Дракоморте

Глава 4. Вода жизни

Побегав по вырубке, Йеруш раздобыл иголку, странного вида нитки — по виду и жёсткости, сделанные из чего-то вроде тонких корешков — и напёрсток. Золотой дракон посмотрел на добытые богатства с труднопередаваемым выражением лица и без улыбки спросил:

— Эта хрень дружелюбна?

— Шей давай, — Йеруш подтолкнул дракона к поудалёкому пеньку. — И напёрсток надень, не выжучивайся.

— Да я тебе швея, что ли, — придушенным шёпотом негодовал Илидор, а Йеруш всё подталкивал и подталкивал его к пеньку у южного, безлюдного края вырубки. — Нахрен мне ещё напёрсток?!

— Поверь, ты не хочешь давать Старому Лесу свою кровь, — замогильным голосом ответил Йеруш, — и лес, наверное, этого тоже не хочет, я бы на его месте не хотел, да и на своём я не хочу, ну нахрена мне твоя кровь, а, дракон?

— Кстати, о крови: там по поляне ходит лекарка в кровище, — устроившись на пне, Илидор стащил рубашку и мотнул подбородком в сторону зелёного шатра.

— Да, я видел, — рассеянно бросил Йеруш.

Он стоял на одной ноге, уперев стопу второй в колено, и то ли балансировал руками, то ли просто так ими размахивал, от избытка чувств.

— Какого хрена лекарка в кровище? — не отставал дракон. — Что Юльдра делал в том шатре, он ещё и лекарь, что ли? А может, ещё и пекарь? Ай!

Напёрсток соскочил с его пальца и укатился в траву. Шипя сквозь зубы ругательства, Илидор слез с пенька и принялся шарить в густой растительности. Если бы сбылась хотя бы половина его пожеланий, старолесский Храм Солнца должен был бы лишиться своего верховного жреца в самом близком будущем и самым неприятным образом. А потом снова и ещё раз. Йеруш, вытянув шею, рассматривал голую спину Илидора и сердито скалился. Надо же: такой случай, можно наконец рассмотреть, как у Илидора растут крылья — и, что ты будешь делать, его спина до самых лопаток закрыта волосами, они густые, блестящие и волнистые, и совершенно неясно, что там мелькает под ними.

Илидор издал восклицание, означающее, что напёрсток найден, Йеруш отвернулся и принялся медленно кружиться вокруг своей оси, раскинув руки и запрокинув лицо к небу.

— Даже не надейся, ты не сойдёшь за дракона, — сказал ему Илидор и снова уселся на пень. На пальце его блестел обретённый напёрсток. — Так что там с лекаркой и кровищей?

— Да просто некоторые люди — очень, очень тупые, — с отвращением проговорил Найло. — Если им сказать, что огонь жжётся и не нужно в него совать в руку, такие люди непременно сунут руку в огонь. Если им сказать, что не нужно ходить по Старому Лесу без сопровождения местных — они непременно попрутся в лес и пропадут, нахрен, без вести или получат стрелу в лоб, или ветку в живот.

Дракон возбуждённо заблестел глазами.

— Ненавижу таких остолопов, — зло выплюнул Йеруш. — Ты понимаешь, из-за их остолопства всегда же кто-то другой получает на свою голову проблем! Вот те два придурочных жреца — решили они, видишь ли, понести свет солнца шикшам, а получилось что? Мажиний полдня потом искал этих придурков по всему подлеску, а теперь они, видишь ли, валяются в лекарском шатре и доходят, и ладно ещё, если дойдут! А если придётся волочить их на себе? Ну я, конечно, никого волочить не стану, но жрецы станут, и это охренительно замедлит наше продвижение, а оно и так не будет быстрым!

— Кто такие шишки? — потребовал объяснений Илидор. — Это те плетёные штуки, которых мы видели? Это они покусали жрецов? Они точно живые, или это их ветер трепал?

В сторонке остановились две юные жрицы, принялись жарко перешёптываться, поглядывая на дракона. Илидор остро ощутил свою неодетость, выпрямил спину и сделал вид, что без остатка поглощён шитьём. Йеруш перестал кружиться и тут же согнулся-сломался в поясе.

