Дворянство. Том II. Ступай во тьму

Глава 12

Глава 12

До скамеек в парках Ойкумена пока не додумалась, поэтому разговаривали стоя. Елена отметила, что искупитель выглядит… умиротворенно, как человек, живущий в ладу с самим собой. Ну, почти. В глазах Насильника застряла тень печали, отметившей как раскаленное тавро – навсегда и неизбывно. Однако в остальном пожилой воин казался непривычно расслабленным, спокойным.

- Держи, - Елена достала из сумки небольшой сверток. – В муку намешали проса с овсом, к сожалению. Но всяко лучше, чем вам тут дают.

- Спасибо, - все с тем же сдержанным спокойствием поблагодарил Насильник, разворачивая тряпицу. – Вкусно, - сообщил он, попробовав краюшку.

- А чем здесь кормят? – полюбопытствовала женщина, задирая голову, чтобы посмотреть на самый высокий шпиль. – Как придется или по уставу?

- По уставу, - сообщил Насильник, степенно и вдумчиво прожевав второй кусочек, – Как везде. Утром хлебец, сыр и лук. На обед миска горохового супа, шкварки, два хлебца. Если день постный, то яйца и сыр. Ну и дальше по дню недели, сезону и прочее. Бобы с салом могут быть. Каша. Кисель с постным маслом. Кисель разный, овсяный, гороховый, льняной или ржаной.

- А на ужин?

- Молитва, конечно, - слегка удивился Насильник.

- Понятно. Негусто…

- Пусть бедность станет моей матерью, а покорность и терпение - моими сестрами.

Елена помолчала, слегка раскачиваясь с носка на пятку и обратно.

- От Кадфаля вестей не было?

- Нет. Дороги нынче опасные.

Насильник не сожалел и не беспокоился, он констатировал очевидный факт, и Елена в очередной раз подумала: как же трудно общаться с искренне верующими людьми…

- Неделю назад я видела на улице лекаря с сундучком, - сообщила она, глядя в сторону.

- Это бывает, - согласился Насильник, разминая серый мякиш. Кажется, искупителю было приятно вдыхать запах свежей выпечки.

- А вчера увидела другого лекаря. Тоже с сундучком.

Насильник молчаливо изобразил вопрос.

- Сундучки были разные. Дерево, мастер, отделка. Но устроены одинаково. Как мой, из Мильвесса.

Насильник опять же молча кивнул, дескать, услышал и понял.

- Я никому его не показывала. Почти никому… Монах в столичной тюрьме, помнится, очень интересовался и все спрашивал, зачем нужно то или это. А еще он брился налысо и носил черное.

Елена сделала паузу, как бы дав собеседнику возможность обдумать услышанное, она рассчитывала, что искупитель как-нибудь прокомментирует, но, увы, Насильник молчал.

- Ты от демиургов? – прямо спросила женщина.

Насильник поглядел снизу вверх, чуть искоса, немигающе и очень внимательно.

- Они проведали о моем существовании, и решили защитить, чтобы знание в мире умножилось?

Искупитель молчал.

- Думали, я придумаю еще что-нибудь полезное, - Елена продолжила рассуждения вслух. – Но тогда непонятно, к чему такие сложности? Не проще ли было меня схватить и сунуть в какой-нибудь подвал, чтобы выбить все секреты?

Искупитель моргнул, медленно и тяжело, как рептилия, но снова не вымолвил ни звука.

- Ну и чер… бог с тобой, - вздохнула Елена. – Может, хоть скажешь, чего ждать? Или намекнешь полусловом?

Насильник молчал.

- Ладно, закроем вопрос, - снова вздохнула Елена. Она по большому счету не особо надеялась на ответ, но все-таки… вдруг?..

- Что там с моей могилой?

Она фыркнула, сообразив, какой своеобразный каламбур получился.

- Как ты и думала, - отозвался, наконец, Искупитель. – Нет там никаких Ребьеров. Самозванец этот ваш «цин».

- Совсем никаких? – на всякий случай уточнила Елена. Женщина в ответе не сомневалась, однако хотела поставить в уме галочку напротив соответствующей графы.

- Да, - Насильник даже не стал обижаться. – Я обошел все кладбище.

- Спасибо, - коротко поблагодарила Елена. – Тебе точно денег не надо? Работа есть работа.

- У меня все, что нужно.

Насильник обвел видимый кусочек парка долгим немигающим взглядом. Подумал немного и уточнил:

- Все, что нужно сейчас для души и для тела.

- А завтра? – не удержалась от легонькой подколки женщина.

