Дворянство. Том II. Ступай во тьму

Глава 14

Глава 14

- Примите, Ваше Величество.

С этими словами Шотан протянул юноше стеганую куртку бледно-зеленого цвета, на шнурках. Поддоспешник не предназначался для парада и был полностью лишен каких-либо украшений. Рукава в косую клетку, на плечах широкие кожаные петли для закрепления деталей брони, хребет защищен дополнительными валиками, а под мышками нашиты полотна очень мелкой кольчуги. Простая, полезная вещь, набитая шерстью.

- В плечах широковат, - отметил император и попробовал пошутить. – Ценю вашу веру в мои силы.

- Так и должно быть, - очень серьезно, без тени улыбки сказал Шотан. – У правильно сшитых акетонов рукава в плечах уширены и приподняты, чтобы не сковывать движения. Например, широкий замах.

- Как интересно, - пробормотал юноша, скрывая страх за пустыми словами.

Оттовио было страшно. Безумно, невероятно страшно. Холодный пот, казалось, уже насквозь промочил нижнюю рубашку, пальцы дрожали, да и голос то и дело срывался на противный фальцет.

- Оставьте нас, - приказал Шотан, глядя поверх слуг и оруженосцев. Те немедленно повиновались, императорский павильон опустел. Юноша ревниво подумал, что его приказы выполняются как бы не медленнее, и вообще граф распоряжается в шатре императора как в собственном.

- Мои г-г-гетайры, - стуча зубами, выдавил Оттовио, нервно притоптывая по ковру носком сапога. Теперь, когда лишние глаза пропали, императора колотила неуправляемая дрожь.

- Ждут снаружи. Окажите мне честь, повелитель, - все так же серьезно попросил Шотан. – Дозвольте помочь облачиться в доспехи.

Оттовио лишь кивнул, дрожь распространилась и на его губы, юный император попросту боялся опозориться вконец, оттого и промолчал.

- Каждый воин должен уметь надевать бронный гарнитур самостоятельно, - сказал граф, пока император натягивал дареный поддоспешник. – Но всегда лучше, когда кто-нибудь помогает. Поднимите руки, Ваше Величество, повернитесь. Акетон должен сесть по фигуре.

- Д-да-а…

Император послушно исполнил указание.

- Отлично. Мерка правильная. А это... – Шотан пренебрежительно глянул на парадную стеганку, богато расшитую золотом. – Бесполезная вещь.

- Выбросить? – почти без зубовного стука, вымученно и криво улыбнулся Оттовио.

- Ну, зачем же. Отдайте кому-нибудь в должный момент, сопроводив добрым напутствием. Одежда с императорского плеча – большая награда. Это вообще хороший способ избавляться от ненужного. Дарите мелким людям с таким видом, будто ради них отрываете от сердца величайшую драгоценность. Они это запомнят на всю жизнь.

- Хорошо…

Оттовио казался бледным, как гипсовая маска, на лбу выступили бисеринки пота, светлые волосы липли к коже.

- Пояс надо затянуть плотно, однако не слишком, - руководил Шотан. – Попробуйте несколько раз вдохнуть и выдохнуть не грудью, а как бы местом, что находится под пупком. Если получается без затруднений, то все сделано верно.

Граф поднял с прочного, крепко сбитого стола стальные ботинки лишенные подошв, очень похожие на сегментированные панцири больших жуков. Не чинясь, опустился на колени, надел сабатоны на мягкие кожаные сапоги Оттовио. Дернул шнурки, проверяя надежность крепления, перешел к защите голени.

- Не забудьте, складки на штанах нужно согнать вперед, а затем уже замыкается наголенник. Так… присядьте на левую ногу, надо проверить, как работает сочленение в щиколотке. Хорошо. Другая нога.

Оттовио исполнил рекомендацию, подумав мимоходом, что забавно – император преклоняет колени перед графом. Хорошо, никто больше этого не видит… затем накатил очередной приступ ужаса.

- Когда то я был очень юн… - ни с того, ни с сего вдруг начал повесть Шотан, надевая Оттовио двухчастные набедренники. Начал и отвлекся, продолжая комментировать свои действия. – Нижний ремешок, тот, что под коленом, затягивается как можно туже. Он и объединяет вместе всю защиту ноги. Остальные должны быть свободны, иначе подвижность будет страдать, может застояться кровь. Знаток с первого взгляда определит, парадный ли доспех или он сделан для настоящего боя.

