Дворянство. Том II. Ступай во тьму

Глава 27

Часть IV

Маленькая несмешная армия

Глава 27

Елена с грустью посмотрела на ногу, точнее на формирующийся шрам. Рана уже затянулась и сейчас так называемый «непрочный рубец», который легко можно было порвать неловким движением, замещался плотной соединительной тканью. Раньян поработал на совесть, как профессионал, шов получился хорошим, гангрена обошла стороной, но шрам обещал остаться с женщиной до конца жизни. Кроме того, рана и жесточайшая дезинфекция, скорее всего, повредили нервы. Подвижность сохранилась, однако бедро теперь все время ощущалось как-то не так, будто чужая конечность. Развились пониженная чувствительность к прикосновениям и наоборот, повышенная к холоду, неприятное покалывание в самый неожиданный момент.

По сравнению с ногой порез на животе можно было считать косметическим, несущественным, хотя и здесь остался тонкий белесый шрамик. Елена провела по нему кончиками пальцев, думая, что Пантократор, видимо, хранит ее. Чуть глубже – и дело вполне могло закончиться перитонитом. Опасное это занятие - бить людей острыми железками, люди ведь отвечают тем же…

Елена поднялась с кровати, встала, аккуратно распределяя вес на обе ноги, жестом отказалась от костыля, услужливо протянутого Виторой. Накинула поданный халат и сделала несколько приседаний. Кожа выше колена растянулась, и бедро тут же отозвалось уколом боли, предупреждая – рано, еще рано.

Что ж, ноги подождут.

Елена опять вздохнула. Делать зарядку совершенно не хотелось. Но надо. Женщина вздохнула третий или четвертый раз, раскручивая запястья, разогревая связки. Некстати заныли сросшиеся ребра на левом боку, протестуя против физкультуры, однако неизбежное уже началось.

- Как госпожа? – спросила Елена, переходя к массажу шеи и растиранию ушей. Служанка дала быстрый, краткий отчет из коего следовало, что все в пределах нормы. Беременность Дессоль подходила к завершению, баронессе явно поплохело, каждый день начинался с рвоты, но в целом ситуация развивалась более-менее приемлемо.

- Свинья?

- Готова, - отозвалась Витора. – На холоде.

- Опять в крови все будет, - пробормотала себе под нос Елена.

- Не будет, - тихонько заверила ее служанка.

- Что?

- Я сама свинку приколола, - поспешила объяснить Витора. - И кровь спустила как надо. На ужин кухарка сделает перепечь.

- Что? – повторила Елена.

- Перепечь, - прошептала девочка. – Пирожки… такие… кровь, свежая обязательно… иначе невкусно будет… яйцо… молоко…

Она стала запинаться на каждом слове, приходя в ужас от догадки, что допустила какую-то страшную оплошность и разгневала госпожу.

- Ясно, - поторопилась успокоить ее хозяйка. – Попробуем обязательно.

Уже не первый раз Елену приводило в замешательство это удивительное сочетание запредельной робости с безжалостной практичностью крестьянина. Витора впадала в панику от одной лишь мысли, что ей могут быть недовольны… и без всяких комплексов заколола поросную хрюшку, да еще спустив кровь. Потому что свинья – это еда, еду не жалеют, ее готовят и употребляют.

О, мир, о, нравы…

Закончив урезанный комплекс утреннего пилатеса, Елена села на табурет, вытянув ногу, помассировала мышцу. Нет, чувство легкого онемения проходить не желало.

- Мастер Пантин не заходил? – безнадежно, скорее для порядка спросила она. Служанка лишь помотала головой. Без синяков лицо у нее оказалось красивое и симметричное, даже сломанный нос его не слишком портил. Глаза по-анимешному большие, серые. Если бы еще не застывший в них потаенный страх, ожидание удара или окрика, запечатленное намертво, как насекомое в янтаре…

Фехтмейстер исчез, пропал без следа, без весточки, даже Раньян не сумел найти бывшего учителя. Должно быть, старый маг не желал иметь ничего общего с новой Хель, Хель-убийцей. Почему? Да кто его знает… Правила жизни воина-мага оставались загадкой для всех.

Бедро горело, как в огне, чувство было такое, будто в рану воткнули зазубренный кинжал и чуть проворачивали, ровно настолько, чтобы ощущение сохраняло остроту. Раньян объяснил, что это нормально и даже хорошо – рассеченная плоть нормально срасталась, обещая выздоровление. Но легче от понимания не становилось.