- А завтра будет завтра, - исчерпывающе отозвался боевой старик. – Господь даст и направит.

- Это уж точно, - печально согласилась Елена. – Он уж точно направит.

- Хлеба, если можно, принеси еще, - попросил искупитель. – Вкусный. В храмовой пекарне такой не выходит. Слишком много гороховой муки.

- Принесу. А в целом что говорят? – спросила Елена. – Ну, здесь, у вас.

- Разное, - пожал плечами Насильник. – Как и везде. Жарко. Провизия дорогая. Люди грешат. Будет война. Император выступил на усмирение врагов. Скорее всего, уже подрались, а новости еще в пути.

Он склонился и поднял ножницы, будто показывая, что разговор себя исчерпал.

- Это уж точно, - негромко вымолвила Елена, сама не очень понимая, с чем именно она соглашается. Наверное, по совокупности.

- Ладно, до встречи, - махнула она рукой. – Если что, шли весточку.

- Хорошо, - качнул головой Насильник. Седые волосы он скрутил в массивный узел на макушке, отчего стал еще больше похож на японского самурая-пенсионера.

Елена пошла обратно, а искупитель внезапно сказал ей в спину:

- Наблюдение верное. Выводы неверные.

- Чего? – резко повернулась Елена, так, что плащ мотнулся тяжелыми крыльями за спиной.

- Наблюдение про сундучок верное. Выводы неправильные, - медленно, едва ли не по слогам повторил Насильник и в свою очередь повернулся к своему кусту, щелкая ножницами. Допытывать его дальше было все равно, что пинать камень, и Елена шагнула по дорожке, отсыпанной коричнево-желтым гравием, глотая злость.

Да что ж за мир такой, что за люди… Пантин, Насильник – оба ведь знают что-то полезное про нее. И молчат. Не подкупить, не уговорить. Одно слово – козлы!

Вернувшись к площади, Елена какое-то время честно поборолась с желанием чего-нибудь съесть, не сытости ради, а для заедания стресса. Проиграла битву и, повинуясь мгновенному порыву, шагнула к одному из уличных торговцев, тому, который выглядел поприличнее. Вернее той и которая.

Все, что из теста (хорошего), было дорого, а мясо и рыбу Елена не стала бы покупать на улице, даже имея полную сумку волшебных эликсиров. Недаром хронический понос был традиционной болезнью городских низов, которые не могли себе позволить готовку и вынужденно питались «фаст-фудом». Поэтому, немного поразмыслив, Елена купила пирожок из подслащенного творога, запеченного с травами, луком и яйцами. Года три назад подобная комбинация вывернула бы ее наизнанку, а сейчас прошло как намыленное. Слабость перед одним грехом раскрывает врата в ад, так что после пирога женщина «догналась» порцией мороженого, точнее молока с медом, сгущенного на льду. Хотелось закрыть глаза и представить, что ты дома, наворачиваешь сгущенку из банки, однако Елена такую глупость не сделала, памятуя о воришках с бритвами, мастеров резать все, что угодно, включая пуговицы (которые тоже денег стоят).

Сытость привела женщину в относительно приподнятое состояние духа, день был еще далек от завершения, идти к проституткам северных кварталов решительно не хотелось, и Елена подумала - отчего бы и нет? Есть дело, которое буквально создано для того, чтобы заняться им прямо сейчас.

* * *

Признаться, она не ожидала, что застанет хозяина. Порыв сходить и посмотреть являлся скорее оправданием для самой себя, чтобы ничего не делать, но как бы оказаться при занятии. Необременительная прогулка по городу, санкционированная перед собственной ленью. Однако императорский комиссар оказался дома и сразу ее принял.

Комит жил скромно, если не говорить проще и прямее – бедно, причем это явно не было следствием худого кошелька. В одном из старых детективов Деда Елена выхватила взглядом и запомнила фразу насчет того, что преступление совершили некие люди, которые не видят смысла покупать дорогую, хорошую водку, если есть плохая, дешевая. Сейчас эти слова показались очень к месту. Дан-Шин обустраивал быт как человек, который попросту не видит смысла тратить много денег там, где можно потратить мало или вообще ничего. Хотя… может у него были какие-то большие траты. Может жалованье задерживают. Однако возможен еще один вариант: лечение обходилось недешево.