— Да не надо мне кланяться! — испугался дракон. — Расскажи уже, что за мрачная жуть здесь творится!

— О-о, ну, Илидор, ну какого шпыня ты такой занудный! Ладно, слушай: прорву лет назад в Старом Лесу стоял башенный храм, а храмовый основатель, воин-мудрец, он тут творил всякую благостную дичь. Но шикшам, грибойцам и полунникам Храм был не в жилу, а потом произошла какая-то шпынь, стряслась большая драка всех со всеми, и в конце осталось заброшенная башня Храма где-то среди леса, а у башни – останки храмовского основателя. И теперь Юльдра хочет обратно башню, величие и славу как у воина-мудреца, но чужаки не могут ходить по лесу без сопровождения местных, поэтому…

— Я передумал, — заявил Илидор, — мне ничуть не интересно, что тут происходит!

— Замечательно. Значит, во-первых, мы должны подружить тебя с Храмом, чтобы ты мог пойти с нами в глубины этого ужасного леса, — начал загибать пальцы Йеруш, — во-вторых, мне нужно узнать, кто таскает мои записи, и забить его отравленными кольями — ладно, нет, не смотри на меня так, я пошутил. Мне просто нужно знать, кого именно ненавидеть. Кто-то умыкает из палатки мои бумаги, а потом подбрасывает обратно и думает, что я не замечу. Самые важные записи я где попало не бросаю, само собой, но кто-то роется в моих вещах и я желаю ему смерти, так что было бы неплохо понять, кому именно я желаю смерти. Мне кажется, это те три местных жреца, которые молодые и придурки. Я уже несколько раз натыкался на них там, где им нечего было делать. В-третьих, хотя, на самом деле, во-первых, в очень-самых-первых: я иду в глубины леса вовсе не потому, что люблю ходить! Я пришёл сюда, чтобы найти источник живой воды – как тебе такое, а?

— Нормально, — кивнул Илидор. – Ты рехнутый. Всё как обычно.

— Чщ-щ-щ! — зашипел вдруг Найло, выпучивая глаза, и с бешеным видом стал озираться по сторонам. — Ш-ш-ш! Ты закончил шить? Иди сюда!

Найло сгрёб нитки и напёрсток, бросил их на пенёк, потом схватил Илидора за руку и почти бегом потащил по тропе к озеру. Дракон, не ожидавший такого напора, запинался о ножны, о собственные ноги и безыскусно ругался:

— Да какой кочергени ты меня всё время куда-то тащишь, Найло! Почему ты не можешь просто сесть на жопу и всё мне рассказать? Ты говорил, мы будем есть кашу, а мы бегаем по лесу!

Крылья сердито и громко хлопали у дракона за спиной, пугая мотающихся в небе птичек-паданок.

— Что за вода тебе нужна? Да ты можешь остановиться и ответить? Да ты что, совсем спятил, Найло?

— О да, — приговаривал Йеруш, волоча дракона к поляне с синим озером. — Считай, что спятил! Я бьюсь об эту задачу сильно и страстно, и ты должен мне помочь!

Дотащив Илидора до берега синего озера, Йеруш уселся на траву, ещё раз огляделся, почему-то внимательнее всего вглядываясь в озеро, и приглашающе похлопал по земле перед собой: садись, дескать, дракон. И оскалился приветливо.

Илидор рыкнул, но сел. Не туда, куда указывал Найло — устроился чуть позади Йеруша, спиной к тропинке из предлесья и так, чтобы видеть одновременно озеро, Найло, его палатку, тропу к храмовой вырубке и ряд деревьев, из-под которых утром выходила недружелюбная женщина со злыми лисьими глазами. Теперь под теми деревьями ходил немолодой мужчина в пошитой из шкурок одежде и что-то приговаривал, внимательно рассматривая подлесок. Илидор решил, что от мужика убежала собака.

