не смогут и весь мир рухнет, а лесу тогда тоже не выстоять…

Странно слушать историю от тех, кто был свидетелем событий этих давних.

— Вот… на войну Белеагар сам ушёл и взял с собой сотню лучших лучников. Многие погибли, но тьму одолели…

— Ту вот… — Анастасия указала на лестницу, уходящую вниз.

— Точно. Меня там не было… я тогда совсем маленькой была. И не взяли.

— Я был, — откликнулся сверху Мальбрик Медвежье ухо. — Чтоб тебя… я и забыл, что свет такой яркий.

Ослепляющий.

Калегорм и сам прикрыл глаза, и оказалось, что надолго, потому что когда открыл, то обнаружил себя сидящим на траве. Волотов-старший стоял чуть в сторонке, закрывая проход, а потом вовсе опуская могилу в глубины земные. На поверхности же рядом с Калегормом устроилась пара изгнанников, которые вытянули ноги и лица запрокинули, подставляя кожу солнцу.

Чуть дальше Береслав Волотов помахивал мечом вправо-влево.

— … и он её увидел и влюбился. Представляешь? С первого взгляда. И она в него. И они поняли, что не могут быть друг без друга… — щебет Наи доносился с другой стороны поляны. — Но его свет поразил её, а её тьма — отравила его… их так и нашли на том поле, обнимающими друг друга. Они прожили только семь дней. Представляете? Всего семь дней… он и приказал похоронить вместе. Это так… романтично.

Волотов отпустил землю, продолжая разглядывать меч.

— А потом? — спросил он.

— Потом… ну потом уже Святогора похоронили… хотели вместе, но оказалось, что её тело давно было мертво, поэтому свет сжёг его дотла, только сердце осталось. Точнее половина. Я думаю, что вторую потеряли. Там же битва, мертвецы и всё такое… может, кто и не понял или затоптал. Вот…

Странно, но это походило на правду. Калегорму не приходилось принимать участия в битвах. Не считать же таковыми стычку с наёмниками. Но в том, что любой хаос рождает беспорядок, он был уверен.

А битва была хаосом.

В битвах утрачивали вещи куда более значительные, чем половина чьего-то сердца.

— Их решено было спрятать… — этот голос раздался сбоку и Калегорм обернулся. Странно смотреть на своего предка. Словно в зеркало… или на брата? Хотя не следует себе льстит. Сейчас скорее Калегорм был отражением и не самого лучшего качества. Мальбрик чуть склонил голову.

Кожа у него… смуглая, что ли?

Или это просто тьма и на зрение влияет? Перед глазами всё плывёт, и разглядеть не получается.

— Вёльва сказала слово. Две души связались воедино. А с ними сплелись свет и тьма… но лишь когда тьма обретет целостность, души смогут уйти.

Красиво.

Пожалуй. И достойно песни.

А ещё страшно, потому что есть ли что-то за гранью или нет, Калегорм не знал. Здесь же у этих двоих всего-то и было — пара дней. И пара мгновений на границе с вечностью. Это… много?

Мало?

Оказалось, что достаточно.

— Что произошло потом?

— Владыка потребовал от своего сына вернуться. Но тот не захотел. Это странное место, тот, с кем я связан узами крови. Здесь смерть и жизнь переплелись столь тесно, что эхо их звучит в каждом сердце, пробуждая… у кого что. У Белеагара это была любовь. К прекрасной деве… в её крови звучала музыка мира, а душа сияла светом. Но этого оказалось мало. От Белеагара потребовали отречься. Оставить. Забыть. А он отказался. Он предпочёл стать изгнанником.

— И вы…

— У каждого из нас была своя причина…

Он кивнул в сторону девушек, что собрались стайкой, явно обсуждая что-то своё, очень важное, связанное с руками Анастасии, телефоном Марии Вельяминовой и её джинсами.

— Вы ушли.

— Ушли.

— И погибли? — уточнил Волотов.