- Ладно, - пробормотала Елена, садясь в кресло, заваленное подушками, вытягивая ногу. – Тогда почитаем перед началом нового радостного дня. Подай книгу.

Елена почувствовала секундный укол совести – команда прозвучала в лучших традициях спесивого господства, то есть резко и по-хамски. Она хотела как-то перефразировать, добавить «пожалуйста», но тут бедро пробило как электрическим ударом, аж в глазах потемнело, и женщина мгновенно забыла о благих намерениях. Витора подняла со стола том в деревянной обложке и с огромным почтением отдала хозяйке. Сама, без просьбы подоткнула подушки, чтобы госпоже было удобнее полусидеть-полулежать. Елена благодарно кивнула, кусая губы от режущего зуда в больной ноге. Служанка присела рядом с кроватью на скамеечке в ожидании новых распоряжений.

Елена уже привычно нашла закладку в виде красного шнурка, открыла плотные страницы, сделанные из очень хорошей тряпичной (на века!) бумаги, прочла:

«Когда в Душе нет способности или сильной воли дабы избрать образ действий, то есть совершить угодный Богу выбор в вещах насущных и изменяемых, весьма полезно будет предложить некие правила, которые помогли бы личному исправлению, изменяя жизненное положение. Обдумай тщательно, что есть верная привычка? В противозначение привычке скверной она суть подпорка, что наделяет мудростью идущих по тропе богобоязненной жизни. Ибо верная привычка к любому деянию, будь оно умственное либо телесное, порождает Умение. Умение же, в свою очередь, при надлежащем числе неустанных повторений, делает слабое сильным, прежде в мыслях, затем в словах и наконец, в действиях. Таково будет начало Способа полного совершения испытания совести, о коем пойдет речь далее»

Абзац вызвал очень живое, острое – несмотря на минувшие годы – воспоминание.

Дед не любил иностранные фильмы. В этом не было какого-то принципиального неприятия, просто ему не нравилась «голливудщина» как общее культурное явление. Дед был твердокаменным прогрессистом, который искренне верил, что любое искусство должно учить чему-либо, делать человека лучше. И, соответственно, категорически отрицал развлекательный аспект. Тем удивительнее, что в один прекрасный день Леночка, которой тогда исполнилось лет двенадцать, застала Деда за просмотром какого-то свежего хита с Томом Крузом. Точнее даже не фильма, а одной сцены. Девочка удивилась, а старик сказал, что даже в похабном смотрилове можно найти что-то полезное. Он дал послушать и внучке диалог, который счел интересным, а затем добавил: вот глупый фильм с очень умной мыслью, которую полезно запомнить. И девочка запомнила, чтобы затем, конечно же, благополучно забыть. До поры, до времени…

Забавно и удивительно, как в двух произведениях, созданных разными людьми, в разные времена, в разных мирах повторилась одна и та же мысль.

К чему приводят тренировки? Они формируют навыки и превращают их в рефлексы. Заставляют людей, которые не очень умны, быть умнее. Учат быстрой оценке ситуации и быстрому действию.

Вот еще бы излагалось это все попроще… Хотя, следует признать, само по себе чтение чудовищных словесных конструкций неплохо нагружало и упражняло мозги. Одна фраза могла занимать целый абзац, а короткая мысль легко раскидывалась на пару страниц, поэтому требовались хорошая память и концентрация, чтобы держать в уме суть и посыл.

- Госпожа хозяйка, - прошелестела Витора, как обычно, так тихо и робко, что Елена услышала ее только со второго раза.

- Да? – спросила она, откладывая том и радуясь внезапной помехе, потому что разум окончательно сломался на «Внимательно рассмотри и оцени то состояние, в каком ты можешь оказаться в Конец Дней, коий произойдет во время неназванное и неведомое людям, колдунам и астрологам, когда будет на то Воля Пантократора. Подумай о том, каким бы ты тогда желал иметь нынешнее избрание, какое правило в то время пожелал бы увидеть исполненным и осуществленным ныне, дабы со всей искренностью сказать: Господь Повелитель мой, ныне я готов к Твоему Суду!»

- Скажите, будьте добры… - голос девушки окончательно угас, кажется, она смертельно пугалась собственной смелости.