То, что дело плохо, лекарка поняла с первых шагов по маленькому и темному дому. Запах. Застарелая хворь всегда сопровождается специфической атмосферой, его оттенки могут меняться, но фундамент всегда одинаков. Распад, разложение, постепенное умирание плоти и надежды. Определенно, здесь речь шла не о месяцах, а скорее годах болезни. Дан-Шин ходил, тяжело хромая, ему требовалось прилагать столько усилий для сдерживания гримасы боли, что мимика стала тягучей и замедленной, как у пластилиновой маски из холодильника. Кроме того, лицо пожелтело и отекло, так что губы почти исчезли, превратившись в тонкие бледные полоски.

- Воды. Горячей, - скомандовала Елена прислуге, сразу поняв, что тут лучше действовать быстро и строго по делу. – Тряпок. Чистых. И водки.

- Водки тут не держат, - поморщился комит. – Я не пью ни вина, ни пива.

Вот это сила воли, поразилась Елена. Учитывая, что подогретое вино с медом и травами повсеместно использовалось как слабое обезболивающее.

- Тогда мыла. Хорошего.

В глазах и на лицах двух немолодых слуг явственно отразилось все, что они думают про человека, пьющего мыло вместо вина. Однако соображения оставили при себе, отправившись выполнять указания по движению хозяйской брови.

- Нужна самая светлая комната, - продолжала распоряжаться Елена. – Или очень много свечей.Магическая лампа тоже сойдет.

- Ступай за мной, - Дан-Шин захромал по узкой лестнице на второй этаж. В соседней комнате гремел металл, и что-то шуршало, как пересыпаемый гравий, видимо растапливали очаг для воды.

Да, подумала Елена, обозревая самую светлую комнату в доме, похоже, все деньги из комиссара вытянули как раз дипломированные медики. Когда-то здесь был, наверное, рабочий кабинет, во всяком случае, солидный стол и книжные шкафы соответствовали. Как и семисвечник с прихотливо вытянутыми лапками, который изогнулся на столом, будто шея динозавра. Похожий имелся и у глоссатора, такими пользовались люди, много и разборчиво пишущие при искусственном свете. Теперь же комната превратилась в странный гибрид смотрового зала и алхимической лаборатории. Склянки, колбы, неприятно выглядящие инструменты с костяными и деревянными ручками, тряпье для нащипывания корпии – заменителя пока не придуманной здесь марли. Микстуры, от запаха которых мог бы отдать концы и здоровый. Более-менее навостренное обоняние лекарки уловило характерный букет ртутной мази от нагноений – жир, который прогорк бы, но ртуть мешает. Сразу вспомнилось «лечение» баронессы Лекюйе дипломированным специалистом.

Судя по светлым пятнам на стенах, раньше здесь висели картины или еще какие-то культурные объекты. Теперь же остался лишь один эстамп, изображавший строгого юношу в парадных доспехах. Сначала Елена приняла его за хозяина дома в молодости, затем вспомнила, что Дан-Шин вроде не из благородных, а потом заметила оттиснутую красным цветом надпись. Эстамп изображал предыдущего императора и, кажется, относился к предметам личного дарения. Любопытно. Значит, простолюдин был возвышен царем-реформатором и продолжил служить после его смерти… как ни поверни, но служить убийцам благодетеля. О чем это говорит? Да ни о чем, собственно. Жизнь – штука довольно-таки непростая.

Еще в углу, просто, как обычная метла, стоял двуручный меч. Настоящий, прямо-таки классический, с разными завитушками на гарде, рикассо, обернутым бархатом, а также «клыками», ограничивающими заточенную часть клинка. Теперь, без ножен, было видно, что клинок пилообразный, со скругленными зубцами. Елена слышала о таком, однако собственными глазами еще не видела. Говорили, что так отделывают оружие либо парадное, то, что демонстрирует искусную работу кузнеца и богатство заказчика, либо крайне специфическое, под конкретную руку и манеру боя. Но в любом случае стоил такой меч очень дорого, как и услуги по его регулярной заточке.

Воду нагрели удивительно быстро, чистые тряпки тоже нашлись, как и дегтярное мыло. Елена с удовольствием вдохнула ядреный запах, который ей очень нравился, посмотрела на комита и прочитала в глазах будущего (возможно) пациента хорошо знакомый страх. Только не боли, а унижения. Дан-Шин отослал слуг и повернулся к медику, закусив губу еще сильнее.

- Давайте смотреть, - предложила Елена.

- Ты не похожа на лекаря, - пробурчал пациент, начиная распутывать многочисленные шнурки на кожаных штанах.

- Да ну?

- На других лекарей, - поправился Дан-Шин, скрипя зубами, видимо, все-таки, от разбереженной боли.

- А они помогли? – осведомилась Елена, раскладывая тряпки на столе.

- Не очень, - признал комит.