- Посмотрев на ноги?

- Да, Ваше Величество. Это самая важная часть в бронной защите. У хорошего боевого доспеха ножные пластины устроены под владельца и выполнены тщательнее всего. Они исцарапаны, как ни полируй, а ремешки поношены. Так что если кто-нибудь показывает вам фамильный доспех и похваляется доблестью предков, смотрите на защиту ног. Металл расскажет о владельцах красноречивее слов.

- Я запомню это.

- Теперь подвязываем все к поясному ремню этими шнурами, Они перенесут часть тяжести на пояс, - продолжил Шотан. - Да, так вот, когда-то я был очень юн. Моя семья богатством не отличалась, и я много времени проводил с сельской ребятней. Дети, знаете ли, выше сословных различий... до определенного момента.

- У меня не было друзей, - склонив голову, признался Оттовио. – Восьмой сын… не нужен никому.

- Полагаю, теперь все, кто пренебрегал вами, крепко жалеют об этом, - сверху император видел только макушку и шапочку наклонившегося графа, но по тону было ясно, что Шотан улыбается.

- Но продолжим. Отец одного из моих друзей по играм был кулачный боец. Довольно известный. Зимой он плотничал, а когда становилось тепло, ездил по ярмаркам и городам, предлагая мериться в драке и борьбе. Этот мужик был очень хорош в своем деле и неплохо зарабатывал. Присядьте, затем прыгните. Повторите несколько раз.

Оттовио выполнил указание, сталь отозвалась неприятным скрипом, теперь при каждом движении император звучал, как жестяная кукла.

Шотан подтянул несколько ремешков и остался доволен.

- А к-к-кольчуги не будет? - пролязгал зубами Оттовио.

- Обычно бригандина или полукираса надеваются на кольчугу, - граф ненавязчиво успокаивал подопечного, повторяя общеизвестные вещи. – Но поскольку ваш доспех полон и хорош, под него хватит акетона. Если добавить еще и кольчугу, то вес брони станет чрезмерным. А теперь…

Пелерина представляла собой что-то вроде перевернутой воронки с толстыми кожаными пластинами, она прикрывала шею, лицо до самого носа и плечи. Шотан надел ее, тщательно застегнул, потом еще привязал кожаными шнурками к специальным петлям на поддоспешнике спереди и сзади.

- С этим непросто командовать, - попробовал улыбнуться император.

- Из-под закрытого шлема все равно ничего толком не будет слышано, - ободряюще заметил граф.

- Я чувствую себя… куклой, - пожаловался юноша. – Куклой, обложенной со всех сторон одеялами. Зачем все это, если проще было меня посадить в сундук и везти на тележке перед знаменем?

Шотан чуть подтянул пелерину и остановился, внимательно глядя в лицо императору.

- К чему была та история… Однажды я спросил борца, что он чувствует, перед тем как выйти на площадку с песком? – продолжил граф начатую повесть. – Я ожидал любой ответ. Думал, он расскажет про ярость, жажду награды, что-нибудь еще… в общем все, кроме того, что услышал на самом деле.

- Каким же был ответ?

- Страх.

- Страх? – повторил Оттовио.

- Да. Животный страх. Потому что сейчас его, достойного мужа и отца,будут очень больно колотить. До крови, шатающихся зубов, головных болей по ночам. Тогда я посмеялся и, разумеется, не поверил. Какая глупость, думалось мне, чего может бояться сильный человек? Но я вспомнил его слова, когда принял первый бой.

Несмотря на толстую стеганую пелерину с кожаными накладками было видно, что император сглатывает, как будто рвота поступила ему к гортани. Шотан положил ему руки на плечо в жесте, который безусловно нарушал этикет, однако здесь и сейчас – именно в эти мгновения – оказался вполне уместен.

- Мораль данной истории проста. Страх это не позорно. Все боятся.

- Вы не боитесь, - с горечью прогудел из-под стеганой ткани Оттовио.

- Все боятся, - повторил граф. – Все без исключения. В таверне за бутылкой вина рыцарь неизменно храбр и с готовностью рассказывает, что ему неведом страх. Но когда прозвучал горн, забрала опущены, и копья опустились… нет воина, который в эти мгновения не хочет оказаться подальше от поля боя, где его никто не увидит и не достанет. Вы боитесь, мой повелитель, и это нормально. Здесь нет ничего постыдного. Ведь главное – не то, что мы чувствуем на самом деле, а что показываем.