- Что? – Елена опять испытала приступ гнева – и на эту трусишку, и на саму себя (за то, что поддается гневу и злится на трусишку). – Говори спокойно, я тебя не обижу.

- О чем эта книга?..

- Что? – не поняла хозяйка, с трудом удерживаясь от гримасы. Ногу опять начало жечь невидимыми углями.

- Вы так внимательно ее читаете… о чем она? – спросила Витора, перебарывая страх, с невиданным прежде любопытством.

- Это…

Елена задумалась.

В самом деле, о чем «Духовные Упражнения на каждый день или подробный и наилучший список слушаний Создателя, молитв и созерцаний для укрепления Веры и воли»?

Вообще, если очистить книгу от словесной шелухи, всех рекомендаций ужасаться, страшиться, любить господа и так далее (то есть выкинуть примерно половину текста), то «Упражнения» оборачивались чем-то вроде сборника инструкций для проповедника. Хотя… скорее даже миссионера. Это был своего рода практикум, задачей которого являлось в самый короткий срок подготовить не слишком образованного человека выживать и добиваться целей в неблагоприятном окружении. Этакое «Как заводить друзей и влиять на них, когда тебя никто не любит и могут убить».

Книга учила, как обуздывать любой страх, как не бояться расправы, как вкрадываться в доверие к тем, кто изначально враждебен. Отдельная глава подробно рассказывала, что лучшее оружие для взлома чужих подозрений (особенно в крестьянской среде) – музыка, далее следовали инструкции по изготовлению простейших инструментов из подручных средств, начиная с тростниковой дудочки. «Упражнения» давали обширную практику медитаций с многочисленными образами. Здесь были даже элементы аутотренинга – когда обучаемый медитировал на картины адских страданий и райских кущ, соответственно воображал себя то в котле, полном кипятка, то летящим под руку с ангелом в прохладном небе.

Читая «Упражнения» Елена стала понимать, отчего миссионеры Демиургов столь популярны и успешны в народе. Натасканный по такой методичке адепт оказывался на голову выше любого проповедника, которого вели только благие пожелания.

Жаль, что «Упражнения» оказались в ее руках слишком поздно…

- Это книга, которую написали умные люди для того, чтобы делать умнее других людей. Она жутко многословная и путанная, но дает советы и рецепты, как избавиться от вредных мыслей. Как сосредотачивать намерения на целях. Как думать о последствиях. Как не спешить, но делать все вовремя. Понимаешь?

- Но вы и так очень умная, госпожа, - сказала Витора с максимальной для себя уверенностью и твердостью.

- Увы, нет, - вздохнула Елена. – Нет.

- Вы убили четверых, - тихонько напомнила девочка.

- Вот именно.

Елена склонила голову, посмотрев на служанку. Витора привычным жестом ссутулилась, подтянув подбородок к груди, однако постаралась выдержать прямой взгляд.

- Я убила четверых, - согласилась Елена. – А толку то?

- Но… - Витора искренне запуталась. – Они больше не будут?

- Ты путаешь ум и храбрость.

Елена скривилась и почесала зудящую ногу, осторожно, чтобы не потревожить заживающий шов. Как ни странно, разговор с темной и дремучей девчонкой стал облегчением. Возможностью проговорить серьезные вещи, повторить их самой себе, раскладывая по полочкам.

- Я убила четверых подонков. Я не жалею об этом… и не чувствую угрызений совести.

Елена добросовестно прислушалась к себе и ощутила ровно то, что и сказала, то есть ничего. Ни капли сострадания к покойникам. Витора даже склонилась вперед, ловя каждое слово.

- Но ведь они убили Ульпиана не по собственному желанию, правильно? – Елена задала риторический вопрос и не ждала ответ. – Правильно. Кто-то их направил. Заплатил им. Они лишь меч, скорее даже клинок меча. А рукоять была в чьей-то руке. Но я прикончила всех четверых…

Елена зажмурилась на несколько мгновений, заново переживая тот кошмар, что творился на арене. Страх, боль, ярость, ощущение того, что смерть уже коснулась тебя кончиками пальцев, отмечая неизгладимым тавром.

- Я отомстила. Забрала кровь за кровь. Я потешила свое самолюбие, - искренне признавалась Елена собственной служанке, купленной за шестьдесят коп. – И своими руками обрубила все концы.

Она устало откинула голову на груду пуховых подушек.

