Дворянство. Том II. Ступай во тьму

Глава 5

Глава 5

- Вот же непослушная коза! – в сердцах воскликнул Дед, рассекая кулаком воздух.

Кажется, старый медик готов был выразиться и пожестче, но в последний миг спохватился, чуть ли не хлопнул себя по губам.

- Может, целительный подзатыльник? – спросил он в пустоту.

- Сказку! – потребовала Лена, заворачиваясь в одеяло, как в гнездо. – Сказку хочу!

- Я тебе уже рассказал, - возмутился Дед. – Две!

Для наглядности он потряс кулаком с двумя пальцами, выставленными на манер «виктории».

- Так третья же! – с праведным гневом указала девочка. – В сказках всего по три! Значит и сказок тоже надо рассказывать по три. А то не считается!

Уловив нужный момент, маленькая манипуляторша оперативно сменила тактику. Предварительно накалив обстановку, она в одно мгновение превратилась из фурии в очаровательную крошку, состроила умильную рожицу в стиле Кота из «Шрека», играя на контрасте.

- Ну, деда-а-а… - протянула она специальным просительным голосом, каждая нотка которого была отточена долгой практикой. – Ну, пожа-а-алуйста, ты же такой хороший!

- Какое все-таки хулиганистое создание.

Лицо старика выражало гнев и сердитость, однако на тонких губах под ниточкой усов скользил едва заметный отблеск сдерживаемой улыбки. Леночка, по крайней мере, раз в неделю предлагала деду побриться, аргументируя тем, что без усов он будет совсем красивый, в ответ пожилой военврач говорил слова, которые по всеобщему мнению ребенку слышать не следует.

- Ладно, - сломался Дед, но тут же поднял палец, упреждая радость шестилетней внучки. – Но только одну!

- Да!

Старик решил пойти путем меньшего сопротивления и пошарил на огромном столе в поисках нужной книги. Отложил в сторону характерный том серо-синего цвета с таинственным названием «Вопросы онкологии. Медгиз 1955», достал хорошо знакомые Лене «Народные русские сказки» Афанасьева с заглавными буквами в виде сказочных фигур красного цвета.

- А что такое «онокогии»? – живо спросила девочка.

- Это, мелкое и вредное создание, такая вещь, с которой, бог даст, встречаться тебе никогда не доведется, - отозвался медик. Сказал очень строго, так, что мелкое и вредное создание сразу поняло: сейчас не время для капризов и шуток, можно доиграться.

Лена вытянулась под одеялом как стойкий оловянный солдатик, руки по швам, вид милый и трогательный. Дед строго поглядел на нее, как настоящий военный, затем смилостивился и не спеша, обстоятельно уселся в любимое кресло-качалку, которое возрастом было старше Мамы и Папы, возможно даже вместе взятых. Перелистнул желтые от старости страницы, открыл в нужном месте.

- Деда, - прошептала девочка, надеясь на удачу. – А можно про ведьм и мертвецов?..

- Про ведьм, говоришь, - степенно подумал вслух Дед, приглаживая одной рукой усы.

- Только я на тебя залезу и крепко-крепко прижмусь, - еще тише прошептала внучка, боясь поверить счастью. – А то страшно будет…

И затем…

Сон растворялся, таял, будто капелька сиропа в кружке с кипятком. Елена отчаянно цеплялась за мираж, тщилась еще хоть на мгновение растянуть память о прошлом, воплотившуюся в сновидении. Увы, с того момента как сон осознается сном, удержать его невозможно. Она просыпалась в единоборстве с собой же, рывками, как пловец, который стремится в глубину, дальше от поверхности, но жестокая физика без всякой жалости тащит обратно. И, наконец, проснулась.

Было грустно. И одиноко. Женщина натянула повыше одеяло, тощее, но все-таки хорошее, двуслойное – одна сторона обычная, шерстяная, другая подшита льняным покрывалом. Несмотря на теплую шерсть и на совесть протопленный дом, озноб царапал кости, скребся по жилам. Елена зажмурилась, пытаясь сдержать слезы. Незаметно поплакать все равно вряд ли получится, а будить людей рыданиями среди ночи… ну так себе… Ничего хорошего.

