Я вас прошу. Да не важно, откуда растут у него руки, если они золотые…
Софья Никитична прикрыла глаза, очень надеясь, что улыбка не исчезнет, и что никто-то не заметит её слабости.
Или силы?
Сила и слабость так похожи.
Сила накатывала. Волна за волной. Волна за волной… и волны эти заставили Якова хмуриться. Он нахохлился, сделавшись похожим на мрачного сыча. И кажется, нервничать начал.
Тьма… заставляет нервничать.
Пока не привыкнешь.
Вот и люди в автобусе, до того переговаривавшиеся тихо, замолчали. Только Данька продолжала рисовать на стекле картинки, сочиняя собственную сказку о храброй принцессе, победившей всех рыцарей, чтобы защитить дракона.
А и то и вправду, чего они…
У принцессы была коса и ещё меч, куда больше княжеского.
Сила…
Сила убаюкивала. Обнимала пуховым одеялом. Она ластилась, почуяв наконец того, кто способен её услышать. И шептала, шептала, жалуясь на людей, таких бестолковых.
Беспокойных.
И стоило чуть прислушаться к шёпоту, как он распался на многие голоса.
Имена.
— Данечка… — Софья Никитична сжала сиденье, и покрытие его треснуло, выпустивши наружу белые куски поролона. — Детонька… а ты можешь сделать так, чтобы на стекле можно было писать? И это сохранилось.
Столько имён.
Столько лиц.
А блокнот Софья Никитична не взяла, решив, что всё одно отберут. Но ничего, стёкол много. И имена пишутся, пишутся имена… Яков повторяет их шёпотом.
И не только он один.
— Проклятье… — кто-то из мальчиков, которые заменили собой потенциальных жертв, потряс рукой. — Камера, кажись, всё…
— Тьма, — ответила Софья Никитична. — Готовится выброс и большой.
Они ужа давно находились внутри волны.
И значит техника, даже самая лучшая, того и гляди откажет. Она и отказывала. И автобус, дёрнувшись всем телом, остановился. Жаль. Немного не успела дописать. Главное, что за окнами туман, и теперь он густой-густой. Непроглядный.
— На выход! — раздался грубый голос, несколько отвлёкший Софью Никитичну от мыслей.
— Софьюшка?
— Сейчас… Весняна, Даня, вы…
— Нас не увидят, — Весняна взяла Даньку за руку и потянулась к Лешеньке. Но тот покачал головой:
— Я с ребятами. Мне вон… сдать надо. Жертв. Думаю, меня отправят за ними следом… вряд ли далеко.
— Недалеко, — согласилась Софья Никитична, опираясь на руку молчаливого Максимки. Тьма тянулась и к нему, спешно напитывая огромное его тело.
Хорошо.
Надо лишь кое-что подправить, и будет совсем даже замечательно. При такой концентрации тьмы беспокоиться о прогрессе и поддержании существования смысла нет.
Замечательное всё-таки умертвие получилось.
— Да шевелитесь! — рявкнул кто-то.
Из киселееобразного тумана вырвался жёлтый сноп света, который ударил в лицо, заставив Софью Никитичну поморщиться.
— Работаем? — тихо произнёс парень, что держался за спиной Лёшеньки.
— Погоди. Сначала осмотримся.
— Трое, — сказала Софья Никитична, щурясь. Всё же эманации тьмы были довольно плотными. И уточнила. — Из живых.
— А мёртвых?
— Мёртвых… с мёртвыми сложнее.
— Чего застыла, кобыла старая… — рявкнул тот, с фонарём, и в плечо вцепился, причём так, чтобы нарочно боль причинить.
— Сам ты… неумный человек, — Софья Никитична всё же сдержалась.
В словах.
А вот тьму позвать было легко. И зелье не понадобилось.
Она высвободила руку из цепких пальцев нового умертвия, отметив, что работать в насыщенном поле куда как легче и приятней. Даже подручные средства не нужны, хватает лишь силы и желания. А потом повернулась к двум другим.
Лёгкий толчок.
И готово.
— Вас проводят, мальчики, — сказала Софья Никитична, оглядываясь. — Там, кажется, есть ещё живые… определённо есть.
Связь со свежими умертвиями — это же надо умудриться набрать столько тьмы, чтобы переход от жизни к не-жизни осуществился одним коротким приказом и усилием воли? — была едва ли не более прочной, чем с Максимушкой.