- Тот, кто заказал убийство, наверняка очень мне благодарен, - прошептала Елена. – Мертвые хранят молчание. Они уже никому ничего не расскажут. Не назовут ничьих имен. Я сама же помогла скрыть преступление навсегда.

Витора облизнула губы, судя по ее лицу, девочка очень искренне пыталась уместить в голове то, что прекрасная и чудесная госпожа в неизмеримой милости соизволила ей открыть.

- Поэтому я должна стать умнее. А чтобы стать умнее, надо читать книги, которые написаны умными людьми. Попробуй и ты, - предложила Елена, скорее из вежливости, просто чтобы завершить разговор.

Она едва не поперхнулась, увидев лицо служанки. Елена уже привыкла видеть испуганную Витору, тихую Витору, скромную Витору. Но первый раз увидела Витору смущенную. Елена ожидала ответ в стиле «ни в коем случае, не осмелюсь открыть господскую вещь», но услышала совсем иное.

- Госпожа… я… я не умею читать.

- Так… - в замешательстве протянула женщина.

Елене это прежде и в голову не приходило. Для нее умение читать и писать все еще было естественным состоянием. Но постфактум ясно, что девчонка, лишенная даже собственного имени, грамоте уж точно не обучалась.

- Мдя… - протянула госпожа. – Значит надо учиться.

- Но… зачем? – тихонько спросила девочка.

- Ну… как… - задумалась Елена. – Вот пошлю я тебя, скажем, за покупками… и что? Ты даже список не сумеешь прочесть.

- Я запомню.

- И в самом деле, - согласилась Елена. Немного подумала и решительно заключила. – Нет, так не пойдет. Будем тебя учить. Завтра начнем…

И она тут же вспомнила «Упражнения»

«Помни о разнице меж Деянием истинным и откладываемым. Вот муж непредусмотрительный говорит слово «после», и так его Деяние становится откладываемым. Но враг Души твоей без устали, без промедления ищет многие пути, дабы умалить ее как Божье творение и похитить для поругания. Он измеряет Душу твою, находя ее крепкой или тонкой, и если она тонкая, то старается сделать ее еще более тонкой и довести ее в этом до крайности, дабы легче ее возмутить и погубить. Душа, желающая преуспевать на духовном пути, должна всегда поступать противоположно тому, как наставляет ее враг, а именно - без промедления обращать Деяние задуманное в истинное, умножая крепость свою»

- Займемся вечером, - решительно сказала Елена. – После того как разберемся со свиньей.

Витора лишь молча кивнула, не осмеливаясь обсуждать причуды госпожи

* * *

- Зачем ты читаешь эту книгу? – капризно спросила Дессоль. – Она глупая! Бесполезная!

Предродовое состояние крепко повлияло на характер баронессы, притом не в лучшую сторону. Уже не раз Елене приходилось отмалчиваться, сжав челюсти, превозмогая желание бросить все, предоставить сумасбродную дворянку ее судьбе. Но лекарка стоически переносила капризы пациентки, понимая, что устами Дессоль говорят страх, физиология и биохимия.

- Она не глупая, - терпеливо ответила Елена, набирая очередную ложку «пуховой» каши. – Она полезная. Для меня.

- Ты не любишь молитвы! Ты никогда не молилась прежде!

Больше всего Дессоль сейчас напоминала какого-нибудь мальчиша-плохиша с надутыми щеками, который вот-вот начнет плеваться кашей в знак протеста.

- Она развивает мой… меня, - все так же терпеливо сказала Елена. – Это полезно.

Пару мгновений казалось, что Дессоль таки сплюнет лакомство, и у Елены даже рука зачесалась от желания дать ей подзатыльник, как настоящему невоспитанному ребенку. Как Артиго в его худшие моменты. Но обе женщины сдержались.

- Твоя компаньонка вчера ударила Витору, - как бы невзначай, но строго заметила Елена, протягивая новую ложку.

- Ну и что? – искренне удивилась и не поняла баронесса.

Елена в очередной – кажется уже шестой? - раз тяжело вздохнула. Вот что здесь можно сказать? Дессоль умница, красавица, добрейшая женщина… в рамках своего сословия и принятых им правил поведения. А в этих границах слуга, разумеется, тоже человек, однако ниже сортом, причем вполне официально. Оскорбить и ударить лакея не зазорно, наоборот, считается, это дисциплинирует, избавляет от врожденных пороков, например вороватости, а также склонности ко лжи. Поэтому баронесса со всей искренностью не понимает суть замечания - с тем же успехом Хель могла бы жаловаться на то, что вода закипает слишком медленно или дождь идет сверху вниз.