Дом. Прошлая жизнь. Беззаботность, которая воспринималась абсолютно естественно, как должное и потому не ценилась. Друзья, которые… были? Да, просто были. Если рассудить по справедливости, девочка Лена в общем и не имела того человека, которого можно было бы назвать «друг». Не приятель, одноклассник или что-нибудь подобное, а друг, товарищ. Тот, кому доверяешь безоглядно. За годы, прожитые «здесь», Елена часто вспоминала деда и родителей, его с горькой тоской, их скорее печально. А вот сверстников – почти никогда. Причем нельзя сказать, что она была какой-то парией или тяжело вписывалась в компании. Просто… ну, не сложилось.

Лучина догорела в железном светце, похожем на уродливую птичью лапку. Крошечные угольки падали в ковшик с водой – и деревня, и город издавна пуще всего боялись пожаров. Елена плотнее забилась в теплый угол, чувствуя под боком твердую лавку, а спиной не менее твердую стену. За противоположной стеной время от времени сонно шевелилась и топталась загнанная в стойло живность. А может в хлев, черт его разберет. Чтобы удержаться от слез, Елена сосредоточилась на окружающем, начала, преодолевая подступающий к горлу всхлип, скрупулезно вспоминать, как прошел день.

Ульпиану было интересно все касавшееся поединка, тем более, что глоссатор приложил руку к исходу, накачав Елену юридической мудростью. Впрочем, женщине показалось, что живое любопытство захватило примерно половину сознания Ульпиана. Он словно прокручивал в голове два параллельных мыслительных процесса, и, дотошно выведывая детали, в то же время думал о чем-то ином. И дума та была отнюдь не веселой. Впрочем, глоссатор и Насильник вроде бы остались сдержанно довольны встречей и обстоятельно попрощались, оставив перед этим от гуся лишь гладкий скелет. Елена, которой досталась сущая малость (писец, все-таки, даже не подмастерье первых лет), только подивилась, сколько еды может без видимых последствий уместиться в тощем копьеносце. Очевидно искупитель, как рептилия, мог наедаться впрок.

Затем пришлось долго и старательно записывать под диктовку, а писем нынче выдалось очень много, к тому же мэтр неожиданно решил переписать несколько штук заново. Когда закончили, время было уже позднее, и наниматель предложил остановиться на ночлег здесь же, в честно оплаченном за постой доме. Елена подумала и согласилась, отправив мальчишку спутникам, чтобы предупредить. Идти куда-то не хотелось, пусть даже и совсем недалеко.

Она легла спать в каморке, примыкавшей к большой комнате Ульпиана. Здесь не было окон, вдоль стен громоздились кадки, какие-то деревянные инструменты для заготовок из овощей, под потолком висели связки лука, все еще по-осеннему твердого, и сушеной брюквы, мелко нашинкованной, похожей на прелую картошку. Так же имелась длинная лавка, видимо для служанки или сезонных работников, лежбише, прямо скажем, не поражало мягкостью, однако несколько одеял и вполне достойная подушка сделали его более-менее приемлемым.

Улегшись, Елена обнаружила прямо напротив головы хитрую щель в комнату мэтра. То ли она (то есть щель) образовалась естественным путем, от рассохшейся, некачественно пиленой доски, то ли кто-то постарался, чтобы подслушивать и подглядывать за хозяевами. В общем, сквозь вертикальное отверстие под определенным углом неплохо просматривалась треть комнаты, но слушать было нечего, разве что шаги правоведа, который почему-то все не ложился, бродя от стены к стене, совсем как урбанист-горожанин, привычный к ночной жизни. Потом… Да, потом она заснула.

Елена вздохнула, предвидя долгие часы наедине с демонами грустных воспоминаний – после такого хорошего сновидения спать уже решительно не хотелось. И тут звякнуло железо – кто-то с большой осторожностью, стараясь не шуметь, отпирал замок. Тихо стукнула дверь, заскреб по доскам засов. Послышались негромкие шаги, сопровождаемые характерным позвякиванием шпор. Повинуясь приступу любопытства, Елена приникла к щели, зажмурив один глаз. Поле обзора было очень узким, света в комнате мэтра оставалось немного, от силы пяток свечей, так что просматривалась лишь закутанная в плащ фигура выше юриста, по крайней мере, на голову.

- Мы одни? – отрывисто и негромко спросил полуночный гость.

- Да, - лаконично отозвался юрист.

- Нас могут подслушать?

- Нет.