- Тогда снимайте штаны, любезный. Пока я не увижу, в чем беда, то и помочь не смогу. Давайте распутаю вот здесь… Господи, почему нельзя носить просто ремень?

Посмотрев на страдальческое лицо пациента, Елена тяжело вздохнула и произнесла небольшую импровизированную речь:

- Господин Дан-Шин. Я пользовала людей на Пустошах. В основном мужчин. Видела колотые раны, резаные, кусаные, рваные и все прочие, какие можно придумать. Мужские уды тоже видела, хоть и куда меньше чем нагноений от яда или плохой перевязки. Я снимала с людей штаны просто грязные, штаны залитые кровью, штаны обоссанные и обгаженные. Один раз я даже заглянула глубоко в зад одном неприятному человеку. А затем сунула туда иглу на палке, чтобы вскрыть нагноение в кишке. Еще одного плохого человека я кастрировала. Любезный, уверяю, вы ничем не поразите и не удивите меня. Так что не надо мученических взглядов, давайте займемся… делом.

- Хм… - фыркнул комит. – Кастрировала? Мне говорили, что у рыжей Хель немало талантов, но про такие я и не подозревал. Какова была причина?

- Изнасилование, пытки, жестокое убийство женщины и ребенка, - холодно перечислила Елена, возясь со шнурованной путаницей.

- Хм, - повторил Дан-Шин. – Очень скверный перечень. Самодеятельное воздаяние я не одобряю как слуга закона. Но понимаю как человек.

- Ну и славно. Если хотите, потом покажу как сделать… подтяжки. Очень удобная вещь. Теперь садитесь, и ногу вот сюда… не спешите, я помогу выпрямить. Ого!

Дан-Шин лишь поджал и без того тонкие губы, тяжело вздохнул.

- Иногда я думаю… хотя нет, часто думаю, - пробормотала себе под нос Елена. – Что суть медицины в измерении воли больного к жизни.

Она не была уверена, удачно ли сымпровизировала или в памяти всплыла подходящая цитата. Голова была занята иным.

Остеомиелит? Наверное. Но это не точно.

- Причина? – отрывисто спросила она.

- Покушение, - так же лаконично отозвался комит. – Арбалетная стрела в ногу.

- Давно?

- Три года назад.

Елена хотела повторить «ого!», но была слишком погружена в процесс исследования. Бедро выглядело несколько лучше, чем она рассчитывала, однако носило многочисленные следы неквалифицированного вмешательства. Судя по всему, застарелый свищ зондировали, вскрывали, мазали адскими смесями, разъедавшими здоровую кожу. Неведомые коновалы делали иссечения вокруг повреждения и прижигали его минимум трижды разными способами. Главный вопрос, возникавший после обследования – как Дан-Шин вообще ухитрился сохранить ногу? Вот, что значит богатырское здоровье и жестокая выбраковка слабого иммунитета детской смертностью…

Итак, три года назад комит получил в ногу арбалетную стрелу и, кажется, прямо в кость. Стрелу достали, однако, судя по всему, часть наконечника осталась в ране. До гангрены не дошло, наверное, случилось то, что в медицине называется «капсулирование». Однако и выздоровления не случилось. Вместо этого открылся свищ, причем рядом с собственно затянувшейся раной (кстати, отлично заштопано, очень аккуратный шрам, твердая рука). Обычно просто умеренно больно, одно бедро немного толще другого, прощупывается невнятное уплотнение. Но пару раз в год – осенью и весной – происходит обострение. Ногу раздувает, свищ открывается, горячка, лихорадка, выделение гноя с непонятными частицами. Неловко повернешься – глаза на лбу. Как и следовало ожидать, совокупная лекарская мудрость и прогрессивные способы лечения только умножили страдания больного. Единственным, что хоть как-то действовало, оказались теплые припарки с солью, а также компрессы из сырого мяса.

- К магам не обращались?

Елена ожидала уклончивый ответ, за которым будет проглядывать что-нибудь наподобие «… а потом стало ясно, дело серьезное, но закончились деньги». Или «магия греховна, волшебство кощунственно», однако Дан-Шин ответил по-военному прямо и ясно:

- Магия опасна.

Елена подняла голову и молча глянула на комита снизу вверх. Видимо, на лице медички явственно выразилось все, что она думала в этот момент, поэтому комит пояснил:

- Лечебное чародейство иногда имеет… последствия.

- Неожиданные последствия? – уточнила Елена.

- Да. Кость может превратиться в труху. Кровь застывает как стекло. И все такое. Не хочу рисковать.