Йеруш почесал острый кончик уха, утвердил ладони на земле, опёрся на них и поднял своё тело на тонких руках, словно на поршнях, даже не расцепив при этом скрещённых ног, даже не особенно ссутулив спину, и переступил руками по траве, повернувшись к Илидору лицом, а к подлеску затылком, после чего как ни в чём не бывало уселся и заговорил. Заговорил неторопливо, цепляя слова друг за дружку аккуратно и взвешенно, как делают, когда очень-очень желают, чтобы произнесённые слова непременно услышали, осознали и приняли:

—В донкернасских записях упомянуты два случая, похожие одновременно на полную хрень и на звонкую правду, и оба — про эту воду из Старого Леса. Одна история — про исцеление застарелой трахомы, очень подробная история, с рисуночками, от которых я едва не проблевался, и с циферками…

Дракон помотал головой. Первые слова, сказанные Найло, пролетели мимо его ушей, так Илидор поразился этому развороту на руках. Словно Найло был машиной. Словно Найло был скрещем, одним из тех, кто остался дожидаться Илидора в подземьях Гимбла, только эльфом, а не гномом. На какой-то миг у дракона мелькнула безумная мысль, что в те дни, пока Йеруш дожидался его в Гимбле, он от скуки поучаствовал в опытах безумных механистов и те соединили Найло с какой-нибудь машиной. Подобная выходка вполне согласуется с дивными идеями Йеруша!

Конечно, ведь эльфы, в отличие от гномов, не происходят от камня и не имеют родства с металлами, которые тоже рождены в горах, но…

— Было это лет пятнадцать назад, — вещал тем временем эльф, не подозревающий о мыслях дракона. — Молодой наследник владыки Варкензейского домена, единственный наследник, внезапно застрадал глазной гнилью — о, ты знаешь, дракон, это такая хрень, что я на месте этого наследника сиганул бы с верхней башни родового замка прямо на брусчатку, потому как это бесконечно ужасная болезнь. Только представь: твои глаза гниют, медленно, долго, полностью, со всеми вытекающими из них последствиями, и ведь гнилыми глазами очень трудно что-то видеть, и это была такая хреновость, что дальше некуда. Не только для наследника, а для всего дома владыки. Ну, ты понимаешь: Варкензей, шахты стеклянного корня, соседние домены со своими хищными владыками — ты же знаешь этих эльфов: ужасно хитрые вероломные твари, а ещё у Варкензея налажены торговые связи с кедийцами — и вот всё это зашаталось и захрустело, когда единственный наследник владыки домена оказался неизлечимо болен. Донкернасцы, самой собой, раззявили широкую варежку на стеклянные шахты. Они ж могли бы развернуться с добычей, как никто другой, словно… словно… ну что там разворачивается красиво, я не знаю, огромная скатерть, яркий веер, невиданные перспективы? Словом, донкернасцы могли бы подтянуть ледяных драконов, поставить там пару нормальных больниц для добытчиков, ну ты понял. Прибрать к рукам шахты Варкензея, да, какая вкусная затея, у меня аж живот подвело, надо было всё-таки поесть каши, но кто ещё мог бы претендовать на шахты Варкензея, хочу я знать, у кого ещё есть для этого достаточно драконов или хотя бы один дракон, самый завалящий? И вот, когда всё в Варкензее уже тряслось так, что дальше некуда, того и гляди посыпется — владычоноквдруг исцеляется от глазной гнили, ты понимаешь? Но эта херня не лечится! Он очень давно болел, от его глаз ничего не осталось, кроме вони на весь дворец! И вдруг! Прямо долбаная магия, только сказочная, а не научная, прямо такая, что все маги Эльфиладона опешили от этого поворота! Такого не бывает! И, насколько донкернасцы выяснили, того владычонка излечили живой водой из Старого Леса. Два разных источника указали донкернасским шпионам одно и то же: каким-то чудом кому-то удалось притащить в Варкензей крошечный пузырёк живой воды…

— Пф, — сказал Илидор.

— И я говорю, что пф, и маги говорят, и лекари, все говорят вот так же пренебрежительно и бессомненно: пф! Но глазная гниль не лечится, и она совершенно точно была у владычонка. А вторая история про живую воду — это вроде как байка одного степного племени людей, но есть в этой байке такие интересные детали, такие тончайшие, ты понимаешь, такие умные и складные деталюшки, которых кочевники просто не могли придумать…

На лице Илидора блуждала улыбка. Перед глазами его мелькали косички с цветными лентами и яркие лоскуты юбки, в голове тумтумкали барабаны, отдаваясь дрожью в животе и в ногах.