- Хорошо, - удовлетворенно вымолвил неизвестный, откидывая капюшон. При этом высокий сделал шаг в сторону и выпал из обзора. Остался лишь Ульпиан, который нервно потирал кулаки на уровне солнечного сплетения. Елена первый раз видела юриста в таком виде – неуверенного, как юный подмастерье у жесткого хозяина. Хотя, с другой стороны, она знала работодателя считанные дни. Но все же – человек, видимый сквозь щель, категорически не вязался с прежним образом правоведа.

- Вина? – спросил Ульпиан.

- Воды, - решительно пренебрег хмельным визитер.

- Кувшин на полке за вами, - нервно указал юрист.

Глухо стукнула обожженная глина, послышались шумные глотки, видимо пришельца мучила жажда. Опять стукнул кувшин, возвращенный на полку. Характерно зашуршала плотная, тяжелая ткань – гость снял плащ. Два человека обменялись несколькими фразами, которые прозвучали слишком тихо, Елена ни слова не поняла. Затем разговор пошел чуть свободнее и, соответственно, громче.

- Молебен, - мрачно произнес Ульпиан. - Все решит молебен, скажу я вам.

- Молебен?

- Да. Если Артиго прибудет в столицу провинции как вероятный претендент на императорскую корону, то согласно давней традиции король-тетрарх должен устроить благодарственный молебен и разнообразные торжества.

- А, ну да… - незнакомец как будто чуть-чуть смутился, огорченный, что сам не додумался до очевидной вещи.

- Вот именно, - без особой радости усмехнулся юрист. - Счастливое обретение наследника великой империи, это Событие. Просто немного помолиться и покидать в народ серебро – маловато будет.

- Значит восемь дней пути, - отметил безымянный гость. – Или семь. Скорее семь, завтра выйдете, наконец, на имперскую дорогу и дальше поскачете без долгих остановок.

- Да, надо лишь починить карету для мальчишки. Это порождение тьмы ломается по два раза на дню. Семь дней… И тогда мы узнаем, наконец, что за игра началась, и какие в ней расписаны ходы.

- Вы как будто верите в судьбу и предопределенность.

- Да, - пожал плечами юрист. – Но здесь всего лишь простой расчет. Если Сибуайенны окажут Артиго соответствующие почести, сие будет значить, что наш тетрарх выбрал сторону, и это его собственная сторона. Дальше воспоследует помолвка дочери с истинным наследником Империи…

Повисла многозначительная пауза, которую, наконец, оборвал мрачный гость:

- И да начнется мятеж.

- Будьте осторожны в словах. Выступление на защиту законных прав законного императора никак не может считаться «мятежом». Разумеется, если только оное выступление не закончится поражением.

- Склонен согласиться, - кивнул пришелец. - Если же встреча будет просто торжественной или сопроводится некоторыми нарушениями этикета, следовательно, король не решился начать партию в игре императоров, и нас ждет увлекательный аукцион? Да, разумно. Жизнь юного Артиго и две соперничающие стороны, из которых Сибуайенны будут выжимать лучшую цену. Ваша ставка? Мятеж или торговля?

- Избегаю азартных игр, - поморщился глоссатор. – Предпочитаю соперничать с людьми, а не слепым выбором суетных вещей или, еще хуже, мастерством шулера. Но по здравому размышлению я полагаю, что король выберет аукцион. Точнее видимость его. У Острова денег явно побольше, Оттовио здесь будет скорее поводом выбить из островных наивысшую цену.

- Мудро, - заметил гость.

- Мое отвращение к игре или предсказание будущего?

- И то, и другое.

- Жаль мальчика, - вздохнул мэтр с грустью, неожиданной для его циничной профессии. – Стать разменной монетой в столь юные годы… С другой стороны из трех возможностей две обещают ему по крайней мере жизнь. Неплохое соотношение.

- Да, - согласился безымянный. – Впрочем, оставим императорам императорово и сосредоточимся на делах, касательных непосредственно нас.

Елена, что называется, превратилась в слух. Первая мысль, что посетила ее в ходе подслушиваемого разговора: об этом должен узнать Раньян, как можно скорее! Однако за первой пришла вторая, более здравая: а зачем?.. Стоит ли ему об этом знать и какие последствия это знание возымеет? С отца-бретера станется организовать второе тайное спасение мальчика, которое приведет мечника прямиком на эшафот, и то если очень-очень повезет.

Тем временем тайная беседа шла своим чередом.

- Итак… - в голосе Ульпиана прозвучала скорее лишенная энтузиазма готовность, нежели вопрос.

