Глава 18

Глава 18

Елена полулежала на диванчике для ночной прислуги, пила овсяный квас и слушала Дессоль. Баронесса упражнялась с инструментом, похожим на декоративный барабанчик из двух сложенных вместе тарелок. Верхняя половина была фигурно пропилена, так, чтобы получилось десятка полтора «язычков» разного калибра. Ударяя по язычкам тонкими молоточками, баронесса извлекала из барабана симпатичную мелодию. Инструмент звучал похоже на ксилофон, однако мягче, протяженнее, можно сказать – камерно. Это была музыка не для шумных сборищ и тем более не для хмельных гулянок.

Елена мечтательно пила горьковатый квас и представляла, что баронесса играет персонально для нее. Было хорошо. Спокойно. Умиротворенное настроение чуть-чуть – самую малость - портили неотложные и скорые дела, как обилие приправ заставляет морщиться гурмана. Но Елена давно привыкла, что здесь нельзя быть полностью счастливым и довольным. Хотя, наверное, не только «здесь». Видимо это и называется взрослой самостоятельной жизнью - когда все превращается в бесконечную цепь забот и решений.

Деньги… обналичить второе денежное письмо Дан-Шина. Заехать за Насильником. А еще необходимо платье… была у Елены хулиганская идея как шкировать благородную общественность на приеме и навсегда вписать свое имя заодно и в историю моды. Но, увы, о таком следовало только мечтать. А еще записка от Ульпиана, очень краткая и деловая, она содержала свод инструкций: быть готовой к событию, явиться в платье «надлежащем происхождению и положению», до приема на службе не показываться. Последний пункт был самым загадочным, впрочем, он идеально соответствовал намерениям Елены. К записке прилагалось письменное обязательство глоссатора покрыть расходы на представительскую одежду, что тоже было приятно.

Итого – десять дней, просто «в тютельку», как сказал бы Дед, который любил оборот и никогда не объяснял, что есть эта самая «тютелька». Времени как раз хватит на доброе дело, решение вопроса повитухи, а также… К черту, решила Елена, отставив пустую кружку и морально-волевым усилием запрещая себе думать о делах. Не сегодня. Все завтра.

Она повернула голову, кинула взгляд на Дессоль. Юная баронесса сосредоточенно играла, чуть прикусив губу, выглядело это очаровательно до анимешного кровотечения из носа. Елена улыбнулась, искренне любуясь темноволосой женщиной. Захотелось сесть ближе, на кровать к Дессоль, расчесать ей свободно распущенные локоны.

Насколько все-таки красивы беременные, подумала Елена. И внутренне, и внешне. Две жизни в одном теле. Новая искорка, готовая зажечься ярким огоньком. Спина Дессоль, прогнутая под тяжестью живота, образовывала изящный и глубокий изгиб, вдоль которого так и хотелось провести ладонью, переходя на талию и ниже. Скорее даже не ладонью, а кончиками пальцев для более яркого ощущения. Елена почувствовала, что тоже закусила губу, только по совсем иному поводу. Дессоль глянула на лекарку, стукнула по барабанчику еще трижды, завершая мелодию, закрыла глаза, слушая, как долго затихают в неярком свете комнаты звенящие нотки. Елена слабо улыбнулась, тоже заслушавшись. Ей почему-то хотелось плакать, наверное, от избытка чувств. Слишком уж много событий уместил этот день. Ярких, странных, удивительных.

- Тебе нравится? – спросила баронесса.

- Очень, - искренне ответила Елена и подумала, неужто и в самом деле это была музыка персонально для нее?

Начинался дождь, снова застучали в окно тяжелые капли. За дверью мощно храпела компаньонка баронессы. Две молодые женщины переглянулись и, как по команде, хихикнули. Елена подумала, что Жоакина, сейчас, должно быть страдает и мокнет. И тут же Дессоль вздрогнула, подняла руку, будто стараясь заслониться.

- Что случилось, - встревоженно привстала Елена.

- Ты… - прошептала баронесса. – Твоя улыбка… Она вдруг помрачнела… страшновато.

- Да? – Елена провела руками по лицу, разминая мимические мышцы, как пластилин. – А так?

- Лучше, - кивнула Дессоль.

- Завтра мне надо будет уехать, - извиняющимся тоном произнесла рыжеволосая.

- Куда? – встрепенулась брюнетка, ее темные волосы падали на плечи волнами, как лепестки ночной тьмы. В свете ламп и нескольких свечей бледная кожа Дессоль будто светилась изнутри, обретая мягкий, теплый оттенок.

- Это ненадолго, - поспешила уверить Елена. – Есть одно дело…

- Насколько?

- Ну… - протянула Елена, выстраивая в уме маршрут. – Дня на четыре. Может пять.

Баронесса еще сильнее огорчилась, моргнула несколько раз, будто стараясь удержать слезы. Помня, что беременные подвержены внезапным перепадам настроения, Елена корила себя за неудачный момент для сообщения. Следовало побыстрее придумать, как все переиграть.

- Целых четыре дня? Или даже пять! А если со мной что-нибудь случится?

Этим вопросом и сама Елена задавалась неоднократно. Проблема была в том, что чем дольше тянешь, тем больше шансов, что и впрямь случится. Оставалось или рисковать, или отложить доброе дело на неопределенный срок. Очень неопределенный. Елена подозревала, что при благополучном разрешении от бремени лекарские заботы не кончатся, а лишь перейдут в иное состояние. Учитывая, что даже в богатых домах смерть уносила до четверти младенцев.