- Мне нечего будет показать, - еще горше пробормотал император. – Окруженный гетайрами и телохранителями, закованный в железо от пяток до макушки. Я даже командовать не смогу, никто все равно меня не услышит.

- Так и должно быть. А теперь торс.

Шотан с некоторым усилием поднял брякающую конструкцию, в которой объединялись кираса, а также набранная из широких полос фигурная юбка с налядвенниками. Нынче популярность набирали конструкции на петлях, которые раскрывались, как дверца, сбоку. Но защита императорского тела была выполнена по старой традиции, из двух «половинок», что надевались сверху и затягивались по бокам.

- Прошу Вас, поднимите руки.

Подтянув ремни, Шотан критически обозрел итог.

- Давит на плечи? Подпрыгните еще раз.

Оттовио выполнил указание и молча помотал головой.

- Это хорошо. Правильно подогнанная броня «садится» по поясницу и не давит на плечи.

Шотан взял со стола наруч и наплечник, соединенные шарниром, который походил на морскую раковину. Это все тоже требовалось надеть, затянуть ремешками, а после дополнительно пристегнуть к надетой кирасе, в итоге получалась цельная и очень подвижная система.

- У вас устроено по-другому, - показал Оттовио.

- Мои наплечники соединены кольчужным полотном, чтобы их можно было накинуть как плащ, сразу на загривок. Так удобнее, когда приходится все же надевать латы самому. Что же до ваших тягостных мыслей…

Шотан подумал - все же придется наказать бронного мастера за слишком короткие ремни. В целом доспех оказался подогнан по фигуре Оттовио качественно, без изъяна. Но затягивать его такими ремешками было неудобно, а в одиночку почти невозможно.

- Поднимите руки. Замахнитесь как можно шире. Теперь налево. И направо. Сделайте «мельницу».

Металлический скрип заполнил павильон.

- Чувствую себя… неловко, - едва ли не шепотом пожаловался Оттовио.

- Это естественно, - сообщил граф, проверяя затяжку ремней и прочность петель. – Вы же не танцевали в доспехах.

- Не танцевал?..

- На материке воспитание кавалера начинается с семи-восьми лет. Если семья может себе позволить, для мальчика делают доспешный гарнитур по росту. Много времени занимают танцы в латах. Это приучает ощущать металл как вторую кожу и в точности соизмерять движения. Насколько мне известно, Сальтолучард придерживается других устоев.

- Да… народ моряков и кораблей. А меня не учили вообще ничему, - горько вырвалось у императора.

- Это поправимо. Порицают не того, кто мало знает, а того, кто не учится, имея возможность и потребность. Важно лишь то, что сейчас Вы готовы постигать воинскую науку. Руки движутся свободно… Хорошо. Однако не забывайте о подмышках. Хоть там и кольчужная защита, все-таки не поднимайте руки слишком высоко.

- Мне… стыдно, - глухо произнес Оттовио. – Стыдно быть куклой в седле, куклой под живым щитом. Не о том я мечтал…

- Почти готово. Что же до стыда, Ваше Величество, вы молоды, а времена наступают тяжелые. Впереди много боев, много возможностей себя проявить и покрыть славой в веках. Но для этого нужно сделать одну вещь, самую важную, самую значимую. Без которой не будет ни славы, ни возможностей.

- Что это за вещь?

- Вам нужно пережить свой первый бой.

Оттовио тяжело сглотнул и ничего не сказал.

Шотан проверил, как откидывается копейный крюк на кирасе. Сам граф предпочитал несъемные упоры, но этот был сделан хорошо, на совесть. Шотан помог императору надеть бувигер, то есть горжет с подвижной защитой подбородка и шеи. Затем наступила очередь латных перчаток, похожих одновременно и на варежки, и на песочные часы. Шотан отступил на шаг, посмотрел на дело рук своих. От верхней губы и ниже Оттовио походил на статую из полированного металла, расписанного тонким золотым узором, с зернистой гравировкой и бордюрами из электрона. Павильон наполнился характерным запахом скипидара, льняного масла и воска, то есть смазки для защиты металла от ржавчины. Еще пахло уксусом для чистки лат, но слабее.

На столе осталась толстая стеганая шапка, похожая на колокол с прорезью. И один из трех шлемов, полагавшихся к этому гарнитуру. Сегодня Оттовио предстояло надеть «цаплю» с длинным рылом, что вытягивалось вперед на манер птичьего клюва - шлем специально для кавалерийского боя.