— … и вот кочевники не умеют так думать, чтобы это придумать! Они по-другому живут, у них совсем другой опыт, иной круг понятий, которыми они могут оперировать, нет-нет-нет, степняки никак не могли…

Запах Старого Леса медленно растворялся в запахе горьких трав, горящих костров и жареного мяса, всё кружилось, плыло и танцевало вокруг Илидора, всё громче и требовательнее становился тум-тум барабанов в ушах, выгибалось в его руках тело Жасаны…

— Эй! Дракон! Ты меня слышишь?

— А? — встрепенулся Илидор.

Эльф пощёлкал пальцами перед лицом дракона, и тот звонко шлёпнул его по руке. Йеруш зашипел и неистово замахал кистью, на которой проступило яркое красное пятно.

— Так вот! Донкернасцы пытались выяснить, бывает ли такая водичка вообще. Но слышащие воду драконы никаких идей не дали: то ли не хотели, то ли не знали, большинство слышащих воду драконов Донкернаса всё-таки молодые по вашим невменяемым драконским меркам. Надо бы донкернасцам попытать Арромееварда, но ты ж понимаешь: пытать его всерьёз — не по уговору, он бы им головы отжевал, а добром что-то вытащить из этого старого козла, то есть дракона, — так проще самим отправиться в Старый Лес и перекопать тут всё лопатами на зависть гномам и добытчикам стекла из Варкензея. Эх, жаль, жаль-жаль-жаль! Ну скажи ты мне, какого же хрена этот Арромеевард такая непробиваемая задница? Если кто-то что и знает — так как раз старейший слышащий воду дракон, о, донкернасцы-то до этого не докопались, но они и не особенно копали, они же не были в Старом Лесу, а я был в Старом Лесу, я есть в Старом Лесу, а знаю! То есть не знаю! Я предполагаю! Ты следил за моей мыслью, да, Илидор? А то она, мне кажется, в траву упала! Чудесная исцеляющая вода, драконы, слышащие воду драконы…

— Что?

Найло медленно поставил наземь ладони, основательно опёрся на них и подтащился половиной тела к Илидору, едва не влепившись своим лицом в его лицо, вцепился в него горящими глазами.

— Драконы! Ты стал туговат на уши? Рохильда раз обмолвилась, что лес вырос на месте драконьего логова. Где лежат драконьи кости — там и растут старолесские деревья. А ещё говорят, очертания леса на карте похожи на большого дракона. Я согласен, что они похожи — если смотреть на карту с прищуром, в полумраке и после бадейки вина, это я так заранее согласен, на самом-то деле я не смотрел на карту после вина! Не очень важно, какой формы лес, если ты не желаешь заняться поиском знаков повсюду, да, видеть знаки в любой херне и выпукливать глаза со значением — но это не мой путь, я учёный, а не выпукливатель глаз! Разумеется, форма леса не важна! А важно, что местные не хотят говорить про драконов, вот прямо совсем не хотят говорить про драконов ртом, и в записях о старолесье про драконов тоже нет ни словечка, и пришлые жрецы ничего такого не знают… У-у-у, всё так сложно, так запутанно, у меня просто голова зудит, так мне нужно всё это распутать!

— Даже не знаю, хватит ли тебе жизни, — пробормотал Илидор, не понявший и половины из того, что тараторил тут Найло.

— Вот именно! — Йеруш вцепился в свои волосы так, словно хотел сорвать с себя скальп. — Вот именно, дракон! Я не могу просто растрачивать тут дни своей жизни! Мне нужно всё узнавать очень быстро и работать очень много! Поэтому! Я! Очень! Рассчитываю на тебя, И-ли-дор!

Последние слова Йеруш выпалил, снова рухнув в траву на кулаки, и его горящие безумием глаза опять оказались гораздо ближе к золотому дракону, чем он бы хотел. И тут же Йеруш снова сел ровно, сложил пальцы шалашиком и уставился куда-то сквозь Илидора.

