Эльфийский бык 3

Глава 46 В которой добро побеждает окончательно и бесповоротно

— Вот… гад, — сказала Орловская тем тихим, задумчивым тоном, который в душе опытного мужчины порождает немалые опасения за свои жизнь, здоровье и в целом — светлое будущее. — Мир он спасает… теперь вся страна видела, как он мир спасает! А к маме, значит, не поехал.

— Ты тоже к маме не поехала, — Императрица сказала это очень осторожно. Затем вздохнула и добавила: — Вот… я бы тоже к твоей маме, уж извини, не поехала бы. Очень у неё… характер своеобразный.

— Ну да… и его она не любит. Хотя… не только его. Но это же не повод в конце-то концов!

Престарелая графиня Орловская, к огромной радости всего света, пару лет тому назад сочла себя уставшей от дел великих и удалилась в родовое поместье.

— Думаешь, видела? — Орловская вытащила из кармана телефон. — Видела… наверняка… нет, я всё понимаю, но перед камерами-то зачем⁈

— От избытка эмоций? — предположил Поржавский. — Сперва не хватало, потом вот… с перебором.

— Не хватало, значит? Что ж… как хорошая жена я должна соответствовать ожиданиям мужа. И сделать всё, чтобы впредь эмоций ему хватило… с перебором…

Глаза Орловской прищурились.

И министра стало жаль.

Хороший же министр. Толковый. И взяток не берет. А что сглупил… вот в следующий раз с женою пусть едет. На ярмарку там, мир спасать или ещё куда.

С женой, оно всяко безопаснее.

— Ты вот лучше скажи, что с Сашкой делать, — произнесла Императрица презадумчиво. — Из дому сбежал… бродил где-то… дрался непотребно, потом ещё хвастал фингалами. Ладно, это как-то можно понять. Хотя… прямо подросток из неблагополучной семьи, а не самодержец всероссийский. Но в дракона-то зачем? Я ж его теперь точно не женю!

— Можно сказать, что это… иллюзия… спецэффекты там…

Внимание Орловской удалось переключить на очень актуальную проблему чужой личной жизни. А там, глядишь, успокоится.

Остынет.

— Это населению можно сказать… кстати, что там пишут?

— Что оборот недостоверный, что ж ещё… и дракон кривой. Чешуя блестит слабо, размах крыльев тоже недостаточен, чтобы тело в водздухе удерживать. А дышать огнём надо струёй, а не облаком.

— У нас в стране столько специалистов по драконам⁈ — искренне удивилась Императрица.

— Нет… скорее уж народа, которому заняться нечем.

Телефон зазвонил.

И глянув на номер, Поржавский поднял трубку. Выслушал. Вздохнул и поглядел на Императрицу. Отвлекать её от передачи не хотелось, но она и сама всё поняла верно. Семечки отложила и поинтересовалась:

— Что там?

— Посольства Австро-Венгрии, Германии, Британской короны… ну и так далее выражают протест.

— А им что не нравится? Тоже считают, что чудище не с того конца в землю загоняли? Или возмущены жестоким обращением с некротварями?

— Скорее с попыткой замаскировать военные учения под ярмарку и апокалипсис. Требуют прекратить.

— Что? Ярмарку, учения или апокалипсис?

— Всё требуют.

— Скажи… скажи, что правительство не имеет обыкновения вмешиваться в народное веселье, ибо сие чревато ростом градуса оного веселья и неконтролируемым его распространением по стране. А если у них будут ещё претензии, то пусть их Сашке выскажут. Прямо в лицо. Или в морду… ну, как оно ещё получится. Нет, вот как его женить-то?

— Обыкновенно… он же не всегда драконом будет.

— Думаешь? А если… это необратимо?

— Тогда да… с другой стороны тоже плюс.

— В чём?

— С Думой ему теперь легче будет общий язык найти…

— А с женой…

— Мишку женишь.

— А Саша? Вот представь… даже если он обернётся человеком, то потом что? Будет он снова змеем становиться? И если да, то как? По своему желанию или на нервах? Супружеская жизнь, она же, если так-то, одни сплошные нервы…

— Не скажи, не одни… хотя… — Орловская прищурилась, а князь подумал, что надо бы предупредить министра, потому как явится домой непредупреждённым, ещё и соврёт чего-нибудь этакого, тогда точно, то ли развод, то ли чего похуже.