- И кто же будет рассказывать мне чудесные истории? – чуть не плакала Дессоль. – Мне без них так грустно! Они такие чудесные, - она мечтательно прищурилась, вспоминая. – Этот добрый белый колдун, любовь бессмертной девы к доблестному рыцарю, храбрые карлики…

Хоббиты, хотелось проорать Елене. Хоббиты, а не карлики! Они много времени потратила, стараясь разъяснить принципиальную разницу, однако не преуспела. В очередной раз не совпал пресловутый «культурный код». Но требовалось что-то быстро придумать, баронесса готова была вот-вот разрыдаться. Нужно переключить внимание на какую-нибудь диковинку, что-то необычное. Черт возьми, уже слезы покатились! Бешено скачущие мысли Елены вдруг перепрыгнули на тему шокирующего платья, которое – увы! - на прием у короля не надеть. Есть ли на свете девочка, способная устоять перед обсуждением нового платьишка? Елена знала, что по крайней мере одна – то есть она сама – точно имеется. Самое время проверить насчет второй.

- Хочешь, покажу интересный наряд? – выпалила она.

- Что? – нахмурилась Дессоль, простонародно хлюпая аристократическим носом и вытирая слезинки кончиком мизинца.

Елена решительно встала с пуфика, прошла к дверце в углу, за которой открывалась малая гардеробная с домашними нарядами баронессы. Лекарка точно помнила, что там же хранится материя для починки, украшений и прочего рукоделия. Оставалось лишь надеяться, что в сундуках найдется кое-какая вещь…

Дессоль переплела пальцы, оперлась на них подбородком, выжидательно подняв брови. Она уже привыкла, что рыжеволосая всегда найдет, чем удивить. Так вышло и на сей раз. Сначала Елена издала негромкий – чтобы не будить прочих домочадцев – возглас торжества. Затем вернулась, не глядя, прикрыв за собой дверцу гардероба. В руке женщина держала плотный и увесистый сверток.

- Ножницы, - сообщила драматическим шепотом Елена, разворачивая ткань. – Надо ножницы.

- Там, - указала Дессоль. – В корзинке на столе. У окна.

Она не пыталась помочь, лишь села поудобнее. То ли не хотела тревожить живот, то ли ей попросту нравилось наблюдать за… подругой? Баронесса не раз уже задавалась простым и одновременно сложным вопросом – кто для нее Хель? Впрочем, Дессоль тоже решила подумать об этом после.

Елена тем временем, хмурясь и шевеля губами в беззвучном шепоте, отмеряла ткань, стараясь не гадать, сколько стоит цельный отрез. Хоть и простой лен, однако хорошего, очень мелкого плетения, поверхность гладкая, словно шелк. Кажется, муслин… Будем считать, что это расходы на увеселение благородной дамы, а таковое, как известно, дешевым не бывает. По ширине более-менее сойдет, по длине… да, надо резать. Ножницы тихо заскрипели, отделяя лишнее.

- Вот так, - Елена подняла ткань, еще раз прикидывая, как будет складывать. Отложила, решительно избавилась от штанов, оставшись в панталончиках, похожих на шорты, и легкой рубашке. Дессоль склонила голову и стала накручивать локоны на тонкие длинные пальцы.

- Вот так… - лекарка прихватила один угол зубами, второй завела за спину, обернула вокруг талии. Мимоходом подумала, что глупость получилась – надо было показать индийское сари, тогда резать не пришлось бы, а выглядит не хуже и не менее экзотично для тяжеловесной моды Ойкумены. Но что уж теперь… в следующий раз.

Дессоль открыла рот от удивления. Прямо на глазах отрез ткани превращался в странное, невиданное платье. Елена, тем временем, сделала еще пару манипуляций и быстро связала два конца на плече. Подбоченилась, опершись рукой на бедро, изогнулась, очень и очень надеясь, что это выглядит хотя бы вполовину так изысканно, как у моделей на фотографиях.

- Вот, - подмигнула она баронессе.

- Боже, - выдохнула Дессоль. – Но… как?

- Просто. Я покажу.

Елена посмотрела на себя в ростовое зеркало, сделанное из полированного металла, чуть улучшенного заклинанием. Баронская семья была достаточно богата, чтобы купить настоящее большое зеркало, которое позволяет человеку обозреть себя с головы до пят. Но в силу дороговизны куплено было лишь одно - предмет невероятной роскоши стоял в покоях Теобальда, который часто посещал светские мероприятия и должен был выглядеть соответственно. Женщинам приходилось довольствоваться тем, что попроще и доступнее. В мутновато-желтой глубине лекарка видела фигуру, которая больше подошла бы мужчине, подтянутому, хотя и не очень широкому. Гимнасту, скажем. Или пловцу. Да, так или примерно так выглядела Флесса во время первого знакомства – по-юношески развернутые плечи, ясно угадывающиеся под одеждой мускулы. Забавно, какой эффект дает комбинация умеренного потребления калорий и постоянной физкультуры.

Флесса…

Елена через силу изобразила улыбку, махнула Дессоль со словами:

- Иди сюда. Примерим на тебя. Удивишь мужа.