- Это моя ремарка, - отозвался пришелец, голос у него был – не в пример глоссатору – уверенный, речь хорошо поставлена. – Итак?

- Я изучил вопрос, которым задались… - правовед сделал короткую паузу. – Наши общие знакомые.

- Мои патроны, - уточнил гость, не называя, впрочем, ни имен, ни званий.

- Пусть так, - воздержался от спора Ульпиан. – Ваши патроны.

- И?.. – в голосе пришельца отчетливо прозвучало нетерпеливое ожидание.

- То же, что я говорил изначально. Теперь с опорой на тексты судебников. Предполагаемое, - мэтр сделал особое ударение на последнее слово. – Намерение тетрарха…

Ульпиан снова оглянулся и потер ладони, будто не мог согреться. На лице юриста отражалась буря эмоций, но главенствовала все та же неуверенность.

- Смелее, выдающийся господин, - поторопил невидимый, используя официальное обращение «distingue». Это была высшая форма уважения к тому, чье достоинство и положение исходят от практических заслуг, а не благородного происхождения.

Ульпиан ощутимо сглотнул, потер бакенбарды, которые выглядели жалко и печально, как свалявшаяся шерсть. Елена тихонько закусила губу, удивляясь – что могло до такой степени пришибить безгранично уверенного в себе правоведа? Юрист и глазом не моргнул, подводя под копье Насильника самого настоящего барона, еще и столичного, что называется «со связями» (произносить надлежит с легким придыханием, многозначительно закатывая глаза). А сейчас будто участвовал в краже, да еще на главных ролях.

- Выдающийся, - эхом повторил Ульпиан, кажется с изрядной долей сарказма в голосе. Снова потер ладони и будто решился на что-то. Он выпрямился, заложил руки за спину и выпятил колесом впалую грудь, что со стороны казалось немного комично. Но глоссатор явно почувствовал себя увереннее, а может талантливо изобразил душевный перелом.

- Итак, ключевой вопрос таков: имеет ли король-тетрарх обоснованное законом, традицией или высшей справедливостью право понуждать к военной службе людей, кои не являются дворянами или же являются, однако в силу разных обстоятельств не в силах нести обязательную службу перед сюзереном.

Судя по краткой паузе, Ульпиан ждал какой-то реакции от собеседника и, видимо, дождался, потому что столь же размеренно, дидактически продолжил:

- Таковое намерение, выраженное в действии, а также подготовительных к тому действию замыслах и поступках, уже само по себе нарушает Закон, противоречит и его букве, и нравственной квинтэссенции. Те, кто является жертвой принуждения, не просто должны, но прямо обязаны обратиться в суд, чтобы устранить вопиющее беззаконие и нарушение основ. Это будет процесс, каких не видали со времен Старой Империи.

- Это очень хорошо и любопытно, господин глоссатор, - нетерпеливо согласился гость. – Но вы же понимаете, что более всего нас волнует денежный вопрос.

- Да, разумеется, - досадливо дернул плечом Ульпиан, чья мысль, видимо, оборвалась на самом интересном месте. – Деньги… В итоге все и непременно сводится к деньгам…

Он вздохнул и, помолчав, негромко продолжил, так, что Елене пришлось сосредоточиться, ловя приглушенные звуки.

– Суть дворянства, оправдание его исключительности есть воинская повинность, налог, уплачиваемый кровью. Крестьянство, мещане, церковники – каждый из них несет свою ношу, получая уважение и привилегии сообразно. Но лишь для одного сословия повседневная служба неразрывно связана с гибелью, зачастую мучительной и ужасной. Кроме того, дворянин более иных рискует посмертием, ибо легче пройти по лезвию острейшего ножа, чем сохранить душу неоскверненной, убивая других людей. Таким образом, военная служба человека чести это большая ответственность, которая справедливо уравновешивается привилегиями. Ее можно унаследовать, заслужить, в конце концов, купить. Последнее, разумеется, предосудительно, но допустимо ежели не противоречит ассизам. Но к чести нельзя принудить. Регалии должны быть заслуживаемы и удерживаемы тяжким трудом, иначе они теряют смысл, легчают, как дурная монета, в которой меди больше чем серебра. Разрушение этих устоев оскверняет назначенную бога…

Мэтр на мгновение запнулся и продолжил:

- … высшими силами правду, сообразно которой живет, словно коническая пирамида, общество всех людей. И влечет множество пагубных последствий. В числе прочего бытие и состояние человека чести окончательно сводится к сугубо купеческим отношениям. Дворянское достоинство становится предметом откупа, более того, оно из привилегии превращается в своего рода отягощение, которое можно и желательно ослабить. Желающий подобного сюзерен и правитель становится тем неразумным домовладельцем, что рубит опорный столп дома, дабы не обходить его.