Ещё в запой ударится от горя и супружеского недопонимания… в общем, где потом другого искать?

— И главное же потом станут говорить, что он подавляет… как это… эмоционально. Приплетут какой-нибудь рептилоидный абьюз… да и в целом, думаешь, кто рискнёт свою дочь выдать за того, кто её в минуту раздражение если не сожрать, то испепелить способен? А то ещё чихнёт некстати и всё, дипломатический скандал и напряжённые отношения, если не война…

— Может, поставить условием огнеупорность невесты? — с сомнением признесла Орловская.

— И несжирабильность тогда.

На сей счёт у Поржавского имелось своё мнение, но сейчас его скорее занимали ответы на приходящие сообщения. В целом зачистка шла по плану, и историческая реконструкция не слишком ей помешала. Даже помогла, поскольку народ был занят обсуждением узоров чешуи и количеством крыл у драконов, а не арестами некоторых высокопоставленных лиц.

Потом-то, конечно, опомнятся.

И адвокаты заговорят.

Защитники прав.

Но это потом. Тогда уже и найдётся, чего ответить.

— Надо бы комментарии выпустить, — сказала Императрица, отвлекая внимание. — Манифест там какой… обращение… чтоб народ не волновался и в принципе.

— Народ не волнуется. Народ создал группу «Рептилоиды за нас!»

— Вот… и о рептилоидах тоже… ну, что в Империи им рады… или скорее что-то вроде… скажем, что мы не допустим притеснения рептилоидов…

— Нет чешуйчатому буллингу, — кивнула Орловская, что-то быстро набирая.

Поржавский покачал головой и, в очередной раз подняв трубку, отдал короткие распоряжения. Ноты протеста? Пусть шлют. Не в первый раз. Главное, чтоб волнения не начались.

И эфир пора было перехватывать.

Хотя…

— Глянь! А и вправду девицу принёс! — восхитилась Орловская. — А ты расстраивалась…

— Главное, чтоб он её сожрать не попытался. Этого точно не поймут, — Императрица подалась вперёд. — Может…

— Погоди! Видишь, не в когтях, а верхом… и ничего такая. Рыженькая. Ты как к рыженьким?

— Я? Я-то… не знаю пока. Блондинок вот недолюбливаю. Извини, это не про тебя…

Ну да, просто несостоявшаяся невеста была блондинкой.

— А миленькая девочка… такая вся… живая… и не боится. И не кричит. В обморок не падает. Может, даже вовсе не сбежит. Как думаешь? Вот посмотри, как она спокойно так по морде шлёпнула… интересно, из чьих такая? Зато понятно, чего он из дворца-то… вот нет бы прямо сказать! Мама, я невесту себе нашёл. Мама ж разве против? Нет, устраивают апокалипсисы с превращениями…

— И ударился змей оземь! — донесся весёлый голос. — И обратился добрым молодцем! Поцеловал деву в уста сахарные, а там честным пиром да за свадебку…

— За какую свадебку! Кто ж так-то… — возмутилась государыня. — Без предупреждения! Свадебку готовить надо, а не так вот… и честный пир с неба не валится! Его готовить надо. Так, нам нужны фрезии! Белые фрезии…

В момент, когда навстречу покатилась чёрная волна, Бер ясно осознал, что если ничего не сделает, то… практика закончится.

И всё-то закончится.

Вот возьмёт и разом. А оно ему надо? Он, может, только-только взрослеть начал. О жизни задумываться дальнейшей и всё такое, что там ещё взрослые и серьёзные люди делают?

Свадьба опять же.

И маму с Таськой знакомить надо. Или вот наоборот.

Меч волшебный в родовую сокровищницу пристраивать.

Отчёт писать… в общем, дел невпроворот. А тут бац и конец. Разве честно? И главное, Бер видел, как бледнеет Софья Никитична, вскидывая руки. Как дрожит, морщится воздух перед ней, выпуская встречную зелёную волну. И как разевает пасть костяной дракон, опалённый тленом, неспособный устоять пред чужою силой. И как та катится, спеша добраться до людей.

— Вот и всё, — Таська, которой же велено было находится там, у столба, где хоть как-то безопасно, вдруг оказалась рядом. — Как-то… обидно, что ли.