- Но… - замялась баронесса, явно разрываясь меж несколькими желаниями и эмоциями, от невероятного любопытства до «что обо мне подумают!». Елена ее отлично понимала, концепция вечернего платья ХХ века лежала попросту за пределами всех возможных рамок одежды в Ойкумене. И, увы, в общество такое не надеть (а жаль!). Однако не обществом единым…

- Давай, - терпеливо махнула рукой Елена. – Представь себе, что будет с Теобальдом, когда он тебя увидит… в этом.

Тут она не вовремя припомнила странное пренебрежение барона супругой. Супруга тоже, вероятно, подумала о том же, во всяком случае, Дессоль опять нахмурилась и часто заморгала, но Елена уже стащила ее с кровати, закрутила в вихре примерок.

- Вот так! – триумфально улыбнулась лекарка, стоя рядом с баронессой перед зеркалом.

Дессоль пришлось снять платьице и остаться лишь в сорочке до колен, чтобы нормально замотаться в ткань, но результат получился в целом приемлемым. Живот немного мешал, однако с другой стороны придавал определенный шарм. А еще что-то не так было с сорочкой… Под ней будто скрывались какие-то пластинки, застежки, на которые наткнулись пальцы Елены.

- Красиво, - тихо, с непонятной интонацией пробормотала баронесса.

- Да, - согласилась рыжая, становясь позади, поправляя узел на левом плече Дессоль. Еленины пальцы случайно коснулись кожи подопечной, и лекарка после секундного колебания превратила мимолетное касание в легкое скольжение кончиками ногтей снизу вверх, до самого уха.

Дессоль повернула голову, откинула назад, красиво изогнув шею, Елена впервые увидела девушку столь близко. От нее пахло цветочным мылом, еще чем-то вроде персика. И, кажется, молоком. Елена закусила губу, чувствуя, как перехватывает дыхание. Надо было на что-то решаться. Будто читая ее мысли, брюнетка откинула голову еще дальше, положив ее на плечо старшей «подруге». Елена прерывисто вздохнула, спрятала лицо в копне невероятно густых темных волос, которые приятно щекотали ноздри. И тоже чем-то пахли, едва уловимо, на исчезающе тонкой грани, когда запаха вроде бы и нет, однако само по себе возникает приятное чувство. Гелиотроп, кажется. Или гвоздика?.. В общем, похоже на классический аромат «Poison».

Елена провела кончиками пальцев вдоль боков девушки и убедилась, что насчет твердых предметов не ошиблась. Под грудью у Дессоль было надето что-то вроде пояса из тонких цепочек и пластин. Еще одна цепочка со звеньями покрупнее шла через плечо, поддерживая конструкцию как портупея. Явно украшение, Елена таких еще не встречала, однако сомневалась, что его надели ради компаньонки, служанок или мужа.

Дессоль вздохнула, потерлась макушкой о плечо Елены, погладила, чуть скребя ногтями, запястья подруги. Рыжеволосая подняла руки выше, массируя живот подопечной мягкими круговыми движениями. Баронесса тихонько застонала, и Елена улыбнулась в черные волосы, наслаждаясь запахом гвоздики. Кровь струилась по утомленному телу, покалывала возбуждением суставы и разбегалась искорками от солнечного сплетения. Продолжала храпеть компаньонка за дверью, и мягкое шуршание дождя за окнами будто нашептывало: все спокойно, все тихо, нет в мире больше никого кроме нас…

Елена чувствовала себя как на берегу теплого моря в безветренный день. Спокойная нежность, мягкое доверие… Ничего похожего на жесткую, временами яростную страсть, которую пробуждала Флесса. И притом нельзя сказать, что «хуже» или «лучше». По-иному, и это по-настоящему будоражило. Так же как и понимание, что решаться уже не нужно, все решено.

- О, Господи, - выдохнула Дессоль. – Нельзя же быть настолько робкой… От мужчины ждут большей настойчивости!

Елена аж вздрогнула и чуть не оглянулась в поисках некоего мужчины, затем поняла, что баронесса имеет в виду ее – то есть Хель - образ. Ну да… Мужские штаны, мужская самостоятельность… и все остальное тоже должно соответствовать.

На мгновение Елена и в самом деле почувствовала себя жестким, суровым бретером, который с утра резал ногу до кости, вычерпывая гной, затем пил с боевым спутником, после, как положено истинному бойцу, изощрялся в воинских навыках. А напоследок устроил хорошую драку, поколотив неприятелей. Страсть и желание повелевать ударили в голову, лекарка прикусила мочку уха баронессы, чуть ли не до крови, опустила руки на бедра, крепко сжав. Дессоль слабо пискнула, тяжко задышала, и Елена опомнилась. Нежным, но уверенным движением она повернула Дессоль боком к себе, чтобы не тревожить живот, и наконец, поцеловала. По-настоящему, лицом к лицу, закрыв глаза, чтобы целиком отдаться ощущениям. Ощущения… порадовали. Хотя юная баронесса старалась казаться искушенной и порочной, опыта у нее не имелось ни на грош. Судя по всему, супружеская постель баронов была стылой и скучной. Зато желания и природной чувственности – опять же мягкой, однако настойчивой, как прилив – у Дессоль хватало с избытком.