Воцарилась тишина, относительная, конечно. Постреливали угли в очаге, тихонько переступала скотина в хлеву, где-то вдалеке орала песни подвыпившая компания. И все же… Молчание собеседников казалось гробовым, оно будто замораживало хорошо протопленную комнату, вытягивая тепло, превращая его в чернейший лед. Елена даже закрыла нос и рот ладонью, настолько громким показалось ей собственное дыхание.

- Вы уверены в своем вердикте? – осторожно спросил гость после долгой паузы, спросил так, что было ясно – ему до смерти не хочется уточнять этот момент, имея хорошие шансы получить отрицательный ответ. Однако не уточнить – невоможно.

- Да.

- Не является ли в данных обстоятельствах уместной апелляция к «обоснованному и, а равно или простительному сверхмерному употреблению власти»? – судя по изменившемуся тону, гость цитировал какую-то формулу. – Тетрарх наверняка сошлется на то, что суровые времена по природе своей требуют суровых решений. Особенно теперь, когда Пантократор недоволен избытком грехов людских, и гнев Его ужасает людей невообразимой тяжестью.

- Некоторое злоупотребление властью сюзерена есть устоявшаяся традиция, - почти без паузы отозвался мэтр, словно ждал именно этот вопрос. – Предосудительная, прискорбная, однако, повсеместная и оправдываемая всевозможными соображениями чрезвычайности, а также природным несовершенством, от коего не избавлены даже лучшие из людей. Но в данном случае таковая апелляция ничтожна изначально, это проржавевший кинжал, бесполезность которого, впрочем, не оправдывает преступника и не уменьшает его вину.

Елена с трудом разбирала сложные определения, которые мало того, что были многоэтажными, еще и звучали как старорусский в обыденной речи с «паки» и «понеже». Невидимый гость издал короткий звук, похожий на тяжелый вздох или неопределенное мычание. Ульпиан завернулся в мантию плотнее, кутаясь, словно замерзал на ветру, и добавил:

- Таким образом, принуждение к военной службе любого, кто соответствует определенному цензу годового дохода в золотом содержании, а равно к штрафу за отказ или невозможность указанную службу нести… Ну, в общем дальше ясно, полагаю. Не вижу смысла повторять. Сибуайеннам следует придумать иной способ пополнения казны. Например не устраивать гуляния, каждое из которых обходится дороже чем годовое содержание рыцарского «копья». Или не заказывать платья стоимостью в полный доспех. Я укажу вам подробный список норм, на которые следует опереться. Однако насчет методов сбережения денег и уменьшения расходов тетрарха это уже мое частное мнение, попрошу на него не ссылаться.

- Великолепно! - с куда большим энтузиазмом отозвался гость. – Мои патроны рассчитывали на подобный ответ, однако и они придут в изумление от его полноты и ясности. Но мне кажется, правильнее будет вам самолично назвать прецеденты и отсылки. Ведь это ваша музыка и ваша скрипка.

- Замечательно, - без всякой радости согласился Ульпиан. – И все же… Я предпочел бы…

Он явно замялся, желая, однако, не решаясь высказать некую мысль.

- Выдающийся господин, - в голосе невидимого пришельца лязгнул явственный металл, Елена подумала, что угадала верно, человек с такой выправкой и размахом плеч вряд ли зарабатывал на жизнь лишь конторской службой.

- Выдающийся господин, разве вы откажете себе в праве открыть новую страницу в истории законов и суда Ойкумены?

- Оставьте лесть! – махнул рукой глоссатор. – Мы оба выше этого. Льстец всегда скрывает за словами личный интерес и соответственно убыток для того, кто является мишенью приторных слов.

- Как пожелаете, - мгновенно перестроился чужак. – Тогда скажем проще, мы рассчитывали на то, что указанную позицию и веление законов предадите огласке именно вы. И вы же станете открытым защитником попранных прав честных негоциантов, а также прочего малого люда, бессильного против злоупотреблений господина.