Тот даже заворчал.
— Нет, дорогой, — Софья Никитична поспешила успокоить его. — Ты у меня самый лучший, самый сильный, самый быстрый… и самый умный. Сейчас они отведут мальчиков… да, в лаборатории отведут… нет? Не в лаборатории надо? Так, Максимушка считает, что вам нужно идти к приёмнику, там держат тех, кого определили на… переработку. Яшенька, отправляйся с ними. Если я правильно поняла, то, что там творилось, там же и должно остаться.
— Софьюшка…
— Обо мне не беспокойся, — она снова оперлась на руку Максимушки. Хорошее из него умертвие получилось. И сильное. И сообразительное.
А главное, вежливое и эмпатичное.
К ней.
— Это опасно… — Яков явно не желал отпускать. — Мазин…
— Не стоит, — Софья Никитична покачала головой. — Живым… лучше побыть в этом вашем… бункере. А я хочу поговорить с мертвецами. И они со мной тоже… сейчас.
Софья Никитична зачерпнула клок тумана и, смяв его пальцами, вытянула тонкой нитью.
— Руку, — попросила она, и Яшенька — чудесный всё-таки у неё муж — послушно протянул. — Вот так… теперь тьма вас пропустит. Лешенька. И остальные мальчики, прошу прощения, имён не знаю, но мы это исправим. Так… тьма теперь видит отметки, но всё равно, постарайтесь спуститься туда побыстрее. И защиту поставьте, если там люди есть. Всё же сила… своеобразная…
Нити касались кожи и люди чувствовали это прикосновение.
А Софья взмахом руки заставила туман расступиться. И первое из умертвий — высокий парень в бронежилете и при каске — медленно направился куда-то к забору, который проглядывал вдалеке.
Из-за забора тянуло смертью, но Софье нужен был не он.
— Яшенька, они будут слушать тебя. Но приказы формулируй очень ясно. Всё же и при жизни ребята сообразительностью не отличались, а смерть и вовсе на умственных способностях сказывается печально.
— Софьюшка…
Яков явно не хотел отпускать её одну. Но других некромантов рядом не наблюдалось, а живым, там, куда собиралась Софья, не место.
— Веди, — сказала она Максимушке, который недовольно переминался с ноги на ногу. — Где ты, говоришь, их хоронили? Да, да… согласна… нехорошие люди. А главное, совершенно ничего в некромантии не понимающие. Ну кто ж собственными руками создаёт нестабильные кладбища.
— Д-да… — прогудел Максим. — Плохие… злые. Ругались.
Софья погладила лапищу умертвия. А вот и эмоции появились. Это ложь, что умертвия не испытывают эмоций. Испытывают. Только умертвие должно быть сильным, да и эмоции — тоже.
— Ничего, дорогой, я не позволю больше обижать тебя.
Тьма всколыхнулась и расступилась, выводя на узенькую, малозаметную тропинку, которая сперва подобралась вплотную к высокому забору, протянулась вдоль него, чтобы затем свернуть в близлежащий лесок. Причём ощущения сразу изменились.
Нет, здесь тоже была тьма.
И старая.
Такая вот… пожалуй, та, которая уже подбиралась к границам Осляпкино.
— Вода, кажется… да, я поняла, — Максимушка первым спустился по невысокому склону, чтобы подать руку. И Софья Никитична от помощи не отказалась. Воду она тронула, убеждаясь, что та черна не только с виду. Родник брал начало в месте, куда Софье Никитичне очень нужно было попасть.
Только…
— Здесь? — уточнила она.
— Здесь, — согласилось умертвие. — Т-там!
И руки растянул.
Как интересно.
Очень, очень интересно. Софья Никитична задумалась, а потом решила, что если и спрашивать, то не у Максимки. Все же живым он наблюдательностью не отличался.
А вот тьма…
Тьма — дело другое.
Софья Никитична опустилась на колени и, зачерпнув воды, сказала:
— Ну, мёртвая водица, скажи, что прячешь ты?
А потом просто добавила своей силы и подбросила вверх. Вода взлетела, разбившись на крохотные капли. Те зависли на долю мгновенья, протягивая друг к другу тончайшие водяные нити, а затем сплетённая сеть рухнула вниз, стирая границу иллюзии.