С точки зрения Елены мотив был сомнительный, но с другой стороны пациенту виднее, как обращаться со своей ногой. Еще женщина запомнила описание побочных эффектов. Она впервые слышала о чем-то подобном применительно к медицинскому волшебству. Интересно, это факты или раздутая молва?

Итак, в целом клиническая картина была ясна. Ну, более-менее, с поправкой на то, что рентген здесь изобретут через несколько веков. Если изобретут. Дед когда-то упоминал о похожем случае с участием Пирогова и какого-то итальянца, все вроде бы закончилось хорошо, но Елена не помнила ни единой детали.

- Так, - она тщательно сполоснула руки над тазом, протерла чистой тряпкой. – Так…

Елена задумалась. Обычно пациенты в этот момент решали, что драматической паузой их разводят на умножение гонорара, поэтому вели себя соответственно, от возмущения и угроз до обещаний гор злата. Дан-Шин терпеливо молчал. Судя по всему, он вообще был человеком прямо-таки эпичной выдержки.

- Как есть или?.. – спросила Елена скорее для порядка, больше предупреждая пациента, что сейчас последуют вещи неприятные. Дан-Шин отвечать не стал, лишь пожал плечами с великолепной гримасой удивления на желтоватом лице, дескать, мы уже так хорошо знакомы, и какие-то детские вопросы…

- Что же, значит, как есть, - констатировал Елена. – Само по себе это не пройдет. Никогда и никак. Припарки могут облегчать, но не вылечат.

- Понял уже, - буркнул Дан-Шин.

- Надо или магию… или вскрывать. Вскрывать и чистить. Бедро – «легкая» часть тела. Крупные мышцы, мало кровеносных сосудов. Если не перехватить по неосторожности жилу, резать можно как угодно. Ну, почти. Так что попробовать… имеет смысл. Но!

Она подняла указательный палец, одновременно призывая к вниманию и обозначая первый пункт.

- Свищ не совпадает с раневым каналом. Значит, гнойное разложение само проложило путь между мышцами. Какой там получился выход – один черт знает.

При упоминании черта Дан-Шин беззвучно шевельнул губами, тронул кончиками пальцев грудь под рубашкой, там, где наверняка висело кольцо Пантократора. Елена как обычно в такие моменты подумала, что она дура с дырявой памятью, и разбрасывание богохульствами может принести мешок неприятностей. Она повторила жест пациента, почувствовав под пальцами две разрубленные монеты на шнурке.

- Запросто могло спиралью обойти кость, - продолжила она, стараясь, чтобы это звучало, как ни в чем не бывало.

Дан-Шин молча кивнул. Кажется, ему импонировал подобный тон – строгий, безжалостно профессиональный, без недомолвок и ложных обещаний.

- Второе. Ничего гарантировать не могу. Достаточно крошечной частицы гнилой плоти, чтобы все началось заново. Только хуже.

Кивок.

- Мне нужна будет бумага о том, что вы понимаете риск и готовы к нему. Я составлю и принесу на операцию, для подписи.

Положительно, комит мог бы оказаться потерянным братом-близнецом Насильника. Такая же склонность к молчаливым кивкам с предельно сосредоточенным видом.

- Третье… - Елена помедлила, соображая. – Будет адск… ужасно больно. Обычные отвары здесь не помогут, придется же чистить капсулу. И с костью наверняка беда… Надо заказать пиявок с Пустошей. Их часто вывозили оттуда. Не знаю пока где и как, но можно поискать людей.

- Нет, - отрезал Дан-Шин.

Елена почесала кончик уха, посмотрела на узкое окошко, затем на эстамп, отметив, что, если картина не врет, покойник был весьма симпатичен. В общем, дала пациенту достаточно времени, чтобы тот сам проникся осознанием полной глупости сказанного.

- Нет, - повторил комит. – Все надо сделать быстро.

- Ты представляешь, насколько это будет больно? – с искренним непониманием уточнила Елена, даже перейдя на «ты». Ее так и подмывало апеллировать к «болевому шоку», от которого, разумеется, умирают и прочим сказкам. Не этично, это факт, но лучше обмануть пациента, чем резать под вопли и конвульсии.

- Хель, ты забыла, как я получил эту дырку в ноге? Кроме того, я бывший бриган, - вымолвил Дан-Шин. – Как думаешь, я знаю, что такое боль?

Бриган… Елене понадобилось несколько мгновений, чтобы вспомнить: так называют легких «пешцев», щитоносцев или копейщиков. Причем слово подразумевает уничижительный оттенок – рвань, нищета, голытьба. Наемник самого низкого пошиба или призванный крестьянин, который и до боя, скорее всего не дойдет – сдохнет на марше от кровавого поноса, как и большинство погибающих на войне. Чем же ты проявил себя, Дан-Шин, бывший бриган, если на тебя обратил внимание император всего мира?