- Мне нужно сказать речь! – спохватился император. – Обязательно что-нибудь духоподъемное! Но… - он растерянно оглянулся. – Что же говорят в таких случаях?

Шотан скупо улыбнулся, ответил:

- По большей части призывают быть мужчинами и… - граф хмыкнул. - Не ходить под себя.

- Прямо… так?

- В общем да. Вы ведь помните, что я говорил о страхе?

- Да-да, - торопливо подтвердил юноша.

- Когда у человека кишки в животе завязываются узлом от боязливого ожидания, его уши будто ватой закладывает. Он слышит и понимает лишь самые простые и грубые вещи. Так что по большей части полководцы шутят про дерьмо в штанах врагов и взывают к мужественности. Дескать, мы ужасны, раньше их лупили, отлупим и в этот раз. Реже, но тоже часто взывают к Богу, однако…

Шотан молча пожал плечами, Оттовио скривился за стеганой пелериной, памятуя, что вопрос вероисповедания юного правителя все еще не разрешен.

- Хорошо действует обещание грабежей, защита детей, - перечислял граф. – Посул «на том свете воздастся». Бывает, полезна также речь насчет того, что бежать некуда.

- Неужто?..

- Как сказал Куаффар, защищая столицу королевства, «хотите струсить, прикиньте сначала расстояние до моста». И победил. Когда очевидно, что бежать некуда, даже отъявленный трус иногда показывает чудеса храбрости. Можно апеллировать к чести предков, но тут следует быть осторожным. Это хороший аргумент для настоящих дворян. На горцев тоже действует неплохо, ведь по большому счету каждый тухум - воинский цех с долгими традициями и честью. Для них репутация имеет значение. Если отец проявил трусость, считай, помочился на могилу деда и оставил без денег сына. А вот если взывать к благородной натуре кавалеров поплоше или простых наемников, это лишь повредит. У них понимание простое - раз говорят о чести, значит, не заплатят.

- Понимаю

Оттовио глянул на графа поверх стеганой ткани. Император уже чувствовал, как, несмотря на прохладу раннего утра, мокрый жар обволакивает тело под слоями одежды и защиты. Еще четверть часа такого ожидания, и пропотевшее белье можно будет выжимать над котлом с похлебкой, экономя на соли.

- Что вы посоветуете сегодня? Честь великих предков… или обгадившихся от ужаса врагов?

- Ничего.

- То есть?..

- Ваше Величество, это сейчас не нужно, - прямо и честно ответил граф. – Там, - он махнул в сторону полога, за которым уже гремел металл, ржали кони, раздавались отрывистые команды. – Лучшая кавалерия мира. Ее не так много, однако, достоинства и качество бойцов перевешивают многочисленность врагов. Если Господь не против нас, мы победим. И я повторю, все, что Вам следует сделать в этом бою – быть в первом ряду и выжить. Вас прикроют и защитят. Даже конем править не нужно, животное великолепно обучено, все сделает само.

- Мне… стыдно… довольствоваться малым, когда люди будут сражаться вокруг меня и за меня. И умирать за меня, - выдавил через подрагивающие губы Оттовио.

- Ставьте перед собой задачи по силам и возможностям. Никто не стал полководцем по мановению руки. Никто не стал героем без страха и упрека лишь по собственному желанию. Уверяю, Ваше Величество, у Вас впереди будет много боев. Времена к тому… располагают. И Вы должны получить опыт кавалерийской сшибки. Настоящий опыт ужаса и преодоления оного. Опираясь на него, Вы сможете шагнуть дальше, стать Императором-воителем. Но тому, кто сложит голову в первом же бою, великим правителем уже не быть.

- Да… Наверное.

Оттовио сделал долгий вдох, развел руками, самостоятельно проверяя свободу движений. Шотан протянул ему кавалерийский молот, очень изящно сделанный. Ударная часть была выполнена в виде сказочного существа, чей длинный хвост служил бронебойным клевцом, а раскрытая пасть – граненым молотком. Оружие казалось легким и несерьезным, однако в умелой руке могло пробить любой доспех и размозжить череп, как луковицу.

- Подвесите к седлу, - напомнил граф. – Прежде чем принять из рук оруженосца копье.

- Д-да. А корона?