- Твой муж – глупец, - выдохнула Елена прямо в ухо баронессе и сама же лишила ту возможности говорить новым поцелуем. Впрочем, ответных слов у девушки все равно не нашлось, только частое, прерывистое дыхание. Она обнимала старшую подругу и будто никак не могла решить, что лучше, обхватить плечи либо талию.

- Но я ему благодарна за это, - прошептала Елена, развязывая узел импровизированного платья из куска ткани. Не терпелось посмотреть, что за чудо ювелирного промысла надела под сорочку Дессоль.

* * *

Она боялась, что поутру Дессоль опять расплачется и будет горевать, расставаясь на несколько дней. Однако все вышло наоборот, баронесса порхала бабочкой (с поправкой на естественную помеху в виде живота) и не теряла приподнятого настроения. Когда Елена заикнулась про платье, повторилась вчерашняя сцена, только наоборот – теперь лекарку превратили в манекен для примерок. Дессоль готова была одеть ее словно куколку (в своем понимании красивого) в собственные платья (то, что попроще, разумеется), и Елене пришлось использовать все запасы такта и выдержки, чтобы мягко отбояриться. Учитывая, что глоссатор выдал ей платежную гарантию, женщина твердо вознамерилась заказать собственное платье. Только свое, а не с чужого плеча, пусть и безупречно ушитое. Дессоль немного попечалилась, но затем указала, где в Пайте хорошие швейные мастера. Туда Елена и направилась перед большим вояжем за город, о котором заранее договорилась с Насильником.

Достаточно быстро выяснилось, что насчет «заказать» женщина с Земли поспешила. Раньше Елена покупала готовую одежду, которую в лучшем случае лишь немного перешивали под ее фигуру. Сейчас же… Кажется, весь город уже знал о предстоящем мероприятии, собирался туда непосредственно или по крайней мере соучаствовал. Все, кто хоть как-то владел иголкой и ножницами, были завалены неотложной работой и даже гарантированная оплата не помогала. Дело шло к тому, что придется лезть в гардероб Дессоль.

Для порядка Елена решила зайти в последнюю лавочку на длинной улице швейных мастеров. Двухэтажный домик выглядел бедненько и чистенько. У хозяев не хватало денег на дорогую покраску, резные ставни и тем более на стеклянные окна. Однако все было отскоблено, отмыто и выметено. Елена позвонила в колокольчик, хотя без особой надежды.

Внутри оказалось так же чисто, аккуратно и очень организованно. Швейная мастерская была не традиционным образованием «мастер плюс семья и ученики», а скорее артелью из примерно десятка женщин возрастом от тридцати и далее. Все они производили впечатление людей, которых жизнь била жестоко и долго, пока те не собрались в слаженную коммуну или банду, где каждый хлебнул лиха и держится за других, потому что так легче выживать. Руководила собранием женщина средних лет с цепким и внимательным взглядом, который должен был бы вселять тревогу и заставлять напрячься, но удивительным образом не заставлял. По манере поведения и выговору Елена предположила бы, что начальница швейного цеха занималась чем-то бухгалтерским, долго жила в столице, а новое ремесло освоила недавно. Однако лекарка оставила догадки при себе.

Дело пошло удивительно споро и эффективно. Артель, судя по всему, работала не так давно, уже вышла из стадии борьбы за существование, однако до преуспевания оставалось еще далеко. Поэтому необычный заказ был принят без вопросов, оперативно и деловито. Если швеи чему то и удивились, то удивление оставили при себе, тем более, что поручение Ульпиана гарантировало платеж. Два золотых за работу, один за хорошую ткань и еще половина за нестандартный фасон, срочность и пошив без ежедневной примерки-подгонки… Это было дорого, на уровне хорошего костюма зажиточного горожанина, отделанного не-господским мехом или драгоценными пуговицами. Хотя, разумеется, никакого сравнения с «выходными» платьями Дессоль, чья цена стартовала от десяти золотых. Стоимость гарантировала внимание к заказчику, и Елене понравилось, как ловко начальница балансирует между предупредительностью и достоинством. Понравились и мастерицы, которые дружно, со знанием дела обсуждали необычную задачу, притом на равных, как свободные, но уважающие друг друга люди. Ничего похожего на типичную автократию рядового цеха или мастерской, где слово хозяина было волей господней. Хотя… при всей симпатии, Елена никак не могла отделаться от ощущения, что случись (вдруг!) какой-нибудь конфликт, артельщицы быстро и тихо, без всякой рефлексии зарежут ее ножницами, а потом аккуратно закопают в садике на заднем дворе под живописным кустом.

Она хотела покончить с делом побыстрее, но пока утрясли все технические нюансы, оформили заказ, договорились о первой примерке - полдня минуло, как свинья чавкнула. Пришлось поторапливаться. Заждавшийся у городских ворот Насильник укоризненно покачал головой и молча протянул поводья одной из двух лошадей, которых он по елениной просьбе взял «напрокат». Искупитель на памяти Елены впервые сел верхом – надо полагать, для скорости передвижения, и держался удивительно ловко. Копье он положил поперек седла и походил на гимнаста с шестом, тем более, что правил конем без шпор, одними лишь голыми пятками. Если бы у Елены оставались какие-то сомнения насчет дворянского и военного прошлого Насильника, сейчас они развеялись бы окончательно.