- Пожалуйста, скажи, чтобы она больше так не делала, - очень вежливо попросила Елена. – Я не люблю, когда бьют людей без причины, по скверному настроению.

Она подумала, стоит ли добавить, что в следующий раз Елена сама выбьет дурь из компаньонки, не обращаясь к посредникам, но решила, что пока не стоит, это уже лишнее обещание.

- А, понимаю, - кивнула Дессоль. – Бить чужих слуг, дурной тон. Да, я скажу ей. А может и выгоню. Она в последнее время забывается.

Ну-ну, мрачно подумала Елена. Еще не хватало встрять в эти межсемейные разборки.

- Не стоит, - примирительно попросила лекарка, заботливо вытирая Дессоль подбородок мягким платком. – Теперь выпей чашечку, это полезно и вкусно..

Учитывая состояние подопечной, Елена сократила до предела все эликсиры и растворы, оставила только цветочный мед и еще пару совсем безобидных травок. Лекарка боялась, что теперь, на краю вынашивания, любой раздражитель может спровоцировать какой-нибудь нежелательный процесс. Поэтому чистая кипяченая вода, здоровая пища, приготовленная на парУ и так далее. Сейчас баронесса находилась где-то на одиннадцатом или двенадцатом месяце из четырнадцати положенных, поэтому каждый новый день беременности лекарка воспринимала как подарок судьбы, еще один шажок к успешному разрешению.

Дессоль выпила слабый раствор меда с парой листиков мяты.

- Ну, все-таки, - надула она губы. – Что такого ты нашла в той книге? Читаешь ее каждое утро! И вечерами тоже… Вместо того, чтобы рассказывать мне замечательные истории!

Елена мягко улыбнулась и сказала:

- Я каждый день молюсь за твое здоровье и благополучное разрешение от бремени. Эта книга полна душеспасительных вещаний и полезных молитв. Они наполняют мою душу любовью к богу.

С языка рвалось «и это повышает качество молитв», но Елена удержалась от неуместной шутки, закончив постно, с видом предельного благочестия:

- Мои молитвы становятся еще более пылкими, искренними. Все ради тебя, милая госпожа Дессоль.

При этом лекарка набожно взялась за золотое кольцо, подарок Дессоль.

Баронесса всхлипнула, впечатленная до глубины души такой самоотверженностью, верностью и любовью. Спустя несколько мгновений она уже рыдала на груди рыжеволосой подруги, шепча благодарность и лекарке, и Единому в аспекте Параклета-Утешителя. Елена, в свою очередь, искренне обняла молодую женщину, обещая, что все будет хорошо.

Надо сказать, что в душе лекарка содрогалась от отвращения, предчувствуя близкое испытание. То, которое лекарка слишком долго откладывала под разными предлогами.

Обратить Деяние задуманное в истинное, умножая крепость свою, подумала она. Обратить, не откладывая. Сегодня же. Потому что завтра может быть поздно.

* * *

Как и положено приличному дому, городская резиденция баронов имела подвал с ледником для хранения мяса и других скоропортящихся продуктов. Туда Елена отправилась после кормления Дессоль, чтения сказок, составления меню для обеда и так далее. Рассказчица едва добралась до штурма Хельмовой Пади и рассчитывала, что всей трилогии точно хватит до родов. А если нет, то в резерве остается «Хоббит». Только батальные сцены придется сильно менять. Елена пока не видела своими глазами ни одного сражения (и надеялась, что это счастье благополучно ее минует), но даже по сторонним описаниям было видно, что Джексон наснимал хрень, которую без адаптации не впарить женщине из военного сословия.

В разделочной было умеренно прохладно, пахло кровью, железом и свежим сеном. Елена зябко накинула шерстяной плащ – после ранения она стала часто мерзнуть даже в теплые летние дни. Примерно так же утеплились повитуха и Витора. Анорексичка выглядела недовольной – то есть недовольной пуще обычного. Губы ее растянулись еще шире, так, что зубы выставились вперед как у покойника или нечистой силы.

- Ну и че? – недовольно спросила тетка, встряхивая торбу, которая была засалена до такого состояния, что с нее даже взгляд соскальзывал. Внутри сумки брякало и звенело.