Не то слово.

Вот гвардейцы, что императора, что Волотовых, спешно объединяются, выталкивая щит, да только ясно же, что щит этот не выдержит. Первый удар — может хоть как-нибудь, а второй — точно не выдержит. И кривятся, корчат уродливые рожи шаманы.

Падает на колено чёрный эльф.

И Ванька трясёт головой, зажимает руками уши, а из левого, кажется, кровь потекла… и такая вот злость взяла, что внутри от этой злости будто треснуло что-то, такое, тяжёлое, мешающее.

— Хрен тебе… — Бер вдруг ощутил, как выплёскивает из него потоком сила, которой никогда-то не хватало, но тут…

И кажется, не только его вштырило, потому что Сашка, на несколько мгновений будто бы замерший, как-то медленно поднял руки. И рукава его вспыхнули белым пламенем, а потом красным. И поток огня полетел навстречу твари и тьме, а Бер отправил и свой следом, укрепляя.

Вот так.

Хрена!

Практика ещё не окончена, так что…

Он пропустил момент, когда Сашка превратился в… дракона?

— Он это серьёзно? — Бер и меч опустил от удивления, глядя как чешуйчатая зверюга — вот теперь понятно, почему он жрал, как не в себя — неловко взмахивает крыльями. Тоже чешуйчатыми. Крылья были тёмно-красными, в пурпур, а вот само тело — золотым. Интересно, натурально золотым или так, с виду? И линять Сашка будет? Если будет, а чешуя и вправду с золотом, то казне сплошной прибыток.

— Бер! — Ванька отвлёк от мыслей о том, стоит ли считать деньги, вырученные за реализацию драконьей чешуи личным доходом или же он в казну пойдёт. — Он сейчас… бахнет!

Дракон-Сашка чихнул.

И сила, которую Бер придерживал вроде, поспешила раскрыться, сплетаясь с Ванькиной в единое полотно. Бахнул Сашка, что говорится, от души. На мгновенье всё вокруг заволокло белым пламенем. Жаром полыхнуло даже сквозь щит и так, что эльфийский посол чихнул.

— Из-гвините, — произнёс он с лёгким прононсом. — Каг-жется, у меня и на рептилоидов… аллергия.

— Это всё город, — сказала Софья Никитична убеждённо. — Там экология плохая. Я вот, когда в городе жила, так тоже постоянно мучилась. То тополя цветут, то ещё какая ерунда приключается… а тут приехала, прямо как рукой сняло…

— Д-гумаете? — эльфийский посол потрогал переносицу. — Мне каг-жется, что это со мной что-то неладно… но… в любом случае я г-рад, что всё закончилось.

Пламя стекало по щиту и Бер, приобняв Таську — а чего она так стоит, будто сама напрашивается, чтобы приобняли — сказал:

— Не закончилось.

— Почему?

— Ну… мама меня учила, что после игры надо убраться. А здесь вон… уборки, похоже, не на один год…

И оглянулся, понимая, что прав. А ещё подумал, что волшебный меч — штука хорошая, но в уборке он не поможет.

— Фух, — Юлиана закрыла глаза и прислонилась к стене, чувствуя, что ещё немного и по этой самой стене сползёт. Сил не было совершенно. Но душу грело осознание, что она сделала это.

— Со свадебкой ты, кажись, переборщила… — сказал Криворученко, камеру скидывая. — Хотя вроде ничего так… романтишненько.

Поцелуй ко всеобщему одобрению случился, а что на фоне догорающего белого пламени, от света которого расползся туман, оставив после себя серое выжженное мертвечиной поле, так это мелочи. То тут, то там на поле высились горы костей. И присевший в уголочке шестикрылый дракон вполне вписывался в общий антураж.

— На от, — рядом оказался Семен и протянул кружку чего-то. — Не боись. Вода…

Вода оказалась ледяною и такой, что прямо волосы дыбом встали.

— Пойдём, ещё чего покажу… — Семен протянул руку. И Юлиана приняла, а потом опёрлась и подумала, что после такого репортажа, даже если её не восстановят, даже если вовсе сошлют, как грозился император, то и не страшно.

Поедет.

Хоть в ссылку, хоть…

— И ты тоже, человек с камерой, — Семен подхватил Юлиану, а потом вовсе на плечо посадил. Она только и смогла, что ойкнуть и в волосы вцепилась. Потом отпустила, смутившись. — Да держись, а то ещё свалишься.