Подступал вечер, но по-летнему затянутый, до заката оставалось далеко. Елена вздохнула спокойно, оставив позади шумный, грязный и опасный Пайт-Сокхайлхей. Приятно было вдохнуть полной грудью чистый воздух, он после газообразной субстанции города пьянил как хорошее вино. Когда отвратительный пригород остался позади, вокруг широко раскинулся ковер сплошной зелени – трава, деревья, поля. Полей было много, обилие хлебных кустов (или как правильно именовались всходы – Елена не знала) внушало оптимизм насчет урожая. Красоту и пасторальность окружающего мира отчасти портили дымы. Их значительно поубавилось, однако женщина насчитала с полдесятка – мрачное напоминание о продолжавшейся мукомольной войне.

Трясясь в седле, Елена впервые задумалась: а каково это жить, пребывая в рабстве у природы? Когда ты, будучи арендатором или даже крепостным, не властен над своей судьбой? Можешь хоть жилы вырвать, убиться на безысходно тяжелой работе, но все это ничего не значит по сравнению с капризом погоды. Много дождей, мало дождей, холодная зима, теплая малоснежная зима, нашествие вредителей, феодальная усобица, выжигающая посевы… да что угодно вплоть до обычного истощения почвы – и все. Настолько «все», что однолетний голод или несчастье в масштабах отдельной провинции бедствием вообще не считались – ну, бывает, что тут поделать…

Нет, крестьянкой ей быть точно не хотелось.

Ехать по имперской магистрали оказалось удобно и легко, особенно Елене с ее скудными навыками управления конем. Подковы звонко стучали по камню, которому нипочем были века и миллионы шагов. На дороге встречались крестьяне, торговцы, курьеры, подмастерья, иной люд. Встречались и молодые люди характерной внешности – чистые студенты, наверное, те, кто еще не узнал, что университет покинул столицу. Гремели колесами телеги, фуры и тачки мелких торговцев. Шагал и ехал всевозможный люд бандитско-военного типа, причем эти двигались исключительно по направлению к городу. Несколько раз шумно проезжали дворяне со свитами, распугивая пеших, заставляя тесниться конных и повозки. Очень много было торговцев коноплей и льном, которые эмиссары Сальтолучарда скупали как не в себя – стратегической важности товар, без него не будет канатов и парусов, то есть флота, главной силы Острова.

В общем, транспортная жила, питавшая столицу и округу, работала бесперебойно, гоняя потоки людей и товаров. Лишь одно из событий можно было бы назвать необычным – кавалькаду из пары десятков вооруженных всадников, которые мчались в Пайт. Они ощутимо выделялись на общем фоне качеством одежды и оружия. В лошадях Елена не разбиралась, однако свирепые звери тоже казались премиальными. Хотя по всем признакам это была свита дворянина, над ней не вились штандарты и прапоры, обязательные для человека чести. Возглавляли процессию два явных «тарана» с плетьми, за ними следовали предводители. Один очень высокий (это было заметно даже в седле) и одновременно тощий человек с невероятно злобной и уродливой физиономией. У него не было шапки или шляпы, лишь откинутый на спину кольчужный капюшон, так что Елена во всех подробностях рассмотрела клок седеющих волос, подстриженный скорее по мужицкому обычаю. А также, оттопыренные как у вампира уши и тонкие губы, искривленные в виде буквы «П». Судя по выражению «морды лица» этот верзила под два метра высотой ненавидел и презирал мир в целом, а также во всех частных проявлениях.

Вторым человеком была женщина, Елена дала бы ей лет тридцать или немного старше. Обычная дворянка в мужском костюме и хорошей кирасе, которую хозяйка даже не пыталась скрыть под накидкой или плащом. На левой руке усиленная латная перчатка, частичная замена щита при внезапной драке. Лицо дамы казалось очень длинным, будто специально вытянутым по вертикали, но без «лошадиности», имелся в этом даже какой-то своеобразный шарм. Правый глаз скрывался под черной повязкой, широкой, едва ли не на четверть лица, так, что Елена предположила не просто отсутствие глазного яблока, но и наличие уродства или шрамов. Вообще, судя по мимолетному впечатлению, дама была довольно-таки красива и отличалась ухоженностью, которую можно было купить лишь за очень большие деньги.

Лекарка и Насильник благоразумно отодвинулись на обочину, так что избежали эксцессов, а кое-кому доставалось и плетьми. Пеших и тележных разгоняли жестко, без оглядки на богатство и положение. Лишь когда процессия миновала, Елене пришло в голову, что, наверное, она столкнулась, наконец, со знаменитой Одноглазой Стервой, графиней и вдовой Карнавон. Если верить репутации одной из хозяек Пайта, встреча вышла очень и очень успешной, потому что обошлась без последствий. Лекарка проводила взглядом кавалеристов, припомнила, как уверенно предполагаемая графиня держалась в мужском седле и с какой непринужденностью таскала доспехи. Суровая тетка… Не хотелось бы сталкиваться вторично. Интересно, а ее тоже пригласили во дворец к тетрарху? Хотя глупая мысль, конечно же, да.

Так, в неторопливой езде прошло несколько часов. Больше интересных событий не случилось, солнце тихонько покатилось к горизонту. В принципе уже стоило озаботиться ночлегом, но близ Пайта малые поселения и трактиры встречались постоянно, поэтому странники молчаливо согласились использовать светлое время до упора.

- Ты не заходишь в Храм, - внезапно сказал Насильник.