- Не нужно, - покачал головой Шотан. – Будет лишь мешать. Победа – вот сегодняшняя Ваша корона, мой повелитель.

- Граф, - юноша сделал невероятное усилие и выговорил это почти без запинки. – Мой верный, храбрый граф.

Император забыл – совершенно искренне забыл - все наветы и тайные доклады о темной сущности Безземельного, об изувеченных женщинах, чьи тела и души навсегда остались покрыты неизгладимыми шрамами. Сейчас имело значение лишь одно: этот человек рядом. Надежный, достойный, умелый. Готовый идти в бой за сюзерена. Он тот, на кого можно положиться, а Оттовио уже начал понимать, сколь мало подобных ему. Драгоценные крупицы неподдельного золота в океане мутной неверности, измены, стяжательства.

Шотан неглубоко поклонился, приложив руку к металлу кирасы, туда, где обычно находится сердце. У графа стальной торс был двухчастный, так, что можно сгибаться, не приседая или наклоняя разом все туловище.

- Мой повелитель, - негромко вымолвил «солдатский» граф и этого было достаточно.

- Трубы, - слабо улыбнулся Оттовио. – Нас не должны призвать трубы?

- Ваше Величество, - искренне удивился Шотан. – Вы командуете войском. Трубы, флейты и барабаны зазвучат, когда на то будет Ваша воля. А пока они ждут Вашего появления.

- Командую, - сжал губы Оттовио, снова качнувшийся в сторону самоунижения. – Но не управляю.

- Будете, - очень серьезно пообещал граф. – Если переживете этот день.

Несколько мгновений Оттовио молча смотрел на Шотана поверх ватной пелерины. А затем, как по мановению волшебной палочки или невидимой команде, оба мужчины – юный и не очень – рассмеялись. Искренне, откровенно, как люди, готовые рискнуть всем ради блестящего будущего.

Император хлопнул графа по массивному наплечнику, левому, который был толще и больше правого, играя роль щита в конной сшибке. Сталь ударила в сталь с глухим звоном. Доспех Шотана был иссиня-черного цвета и без украшений. Граф относился к тем, кто полагал, что полировка стесывает верхний и самый прочный слой закаленного металла, поэтому его броня носила отчетливые следы кузнечных молотов, а кроме того имела тот же цвет, с которым вышла из масляной ванны. И полностью лакирована для защиты от ржавчины.

- Идемте, - решительно выговорил Оттовио, медленно, стараясь не заикаться. – Раньше начнем, раньше закончим.

- Ваша правда, мой господин, нет ничего хуже драки под летним солнцем, - согласился Шотан, откидывая полог.

Тяжелая плотная ткань отошла в сторону, и окружающий мир буквально ударил по чувствам Оттовио. Шум, цвет, блеск… Ржание коней, лязг оружие, марш немногочисленной пехоты, которой нет места в этой битве, она прикроет обоз. Отрывистые команды, перекличка, указания сержантам. Знамена, флажки, штандарты. Молодой император увяз, потерялся в этом калейдоскопе. Но хуже всего были взгляды. Юноша в прекрасном доспехе привлекал к себе внимание, как магнит, и с каждой секундой все больше глаз обращалось к нему.

Один из гетайров подвел коня, чудесное животное гнедой масти. Дестрие был закован в барды, не стеганые или кольчужные с отдельными пластинами, как у большинства всадников, а полные – наглавник, «воротник», «шарф» и накрупник. Все четыре главные части были соединены в одно целое дополнительными сегментами.

Речь… все-таки надо сказать речь, что бы там ни говорил Безземельный. Император огляделся, чувствуя, как разум снова поддается волне паники. Все, абсолютно все, кто мог видеть повелителя, смотрели на него и ждали. Первые лучи рассветного солнца играли отблесками на сверкающей стали, расцвечивали многоцветные гербы. Выше всех поднимался штандарт со Сломанными Ветвями, символом Готдуа. И больше ни единого знамени какой-либо приматорской семьи. Никто из великих фамилий не прислал помощь, все как один сослались на то, что им необходимо больше времени для набора войск во исполнение присяги.

Никто…

И полемарх, глава Церкви, сослался на тяжкую болезнь. Все архонты срочно разъехались по важным делам, только бы не сопровождать Императора в короткой и отчаянной кампании. При войске находился всего лишь экзарх, самый невлиятельный из тех, что оказались под рукой полемарха. Пастырь откровенно тяготился обязанностью и регулярно срывался на речи о прекращении убийственной розни, договоре и преломлении хлеба с солью. Церковь не верила в императора Оттовио и не желала быть причастной к его неудачам, чтобы затем не объясняться с торжествующими победителями.