- Не борзей, - предупредила Елена, ставя на свеженасыпанное сено «вьетнамский сундучок».

- Ну, ладно, - прикрутила фитиль анорексичка. – Делать то чего?

Ее взгляд бегал в треугольнике между Хель, Виторой, тихонько застывшей в углу, а также большой колодой из дуба. На колоде мирно покоилась свежезаколотая свинья с обширным брюхом.

Елена вздохнула, морщась и думая, как же ей всего этого не хочется. Тетка приняла недовольство на свой счет, решила, что обещанное золото уплывает, и быстро забормотала оправдания.

- Хорош, - Елена остановила поток слов поднятой ладонью. – Мы здесь по делу.

- Да хрен ли вас знает, - буркнула повитуха, косясь на тушу. – Вдруг страсти какие задумали.

- Смотри… - Елена потерла мерзнувшие ладони. Глянула на тихую, незаметную Витору и невпопад представила, как миленькая робкая девочка твердой рукой закалывает животину, а затем спускает кровь, подвесив на крюке.

- Смотри. Вот это, - Елена показала на свинью. – Роженица.

- Ы!!! – икнула повитуха и опустилась на колени, зажимая кулаком рот.

- Твою мать, - уже не сдержалась Елена. – Да не колдовство это! Свинья как будто роженица!

- А-а-а… - боязливо протянута тетка. – Ну, ежели только так…

Елена поняла - тут бесполезно рассказывать, что свинья из млекопитающих едва ли самое близкое к человеку по строению, настолько, что даже почки для пересадки можно какое-то время сохранять, «подключая» к свинской кровеносной системе.

- Представим, что свинья это роженица, - повторила она, стараясь быть терпеливой и сдержанной. В подвальном холодке левая нога ответила почти полным онемением, поэтому терпеливость давалась большим усилием.

- И ребенок не идет? – сметливо подхватила анорексичка, разводя глаза словно рак, один смотрит на Хель, другой на свинью.

- Да, - облегченно выдохнула Елена. – Так что доставай. Как делала бы в жизни. Все, с самого начала.

- Сделаем в наилучшем образе, - сразу поняла суть вопроса повитуха. - Чур мне свинячья нога! За труды.

- Хорошо.

- И соль! Соли, чтоб засолить.

- Обойдешься, - отрезала Елена. - Соль нынче дорогая.

Тетка похмыкала, побурчала, однако вроде бы поняла, что здесь требуется. Для начала она упала на колени и громко помолилась Параклету, все так же косясь на заказчицу, дескать, все по-правильному, никакой темной волшбы и так далее. Елена промолчала.

- Сразу резать иль совсем все-все? – деловито уточнила повитуха.

- Все-все, - озадаченно подтвердила Елена, не понимая, что тут еще можно сделать предварительно.

- Тогда пугать надо, - с той же ненормальной деловитостью сказала тетка.

- Пугать?.. – не поняла заказчица. Про выманивание младенца «на сладкое» она уже знала, но тут явно подразумевалось что-то новое. Повитуха объяснила, и женщина с Земли охренела в очередной раз.

Считалось, коль ребенок не идет, то причина в «неправильном» сжатии материнской утробы, а чтобы она «пересжалась», мать следует напугать, вызвав сокращение матки и прочих родовых мышц. Для этого сразу несколько старух (те, что пострашнее) начинали греметь посудой, кричать на несчастную и оказывать прочие меры психологического воздействия, включая подробные описания того, как она помрет в луже крови со страшными конвульсиями. Если не помогало, следующим номером программы шло вызывание рвоты, причем согласно традиции в глотку жертвы (назвать как-то иначе несчастную роженицу язык не поворачивался) совали пальцы самой страшной повитухи или собственную косу. Если и это не помогало, тогда в ход шел нож.

Господи, помилуй, оторопело подумала Елена, забыв назначенный ей самой для себя зарок избегать площадной брани. И за мной ведь тоже сотни поколений такого адского пиздеца…

Она сглотнула, покачала головой, избавляясь от приступа дурноты. Затем решительно приказала:

- Это все пропустим. Погремели, покричали, ребенок застр… не выходит. Дальше?

Повитуха споро и без лишних разговоров начала выкладывать нехитрое содержимое торбы на столик рядом с колодой. В основном инструменты походили на что-то сельскохозяйственное.