— Не совсем верно. Тьма… её оказалось очень много. Она отравила весь мир, и его пришлось чистить. Собственно, этим Белеагар и занимался, а потом и мы с ним… долго. Пришлось создать особую систему, принести часть Предвечного леса… до того, как путь в Предвечный лес для нас закрыли.

— Погодите, — на траву присел Ива-эн. — А как же вдовий сын? Если по легенде, то Чёрного хана сразил вдовий сын, а потом принял на себя смерное проклятье и вобрал силу тьмы. Его ещё берегиня полюбила… или это… далеко от правды?

— Рядом, — Мальбрик поглядел с улыбкой. — Мать Белеагара ушла за грань безвестности задолго до той битвы. Так что его можно назвать вдовьим… вдовичиным? Сыном вдовца. А жилах девы, что отдала ему своё сердце, текла кровь Древнейших.

— Берегиня…

— Именно.

— И… хочешь сказать… что Пресветлый лес не устроила Берегиня⁈ — Калегорм не поверил ушам своим. Нет, он, конечно, имел некоторое представлениях о нравах прошлых, но вот чтобы настолько…

— Она была человеком.

— И берегиней…

— Тогда всем казалось, что она была всего-навсего человеком.

— В общем, как всегда напутали, — Береслав Волотов плюхнулся на траву. — Вдовий сын оказался эльфом и сыном вдовца. Берегиня — девицей… а палицу держала вообще дитя тьмы, которую папа хотел принести в жертву. Нет… в целом же более-менее верно. Для легенды-то, которой тысяча лет, почти даже удивительная точность… хотя… погоди. Если Святогор умер, то от кого пошли Волотовы?

— Святогор был старшим в роду. Но когда его не стало, старшим стал Святовит. А он нарёк своего старшего сына Святогором…

— И снова всё запуталось. Выходит, что не прямой предок, но… хотя… всё одно предок, — Волотов мотнул головой. — А с купелью что?

— У Белеагара были дочь и сын. Дочь взяла кровь матери… она хранила землю, но сменила имя. А сын положил начало роду Вельяминовых. И жили они…

— В любви и согласии.

— Скорее в окружении тьмы и тварей, и безумия, которое не уходило. Тогда Белеагар и придумал собрать тьму в одно место. Земля бы освободилась, а собранная тьма притянула бы вторую половину сердца. Она обрела бы цельность.

И покинула мир.

— Но как понимаю, — Волотов постучал по клинку. — Всё пошло немного не по плану? А купель… на кой она нужна-то?

— Я не совсем разбираюсь в артефакторике, — произнёс Мальбрик и потёр руку. — Чешется-то как… будто на солнце пересидел. Насколько я понял, площадь заражённых земель была очень большой, поэтому Белеагар сделал несколько узловых точек, которые собирали тьму, затем передавали их дальше. Но когда есть много разноуровневых потоков, то они начинают мешать друг другу и структура теряет устойчивость. Изначально кристалл сохранял первичный узор и уравновешивал эти потоки, сплетая их в единое целое, а потом направляла дальше.

— А человек в ней…

— Память силы служила ключом, который запускал процесс… и думаю, что не только в этом… в детях Белеагара наша сила соединилась с той, что хранила эту землю. Купель не вредила, нет… она брала малость, но возвращала больше, продлевая годы.

— Только со временем превращала людей в хрусталь, — сказал Иван.

— Так не должно было быть, — серьёзно ответил Мальбрик. — Белеагар никогда не навредил бы своим детям… Возможно, он просто чего-то не учёл. Но это уже не важно.

— Почему?

— Тьма ушла. Почти…

— А вы остались.

— Не уверен, что надолго.

— Как так вышло? Как вы оказались там? — задал вопрос Калегорм, уже понимая, что время уходит, то, которое было отведено на отдых. — Что произошло?

— Произошло… — Мальбрик замер, глядя на божью коровку, которая опустилась на его палец. И всё-таки какие-то смуглые они. Причём вроде бы даже темнее стали.