Не стоило шутить с Йерушем о его короткой жизни, зная, как гложет его эта беспощадная невозможность — выяснить все важные вещи на свете за несколько десятков отведённых ему лет.

Найло смотрел на Илидора так спокойно и безмятежно, что только дурак бы не понял, насколько Найло взвинчен. Дракон мельком глянул на руки эльфа и чуть дрогнул губами. Йеруш очень хорошо, просто на удивление хорошо следил сейчас за своей мимикой, но это, видимо, забрало все его силы и всё внимание. Пальцы Йеруша тряслись так, словно на него напала болотная лихорадка.

— Ты на меня рассчитываешь, — медленно повторил Илидор. Каждое слово оставляло на языке привкус чего-то острого и пряного. — Да. И я тебе помогу по мере сил, конечно, Найло, но я не верю в никакую волшебную живую водичку, ладно? Это чушь.

Йеруш содрогнулся всем телом, так судорожно и нежданно, что дракон едва не отпрянул.

— Я всю жизнь прожил рядом со слышащими воду драконами, — медленно продолжал Илидор, с удивлением ощущая, как собственный голос почти-подводит его, почти-срывается в извиняющиеся, заискивающие интонации. Дракон мысленно отвесил голосу затрещину. — Если бы существовала такая волшебная живая водичка, если бы Арромеевард или другой дракон Донкернаса знал о чём-то подобном — как думаешь, они бы позволили другим драконам умирать? Погибать в лабораториях от ваших чудесных экспериментов? Терять куски тел, выполняя ваши распрекрасные задания, от которых не могут отказаться? Позволили бы, чтоб на наших шкурах оставались следы после ваших сраных машин?!

— Наших сраных машин? — тихо повторил Йеруш. — Наших чудесных экспериментах? Не приписывай-ка мне чужих заслуг, дракон!

— Я и сам видел и находил много всяких водичек, Найло, — продолжал Илидор, не слушая его, — ты знаешь, ты помнишь, ты должен был заметить, ведь хренову прорву водичек я нашёл именно для тебя. В горах, степях, лесах, городах, полях… Ты помнишь? Ты не забыл? Я для тебя находил кучу всяких необычных водичек! Ядовитых, цветных, горьких, костных, но… — Илидор глубоко вдохнул. — То, что ты говоришь сейчас… Как ты сам можешь верить в подобную хрень?

Йеруш по-прежнему очень хорошо владел своим лицом, и на нём не дрогнул ни один мускул, только краска совершенно схлынула с него, оставив на месте лица тоскливый гипсовый слепок с бешено блестящими сине-зелёными глазами. В зрачках отражалась бликующая поверхность синего-синего озера.

— Видишь ли в чём дело, тупоголовый идиотский дракон, — проговорил эльф так тихо и придушенно, словно голос его был шлангом и сейчас Найло изо всех сил наступал на этот шланг, чтобы из него не вытекло слишком много воды. — Не важно, во что ты там можешь поверить и что ты там считаешь. Ровно так же! — Он чуть повысил голос и поднял ладонь, видя, что Илидор собирается что-то сказать: — Ровно так же как, не имеет значения, во что верю я. Важны только факты, вот их нам и нужно проверить. И ещё, знаешь что, тупоголовый идиотский дракон: это, конечно, очень развеликолепно, что ты так здорово и много искал воду, а может быть, ты даже пил воду или несколько раз в своей никчёмной жизни попал под дождь…

Йеруш перевёл дух, сцепил в замок трясущиеся пальцы и всё-таки сорвался, вскочил на ноги и заорал во всю глотку, багровея лицом:

— Только всё это нихрена не значит, будто ты хоть что-то понимаешь в воде! Будто ты! Тупоголовый кусок ящерицы! Хотя бы краем своего ничтожного мозга! Приблизился! Хоть к тени! Понимания!

Илидор понятия не имел, как реагировать на вопли Йеруша, кроме как врезать Йерушу в нос, но боялся, что если начнёт причинять Найло боль, то уже не сможет остановиться. Потому Илидор тоже поднялся на ноги и теперь просто стоял, стоял и пялился на нос Йеруша, и молчание дракона неожиданно оказалось лучшим решением: взведённый Найло не смог вынести долгой паузы.