— Я тяжёлая…

Семен только хмыкнул.

Идти оказалось недалеко. Как раз до того самого дракона, который возвышался и с близкого расстояния впечатлял куда сильнее, чем издали.

— Так, это что за… — вынырнул из ниоткуда парень в подкопченной броне.

— Охолони, — Семен выставил руку, не позволив отнять камеру. А там уж Криворученко спешно за спину спрятал и наклонился, готовый бежать. Всё же опыт съемок у него был немалый.

— Без прессы… — этот, в броне, нахмурился.

— Это личная. Императора, — сказал Семен. А Юлиана кивнула, подтверждая. Нет, ну сам же сказал — снимать. Она и снимала… — Не веришь — спроси…

Почему-то парень поглядел в сторону столба, где стоял государь-император со своею девицей и спрашивать не пошёл.

— Наша она, — Найдёнов подошёл неспешно. — У тебя щётки нету? Запутались… я вот говорил, запутаются…

Он сунул пальцы в золотые космы и дёрнул.

— Чтоб их…

— Найдёнов?

— Веселовский? Рад видеть, — Найдёнов протянул руку. — Тебя, значит, на усиление…

— Чего с тобой сделали⁈

— Эльфов видишь?

Эльфов Юлиана тоже успела снять, кажется, что-то даже откомментировала, но теперь удивилась, потому что впервые видела темнокожих эльфов. Что это именно эльфы сомнений не было. Они как-то очень уж по-эльфийски выглядели, особенно та, на коже которой расползались серебристые узоры с лилиями.

Очень красиво смотрелось на контрасте.

И волосы у них тоже белые.

Эльфонегативы какие-то, если так…

— Это они?

— Не… там один был. Я с ним выпил. А теперь вот… — Найдёнов поднял комок из прядей. — Точно стричь придётся… короче, передай там. Не пейте с эльфами… и с Сабуровыми тоже.

— А я что⁈ Меня там вообще не было…

— Особенно с эльфами и Сабуровыми вместе… так щётки нет? Вот… зас-с-сада… масло для волос, как понимаю, спрашивать бесполезно.

Рядом с драконом людей не было.

Почти.

Разве что стояла уже знакомая стройная дама в слегка мятом костюме, а за ней — весьма себе типичного вида пенсионер, поддерживавший даму под локоток. Он что-то говорил, та слушала и кивала. Но главное даже не это. Главное, что вторую руку дама держала вытянутой и из ладони её в небеса устремлялся поток света, причём такой, будто из тончайших нитей сплетенный. Нити закручивались по спирали, между ними мотыльками, попавшими в сети, вспыхивали искры, и от всего этого веяло такой силой, что Криворученко на всякий случай отступил.

Морда дракона повернулась к Юлиане.

— Д-добрый день, — поздоровалась она. — А вы… что вы делаете?

— Души отпускаю, — дама улыбнулась. — Здесь их много. Теперь не стало того, кто их держал и не позволял уйти. Поэтому вот…

Она взмахнула рукой, словно подбрасывая этот золотой вихрь вверх. И он закрутился, завертелся, раскрываясь парой крыльев. А к ним устремились искры, которых становилось больше и больше.

И Юлиана застыла, заворожённая зрелищем.

Это было совершенно… невыразимо.

Почему-то одновременно хотелось и смеяться, и плакать. А сил… сил не осталось. И Юлиана опёрлась на Семена, а тот просто подхватил. И ничего не сказал.

И это тоже было именно так, как нужно.

— Вон, глянь, — Данька дёрнула Лешего за руку и указала куда-то в туман.

Вот… может, не стоило сюда идти?

Нет, на месте остался Ворон с ребятами, да и спецназ прибыл с узкими спецами, которые оцепление выставили. Так что будет кому заняться и спасёнными, и местом.

Зачистят.

То, что осталось. Там и осталось немного. Совокупный удар, направленный Чесменовым, выплавил бункеры изнутри, не оставив не то, что случайного клочка бумаги или иного какого носителя, но и стали. А потом и земля осела, окончательно похоронив то, что должно было быть похоронено.

Не отпускала мысль, что это ещё припомнят.