- А это для чего? – спросила Елена, ткнув пальцем в наиболее неприятно выглядевшую штуку, похожую на гибрид секатора и маникюрных ножниц.

- Головку срезать, - с готовностью ответила анорексичка. – Ежели плод помер внутрях и надо вытаскивать.

Елена растерянно махнула рукой, тетка поняла это по-своему и угодливо показала специальный крючок для извлечения обезглавленного младенца из утробы, а также бур, если его надо предварительно умертвить. Женщина снова подавила приступ рвоты, представив себе означенные процедуры. В сравнении с ними жесткий военно-медицинский экстрим вроде лечения Дан-Шиновской ноги казался чем-то рутинным, почти домашним, как вскрытие чирьев и прикладывание компрессов к ушибам.

Повитуха пригляделась к заказчице и неожиданно спокойным, деловитым тоном попросила Витору:

- А подай-ка ведро. Вот, к ноге поставь.

Служанка повиновалась.

- Блевать туда, - порекомендовала анорексичка.

- Удержусь как-нибудь, - проворчала Елена.

- Не удержишься, всех выворачивает по первости, - так же спокойно пообещала повитуха и без команды приступила к предоперационным действиям.

- Э! – воскликнула Елена. – Ты что делаешь?

- Как что, ножик облизываю, - искренне удивилась тощая тетка, сжимая старую и здоровенную бритву. – Капелька крови без этого никуда, ножик попьет, бабу пожалеет.

Елена сдержала ругательство и сквозь зубы приказала работать дальше. Она поняла, что тут надо корректировать все этапы, поэтому лучше сначала провести тестовый прогон и оценить масштабы бедствия «в сборке». А затем устроить дрессировку, вбивая в голову безымянной повитухе нужный порядок действий. Дезинфекция инструментов и рук для начала. Но это потом.

- Только объясняй, что делаешь, - уточнила она. – Вот прямо все объясняй.

- Ага.

Следовало отдать должное, тетка знала и свою работу, и клиентуру. Первый раз Елену вырвало на моменте вскрытия собственно матки, так что ведерко оказалось к месту. Второй, когда началось извлечение мертвых поросят. Дальше пошли уже спазмы с отрыжкой желудочного сока. От напряжения снова дико разболелись едва сросшиеся ребра и шов на боку. Елена чувствовала себя больной, несчастной и хотела только добраться, наконец, до постели. Хотя кровь из хрюшки, в самом деле, спустили качественно, и труп был свежим, женщине казалось, что запах выдержанной мертвечины забивает ноздри. Елена держалась и смотрела уже главным образом из чистой гордости, чтобы не показывать слабость и разбитость.

- Все вот это вычерпать, - с пальцев тетки капала мерзкая жижа, похожая на разведенную кровью грязь с комками глины.

- Вычерпать, - механически повторила Елена, чувствуя как снова подступают к горлу рвотные спазмы.

- Ага. Дурни по неопытности, бывает, думают, что дитенок вылез, тут и делу конец.

- А это не так?

- Не, - бодро откликнулась тетка. – Послед и все такое.

Елена тяжело сглотнула, больше от разочарования, нежели отвращения. Отпала еще одна возможная причина послеродовой смертности.

- Ну вот, - покосилась безымянная. – Теперь пузо надо сшить. И все. Дальше только Боженьке молиться. Он или приберет, иль нет, как рассудит.

Витора снова молча подала хозяйке кружку воды и полотенце. Елена прополоскала рот, вытерла мокрое от пота – несмотря на подземную прохладу - лицо.

- Так…- пробормотала она под нос. – Так…

Снова появилось странное ощущение комариного зуда над ухом или крошечной занозы под ногтем. Что-то не так… Что-то она упустила.

- Зашивай, - приказала Елена.

Тетка пожала узкими плечами, дескать, хозяйка барыня, и повиновалась. Швы, кстати, были ровные, делались твердой рукой. Витора молча смотрела на операцию пустым взглядом темных глаз. Елена снова укорила себя за глупость – мало, мало она все-таки читала полезную книгу…

- Ступай, - негромко посоветовала Елена служанке. – Свободна до завтра. И еще… извини меня.

- Спасибо.

Витора, опустив глаза, присела в реверансе (теперь получалось намного лучше) и молча ушла. Елена осталась наедине с распотрошенной свиньей и повитухой, которая теперь больше всего походила на классическую ведьму после жертвоприношения.