— В конце концов, Илидор… Послушай, если живая вода существует, то для тебя это тоже имеет значение — ты не подумал об этом? Тьфу, да ты вообще думаешь хоть о чём-нибудь, хотел бы я знать? Нет! Нет! Не вздумай отвечать мне! Я не хочу знать!

— Да на кой мне твоя волшебная вода, Найло? — сквозь зубы процедил Илидор. — На кой мне твои факты и умное лицо? На кой мне делать что бы то ни было, если оно вынуждает меня слушать твои вопли?!

Золотой дракон развернулся, крылья его плаща хлопнули прямо перед лицом Йеруша, тот заорал и врезал по крылу кулаком — точнее, по тому месту, где крыло находилось мгновение назад, и увлекаемый силой своего замаха и ловко подставленной ногой дракона, едва не рухнул.

Илидор поймал Йеруша в неудобнейшей позе, одной рукой обхватил под плечами, второй выкрутил кисть, и из Найло получилось что-то вроде знака ꭈ, означавшего звук «у». Илидор придержал этот знак, едва ли не лёжа на Йеруше, тяжело и прерывисто дыша, и медленно, чеканя каждое слово, прорычал ему в ухо:

— Будешь. На меня. Орать. Я тебе сломаю всего тебя. Ясно?

— Разогни меня, извращенец! — прохрипел Йеруш.

В какой-то миг Найло казалось, что Илидор намерен избить им землю, но дракон ещё раз жарко рыкнул ему в ухо и отошёл. Йеруш медленно, словно чужими руками, поправлял на себе одежду и таращился на Илидора. Дракон на него не смотрел.

Честное слово, и неволя в Донкернасе при всей её омерзительности, и деловой шантаж гномов были куда проще вот этого всего — проще своей прямолинейностью. Однозначностью.

— Так вот, Илидор.

Найло наконец привёл в порядок свою одежду, но забыл, что нужно удерживать лицо в неподвижности, и теперь по нему рябью бежало всё то, чего он не хотел показывать Илидору: ярость исказила рот, тут же перетекла в раздражённый оскал, досада стёрла раздражение, на миг сморщила лицо Найло печёным яблоком и… дракону показалось, что последним выражением была боль, она плеснула в одних только глазах Йеруша — такая острая, глубокая, пекучая, неизбежная боль, какая бывает, если оторвать от раны присохшую к ней ткань. В первые мгновения от такой боли хочется выть, а потом хочется выть ещё сильнее, и рана долго жжётся, пульсирует, кровит.

— Ты всё же подумай, — сухо проговорил Найло, — вдруг тебе тоже пригодится такая волшебная живая водичка. Ты всё-таки не бессмертный. А другие ещё больше не бессмертные. А? — вдруг гаркнул эльф, надломился в поясе, вцепился своими глазищами в лицо Илидора, и золотой дракон едва не отшатнулся. — Вдруг это важно? Будь у тебя такая водичка! Может, вокруг тебя пореже умирали бы другие! Как думаешь?

Найло будто влепил дракону затрещину гномским молотом, и голова дракона раскололась от этой затрещины.

— Может, ты сумел бы кого-нибудь спасти?! — эльф обходил Илидора по кругу, и Илидор вынужден был поворачиваться за ним, едва сдерживаясь, чтобы не выставить перед собой ладони, не сделать шаг назад. — Или ты не думал об этом? Или ты просто скачешь по жизни, пока вокруг тебя умирают другие? Ведь ты будешь жить долго! Почти вечно! Какое тебе дело до тех, кому отмерены жалкие десятки лет? Ну умрут они немного раньше! Да? Да?! Или тебе есть дело хоть до кого-нибудь из тех, кто умирает вокруг тебя? Или ты хотел бы кого-нибудь из них спасти, тупоголовый идиотский дракон? А?! Спасти! Хоть кого-нибудь! Кроме себя!