И тут Елене пришла в голову мысль… Она не сдержалась и посмотрела в глаза комиссара, тот взглянул на нее, и оба отчетливо все поняли. Я знаю, что ты знаешь, что я знаю.

Ну разумеется же. Все надо сделать быстро. Комит не может позволить себе тратить время на поиск дорогих снадобий, которые следует везти издалека – если вообще удастся найти. Почему он так спешит? Зачем рискует и готов страдать? Елена опустила взгляд и стиснула зубы. В голове снова и снова крутилась прежняя мысль, которую женщина повторяла себе месяцами.

«Это не мое дело»

«Это не мои заботы»

«Меня есть, кому искать и кому убивать»

Она медленно выдохнула и сказала:

- Хорошо. Как скоро?

- Завтра. Сможешь?

- Завтра нет. Есть дело. И мастера Ульпиана следует предупредить, я ведь на службе. Кроме того, надо будет найти особый инструмент, походить по столярам.

- Зачем? – нахмурился, недоумевая, Дан-Шин.

- Долото. Придется скоблить кость. Обычный нож не справится, затупится. Нужен другой угол заточки. Нужно долото, очень твердое. И возможно придется его перетачивать.

Комит вроде бы сглотнул, во всяком случае, кадык дернулся характерно. Лицо покрылось капельками пота.

- Что-нибудь еще?

- Несколько очень сильных помощников, - не удержалась от мстительного укола женщина. Посмотрела на пациента и устыдилась минутной слабости. – Или крепкая скамья с ремнями. Нога должна быть в полной неподвижности.

- Скамья у меня есть. Ремни тоже.

- Тогда послезавтра. За час до того как в этой комнате будет светлее всего.

- Много кипятка и тряпок? – проявил сообразительность Дан-Шин.

- Да. И самое лучшее мыло, какое можно будет купить.

- Я моюсь каждый день, - попробовал улыбнуться Дан-Шин слегка подрагивающими губами.

- Верю. Оно для операции. Вымывать гной и сгустки.

Это было еще одно «самопальное» открытие лекарки, вынесенное с Пустошей – почему-то раны, промытые мыльным раствором, заживали лучше и давали меньше осложнений, чем после обычной воды. Наверное, здесь тоже работал какой-то принцип дезинфекции, но какой – этого лекарка не знала. Просто использовала то, что действует.

- Остальное я принесу.

Дан-Шин кивнул. Остался последний вопрос, и пока Елена думала, стоит ли сразу оговорить или перенести на потом, комит решил закрыть его сам.

- Оплата?

Действительно… а сколько стоит подобная операция? В принципе за нее вполне можно просить стоимость нового меча, и это разумная цена.

- Господин… Дан-Шин, - Елена старалась очень тщательно подбирать слова. – Я не возьму с вас денег.

- Почему? – нахмурился комит еще больше, и теперь его лицо выражало самое живое, самое энергичное подозрение, какое только доводилось видеть Елене.

- Я не уверена, что вы переживете эту операцию, - честно, ну, почти честно сказала женщина.

«Может к богу воззвать?.. Дескать, оставим все на его волю. Нет, не так…»

- И предпочитаю взять услугой.

- Услугой? – повторил комит.

- Да. Услугой. Если все закончится хорошо… будем считать, что вы мне должны.

- Что именно? – упорно гнул свое комиссар.

- Да что-нибудь, - раздраженно пожала плечами Елена. – Что-нибудь равноценное.

- Моей жизни, - закончил невысказанную мысль комит, на сей раз Дан-Шин уже не спрашивал, а констатировал. Елена вновь красноречиво пожала плечами.

Далеко за толстыми стенами прозвонили колокола. Скоро начнется закат. Уровень городского шума подскочил – народ активнее продавал, покупал и работал, чтобы целиком использовать дневной – дармовой! - свет. Дан-Шин молчал с каменным лицом, которое, вроде бы, даже потеть перестало.

- Хель, я не дурак, - сказал комит без вступлений, вздохов и прочих переходов, так неожиданно, что Елена чуть вздрогнула, хоть и ждала его слов. – И понимаю, что ты просишь не за себя.

Женщина стиснула зубы, молча гадая – а ведь и в самом деле, зачем она, следуя внезапному порыву, повесила на свой товар именно такой ценник? Чем - если быть честной с самой собой - в действительности диктовалось желание сделать должником не первого, но и не самого последнего человека в местных раскладах?