Ого, подумала Елена, жесткая разборка пошла. Но кто же все-таки этот полуночный гость, у него осанка и плечи воина, но речь образованного человека, для которого привычен пергамент, а не меч. Женщина более-менее поняла суть вопроса, однако решила оставить тщательное обдумывание на потом. Сейчас же она вслушивалась, ловя чутким ухом каждое слово развернувшейся баталии.

- Мы заключили соглашение, - не остался в долгу юрист. – Очень предметное. Ваши господа хотели получить ответ на вопрос. О том, что я выступлю открыто и тем более займу сторону правового конфликта речи не было! Ответ я дал, он подкреплен всей силой моих знаний и содержанием судебников. Готов продиктовать его лично вам с подробной росписью всех сводов и правил, на которые предстоит ссылаться.

- Хм… Письмо с вашей подписью и печатью? – задумался гость. – Что ж, не лучшее из возможного, но быть может и это будет приемлемо.

- Нет. Я сказал «продиктовать», а не «составить», - оборвал его размышления глоссатор. – Следите за строгостью словоупотребления.

Все жестче и жестче, отметила Елена. Кажется, Ульпиан напуган, хотя всеми силами это скрывает. Впрочем, наверное, следует говорить не «напуган», а «обеспокоен». Что ж, немудрено – деньги, цензы, королевские интересы…

На этот раз пауза длилась долго, не меньше минуты. Судя по скрипу половиц, гость или тяжело переминался с ноги на ногу, или ходил мелкими шагами туда-сюда, оставаясь вне поля зрения дырки в стене. Глоссатор молчал, нервными движениями подтягивая мантию, словно пытался растянуть теплую и дорогую ткань.

- Мой любезный мэтр, - с опасным уважением в голосе вымолвил, наконец, пришелец. – Вам было заплачено много. Кое-кто даже сказал бы, чрезмерно, и таковые нашлись, и они говорили. Однако мои патроны пренебрегли хульными словами, они передали вам золото, не считая потраченной даром ни одной монеты…

- Уж не хотите ли вы сказать, что я не выполнил своих обязательств? – решительно перебил юрист.

Ульпиан воинственно расправил плечи, скрестил руки на груди, хотя мантия и отличалась по крою от плаща, она опустилась к дощатому полу красивыми складками, как у настоящего рыцаря. Золотая цепь на груди не ярко, но внушительно сверкнула, поймав отсвет пламени в очаге.

- Я ничего не хочу сказать, в данном случае я выступаю как гонец, глашатай, что передает слова и намерения одной стороны другой стороне в неискаженном виде, - ответил гость, вроде бы нейтрально по содержанию речи, но с ощутимой ноткой… не то, чтобы угрозы, а скорее обещания оной. Что-то наподобие «обдумайте свою позицию, пока не поздно».

- И для того, чтобы в дальнейшем не возникли определенные и пагубные… недоразумения, - продолжил невидимый посланник. – Следует прояснить некоторые аспекты. То, что тетрарх перебрал с намерением пополнить казну и полез нарушать старинные правила, мы и так знаем…

Елена отметила, что гость перестал демонстративно принижать себя, отделять от неких «патронов».

- … для понимания сего нам не нужен лучший правовед тетрархии, с этим справился бы и подмастерье. Мы заплатили полновесным золотом не за слова, а за авторитет. За то, что свое квалифицированное заключение публично даст признанный знаток права, чья мудрость общеизвестна и не подвержена сомнениям.

- Этого меж нами оговорено не было, - отчеканил юрист, сохраняя горделивую позу настоящего патриция. – И я выполнил свою работу до последней черточки. Если думаете, что какой-нибудь подмастерье справился бы так же – ваш бог вам в помощь. Обращайтесь в следующий раз к золотарю, еще дешевле выйдет.

Услышав про «вашего бога» Елена вспомнила сборник молений для каждого дня, который лежал на столе у мэтра, и решила, что, наверное, это все-таки инструмент для шифровки. Теперь уж не оставалось никаких сомнений в том, что Ульпиан двоебожник, причем явный, откровенный. Хотя… она ведь даже не открывала свитки Атрибутов и понятия не имеет, что там писано. Вдруг это сокровища словесности, где в каждом абзаце вселенская мудрость со множеством смыслов? Еще женщина подумала, что неплохо было бы как-нибудь под соответствующий момент рассказать мэтру анекдот про сантехника и «сто за удар ключа, девятьсот за знание – где ударить», он оценил бы.