- Я там была, - попробовала уйти от ответа Елена, внутренне подобравшись.

Чувствуя, что седокам не до них, животные придержались, зашагали бок о бок по широкой дороге со скоростью пустой телеги.

- Ты избегаешь Дома Божьего, - настойчиво сказал искупитель.

- Да, - призналась Елена. – Избегаю.

- Почему? – Насильник развернулся в седле и внимательно посмотрел ей в глаза.

- Потому что…

Елена качнула головой, стараясь изгнать неприятное, пожалуй, даже страшноватое ощущение, что ничего не закончилось, все продолжается и тянется, тянется…

- Расскажи, - Насильник ухитрился попросить так, чтобы это звучало как указание. Или наоборот, настоять, будто вежливо попросил.

- Не хочу, - пожала плечами Елена. – Слушай, ну хороший же вечер, настроение хорошее, солнце светит, тепло.

- Я очень попрошу, - поднажал искупитель.

- Зачем тебе это? – повернулась к нему Елена. Натруженная вчера поясница заныла тупой болью, будто прося так больше не делать.

- Я следил за тобой, - сумрачно сказал Насильник.

- Ах, ты… - прищурилась Елена.

- И я видел, - искупитель ответил ей прямым, хладнокровным взглядом узких глаз. – Я видел все.

- Ничего ты не видел, - стушевалась женщина, понуро склонив голову.

- Я видел, - повторил в третий раз Насильник. – И было это похоже на одержимость. На то, что само пребывание в святых стенах причиняет тебе боль. Но я стар. Я видел многое. Я привык не судить сгоряча. Расскажи.

- И все это время ты знал? – недоверчиво спросила Елена. – Знал и ждал когда выпадет случай поговорить?

- Да. Я же сказал. Я терпелив.

Елена лишь пораженно развела руками. Подумала и уточнила:

- А если я не захочу отвечать? Или тебе не понравится то, что услышишь?

- Мне не нравятся многие вещи, - меланхолично отозвался искупитель. – Например, твои волосы. Не люблю рыжих. Но я их терплю. Однако если ты одержима…

- Что будет?

- Мы сразимся, - просто и без всякой рисовки ответил Насильник. - Ибо ведьмам и колдуньям вольно ходить по земле, их участь отмерит Пантократор за краем жизни. Но проводнику сил нечистого жить непозволительно.

- Ну, дела, - пробормотала Елена, косясь на протазан искупителя. Насильник по-прежнему лишь слегка придерживал полированное древко самыми кончиками пальцев, но фехтовальщица не сомневалась – начнись поединок, лучше бежать сразу, не принимая бой.

- Ладно, - решилась она. – Но в обмен.

- Чего ты хочешь? – теперь удивился искупитель.

- Твою историю.

- Что? – голос Насильника вдруг стал каким-то сухим, ломким, будто лист в гербарии или многократно перезаписанная кассета.

- Ты хочешь полной откровенности от меня, - рассудила вслух женщина. – Это я понимаю. Но храмовое воспоминание… неприятно. Очень. Я тебе его расскажу. Честно, клянусь милостью Пантократора в Его атрибутах, ничего не утаивая, - Елена подняла вверх палец, надеясь, что выглядит это внушительно. – И под честное слово никогда никому не передавать. Но хочу того же взамен. Равным за равное. Доверие на доверие. Неприятную тайну за такую же тайну.

Насильник задумался, глубоко и, похоже, искренне. Это радовало, если бы он точно верил, что Хель одержима, то, скорее всего, не думал бы о торговле совсем. Елена решила - искупитель будет торговаться, надеялась, что в итоге боевой старик откажется от намерений, однако Насильник внезапно сказал:

- Справедливо. Да. Но ты первая.

- Ну-у-у…

- Ты первая, - настойчиво повторил искупитель.

Чтоб тебя, грустно подумала Елена. Все так хорошо начиналось…

В Храм Шестидесяти Шести Атрибутов, место коронации императоров Ойкумены женщина отправилась на третий день пребывания в столице. Когда стало ясно, что здесь путники устроились всерьез, надолго и с неплохим комфортом. Елена решила подтянуть религиозные вопросы, ознакомиться с богослужениями, купить, в конце концов, правильное кольцо, чтобы уже по-настоящему выдавать себя за верующую. В здание культа женщина отправилась одна, так вышло, что спутники расползлись, решая свои насущные дела, кроме того Елена опасалась сделать что-нибудь не то под внимательным взглядом сопровождающего. Насильник к тому времени устроился при Храме садовником за еду и ночлег, оказывается, хитрый убийца за ней следил…

Снаружи храм внушал, однако не очень сильно, скорее как памятник необычной архитектуры с многовековой историей. Тот же Мон-Сен-Мишель, куда девочка однажды попала сущим чудом (удачное бронирование поздней осенью во время спада туристических набегов) произвел намного большее впечатление. Однако еще на подходе к воротам Елена услышала что-то непонятное. Странный звук, едва заметный, исчезающе тихий, но, тем не менее, ощутимый. Как будто невидимый музыкант вел бесконечным смычком по струне гигантской скрипки. Звук нервировал, тревожил, однако странным образом не казался неприятным, скорее он был… чужим. Не в смысле «чуждый», то есть враждебный, а «инаковый». Прислушиваясь к бесконечной ноте, Елена вновь ощутила со всей остротой, что вокруг – не Земля. И хоть этот мир в целом очень похож на земной Ренессанс, он чужой, неизведанный, живет по собственным правилам.