- Ты жалеешь мальчишку Пиэвиелльэ, - Дан-Шин тем временем говорил, как гвозди в доску забивал, один удар – одно чеканное слово. – И тебе не безразличен тот мужчина. Я это понимаю. Но такую цену платить не буду. Назначь другую.

- До мужчины мне дела нет. Мы с ним в расчете, - отрезала Елена, не замечая, как мелькнули искорки в глазах комита. – Но ты и в самом деле готов убить мальчика? Во славу и по приказу своего императора?

- Император не «мой». Он господин над всеми. Надо мной. Над тобой. И я готов убить кого угодно, если так прикажет мой повелитель.

Елена в очередной раз поругала себя за длинный язык, который поровит сорваться с привязи в самый неподходящий момент. Ну вот, опять… Все так хорошо начиналось, можно было обзавестись новеньким клинком, а теперь вместо серебра начался политико-философский диспут о природе добра и зла.

- Я знаю, тебе трудно понять такие вещи, ты простолюдинка.

Да вы задрали, уроды, с ледяной яростью подумала Елена, глядя исподлобья. Кто здесь еще не указал мне на низкое происхождение?

- Я тоже не благородного происхождения, - продолжал тем временем комиссар. – Но у меня есть моя личная честь. Мое слово. И мое служение. Я принес присягу Императору. Не человеку, а Трону. Я служу тому, кто служит лишь Господу, будучи заступником перед Ним для всего мира. И никогда не изменю своей клятве. Уходи. Тебе будет заплачено за… осмотр и вердикт.

Дан-Шин похромал в угол, и на мгновение женщине показалось, что он собирается взяться за меч, чтобы устроить драку. Но нет, комит просто взял свою «трость» и оперся на нее, тяжело, как полностью обессилевший человек.

- Я извиняюсь, - негромко вымолвила она.

- Что? – кажется, Дан-Шин не рисовался, он и в самом деле ее не расслышал.

- Я извиняюсь, - повторила Елена. – Мне плевать на благородство и честь, дворянские или не дворянские, все равно, если они позволяют убивать детей. В жопу такие принципы. Но ставить подобное условие и в самом деле не стоило. Оно… унижает нас обоих. Я возьмусь за эту операцию. Пятьдесят серебряных коп.

- Пятьдесят коп… - задумчиво повторил Дан-Шин. – Я заплачу сто. Полсотни сразу и еще столько же после того как все закончится. И никогда ничего не буду тебе должен. Все обязательства закончатся на последнем стежке.

Интересно, подумала Елена. Значит, не бедняк ты, а скряга? Или, в самом деле, настоящий аскет. Сто коп, шесть или семь золотых… Дан-Шин пообещал, не моргнув глазом, сумму, за которую можно нанять настоящего знаменосного рыцаря на целый месяц службы. Или нескольких конных латников без титула. Можно одеться с головы до ног. Снять на год хорошее жилье. Купить лошадь, не дестрие, конечно, но хорошую. Даже после обретения первоклассного меча останется еще очень и очень пристойная сумма. А если меч не покупать, в конце концов, мессер вполне хорош, то…

Я богата? Внезапно богата?

Тут она кое-что вспомнила, некоторое обязательство. Дело, которое давно следовало сотворить, но все было как-то недосуг.

Нет, не богата. И эти деньги еще предстоит отработать, трезво подумала она. Грамота грамотой, но за уморение насмерть пациента полагаются неприятные вещи, вплоть до колесования и ослепления.

- Договорились, - сказал она. – Послезавтра. Все обязательства и долги закрываются, как только я зашью рану, и ты мне заплатишь.

Пятьдесят хороших необрезанных коп были очень компактны, богатство легко умещалось в ладони. Поручение на выдачу денег представляло собой лист хорошей бумаги с водяными знаками, двумя печатями, а также размашистой подписью, как можно более вычурной, чтобы не удалось подделать. С этой вещью надлежало прийти в «Taigh-Airgead» - «денежный дом» - надо полагать, отделение местного «банка», и получить наличность. Мир снова повернулся к Елене новой, неизведанной гранью. Прежде она имела дело лишь с монетами, а здесь, похоже, давно уж освоили безналичный оборот. Интересно, в каком объеме? Не слишком значимая помощница юриста знала о мире куда больше тюремного лекаря и возможностей имела существенно больше, не говоря о подмастерье аптекаря с Пустошей. А если подняться еще на ступеньку, какой обзор будет там?