Но прав Чесменов. Нельзя было оставлять. Найдутся такие, кто захочет продолжить эксперименты, а Русь-матушка велика. И укромных мест в ней полно… так что…

Пусть увольняют. Леший переживёт.

Даже суд переживёт.

Чесменов, если что, о девочках позаботится. Лишь бы живым остался. Вот когда он с Софьей Никитичной на зверя того вскарабкался да улетел в дали дальние, прям не по себе стало. Ну да нашлось чем заняться.

Люди там.

Свои-чужие. Спецназ, которому надо было растолковать, что да как… суета отвлекла. А потом как-то раз и он оказался вовне этой суеты, обнаружив, что делать-то, собственно говоря, больше и нечего.

А тут и Данька подошла, сказала:

— Надо идти.

И Весна с нею согласилась, что надо.

Вот и пошли.

Про тропы заговорённые Леший слышал, конечно, но самому ходить не случалось. Хотя… тропа — она тропа и есть, идёт, бредёт, вроде как лесом, но раз и на краю поля они.

Над полем ещё клочьями туман висит. И от земли тянет… не выразить чем. Чем-то таким, то ли холодом могильным, то ли, наоборот, жаром, как от бани. Только от жара этого сердце начинает колотиться, как не в себя.

— Что тут…

Говорить тоже тяжело. Воздух спёртый и душный, и его едва ли не глотать приходится. Леший глотает. Голова кружится…

— Это мёртвая сила, — Весна отпустила руку. — Дань, постой тут. А мне надо…

Она присела на корточки и, подхватив горсть земли, позволила той просыпаться сквозь пальцы. И стоило седым, словно изморозью прихваченным, комкам земли коснуться, как на той открылся родничок. Чёрные капли воды заблестели ярко, покатились, потянулись вперёд, на ту сторону, соединяясь с другими водяными ниточками.

А из лесу выступила девица зеленоволосая и протянула Весняне руку.

— Пойдём в хоровод, сестра? — спросила она.

— Пойдём… — Весна коснулась пальцев и, оглянувшись, улыбнулась. — Данька, приглядывай тут…

— Приглядывай, приглядывай… — слева из тумана выступила ещё одна девушка, волосы которой завивались смешными пружинками. — Как бы не свёл кто…

— Хватит, Смеяна…

— Пусть только попробуют, — Данька решительно взяла за руку. — Живо космы зелёные повыдёргиваю… тоже мне… явились. Своих ищите!

— Не уведут, — Леший подхватил девчонку и посадил на шею. — Это того, кто сам хочет, увести можно. А если не хочет…

— А ты не хочешь?

— Не хочу.

— Тогда пошли…

— Куда?

— В хоровод.

— А мне можно?

Их становилось больше и больше, босоногих зеленокосых дев, которые цеплялись друг за друга, сплетаясь живым узором танца.

— Не, сперва-то нельзя. Они сейчас землю отмоют… тут много нехорошего осталось, но вода вынесет, уберёт… ну а потом-то так, уже просто хороводиться начнут.

— А ты откуда знаешь? — ступать на поле было страшновато. Но ничего, земля выдержала, да и чувствовал Леший перемены. Дышать вон точно стало легче.

И тоска отступила.

— Мама рассказывала… да и вода тоже. Вода, она знаешь, сколько всего помнит? Я вот вырасту, тоже в хоровод пойду. Буду водить, а потом найду себе жениха.

Леший едва не споткнулся.

— К-какого?

— Не знаю. Хорошего…

Хорошесть Леший сам проверит. Лично. Потому как знает он… растишь ребенка, растишь, а потом раз и понабегут всякие… женихи.

Хрена им.

— Но ты не волнуйся. Тебя мы тоже не бросим, — поспешила успокоить Данька. — Мама сказала, что вязать меня научит. Я тебе свитер свяжу. И носки. Люди, когда старятся, часто мёрзнут, но в моих будет тепло…

— Не сомневаюсь.

Главное, не засмеяться. А хочется. Вода ли тому причиной, песня ли, что зазвенела где-то там, впереди, тоже сплетённая из многих голосов, но тоска откатилась, сменившись какой-то безумною, непривычною радостью.

Воздух, пахнувший дымом, был и сладким и горьким.

И хоровод… почему бы и нет? В жизни должно быть место и хороводам.