Наконец, почтительно склонив голову, Елена вошла, стараясь затеряться среди паломников, чей поток никогда не заканчивался. А затем поняла, отчего даже такая приземленная личность как Грималь отзывался о храме исключительно с заглавной буквы. Это был не Храм, а настоящий ХРАМ, подлинное чудо света, реликт ушедших времен, который никому и никогда не удастся повторить.

Елена не разбиралась в архитектуре, поэтому не могла профессионально оценить внутреннее убранство, все эти колонны, залы, выгороженные помещения, очень похожие на молельни; лестницы, ведущие в подвалы или крипты. Витражи, цветные стекла, многоцветная роспись высоченных потолков. Все было относительно привычным и напоминало типичный западноевропейский храм с фотографии или видеоролика. И все было ничем по сравнению с полом Храма.

Это нельзя описать с ходу в нескольких словах, потому что сравнивать не с чем. Казалось, в давние времена некий искусник взял – и наполнил новостройку расплавленной ртутью, как заливают воском выдолбленную дощечку церы. И так же как застывает воск, образуя гладкую, чистую поверхность для записей, застыл и жидкий металл, покрыв гигантское пространство в тысячи квадратных метров без единого изъяна и пропуска. Весь пол огромного сооружения представлял собой одно сплошное зеркало, выполненное как цельный монолит, без стыков. Это зеркало отражало не столько формы, сколь цвета, и казалось, что идущий парит в райских кущах, окруженный чудесами праведной жизни. Несмотря на века посещений, ни единая царапина не исказила ртутную поверхность, и каждый шаг, каждый звук в Храме отражался от удивительного пола, живя собственной жизнью. Тысячи шагов, шепот пораженных верующих, тихие голоса молящихся, песнопения служителей церкви… Все это сливалось в единую мелодию, подлинный гимн Пантократору, Отцу и Создателю всего сущего на земле, под ней и в небесах. Ежесекундно изменчивую и неизменно прекрасную.

Елена поймала себя на том, что готова преклонить колени, вспоминая редкие слова молитв, случайно задержавшиеся в памяти. Многие вокруг нее так и поступали. Женщина сделала несколько неверных шагов, прислонилась к стене, точнее ограде чуть выше плеча, за которой начиналась лестница вниз, куда-то в храмовое подземелье. У Елены кружилась голова, совместный удар цветовых чудес и акустики напрочь отшиб здравый смысл. Перегруженное впечатлениями сознание балансировало на грани обморока или транса. Хуже всего – и прекраснее всего – была музыка, рождаемая из каждого движения, она пронизывала тело и душу, выжимала слезы восторга и горечи от осознания, что все это – лишь частица царства Божьего на земле, а за воротами Храма терпеливо ждет обычный мир, где правит людское несовершенство и сильны происки Темного Ювелира.

Елена сползла по стенке, не сдерживая слез, переживая эмоциональный взрыв, где смешалось все, от благоговения до горя и тоски по земной жизни. А затем…

- Ты выбежала из Храма так, будто все воинство дьявола преследовало тебя.

- Мне было видение, - кратко ответила Елена, чуть подгоняя лошадь.

Солнце уже грозило вот-вот зацепиться за верхушки деревьев, вечерний холодок спешил напомнить о себе, разогнав летний жар.

- Какое? – бесстрастно уточнил Насильник. Казалось, он совсем не удивился откровению женщины, а с другой стороны, чему бы удивляться? Как глубоко религиозный человек Искупитель твердо знал, что мистические проявления и чудеса представляют собой неотъемлемую часть вселенной.

- Я видела… мир, - медленно проговорила Елена, стараясь подобрать нужные слова. - Но не глазами. Это было скорее как знание, воспоминание. Картинка, но в уме, а не перед тобой. Такая же неверная, зыбкая. Понимаешь?

- Да, - кивнул Насильник. - Продолжай.

- Я видела будущее. Мне кажется, это был Мильвесс. Наверное. Это выглядело как будущее, то, чего еще нет, то, что возникнет спустя века после нас. Очень, очень далеко от сего дня. Но это был странный мир… двойственный.

- Двойной?

- Нет, двойственный. То есть один, в двух видах.

Елена задумалась, соображая, как передать ощущение одного состояния, которое с огромной скоростью переключалось меж двумя полюсами. Частый спецэффект в играх и кино, развернутый на вселенную целиком. Как обычно в таких случаях – не хватило слов, поэтому она ограничилась кратким:

- Два города как будто существовали одновременно. Один Мильвесс, но в двух равных образах.

- Интересно, - без явных эмоций отозвался Насильник.

- И они были разные, - повторила женщина, мучительно кривясь, преодолевая неприятное воспоминание. - Один город летящий, воздушный.

Она покрутила в воздухе пальцами, бессильно пытаясь передать словами то, что не увидела, а провидела. Как описать небоскреб человеку, для которого пять этажей – невероятно много? Тем более, что на небоскребы те впечатляющие конструкции походили исключительно высотой.

- Он как будто стремился к солнцу, бело-синий, с летающими кораблями. Сила неба воплощалась в нем и питала его. Другой же был приземист, как силач, он уходил в море десятками языков… Ну, то есть не языков, конечно, это были причалы, трубы, железные дороги для самобеглых телег. Много дымов от высоченных труб… мануфактур. И корабли, огромные корабли, способные ходить и по волнам, и под ними.