И, думая об этом, молодой император вдруг ощутил яркий, обжигающий укол чувства, которое было знакомо, но слабо, очень слабо. Восьмой сын не мог позволить себе роскошь испытывать его, а кукла регентов не имела в том потребности. Но сейчас, будучи настоящим повелителем во главе собственной армии, император понял - он может чувствовать все, что угодно. В том числе и ярость, деятельную злобу, настолько сильную, что даже страх отступил на несколько шагов.

Немилосердно скрипя доспехами, Оттовио подошел к своему знамени, которое он впервые почувствовал не заемным, а своим. Личной собственностью, за которую он в ответе и которая дает ему Право. Император закрыл глаза, коснулся левой рукой восьмигранного древка, прижался к нему лбом. Гетайр, державший штандарт, кажется, престал дышать от священного восторга. Шотан продолжал добирать кандидатов, и теперь их – верных и юных сподвижников Императора, насчитывалось двадцать семь человек. И всем было уготовано место в первой линии, по левую и правую руку от Хлебодара. Кто-то неизбежно умрет, оставшиеся же пройдут крещение сталью и кровью, превратятся в сподвижников, что верны повелителю до самой могилы.

Повинуясь мгновенной вспышке инстинкта, Оттовио опустился на правое колено, не отпуская древко. Даже кони умолкли, и в окружавшей императора тишине громко скрипели металлические ноги. Далеко отсюда, за широким полем – искусно выбранной Шотаном ареной для кавалерийской сшибки – бесновались, орали, выкрикивали оскорбления противники, но с тем же успехом они могли шептать или писать хулительные слова. Их не слушали и не слышали. Даже пехота и стрелки, которым суетные ритуалы благородных были до свечки, начали присматриваться к тому, что делал молодой вождь.

Вспомнив учение Биэль об искусстве выжидания, юноша медленно сосчитал про себя до пяти, затем поднялся и откинул вниз чашу бувигера, оттянул ватную пелерину, открывая рот.

Как там говорил Шотан? Не ссать. С нами бог. Обещание грабежа. Мы победим. И грубая шутка.

- Я вижу перед собой доблестных воинов! – прокричал Оттовио изо всех сил. – Храбрых мужей, которым неведом страх!

Его слова расходились, будто круги на воде, шепотом или скороговоркой пересказывались тем, кто не расслышал или оказался слишком далеко.

- Я вижу, как Господь улыбается, глядя сверху на нас! И Он радуется, видя, как много врагов нынче стоит против нас!

Оттовио широким жестом показал в сторону противника, где тоже реяло множество флагов, числом побольше, нежели над императорским войском. Существенно больше.

- Ведь Пантократор милостив и щедр! Сегодня Он отдает нам их жизни, их выкуп, все, что они принесли на это поле для нашей славы и нашего богатства! К полудню самый последний пращник станет богачом!

Оттовио сильно сомневался, что даже если удастся вырвать из пасти врага достойную победу, и добыча окажется велика, то ее хватит на легких пехотинцев. Но сначала надо выиграть, а все остальное будет потом. Кроме того, голозадым пешцам наверняка любая монетка окажется в радость. А если ты чувствуешь себя богачом, значит, богач и есть. Еще найдется время, чтобы стать щедрым и удачливым вождем, но Шотан верно заметил – без сегодняшней победы ничего этого не будет.

Народу идея понравилось. Минутами ранее тишина расходилась кругами, заставляя каждого навострить уши, а сейчас наоборот, усиливался одобрительный гул.

- Мы заберем все! – для верности повторил Оттовио, надрывая глотку в стремлении докричаться до каждого. И, кажется, у него получалось. Даже экзарх со свитой, обряженные в фиолетовые и желтые халаты, начали подбираться ближе, надо полагать, для красивого благословения войска перед битвой. Еще бы, правитель четко и ясно обозначил, на чьей он стороне, какую веру избирает. Это дорогого стоило, игнорировать подобное уже не получится.

- Мы! Заберем!! Все!! – проорал Оттовио в третий раз, уже под рев одобрения. Досчитал про себя до трех, а затем добавил. – Кроме дерьма в их штанах! Его наши враги унесут с собой!