Елена впервые держала в руках столько денег, пусть и в опосредованной форме. Понимание того, что «пятьдесят» может удвоиться… что почти семь золотых - сумма, которую большинство людей в Ойкумене зарабатывают в лучшем случае за всю жизнь… это понимание вызывало всевозможные мысли, которые раньше оставались где-то на втором-третьем плане.

Елена прикусила губу и задалась очень трезвым и неприятным вопросом: быть может, она идет неверным путем? До сего момента жизнь в Ойкумене представляла собой либо растительное существование по принципу «только бы не трогали!», либо отчаянную и сиюминутную борьбу за выживание. Или и то, и другое сразу, на разных планах бытия. Но пора бы уже как-то упорядочить процесс выживания.

Да, уметь выпустить кишки мужику с мечом - очень полезное качество. Но по большому счету молодая женщина все еще не представляет, как устроен огромный мир вокруг. Во что верят люди вокруг, как устроена коммерция и так далее, и так далее… Она даже ни одного настоящего мага не встретила, если не считать того, что спешил на помощь умирающему барону! И ни на шаг не приблизилась к пониманию того, кому обязана попаданием сюда.

Если из Ойкумены нет выхода, если это клетка на всю жизнь - пора думать, как в ней обустроиться. Для этого нужны деньги, положение, знание того, как это все приобретают и - главное! - как удерживают. А если выход есть… Тем более нужны, ведь поиски сложных ответов и решений стоят дорого.

Вот над чем стоит подумать. Очень хорошо подумать…

Она тщательно сложила бумагу вчетверо, спрятала за пазуху, не доверяя сумке, даже прочной и надежной. Пятьдесят коп – не та сумма, с которой можно рисковать. По улице тем временем прошел городской глашатай, возвещавший, что:

- ... многие люди, отринув страх божий и законы правосудия, занялись изготовлением фальшивых монет в нашем королевстве! Чем впали в преступление Оскорбления Величества и нанесли величайший ущерб людям всех состояний нашего города и королевства! И хоть давали мы поручения различным судьям в разных краях прекратить сие, но преступление это продолжает множиться и грозит стать обыденным вследствие постоянства правонарушений! Ему надлежит изыскать противодействие, ибо желание наше таково, чтобы преступление подделки честных денег было незамедлительно истреблено…

Ну-ну, мечтайте, подумала Елена, вспомнив аферу с медными деньгами, при помощи которых валили предыдущего императора. Фальшивомонетничество вечно. Но главное, чтобы мои денежки были настоящими.

Она посмотрела на голубое чистое небо, кажущееся невероятно далеким со «дна» улицы, между высокими стенами. Да, времени более чем хватит для того, чтобы добраться домой. Не лучший день в жизни, однако, скажем прямо, и не худший. Новые заботы, новые тревоги, черт его знает, не помрет ли Дан-Шин под скальпелем. Но когда было легко и просто?

Оказавшийся рядом торговец попробовал заинтересовать Елену сковородками и котлами, висящими на деревянной раме. Рама была прислонена прямо к стене и опасно шаталась, угрожая свалиться на прохожих. Елена не заинтересовалась, посмотрела налево, там поясных дел мастер поставил маленький столик и активно продавал мещанке поясок из красной кожи, симпатичный, однако на взгляд Елены с избытком металлической фурнитуры. Посмотрела направо, там юноша с неприятной физиономией, босой, но с большой глиняной фляжкой, подвешенной едва ли не на причинном месте, крутил в руках стеганую куртку-поддоспешник. Куртка была выполнена в новомодном стиле, набивка шла мелкими и горизонтальными полосками, каждая заканчивалась маленькой пуговкой. Елена еще раз глянула вверх и зашагала по мостовой, ловко ввинчиваясь в предвечернюю толпу, ловя на себе привычные уже недоуменные взгляды – экая забавная диковина, женщина в штанах.

Домой, пора домой! Невысокое небо теряло краски, набежали тучи, город погружался в тень. Наверное, будет дождь, хороший, правильный, из тех, что на радость крестьянину льют не очень сильно, зато долго, промывая землю, напитывая живительной влагой корни посевов. Пейзанину то, конечно, во благо, но вымокнуть все равно не хотелось бы, опять же ботинки жалко.

Елена вернулась к приятным размышлениям на тему того, что наконец-то можно будет купить сразу две пары приличной обуви, заторопилась домой. Или точнее в место, которой она уже привыкла считать своим домом.

_________________________

«Пусть бедность станет моей матерью, а покорность и терпениe - моими сестрами» - цитата Мартина Стржеды, чешского иезуита XVII века.