- Сила моря? – внезапно спросил Насильник, и Елена поразилась, как точно и умно искупитель схватил мысль.

- Да! Это был город океана. Все дороги и силы моря сходились к нему, питая жизнью. Но самое главное…

Она снова задумалась. Елена так погрузилась в свои мысли, что вообще перестала следить за собой и корчила ужасные рожи, действительно походя на одержимую. Насильник молча слушал и ждал.

- И там была площадь. В обоих городах. Одна и та же, почти одинаковая. И памятник на площади, огромный! Скульптурная группа. Мужчины, женщины. Такое, знаешь, все торжественное, монументальное.

- Героическое?

- Да-да. Образы мудрые, величественные. Два города, два памятника. И разные люди. Как герои или основатели… или основатели-герои. Видно, что замысел был один в обоих видах. Хотели отобразить правителя и его сподвижников. Но у каждого города были свои герои. Образы размытые… Они все время изменялись. Я никого не узнавала. Почти никого. Помню, в одной группе был сердитый старик с крючковатым носом, высокий, в какой-то хламиде. Лицо породистое, но какое-то злобное, свирепое. А в другой…

Елена посмотрела на искупителя со странным выражением, чуть ли не виновато.

- В другой был ты.

Насильник даже в седле покачнулся и чуть не выронил оружие.

- Что? – спросил он недоверчиво. – Ты путаешь, должно быть!

- Может, и путаю, - не стала спорить женщина. – Но он был невысок, как ты, похож лицом и опирался на копье.

Она замолкла, и какое-то время всадники просто молча ехали бок о бок. Елене больше нечего было сказать, а Насильник хмурился, беззвучно шевеля губами, словно молился.

- Странная история, - сказал он в итоге. – Очень странная.

- Ну как, похоже на одержимость?

- Нет, - согласился искупитель. – Это удивительно и странно. Безумно. Однако на происки дьявольских сил не похоже. Что ж…

Он еще немного подумал и сказал загадочно:

- Поглядим. Может быть… может быть. Но ты чего-то не договариваешь.

Насильник опять внимательно посмотрел на собеседницу темными, острыми глазами.

- Да, - не стала отрицать женщина. – Но это уже мое, личное.

С полминуты Насильник не отводил взгляда, а Елена стоически его выдерживала, стиснув зубы и повторяя про себя: «это не твое, это только для меня!». Затем искупитель резко выдохнул и отвернулся, судя по всему, тест на одержимость Елена прошла.

- Твоя очередь, - осмелев, потребовала женщина.

- Что?

- Твоя история. Был уговор, - напомнила она.

- Позже.

- Это нечестно, - нахмурилась Елена.

- Честно, - отрубил копейщик. – Просто моя история намного хуже твоей. И вспоминать ее мне гораздо тяжелее. Она требует соответствующего места и времени. Имей терпение.

- Как ты? – саркастически вопросила Елена.

- Как я, - без тени улыбки согласился Насильник, и женщина поняла, что ироническая стрела миновала цель.

- Тогда надо искать ночлег, - предложила лекарка, глядя на солнце, которое уже наполовину скрылось за горизонтом, и выкатывающуюся луну. Ночь обещала выдаться удивительно светлой.

- Впереди дымок, - сообщил дальнозоркий старик. – Скоро доберемся.

- Светло. Может, дальше пока отправимся?

- Не торопись. Устают и всадник, и животное. Дольше проедем сейчас, меньше будет завтра.

- Тогда вперед, к постою, - Елена осторожно хлопнула животное по крупу, и конь затрусил бодрее.

Всадники двигались в молчании, и Елена старательно гнала из памяти образ третьей версии, о которой не сказала ничего. Хотя именно этот образ будущего Мильвесса казался наиболее живым, явственным. И потому женщина от всей души надеялась, что ее посетил морок, фантазийное видение. Или что повторится история с ее прежними видениями – не сбудется или сбудется по-иному. Слишком уж страшным, запредельно ужасным было то, что намертво запечатлелось в памяти. Третья версия будущего Мильвесса, в которой не было ни морского, ни воздушного города. Вообще никаких городов.

Приближалась ночь, первая из девяти оставшихся до королевского приема.

_________________________

Барабан «ханг»:

https://www.youtube.com/watch?v=0RsqYwwj8Z0

Что касается платьев без швов – «тысячи их!», но в данном случае Елена показывает что-то в этом роде:

https://www.youtube.com/watch?v=DlDGBqlxGUI

Физиогномии:

Образ графини Карнавон изначально вдохновлялся мамой Леной и перешел из стимпанка по "Никакой Магии" Уланова (кстати, пора уже взяться, а то Миша Рагимов давно уж свою часть написал)

https://www.youtube.com/watch?v=aYSdnLgl-FQ

Но затем я нашел даже более соответствующее фото:

И то, и другое, как я понимаю, вдохновлено принцессой Эболи

https://ru.wikipedia.org/wiki/Принцесса_Эболи

Про нее сняты фильм и мини-сериал, но тамошние отображения мне не понравились.

Кстати, коль уж пошел разговор, на будущее - заклятые враги графини, супружеская чета Эйме-Дорбо:

Загрузка...