Нет. Это глаза.

Слезятся. Вот и мерещится.

— Произошло… тьмы было много и она рождала в людях безумие. А полностью закрыть дверь не получилось. Мятежные души ощущали это и норовили пробраться, вернуть утраченное. И однажды тот, кто был убит, нашёл того, кто желал власти над миром.

— В общем, всё как обычно, — встрял Береслав Волотов.

— Именно. Чёрный хан почти вернулся… поднялись сотни мертвецов. Войско двинулось туда, где было сокрыто сердце тьмы. И если бы добралось, он бы вновь отворил ту дверь… мы остановили его, но Белеагар понял, что рано или поздно всё повторится. Именно тогда он вынес купель в иное место, оставив лишь связь с могилой, а саму её опустил, чтобы живые не тревожили без надобности мёртвых.

— А вас поставили стражей?

— Мы сами. Мы… сплели нашу силу с иною, чтобы хранить покой тех, кто застыл на грани. Сами встали на этой грани. Мы охраняли её от тех, кто желал вернуться оттуда. И наоборот, если бы сюда пришёл недостойный, мы… сумели бы остановить его. Или уничтожить то, что поставлены были хранить.

— А это возможно? — Ива-эн поглядывал на девиц, которые явно увлеклись.

— Разрушить душу? да… только и наши бы ушли следом. Я рад, что всё сложилось иначе.

— И я рад, — согласился Береслав Волотов. — А вы, теперь, выходит… живые?

— Не знаю. Это странно. И я не уверен, что эффект сохранится надолго…

— Живые, — повторил Волотов. — Только чёрные.

— Что?

— А ты сам не видишь? Вон, на руку погляди… никогда не видел чёрных эльфов. Вань, а Вань, это вообще нормально?

Мальбрик поднял руки. Повернул в одну сторону. В другую. Поднёс к глазам.

— Я… — дрогнувшим голосом сказал он, — решил… что от долгого стояния во тьме глаза… обманывают.

Значит, всё-таки не показалось.

Мальбрик обернулся.

Проморгался.

— Они… ещё не поняли… они, наверное, тоже думают… что это временное искажение.

Сдавленный писк, донёсшийся со стороны девушек, показал, что кто-то, кажется, начал понимать.

— Да ладно… ну подумаешь, чёрные… или это… слушай, а как по-политкорректному будет? — Волотов зачем-то посмотрел на Калегорма. — Афро-американские эльфы? Но они ж ни к Африке, ни к Америке никаким боком… афро-российские эльфы?

Одна из дев, качнувшись, принялась заваливаться на бок, но была подхвачена Анастасией.

— … да ладно… даже прикольно ведь… и вообще, может, это временно…

— Есть проблема посерьёзнее цвета кожи, — произнёс высокий юноша, опознать которого у Калегорма не получалось. — Изменился и цвет силы… смотри.

На его ладони возник знакомый мертвенно-зелёных ком.

— Подозреваю, это результат долгого постоянного воздействия тьмы и нахождения на грани…

— Афро-российские эльфы-некроманты, — подвёл итог Береслав. — А что, круто…

На него посмотрели уже все и как-то так, что Волотов поёжился и тотчас вспомнил:

— А у нас там как раз силы тьмы в наступление идут. Ну, если вдруг вам убить кого хочется. Нервы там в порядок привести. Свыкнуться… хотя на самом деле ничего ведь страшного. Мир у нас прогрессивный сейчас, толерантный… и вообще…

Судя по решительности, с которой Мальбрик Медвежье ухо поднялся на ноги, убить кого-нибудь ему хотелось. А Калегорм порадовался, что совершенно случайно где-то рядом шла битва.

Афро-российским эльфам-некромантам и вправду нужно чем-то себя занять. Пока осознание перемен идёт. А то ведь мало ли…

И тропа открылась легко.

Вот только теперь заслезились оба глаза, да и спать потянуло со страшною силой. Нервы. Это всё нервы…