В ушах у Илидора звенело, колени дрожали, Йеруш расплывался перед глазами. Вместо Йеруша вокруг дракона прорастала-клубилась бледно-розовая дымка. В дымке медленно проявлялись туманные тени.

Снова.

Векописица Иган, кругленькая и неловкая, карабкалась на уступ, и под её ногами осыпались мелкие камушки.

Безымянный гном катился по крутому пригорку прямо в стрекучую лозу, и тугие неразрывные жгутики тащили его в нагретую лавой почву.

Эфирная драконица Балита танцевала в небе над холмами Айялы.

«Но я же пытался спасти её! Я пытался спасти их всех! Я только и делал, что…»

Одна тень прорастала из другой, неотвратимо и неостановимо. Золотой дракон узнавал не всех.

Холмы неподалёку от Декстрина, деревянные домики и флюгеры, пронзающие небо — и рвущийся в небо дракон, который через мгновение станет человеком, а ведь люди не умеют летать.

Город падающего пепла в подземьях и полтора десятка гномов, растворяющихся в пепле.

«Но я же спас кого-то, помимо себя!» — хотел закричать Илидор, но, как обычно, не смог издать ни звука: его губы сковал пепел, падающий с непроглядно-чёрного потолка пещеры.

Гигантский хробоид с торчащим в глотке мечом падает на гнома и перешибает ему хребет.

…Когда розовая дымка наконец рассеялась перед глазами Илидора, дракона колотил озноб, к горлу подкатывала тошнота, ему почти безудержно хотелось разораться — просто так, ни на кого, на мироздание. На идиотское чувство безысходности, которым притрушены все эти случайности, предопределённости, чужая дурь и собственная тоже, на чувство вины, которое неизменно остаётся вместе с тем, кто выжил — просто потому, что выжил именно он.

Слова-затрещина Йеруша были слишком неожиданными, слишком обидными и несправедливыми, и всего этого «слишком» было так много, что Илидор даже не понимал, какими словами можно ответить на этот гнусный выпад Йеруша Найло, возможно ли вообще на такое ответить словами, имеют ли они хоть какой-то вес перед вечностью, перед чувством вины и тенями, которые прорастают из розовой дымки.

Снова.

А ведь Илидор так надеялся, что в лесу тени перестанут его преследовать! Когда золотой дракон улетал от отца-Такарона, сердце его щемило печалью расставания, но была и радость, и облегчение от того, что место, где всё случилось, остаётся позади. А впереди были новые места, новые приключения и наверняка головокружительные опасности, и от ожидания новых опасностей у дракона захватывало дух, и тогда он чувствовал себя очень-очень живым — не просто выжившим, а ещё и живым, полным силы, способным на любое свершение, имеющим право дышать, имеющим право быть — и быть собой.

Меньше всего Илидор ожидал, что первым делом на новом месте Йеруш Найло потревожит своим голосом этот долбаный бледно-розовый туман и пепел, запечатывающий уста, и тени, которые прорастают из тумана и растворяются в пепле.

Теперь Илидор не мог найти слов даже для того, чтобы обругать Йеруша Найло. А Йеруш Найло стоял перед драконом, пылал глазами и ждал его ответа, крепко стискивая пальцы.

— Не может быть на свете ничего подобного, — едва не захлёбываясь от ярости, проговорил Илидор, и голос его гудел, как низкий гонг. — Ты, Найло, быть может, лучше всех на свете разбираешься в воде, но ты нихрена не понимаешь в магии. Не может быть такой воды! Не может! Понятно тебе?

Йеруш сжал кулаки. Он дышал часто и неглубоко, его лоб покрылся мелкими каплями пота.

— И я пойду с тобой в дебри этого леса, — выплюнул Илидор и потряс пальцем перед носом Йеруша: — Я пойду за тобой! Но не для того, чтобы убедиться — ты понял меня, Найло, понял? Я пойду с тобой, чтобы увидеть твоё лицо, когда ты поймёшь, в какую чушь умудрился поверить! И я тебя носом натыкаю в тот источник или что там ты собираешься найти, чтобы ты увидел, чтобы ты понял и вслух ртом мне сказал то же, что я тебе сейчас говорю! Никакой! Живой воды! Не существует!