- Но вот я взвешиваю результат, который мы получили, - гость будто и не слышал энергичную ремарку глоссатора. – И нахожу, что злые языки все-таки оказались правы. Мы переплатили. Явно переплатили.

Опять наступила тишина. По прикидкам Елены сейчас было часа три-четыре ночи, угомонились и заснули все, вплоть до самых отъявленных гуляк. То, что женщина видела и слышала сейчас, носило явные признаки увлекательной интриги – интересно, даже захватывающе, удивительно, сложно… и опасно. Елена думала, что мэтр снова ответит гневно, с чувством оскорбленной добродетели, но Ульпиан не стал усугублять и неожиданно сменил тон, да еще и ссутулился, будто у пожилого юриста кончились силы.

- Я не признаю никакой вины, - отрывисто сообщил он. – Я выполнил все, за что мне было заплачено. То, что вы рассчитывали получить больше оговоренного, это ваши ожидания, а не моя обязанность. Однако… нас давно связывают прочные и взаимно выгодные отношения, истинная дружба, которую следует сохранить. Только ради этого я верну вам часть оплаты. Ту, что вы полагаете внесенной сверх полученного.

- Нет, мой друг, - сумрачно вымолвил гость, и в его голосе, кажется, скользнула искренняя печаль. – Этого недостаточно.

- Тогда идите к своим демонам, и будь, что будет, - разозлился мэтр. – Если мое намерение поступиться многим ничего для вас не значит, пусть дружба сгорит в адском пламени!

- Вы не понимаете, - сказав это, гость сделал шаг и вернулся, наконец, в поле зрения. Лицо женщина разглядеть не могла, но сам облик безымянного человека представлялся траурным, непреклонным. Совсем как Раньян в те времена, когда Елена боялась его до дрожи в коленках.

- Не понимаете, дорогой друг. У нас экстраординарные обстоятельства. Месяц назад Империя страдала от неопределенности двоевластия, а сейчас две стороны превратились в три.

- Кому вы это… - начал, было, глоссатор, но мрачный воин резким жестом оборвал его, властно рявкнув:

- Молчите и слушайте!

Ульпиан внезапно повиновался, кутаясь в мантию, как старушка в старый платок.

- Вы знаете, мы ведем обширную переписку с другими торговыми гильдиями. И можно сказать с уверенностью – зерно этого посева мертво. Вымерзло на все восемь сторон света. Кое-какой урожай, возможно, удастся собрать на оконечностях мира, там, где ближе к морю, теплее и больше снега. Но его не хватит даже на посевы. Старые императоры очень плохо разделили Ойкумену, границы губерний, всех четырех, пролегают по «Золотому поясу», и на тех границах уже идут бои. Поместное дворянство начало делить землю и поля, пока императорская власть слабее пьяницы в луже. Война неизбежна, это понимают все. Нас ждет не межевая усобица, не частный конфликт и даже не столкновение тетрархий. Самое позднее к началу осени самые полные амбары опустеют, и начнется безжалостная схватка всех с каждым. А для того, чтобы вести эту войну, потребуются деньги.

Трагический пророк шагнул к Ульпиану, буквально навис над юристом и вымолвил, отчетливо разделяя слова:

- Очень. Много. Денег.

- Я понимаю, - тихо сказал правовед.

- В этой войне победит тот, кто сумеет купить больше стали за серебро и золото. Больше рыцарей, больше горской пехоты.

- Я понимаю, - повторил Ульпиан. – Никто не хочет платить…

- Да мы бы заплатили хоть Сибуайеннам, хоть ледяным карликам из ада! – приглушенно воскликнул безымянный. – Но за результат! За профит! За безопасные дороги. За развешанных по деревьям разбойников-бетьяров. За беспошлинные границы. За суды, которые судят по закону, сколь угодно плохому, но закону! А не по воле барончика или драного князя, что взял на меч пару городов и плюет на всех. Мы хотим, чтобы наше золото принесло выгоду для оборота и торговли, для цехов и гильдий. А разряженные петухи выбросят его на ветер! Это будет очередная война королей, война благородных.

Слово «благородных» гость произнес так, будто плюнул.

- Мы не хотим ее оплачивать. Но Сибуайенны твердо намерены содрать штрафы со всех, кто попадает под имущественный ценз, и сжечь деньги в глупых битвах. Затем они снизят ценз, поднимут ставку, и не знатным придется снова платить, чтобы конге и гастальды собрали новые армии. А затем взносы на выкуп из плена благородных господ. И снова, и снова.

Гость будто опомнился и заговорил очень тихо, так, что Елена с трудом улавливала слова и больше угадывала, чем слышала:

- Дорогой Ульпиан, все будет происходить очень быстро. Колеса механизма закрутятся, как только юного самозванца… или истинного императора привезут в королевскую столицу. И нам придется действовать еще быстрее, чтобы парировать выпады противников. Так что квалифицированного заключения о незаконности новых поборов недостаточно. Нам нужны не просто мудрые слова, но их вес, авторитет. Так, чтобы верные задумались, колеблющиеся заколебались еще сильнее, а нестойкие сменили знамена. За это мы платили, на это рассчитывали. И вы все прекрасно понимали. Но мы не получили оплаченный товар, причем в тот час, когда нужда в нем особенно высока. Поэтому уже поздно возвращать деньги, приносить извинения и клясться в дружбе. Нет, дорогой господин, боюсь, выбор для вас будет куда серьезнее.

- Но поймите, я не могу выступить против короля открыто! – в свою очередь возопил глоссатор. – Особенно теперь, когда я наступил на хвост церковной своре! С этой их аферой по передаче храмовых земель в частное владение без возврата и выкупа! Да, церковь беззуба, но лишь против дворянства, и то не всего!

Черный кивнул, показывая, что знает, о каком вопросе идет речь.

- Во времена Старой Империи толкователь законов мог возвышать голос невозбранно и стоял выше любых господ, - продолжил юрист. – Но та славная пора миновала. Теперь если ты не носишь цепь дворянина или не пользуешься покровительством сильного и знатного человека, судьба твоя в любой час может оказаться легче пуха. Особенно когда речь идет о таких вопросах и таких деньгах.

- Не надо сгущать патоку, не все так печально. Всем нужны суды и адвокаты. Подобные эксцессы случаются редко.

- Но случаются! А у меня слишком уж много врагов. И если потеряю королевское покровительство…

Юрист умолк, не закончив предложение.

- Да, вы его потеряете, - сумрачно констатировал посланник. – Но обретете наше. Или наоборот. Боюсь, вам придется выбрать сторону.

«Придется» было произнесено с явным ударением, неотвратимое как удар водяного молота.

Охренеть, подумала Елена, пользуясь очередной длинной паузой. Вот это страсти-мордасти, тайны мадридского двора и прямо-какой-то финансовый детектив. От новых сведений голова шла кругом, хотелось вскочить с лежанки, быстро записать в цере услышанное хотя бы тезисно, а то что-нибудь да забудется.

- И когда же от меня ждут ответа? – сардонически осведомился Ульпиан.

- Когда въедете в городские ворота. Или вы отправитесь прямиком в башню известной вам гильдии, или… не отправитесь. В любом случае, выбор только за вами.

- Вы подступаете с ножом к горлу, - возмутился Ульпиан.

- Даже не извлек из ножен, - парировал гость. – И как истинный сын Церкви Пантократора я верю в свободу выбора. Поверьте, мне жаль выступать глашатаем трудностей, но мы идем во тьму большой смуты, где приходится заново измерять и взвешивать своих покровителей. А иногда менять их. Выбирайте мудро.

Собеседники и еще немного поспорили, к досаде Елены теперь они говорили тише, так что женщина не расслышала толком ни слова. Судя по всему, юрист настаивал, а посланник упирался, как скала в морском прибое. В итоге разговор закончился с равным неудовлетворением обеих сторон.

- До встречи, - бросил напоследок гость, заворачиваясь в плащ и накинув капюшон. Елена так и не разглядела его лицо в деталях, поняла только, что неизвестный был вроде бы темноволос, коротко стрижен и брит.

Ну, дела, подумала женщина, вытягиваясь на лежанке и стараясь не скрипеть досками. Удивительные дела… Кажется, они едут в то еще место, где ступать надо осторожнее чем на Пустошах. А нужно ли туда ехать? - в очередной раз спросила она саму себя. Не лучше ли выбрать момент и сдернуть? Перетолковать с Пантином, попробовать уговорить его. Или…

Так, в сложных этических раздумьях, переваривая услышанное, женщина незаметно для себя и крепко заснула, теперь уже без сновидений.