- Готово, - анорексичка перекусила нить щербатыми зубами, Елена вновь позеленела, но справилась.

Что же здесь не так… Что?!

- Еще раз, - вымолвила Елена. - Давай сначала, на словах. Достаешь бритву, делаешь разрез…

Они снова прошлись по всей процедуре, обсуждая нюансы. Убедившись, что рыжеволосая не шьет криминал или ворожбу, а искренне пытается разобраться, повитуха тоже включилась в процесс, приводя разнообразные примеры из богатой практики.

- Не понимаю, - воскликнула в сердцах Елена. – Не понимаю!

- Ну, - пожала костлявыми плечами тетка, - Чего тут понимать то. Бог дал, Бог прибрал. Ну, чего, расшиваем и заново?

- Расшиваем, - повторила лекарка. – А…

Елена застыла, чувствуя, как невидимая заноза шевельнулась, будто, наконец, ее ухватил пинцет. Едва-едва, за самый кончик, но все же ухватил.

- Шьем, - медленно, чуть ли не по буквам повторила она. – Зашиваем… И не зашиваем.

Она взволнованно заходила по сену, шевеля пальцами, бормоча что-то про себя. Повитуха отошла в уголок, стараясь не попасться под ноги.

- А скажи ка, - внезапно спросила Елена, остановившись. – Ты матку зашивала?

- Нет, - без промедления отозвалась тетка.

- Почему?

- Вот же чудачка! – искренне удивилась повитуха. – Зачем шить то?

Она показала открытую ладонь.

- Матка, она ж сжимается.

Тетка сжала кулак, иллюстрируя сказанное.

- Разрез закрывается. Сам собой. Зачем бабу мучить лишним колотьем и дырками? Ей и без того плохо.

- И так все делают? Никто не шьет?

- А то ж!

Елена откинула голову, вдохнула и выдохнула, покачиваясь с носка на пятку и обратно. От лихорадочных мыслей даже боль в ребрах отступила. Неужели?.. Неужели она все-таки вычислила причину?.. Увы, догадка была из тех, что приносят не покой, а лишь новую головную боль.

Итак, при кесаревом сечении «здесь» матку после кесарева сечения не зашивают, полагаясь на то, что она приходит в естественное состояние, сама собой плотно закрывая разрез. Внутриполостная операция, которая, по сути, не завершена и оставляет зияющую рану - звучит как весомая причина для осложнений. Пожалуй, это вполне объясняет ужасающую смертность.

Но… быть может, повитухи правы, а именно она ошибается?

С отчетливой ясностью Елена поняла, что ответа у нее нет, и не будет. Нельзя вспомнить то, чего никогда не знал. Никакой опыт здесь не поможет. И если, не дай бог, точнее Параклет, у Дессоль начнутся проблемы, судьбу баронессы решит простая удача – угадала рыжая или нет.

- Звезда рулю, - прошептала Елена, чувствуя, что вот-вот заплачет от понимания - ответ есть, он простой, записан во множестве книг, лежит в интернете. Для Елены - минута на гугление или час на поход в библиотеку, но для Хель это все недостижимо. Истина заперта несокрушимым замком.

- Говно, пиздец и хлев, - пробормотала она цитату, чувствуя искреннее желание опуститься на колени, чтобы помолиться за здравие и благополучное разрешение Дессоль от бремени. Елена отчетливо поняла, что ей очень, очень нужна помощь высших сил.

_________________________

Фильм с Томом Крузом – «Джек Ричер».

Как вы уже, наверное, поняли, родовые инструменты и суеверия не выдуманы (кроме одного, с облизыванием бритвы, тут я просто не помню, читал это в научном и беллетризованном источнике).

Хотя я все же допустил некоторую вольность – смешал «народные» и «научные» методы. Надо сказать, при ближайшем рассмотрении они друг друга вполне стоили, одинаково мучая несчастных пациентов. Не помню, упоминал ли я об этом ранее, на всякий случай повторю: в Европе женщины (городские, конечно) зачастую вполне целенаправленно отказывались выходить замуж, потому что замужество (независимо от положения) – это беременности, одна за другой, пока сохраняется способность к деторождению, а каждая беременность это подкидывание монетки – умрешь или нет, причем независимо от богатства и положения (от 2% до 20% смертности). Проблема «женского отказа» стояла так остро, что в Англии церковь метала громы и молнии, порицая богопротивную практику.