Если бы эту картину видела Елена, она, пожалуй, сказала бы, что юноша «купил» аудиторию. Но женщина узнала об этом позже, в кривых и неточных пересказах. Оттовио вскинул обе руки, развел их пошире, медленно повернулся, будто желая заключить в объятия всю свою армию. За его спиной Шотан ударил себя в грудь латной перчаткой, затем еще раз и еще, его примеру последовали гетайры, телохранители Оттовио, жандармы роты графа, во всем подражающие командиру. И прочие кавалеры тоже. Подтянулась и пехота, кто не имел звонкой кирасой, стучал о землю древком или просто орал, повинуясь жесткому ритму.

А ведь трусливость полемарха и его своры единобожников может пойти на пользу, неожиданно трезво подумал Оттовио. Во благо, причем великое. Здесь нет ни единого церковного иерарха настоящей величины, а, следовательно, никто не сможет присвоить себе военный успех мирского владыки. Никто не заявит, что это его присутствие, заступничество и молитвы уловили победу, как рыбу в сеть. А если попы и наберутся такой наглости, над ними от души посмеются те, кто своими глазами видел поле боя. Если этим утром солнце удачи улыбнется молодому императору… победу не придется делить ни с кем.

Оттовио взмахнул молотом и завопил, вращая глазами, присоединив свой не слабый голос к общему реву бойцов. Он кричал им, стараясь заглушить могильный шепот в ушах, повторявший раз за разом «ты умрешь… сегодня твой последний день…». А воины отвечали ему, признавая, по крайней мере, здесь и сейчас своим лидером. Тем, кто поведет всех на бой, нанесет первый удар и хотя бы в силу этого имеет право на уважение.

Он не знал, как выстроена баталия и как расставлены роты, выдвинуты ли стрелки вперед или стоят по флангам. Участвует в бою малочисленная пехота или сразу отправлена к обозу. А если бы и знал, то все равно забыл бы в мгновение ока, потому что в крови юноши пылал огонь ужаса и одновременно боевого экстаза. В голове крутилась лишь одна мысль, обрывок заученного ордонанса – «поступать так, как они посчитают необходимым: либо атаковать их конников, коль скоро они там будут, либо их лучников, либо обойти кругом и ударить сзади, ибо это может оказаться очень выгодным».

Оттовио надел шлем и, пока гетайр пришнуровывал носатый горшок к петле на груди, император не забыл сунуть клевец в чехол. Копье ему подал кто-то с земли - настоящее, с наконечником, похожим на граненый гвоздь, и муфтой из свинцовых шариков, чтобы смягчить удар, передаваемый на опорный крюк. Тяжелое, смертоносное оружие, властелин поля боя, способный, при удаче и твердой руке всадника, пробить насквозь первые два ряда пехотного строя, как игла пронзает подушку.

Теперь Оттовио понял, что некое чувство, принимаемое им прежде за панику, было слабеньким бульоном, легкой приправой для настоящего ужаса. Молодой человек начал задыхаться почти сразу, как только надел шлем. Горячий воздух обжигал нос и рот, да и были этого воздуха сущие капли, которые приходилось высасывать из пелерины. Оттовио ничего не слышал благодаря подшлемнику, а смотреть мог лишь прямо перед собой через щель едва ли в палец шириной. Что ж, теперь стало ясно, почему «вперед!» есть главная и практически единственная команда в большинстве сражений. Все остальное жандарм не услышит и скорее всего не заметит.

А какой шлем носит граф Шотан?.. Наверняка что-то более удобное и легкое, капитан должен видеть поле боя и отдавать команды.

Полуслепой, глухой, жадно хватающий воздух, император почувствовал себя заживо похороненным. Его затрясло – конь двигался. Животным и в самом деле не нужно было править, опытный зверь войны сам занял нужное место в плотном строю. Затем трясти стало жестче и чаще. Горн завыл так, что в шлеме зазвенело как в колоколе. Вторя ему, пронзительно выла флейта, выпевая сигнал «Лучники могут стрелять!».

Да, команды обычно отдаются дважды подряд, чтобы все расслышали, это юноша помнил. Шотан говорил про четыре сигнала для кавалерии, но память оставила императора. Казалось, трубы гудят без перерыва, меняя лишь тон.

«Лучники, стрелять непрерывно!» - приказали пронзительные флейты. Кажется, еще били в барабаны, но совсем далеко. Ну, это понятно, барабанной дробью конницей не командуют.