— Вот и нашли, — с удовлетворением произнесла Софья Никитична, оглядывая открывшуюся полянку. Была та не то, чтобы велика, десятка два шагов в поперечнике.
Темная земля.
Камни, выбивающиеся из-под земли, словно зубы древнего зверя. И по-за границей их — цветы. Хрупкие, будто пеплом подёрнутые стебелёчки, изгибающиеся под тяжестью бутонов. Некоторые уже треснули, готовые раскрыться, другие были свёрнуты тугими комками, третьи и вовсе только-только окрасились.
— Огнецветы, — Софья Никитична осторожно коснулась хрустального, ещё не окрасившегося лепестка. А потом наклонилась ниже, тронув уже сухие веточки пальцев, что выглядывали из земли. — Вот, значит, как?
И тьма, которая висела над этой полянкой, точно ещё опасалась дрожащих искорок, которыми проблескивали бутоны, пришла в движение.
Заговорила.
Загомонила.
Заплакала призрачными слезами.
— Ответят, — Софья Никитична развела руки. — Они… за всё ответят. Вставайте. Пришло ваше время…
И пальцы дрогнули, а следом, пробивая сухой панцирь из мертвых корней и прошлогодних листьев, высунулась чья-то рука.
Ещё одна…
Земля зашевелилась, не пытаясь даже удержать в себе мертвецов. Сколько их? Много… очень много… слишком много, чтобы не плакать.
Хорошо, что Яшенька не видит.
Расстроился бы…
Да и плачущий некромант — это так себе…
Додумать не получилось, потому что, отзываясь то ли на Софьину силу, то ли на иную, давно уже травившую окрестные земли, один за другим начали раскрываться огнецветы. Крупные бутоны лопались с едва слышным звоном, выпуская облака золотистой пыльцы. И та мешалась с тьмой, наполняя ту светом, смешивая и… изменяя.
В нечто третье.
Цветов раскрывалось больше и больше.
И запах их сладкий, медвяный, дурманил, обещая забвение.
Софья вдруг ощутила себя…
Юной?
Как когда-то давно-давно. Она уже и забыла, какой была. Лёгкою. И нерешительной. Точно знающей, что она не такая, как сёстры, как вовсе надлежит быть девице благородного семейства. И того стыдящаяся.
Мечтающая о любви.
Большой-большой.
Слёзы текли по щекам. Софья чувствовала их, знала, что надо бы остановиться, но… пыльца огнецвета оседала на бархате костюма, на коже, на ладонях и пальцах. И уже они горели живым золотом. А что-то иное, ожившее здесь и сейчас вместе с мертвецами, нашёптывало, что всё возможно.
Молодость?
Её легко вернуть. Сил у Софьи хватит. Достаточно пожелать, и она снова станет юной. Только уже не наивной. Прекрасной, ведь юность всегда прекрасна. А ещё сильной… вряд ли в империи есть кто-то сильнее. И это возможности.
Отомстить за мёртвых?
Софья сможет.
Ей не понадобится ни суд, ни следствие, которое, конечно, будет, но в деле столь массовом замешаны многие. И эти, пока ещё неизвестные многие постараются сделать всё, чтобы избежать наказания.
А Софья…
Это даже не месть. Справедливость. И ещё второй шанс. На новую жизнь, которую она проживёт совсем-совсем иначе.
И любовь будет.
И поклонение… ей ведь хотелось. Раньше. У неё будет всё, чего она пожелает…
— Вот ты какая, — сказала Софья, проведя ладонью по мокрой щеке. — Сила… извини, но у меня и так есть всё, чего я желаю. Надо лишь сохранить.
Она выдохнула, чувствуя, как разжимаются клещи, сдавившие сердце. А потом оглянулась на мертвецов. Выглядели те… именно так, как положено выглядеть мертвецам, пролежавшим в земле… сколько? Самым старым не один десяток лет, сила успела пропитать кости. А вот этим от силы пара недель… совсем свежих нет.
Или…
Пока не вынесли?
— Значит так, господа восставшие… — Софья запнулась. Хотелось сказать что-то вдохновляющее, но в голову как назло приходила только всякая ерунда, вроде того, что враг не пройдёт. Но какой и куда? И вообще надо ли говорить умертвиям вдохновляющие речи?
Но они так смотрели…
— Сейчас мы соберемся и пойдём посмотрим, что здесь вообще происходит. Прошу держать себя в руках и живых без особого распоряжения не трогать.
Приказ можно было сформулировать и мысленно. Но всё же Софья Никитична была не таким опытным некромантом. Да и окрестная тишина немного нервировала.
— Главное — помним, что мы выступаем за мир, добро и справедливость…
На ладонь лёг светящийся лепесток.
А в следующее мгновенье земля содрогнулась и так, что по поляне поползли трещины. Незримый ветер сорвал с цветов оставшиеся лепестки, и понёс, потащил их ввысь.
Софья ощутила пронизывающий холод.
Будто из бездны сквозило.
Это было нехорошо.
— Очень-очень нехорошо…
Порыв ветра ударил по ногам, желая сбить, а потом ветер поднялся выше. Она видела, как расправляются призрачные крылья его, и как вбирают те крохи пыльцы, которые ещё остались. И как тянут из земли силы.
— Нет уж, — Софья вытянула руку, и сама собой в неё легла Призрачная коса. Длинное лезвие её, впрочем, с лёгкостью перерубило нити. — Это мои зомби, урод! Своих создавай…
Тварь завопила…
И земля содрогнулась вновь.
— Господа восставшие, — Софья закинула тёмную косу на плечо — потом подумает, как удалось её сделать и куда её девать. — Нужно поспешать, тёмные силы начали проявлять нездоровую активность…
И всё-таки она не успела.
Она бежала, хотя давно уже забыла, каково это, бегать… и не успела. Она увидела, как рушится высокий забор, и падают в туман одна за другой вышки, будто детские башенки, и как медленно, с натугой выволакивая закованное в чёрную чешую тело, выползает тварь.
Дракон.
Эти идиоты не нашли ничего лучше, как создать костяного дракона. Зато понятно, отчего мертвецов не так и много. Имён тьма хранила куда больше. А тут…
Тварь сделала вдох, втягивая в себя белёсые нити тумана, впитывая не столько его, сколько собранную в нём силу. А потом, раскрыв пасть, выдохнула. И клубы тьмы устремились к Софье. Она только и успела, что косу поднять, а уж щит сам собой получился.
Со страху, не иначе.
Главное, что тёмное дыхание коснулось его и… рассыпалось. Дракон же завопил от возмущения. Глаза его, полыхавшие алым цветом, на мгновенье задержались на Софье. И она поняла, что сил у твари не хватит.
Просто не хватит.
И зато понятно, зачем их копили. Точнее для чего — чтобы поднять этакую тварь, нужно постараться. Но… зачем в современном мире мёртвый дракон?
Додумать не получилось.
Тварь тяжело оттолкнулась кривыми лапищами из сплетённых костей. За спиной её распахнулись драные крылья, которые с трудом загребали воздух. Но дракон поднялся.
И выше.
И ещё.
Поднявшись над землёй, он выдохнул, и по окрестному лесу прокатилась волна чёрного, выжигающего всё живое, пламени.
— Вот… скотина, — выругалась Софья Никитична вслед дракону. — Война войной, но экологию-то зачем портить?
Тварь поднималась выше и выше, и только теперь Софья Никитична искорку жизни на спине её. Ну как жизни… искорка едва теплилась. А значит тому, кто оседлал дракона, этой самой жизни оставалось не так уж много.
Вот только вряд ли стояло надеяться, что после смерти поводыря мёртвый дракон просто развеется.
Нет…
Хуже того, что по земле прошла ещё одна волна дрожи, а следом снова потянуло холодом, особым, с той стороны. И серые вихри, что пошли позёмкой из разломов, втянули в себя остатки тумана, а после закрутились-закружились да и поднялись следом за зверем.
Вот же ж…
Зато ясно, для чего дракон. Драконы, они ведь не для красоты нужны. Этот идиот, который оседлал зверя, и вправду собрался армию тьмы поднять. А без дракона с мертвецами не управиться.
Ладно.
В конце концов, в эту игру можно и вдвоём сыграть. Только…
— Яшенька! — сердце кольнула игла страха. — Лёшенька! Господи… мальчики! Максимка! Веди, нам срочно надо найти мальчиков…