- Жандармы, вперед! За штандартом - марш!

Голос, приказавший это, был столь громким, что звук пробился даже сквозь шлем и вату с шерстью.

- Сомкнуться! В «длинную» рысь!

Наконец Оттовио увидел противников. Казалось, они выстроились сплошной линией, покуда хватало взгляда, сейчас император был уверен, что мятежников, по крайней мере, десятикратно больше чем имперских воинов. Эта линия ощетинившаяся остриями, быстро приближалась в блеске металла и красок, а затем как-то вдруг полетела навстречу. Оттовио никогда не видел чего-то настолько быстрого. Страшно было даже моргать, потому что с каждым взмахом ресниц убийственный «еж» вражеского строя оказывался намного ближе.

Дестрие помчался еще быстрее, горн загудел, как труба конца времен. Наверное, это и был четвертый сигнал, после которого схватку остановить уже нельзя. На тренировках Оттовио учился опускать копье правильно, не слишком быстро и не слишком медленно, избегая колебаний умеренно гибкого древка. Но сейчас длинная жердь казалась совершенно неуправляемой, к тому же юноша никак не мог положить ее на крюк, зафиксировав для удара. Граненый наконечник выписывал огромные восьмерки, так что попасть в кого-то мог лишь чудом. Оттовио понял, что сейчас позорно выронит оружие.

Он закричал. Отчаянно, рыдая и давясь невыносимым ужасом, чувствуя, как истерический визг бьется в шлеме, запертый прочной сталью. Оттовио обязательно попытался бы остановиться или хотя бы повернуть, не думая уже о товарищах справа и слева, о тесном строю, который нельзя было нарушать ни при каких обстоятельствах, потому что лишь единый, слитный удар приносил победу.

Бежать! – вот единственное желание, оставшееся в голове юноши.

Да, он бежал бы, если б мог вспомнить, как управлять дестрие, как двигать руками в доспехах. Но император не помнил, он мог лишь кричать в ожидании невыносимого. И в последние мгновения перед столкновением Оттовио показалось, что он слышит столь же отчаянный многоголосный рев, издаваемый сотнями глоток. Страшный вопль, где смешалось все, от ужаса до неистовой надежды выжить.

Все, что было впереди, превратилось в размытое цветовое пятно, и юноша все-таки выронил из рук копье. Остатками разума, еще не сожранного паникой, он вспомнил, что если откинуться чуть назад, то узкая смотровая щель с бортиком по нижнему краю станет (почти) неуязвимой для укола. В следующее мгновение чудовищной, невообразимой силы удар обрушился императору на грудь, точно под нижнюю границу бувигера. Отневероятного сотрясения члены отнялись мгновенно, будто переломанные дубиной палача, этому нельзя было противостоять, это нельзя было превозмочь силой воли. Спазм перекрыл дыхание. Слепой, глухой и парализованный император почувствовал, что его без малого сто килограммов вылетели из седла, будто легчайшее перо.

И дальше не было уже ничего.

_________________________

Описывая страх рыцарей перед боем, Шотан в действительности повторяет Жана Бомона, графа Суассон, участника Столетней войны.

«Когда мы... несемся в атаку, когда опущены забрала и выставлены копья, когда мы скованы холодом и подавлены страхом, а враг уже близко... в этот момент нам хочется оказаться где-нибудь в глубоком погребе, где нас бы никто не увидел»

И да, оговорю на всякий случай: я знаю, что использование термина «кавалерия» применительно к условному Ренессансу - некорректно. Это пока еще конница. Но… почему бы и не да, в конце концов? Считайте сие оголтелым авторским произволом.

Некоторые варианты облачения в доспех:

XIV- XVI в.

https://www.youtube.com/watch?v=zGl_UXc9HIE

https://www.youtube.com/watch?v=mflAGxs0mgM

https://www.youtube.com/watch?v=V8-eeJUcO5M

https://www.youtube.com/watch?v=cgd9ZZfUn1o&

Занимательное про поддоспешник:

https://www.youtube.com/watch?v=J-gA5TvWAh0&

Интересные мысли, самозаключение в доспех, можно ли оправиться, не снимая железо?

https://www.youtube.com/watch?v=OleWvLdoWng&

Вообще очень хороший канал, рекомендую. Увы, он украинский, так что по понятным причинам обновления прекратились.

Клевец: