Дракоморте

Глава 12. Ректификация

Громко и долго провожали в путь маленький верховой отряд, который отправлялся от северного края котульского селения.

Спины у жуков широченные, точно столешницы, потому сёдла, которые для них делают, похожи на низкобортные просторные чаши. Они крепятся к панцирям на скобах, и сидеть в этих сёдлах полагается, согнув колени или скрестив ноги, или же боком, и одна только ржавая кочерга ведает, как можно выдержать долгий путь в таком положении. Сидеть, должно быть, шатко, высоко и очень твёрдо, несмотря на просторные сёдла с набивкой из чёсаной шерсти, которую котули притащили в больших мешках.

Йеруш Найло не преминул отметить, что жуков такого размера существовать не может, потому что… далее следовала тирада, вероятно, на древнеэльфийском или строгонаучном языке, из которой единственными понятными словами были «система», «сигналы», «ноги» и «жратва». Объясняя невозможность существования жуков, Йеруш бодро навьючивал на одного из них своё добро, после чего выразил готовность немедленно отправляться в путь.

На волочи-жуках можно перевозить уйму поклажи, они очень выносливые. Щедрый подарок сделали котули Храму Солнца.

Малиновый жук, пригнанный нарочно для Юльдры, был единственным, который оставался в прайде. На остальных уезжали жрецы, которые провели эти несколько дней в посёлке, котули-проводники Ыкки, Тай и Букка, а также Илидор и Йеруш Найло. Илидор и Кастьон не слишком обрадовались, выяснив, что им предстоит какое-то время путешествовать вместе, но золотой дракон быстро снова сделался довольным: Храм дарит ему возможность обмазаться новой опасностью, да ещё при этом быть полезным Храму, ну разве не здорово?

Мрачный Кастьон попытался растянуть прощание «со своей милой подругой» Фодель почти до момента отъезда. В конце концов дракон потерял терпение вместе с остатками вежливости, отёр Кастьона плечом, хлопнул у него перед носом крылом и увлёк Фодель подальше от человеческо-котульского бурления.

— Ты будешь осторожен? — тихо спросила жрица и прижалась щекой к его щеке.

— Нет, — весело пообещал Илидор и подхватил Фодель на руки.

Как Юльдра ни пытался убедить Йеруша остаться — тот лишь отмахивался: ему не терпелось добраться до мест, где могут быть другие проводники, «потолковей этих лапостных котиков», так что верховный жрец в конце концов оставил Найло в покое, хотя было видно, что ему страшно не хочется отпускать эльфа. И жука Юльдра согласился выделить лишь после того, как Йеруш сердито заявил, что ему, в принципе, плевать, он может отправиться в путь и пешком, взяв себе проводника из прайда, если Храм будет такой неимоверной неблагодарной задницей, что не одолжит несчастного жука гидрологу, благодаря которому никто из жрецов до сих пор не помер от холеры или сыпняка.

— Мы будем ожидать вас с добрыми вестями обратно через шесть или семь дней, — донёсся до Илидора голос Юльдры, и дракон неохотно разжал объятия, опустил Фодель. — Мы очень сильно рассчитываем встретить вас в этом самом месте не позднее чем через семь дней! Не позднее!

Илидор и Фодель поспешили на голос: эти слова верховного жреца были сигналом к отъезду. Kрылья дракона трепетали и требовали немедленно нестись навстречу новой упоительной авантюре.

— Ведь семи дней достаточно, Тай? — продолжал зычно вещать Юльдра. — Этого точно достаточно?

— Тай много раз сказа-ула, — отвечала котуля, подрагивая хвостом и глядя на Юльдру сверху вниз со спины своего волочи-жука. — До земель шикшей, которые привлекаю-уют внимание верховного жреца-у, мы доберёмся за два дня-у-ау. Тай не зна-ует, сколько времени понадобится твоим жрецам, чтобы договориться с шикшами-у.

— Ыкки знает! — влез котуль, привстав в седле на колени. — Домовкаться с шикшами потребствует вечность времени!

Младшие жречата, котули и некоторые жрецы рассмеялись. Илидор, наконец вскарабкавшийся в седло, тоже сверкнул зубами и поёрзал, устраиваясь поудобнее. У Йеруша был взгляд эльфа, который в своих мыслях уже находится за тысячу переходов отсюда. Лица жрецов, сидевших верхом, остались непроницаемыми.

— Полагаю, от моего предложения шикши не захотят отказываться, — ровным голосом произнёс Кастьон и похлопал по одному из множества плотных тюков, навьюченных на волочи-жука. — У меня есть для шикшей весьма важные и весомые доводы. Весьма неожиданные.

— Мы только должны довезти эти доводы побыстрее, пока о них не прознал весь лес, — неожиданно даже для себя заявил Илидор. Его кровь бурлила и требовала немедленно начать путешествие, а не сидеть, как болван, на солнцепёке. — Так что давайте скорее поедем!

И, щёлкнув своего жука по панцирю, как учили котули, Илидор с радостно-шальным «Уо-о-у!» помчался в лес, на северо-запад. Остальные всадники поспешили следом. От толпы котулей им в спины неслись пожелания удачи и «Чтобы батько-солнце много света подарил вашему пути». А от жрецов сыпались наставления «Берегите себя» и заверения «Мы будем ждать!».

Прежде чем окончательно затеряться среди деревьев, Илидор обернулся и помахал Фодель.

Пока маленький отряд углублялся в лес, то справа, то слева за деревьями, на большом удалении, мелькали какие-то существа. Некоторые были похожи на недовитые гнёзда размером с человека. Другие походили на людей — эти быстро отстали от шустрых жуков. Всадники делали вид, что никого не заметили.

Удалившись от поселения, путники придержали волочи-жуков. Если они будут ехать в таком средне-быстром темпе достаточно долго, отставшие полунники сумеют их нагнать.

Котульские владения заканчивались редколесьем с чахлыми корявыми ольхами, жухлой травой и многочисленными кочками, на которых какая-нибудь лошадь в два счёта сломала бы ногу. Волочи-жуки же деловито и ловко перебирали лапами, переползая с кочки на кочку. Многоногие, они лишь едва заметно оступались, если попадали одной из ног в ямку или чью-нибудь нору, и всадников даже почти не качало.

Полунники догонят процессию задолго до заката. Шикши пока не показываются, преследуют отряд на большом удалении — они слишком заметны, чтобы спрятаться среди редких тонких ольх.

Над головами путников летит, чуть сгорбившись, большеглазый желтоклювый сокол. То ли пожелал проводить всадников, то ли кто-то велел ему послужить ориентиром для тех, кто не должен потерять всадников из виду.

А может быть, сокол просто летит куда-то по своим неотложным птичьим делам.

***

Выезд с территории прайда был обозначен группой голых древесных стволов толщиной в ногу. На одном висел основательно объеденный мухами труп котуля и вонял так, что подкатывало к горлу — как пояснила Тай, презрительно скривив губы, прайд решил «завялить этого негодного кота на солнце» за то, что тот ловил рыбу, шедшую на нерест, и, хуже того, продавал икру шикшам.

Илидор даже не знал, что его больше озадачило: что шикши едят икру или что мирные с виду котули способны столь жестоко расправиться со своим сородичем, а вожак, выходит, совсем не шутил, когда говорил, что прайд, возможно, завялит Ньютя. Хотя тот, на взгляд Илидора, не сделал ничего ужасного. Ну подумаешь, вызверился на чужака, за которым хвостом ходили женщины. Кому бы такое понравилось, на самом деле?

Йеруш, устроившись в седле полулёжа, как в гнёздышке, листал толстую книжку с ужасно засаленными страницами, прямо так, полулёжа, подпрыгивал и бормотал себе под нос: «Ну конечно, водоросли. Почему они там, почему? Невозможно!».

Жрецы, которые остались в котульском поселении, на самом деле не будут ожидать возвращения отряда, а сегодня же ночью двинутся дальше в лес. Часть пути они проделают на сгонах, затем пойдут пешком в одно из крупных поселений грибойцев. Всадники на волочи-жуках будут отвлекать внимание тех, кто следил за посёлком, до завтрашнего полудня — потом до преследователей дойдёт, что всадники направляются не к селениям шикшей, о чём громко вещал Юльдра.

Путники должны были разделиться на три группы завтра днём и поморочить головы преследователям ещё немного — пусть побегают по лесу туда-сюда, в попытках понять, что же этот Храм задумал. А потом, как утверждали котули, взяв путь на северо-восток, они объединятся с основной храмовой группой в землях грибойцев, в месте, называемом Стылый Ручей.

Лес шумел, шелестел, стрекотал, шуршал и наполнял тело силой — спокойной, мудрой, может быть, чуждой, но вроде бы не враждебной. Пахло свежей листвой, растёртой пальцами, а ещё — свежеразрытой землёй и стоячей водой, нагретой солнцем. Пекли расцарапанные Ньютем ноги, на что Илидор едва обращал внимание, и немного костенела поясница от непривычной позы и напряжения тела, ожидающего срочных и ужасных подлостей от преследователей.

То и дело котули-проводники поднимали ладони, требуя остановиться, и все какое-то время сидели недвижимо. На взгляд чужаков, совсем ничего не происходило и не менялось, но в какой-то момент котули отмирали и махали руками, показывая, что можно продолжать путь. Илидор бешено блестел глазами, словно требуя: а давайте поедем куда-нибудь, где нельзя! А давайте из кустов на нас вывалится страшная опасность и лютая жуть, ну, ну-у! Один раз дракон неосознанно принялся напевать тревожно-задиристый мотив, и Йеруш немедленно запустил орехом в драконью спину.

Иногда котули сворачивали с тропы или меняли направление, поясняя: «Здесь гнездовища саррахи, след объехать» или «Лесу не в подобе, чтоб мы ехали здесь, сделаем петель через восточные тропы». Илидор послушно щёлкал жука по панцирю, наказывая взять нужное направление, и смотрел глазами голодного кота на те места, которые отряд объезжал. К счастью или нет, оттуда на путников ни разу ничего не вывалилось.

Один раз дорога провела их рядом с каменной башней, окружённой когда-то высокой, а теперь полуразвалившейся стеной. Во дворе её горел костёр и отдыхали несколько людей-торговцев и проводник-котуль. Под стеной жевали липовые листья две гигантские гусеницы, запряжённые в тележки. Поодаль стояли-качались на длинных ногах три хвоща — по всему видать, торговцы прошли вплотную к их территории, и теперь хвощи воинственно раздували игольчатые бока, поскрипывали угрожающе, и ясно было, что они не успокоятся, пока чужаки не уберутся.

Букка повёл отряд по широкой дуге — вовсе ни к чему, чтобы разъерепененные хвощи обратили внимание на новых путников, ну его в грибницу. Илидор же смотрелна них горящими глазами и вовсе даже не возражал, чтобы его сейчас сочли угрозой. Жрецы обалдело пялились на гигантских гусениц, впряжённых в повозки — гусеницы были подобны кольчато-зелёным мшистым брёвнам на юбочках-ножках. Йеруш же с интересом разглядывал башню.

— Откуда такое в лесу? — вполголоса спросил он у Тай.

Котуля пожала плечом.

— Кто-то скажет: лес вырос в таком месте, где много было башен. Кто-то скажет, башни построили люди с холмов, когда стали жить в старолесье. Тай не знает. Тай не скажет.

— Храмовая башня такая же? — допытывался Найло почти шёпотом.

Тай обернулась на разваленные стены.

— Та целая. Стены крепкие. Ворота запертые. Никого не впускает.

— Ого! — восхитился Найло и тут же снова уткнулся в книгу, потеряв к башням всяческий интерес.

Дальше дорога какое-то время шла среди лип и берёз, потом потянулось очередное иссохшее редколесье. Всё тут было желтовато-серым, как будто выгоревшим под беспощадным солнцем: тонкая сухая трава, кое-где торчащие из неё тонкие стволы берёз. Несколько кустов смородины, усыпанные, как веснушками, вызывающе-красными ягодами. Котули косились на ягоды так, словно ожидали от них любой пакости в каждый следующий миг.

За деревьями то и дело слышались звуки: громкий треск, глухой мерный стук — будто чем-то колотили по большому полому стволу, заливистое пение птиц, которые, верно, перепутали предзакатье с рассветом. А самым странным оказался смех. Непонятно кем издаваемый смех, звонкий, злорадный, разнесённый эхом так, что звучал будто со всех сторон разом.

Котули реагировали на все эти звуки, реагировали на появление синепузых птичек, на пробегающих поодаль зайцев, лисиц и свинок, на внезапные порывы ветра и танец палой листвы. То замирали, то сворачивали с пути, раз или два велели отряду вернуться назад и взять другое направление. Несколько раз котули разражались требовательными взмявами, прислушиваясь к лесу, ожидая от него какого-то ответа, и слышали или же видели этот ответ, которого не могли понять чужаки. Илидор всякий раз с надеждой подавался вперёд и тянул руку к мечу, лежащему перед ним поперёк седла, но — котули своё дело знали, они были аккуратными и надёжными проводниками по Старому Лесу, так что отряд продвигался всё дальше, не встречая на своём пути ничего угрожающего.

Отчаявшись дождаться незнакомых неприятностей, Илидор обернулся к знакомой:

— Ты подрядился что-то исследовать для котулей? Я видел, как ты всё шептался с тем котом, который приводил к лагерю отряд с Ыкки. И сейчас всё бормочешь.

— Ни на что я не подрядился, — Йеруш поморщился, словно у него вдруг заболел зуб, — у котулей в языках естественные анализаторы воды, я уже говорил. Какую воду можно пить — они быстрее меня понимают. И никаких исследований им не нужно: жизнь налажена и никуда не двигается — да что я тебе объясняю, ты только что был в прайде!

— У тебя такой вид, словно эти котульские анализаторы тебе наносят личное оскорбление.

Йеруш не ответил. Уставился на дракона вытаращенными глазами, чуть наклонив голову, безмолвно и от души прося заткнуться, но дракон, конечно, не заткнулся.

— Ты как будто на самом деле хотел зацепиться за прайд, — говорил он. — Как будто искал, где же ещё можешь пригодиться. Это выглядело странновато, потому что обычно…

— Илидор, а ты на самом деле пытался приманить девиц-котулей? — вполголоса огорошил встречным вопросом Найло, убедившись, что их хвостатые проводники заняты разговором. — Ты же понимаешь, о чём поёшь и как действуешь на других, я правильно говорю? Значит, ты понимал, о чем напеваешь кошкам, это не случайность, что они принялись за тобой таскаться?

Дракон вскинул брови и не ответил. Не был уверен, что Йеруш действительно ожидает ответа.

— Ну, скажи, ты нарочно подманивал котулей или нет? — Настаивал тот. — Что ты так на меня смотришь? Тебе разве трудно открыть рот и сказать? Или я слишком тихо спросил — но ты же не хочешь, чтобы я орал на весь лес, да и лес не хочет, чтобы я орал на него!

Илидор косился на Йеруша диковато и не отвечал. А Йеруш, словно совсем позабыв про книжку, заложенную пальцем на нужной странице, выжидающе давил пытливым взглядом Илидора и чуть покачивался в седле, а солнце подсвечивало его разлохматившиеся волосы, отчего казалось, будто голова тлеет от усердных дум.

— Найло, ты не всерьёз, правда? — наконец с надеждой уточнил дракон. — Это же котули. Они как бы не совсем люди!

— О, ну вы посмотрите на него! — Йеруш картинно поднял руку, потом вдруг резко уронил её, звонко щёлкнул по панцирю своего волочи-жука и тот сбился с шага. — Котули — не люди, ха, ну кто бы подумал, что тебя это останавливает, Илидор! Даарнейриа — вообще драконица! Причём снящая ужас! Снящие ужас драконы похожи на ящериц, если хочешь знать моё мнение, но тебя вроде бы не смущало, что Даарнейриа похожа на ящерицу, нет, ну или да, я не знаю, я же не следил за вами, так что откуда мне знать, смущало тебя что-нибудь или нет!

— Найло! — придушенно просипел Илидор. — Я и сам дракон!

— Так я и говорю! — обрадовался Йеруш. — Ты — дракон, Даарнейрия — дракон, вы тоже не совсем люди или даже совсем не люди! А Фодель — не дракон, нет, и ничуточки даже не похожа! Ты заметил, что Фодель — не дракон, правда же заметил? Но тебя вроде бы не смущает эта межвидовая связь?

— По-моему, она только тебя смущает, — огрызнулся Илидор. — И вообще, ты какой-то взвинченный, Найло! Может, тебе тоже нужна какая-нибудь связь, а?

— Со жрицей солнца, что ли? — выплюнул Йеруш. — Да я лучше возлюблю костёр! Но ты так настырно уводишь разговор от котулей, Илидор! Тебя не смущает, что ты сам — не совсем человек или совсем не человек или не всегда людь — так почему тебя должно останавливать то, что котули — не люди?

— Ты больной.

Илидор щёлкнул своего волочи-жука по левому боку, и жук послушно забрал вправо, отдалившись от жука Йеруша.

Найло с искренним удивлением смотрел на дракона, словно ожидая продолжения, но Илидор молчал. Йеруш фыркнул, что-то пробормотал себе под нос, открыл свою книжку и вернулся к бессистемному листанию засаленных страниц.

Редколесье закончилось, и отряд въехал под кроны молодых чахлых и часто растущих дубков. К Илидору приблизился на своём жуке Кастьон.

— Я невольно услыхал ваш разговор, — сухо произнёс он, сумрачно глядя на дракона из-под насупленных бровей. — Мне кажется, дорогой другХрама, ты очень небрежен в отношении Фодель.

— О! — восхитился Илидор. — А мне кажется, ты сейчас идёшь в ручку ржавой кочерги и никуда не сворачиваешь по дороге, Кастьон!

— Я бы не хотел, чтобы ты ей причинил боль. — Кастьон наверняка считал, что произнёс это очень-очень холодно, но послушать бы ему кого-нибудь из ледяных драконов. — Никто из нас не хотел бы, Илидор, никто из жрецов не желал бы, чтоб другой жрец страдал.

Илидор расхохотался так громко, что жук Кастьона отбежал на несколько шагов в сторону.

— Мне не кажется, что Фодель со мной страдает, — сияя ехидной улыбкой, сообщил дракон жрецу, и тот скрипнул зубами. — Зато мне кажется, что ты звучишь как угроза, Кастьон. Я бы не хотел угрожать в ответ. Отлипни.

Смурной как туча Кастьон забрал влево и, подождав, когда подъедет другой жрец, Базелий, принялся что-то ему говорить.

Илидор сердито повёл плечами. Хребет между лопатками зудел от чужих взглядов. В груди вспухало раздражение. Что это ему хотят сказать: для Храма он всё-таки недостаточно свой? Несмотря на то, что его назвали другом? Несмотря на то, что доверили такую важную миссию, отправили в компании жрецов отвлекать полунников и шикшей…

В лоб дракону врезался летучий жук и упал, запутался в складках рубашки, засучил ногами беспомощно.

— Тебе вот можно летать, — сказал ему Илидор. — И тебе, небось, плевать, называют тебя другом или нет.

Подставил жуку ладонь, тот щекотно вцепился в палец маленькими лапками. Дракон поднёс ладонь к лицу, пронаблюдал, как жук, покачивая зелёным панцирем, переползает повыше, расправляет многослойные крылья. На мгновение он замер, словно предлагая полюбоваться своей блестяще-пузатой статью, а потом с низким «Вж-ж» взлетел, поднялся повыше и скоро затерялся в подлеске.

***

Старухи ползут по земле на четвереньках, рыхлят бороздки маленькими остроклювыми тяпками, ковыряются в земле, наполняют корзины чем-то невесомо-волокнистым. Старухи маролослые, горбатые, большезадые, короткорукие. На головах у них не то пузырчато-белые косынки, не то наросты, напоминающие юбку гриба-поганки. За старухами присматривает бледный мужик. В одной руке у него палка с петлёй на конце, из-под жилетки над ключицами нелепо торчит не то многослойный газовый ворот рубашки, не то целый ряд таких же наростов вроде грибной юбки.

— Поворачивай! — орёт мужик при виде жуков и делает свободной рукой круговые движения, совсем как провожатые на перегонах. — Поворачивай! Объезд с востока через двунадесять!

Тай раздражённо цокает языком. Остальные котули никак не выражают своего отношения к нежданной заминке, щёлкают жуков по панцирям, веля забрать направо.

Старухи не поднимают голов, рыхлят бороздки, раскапывают в земле волокнистое нечто, складывают в корзинки. Только одна, поднявшись на четвереньки, угрожающе качается, отклячивая грузный зад, тычет во всадников пальцем, раздутым, белым:

— Зло! Зло пришло в наш лес, зло идёт по нашему дому!

У старухи рыхлое серо-бледное лицо, большой нос в бурых бородавках, бельмо на одном глазу. Во рту вместо зубов — почерневшие плусгнившие пластины.

— Злится матерь-природа! Из-за вас нам всем прозябать в бесприютности!

Мужик ловко цепляет шею старухи петлёй, дёргает вниз, старуха падает в землю виском, раскорячив руки в стороны. Бурые бородавки беспокойно бегают по её огромному носу.

— Объезд! — зычно орёт мужик. — С востока через двунадесять!

Отряд поспешно объезжает грибойцев. Жрецы отворачиваются, кривятся. Йеруш допытывается у Тай: «Кто из нас зло, кто, жрецы, Илидор или я? Ну, скажи, что в этот раз зло — не я!». Тай делает вид, будто не слышит Йеруша, и тот в конце концов, фыркнув, снова утыкается в свою книжку, ещё что-то ворчит себе под нос, поводит плечами, словно рубашка ему жмёт. Илидор ещё долго оглядывается, а когда подлесок окончательно скрывает из вида грибойцев, дракон негромко бурчит: «Надо же, ещё одна земля, где мне не рады». А потом говорит Йерушу:

— Такое впечатление, что лес хочет нас задержать.

Найло дёрнул плечом:

— Илидор, тупой дракон, если бы этот лес хотел нас задержать — он бы не корчил нам рожи! Он бы уронил нам дерево на головы! Он просто чудит, потому как чудной, и разве я могу в этом его винить? Или ты — можешь?

На «тупого дракона» Илидор злобно дёрнул губой: он и так уже достаточно раздражён, не нужно добавки! Но Йеруш не увидел — он уже снова уткнулся в свою книжицу, бормоча: «Водоросли, водоросли что-то непременно означают, ведь какого бзыря диатома, кремний?».

— Знаешь, — вскоре Найло снова поднял взгляд на дракона, — всё это выглядит так, будто лес нас колет иголкой в пятки. Подгоняет. Не даёт забыть о себе, не даёт расслабиться, о, можно подумать, мы были особенно расслаблены, ха! Во всяком случае не я! Но, может быть, ты, а, дракон? Тебе не кажется, что ты чересчур расслабился, когда Храм назвал тебя своим другом, когда Фодель пустила тебя в свой шатёр? У тебя нет ощущения, что ты слишком открыл своё мягкое пузико и так ужасно навязчиво предлагаешь всем вокруг его почесать? А? Я, конечно, говорил, что нужно серьёзно относиться к Храму и всё такое. Но Храм всё-таки назвал тебя свои другом, а не верным пёсиком.

Слова Йеруша, совершенно дурацкие слова, не имеющие, конечно, ничего общего с реальностью, оказались вдруг такими обидными, словно дракона нащёлкали по носу. Словно он свалился в грязь, а все вокруг стоят и тыкают в него пальцем. Слова Йеруша взбаламутили, облекли в ясные формы то мутное ощущение неправильности, которое то болталось в животе Илидора, то зудело у него над ухом. Распалили ещё больше его сегодняшнее смутное раздражение.

Храм сказал не менять ипостась — дракон не меняет ипостась, даже если от этого у него свербит весь дракон. Храм рассказывает истории — Илидор внимательно слушает. Храм говорит ехать в лес кочерга знает как далеко и отвлекать шикшей, которым неизвестно что может взбрести в голову, — Илидор бодро вскакивает на жука и едет в лес. Храм велит слушаться котулей и не искать неприятностей – Илидор слушается и не ищет. Илидор очень рад быть полезным. Очень рад, что он больше не ничей дракон. Даже если это означает заткнуться и делать что сказано. Даже если это означает не летать. Даже если, несмотря на всё это некоторые жрецы смотрят на него с подозрением. Того и гляди Илидор начнёт угодливо заглядывать этим жрецам в лица, стараться угадать их желания и беспрерывно вилять хвостом, несуществующим в человеческой ипостаси.

— Найло, — дрогнувшим голосом заявил Илидор, — ты меня достал. Какой кочерги тебе нужно опаскудить своим языком всё не приколоченное? И какого хрена ты так со мной разговариваешь, словно у тебя есть запасное лицо?

Йеруш дёрнул плечом. Как будто всё сказанное было мелочью. Столь несущественной, столь очевидной, что не стоит заострять на ней внимание. Ну подумаешь, Илидор очень рад быть полезным Храму и подставлять своё мягкое пузико. Ну подумаешь, что все вокруг это понимают.

— Ты! Меня! Достал! — гаркнул Илидор, заглушая навязчивое зудение над ухом, и ахнул ладонью по панцирю своего волочи-жука.

Жук издал писк и принялся крутиться вокруг своей оси.

— Да стой ты! — рявкнул на него дракон и врезал по панцирю ещё раз, кулаком. — На месте стой, хрущиное отродье!

Волочи-жук замер, покачиваясь: хаотичные движения усиков, подламывающиеся ноги, вмятина в панцире на месте удара драконьего кулака. Остальные остановились. Краем глаза Илидор увидел, как Кастьон подъехал на своём жуке к Базелию, а уехавшая вперёд Тай повернула назад.

— Илидор, ты что, охренел? — с восторгом спросил Йеруш, опустив свою книгу. — Ты взбесился, что ли? У драконов бывает бешенство? А ты не будешь меня кусать?

— Да я тебе сейчас!..

Только увидев, с каким выражением лица Илидор скатился со спины своего жука, Найло наконец сообразил, что дракон какого-то ёрпыля разъерепенился всерьёз, и рыбкой соскользнул с собственного жука — по другую сторону, чтобы оставить его между собой и Илидором.

— Эй, ну тихо! Эй, ну ты чего!

Илидор только рыкнул глухо, низко, горлом, и Йеруш метнулся вдоль бока жука, не позволяя дракону приблизиться:

— Я пошутил! Илидор! Я хрен знает, что тебя расстроило! Но давай считать, что я пошутил!

Кружа вокруг волочи-жука, дракон дрожащим от ярости голосом пояснил, куда именно намерен затолкать Йерушу его шутки, его длинный язык и его долбаную всезнающую голову. Лицо Илидора покрылось красными пятнами, кулаки были сжаты до побелевших костяшек, глаза так полыхали оранжевым, что полосы света отражались на жучином панцире. Жук Найло тоже заполошенно вертелся, не понимая, что тут происходит, то и дело шагал влево-вправо, отдавливая ноги Йерушу. Илидор, продолжая осыпать Найло жуткими посулами, заодно помянул и жука недобрым словом и попытался врезать тому по ноге, но, к счастью, промахнулся, — или не к счастью, потому что вёрткость жука вкупе с недосягаемостью Йеруша взбесили его окончательно. Крылья развернулись с громким хлопком, под ними клубился мрак и сверкали сетки молний. Запахло озоном. Откуда-то из другого мира послышались тревожные взмявы и окрики жрецов.

— Илидор! — взволнованно-восторженно орал Йеруш, бегая от дракона вокруг жука. — Илидор! Давай ты успокоишься!

— Не говори мне! Что я должен делать! Найло! Кочергу тебе в глотку! Заткнись хоть раз в жизни! Затолкай свои ценные мнения себе в уши, нахрен!

— Так в уши или нахрен?

Дракон рявкнул и вдруг с какой-то нечеловеческой силой пихнул жука в бок — почти швырнул жука, что было совершенно невозможно, потому что жук весил, наверное, как три или четыре Илидора, но какого-то ёрпыля Илидор его почти швырнул, и волочи-жук, запутавшись в собственных ногах, рухнул на спину. Йеруш едва успел отпрыгнуть и, поняв, что между ним и драконом нет больше никакой преграды, мгновенно взбледнул: вид у Илидора был бешеный, он как будто не вполне даже понимает, где находится и что видит перед собой.

Краем уха Илидор услыхал воинственно-всполошенное шипение котулей, а краем глаза увидел сквозь кровавую пелену мелькание чего-то крупного и невразумительного, похожего на гигантское недовитое гнездо.

Шикши. Пятеро. Не иначе как те, которых путники уводили за собой от самого котульского прайда. Полунники наверняка уже потерялись по дороге, но шустрые шикши должны были следовать за ними до конца следующего дня, пока наконец не поймут, что их обманули и этот отряд вовсе не направляется в шикшинские земли. Сейчас преследователи не то потеряли осторожность и подобрались слишком близко, желая понять, какой кочерги сейчас происходит между путниками, не то решили захватить кого-то из жрецов. Один из шикшей, передвигаясь на лозах-лапах, как огромный паук, пошуршал к опешившему Кастьону и потянул к нему удлиняющиеся руки-ветки. По ним хлестнул жучиным кнутом Базелий. Второй шикшин принялся бочком обходить его, котули снова зашипели. Они сидели, подобравшись в сёдлах, глаза их бегали: на шикшей, на жрецов, на Илидора, на Йеруша, а потом котули вытаращенными глазами смотрели друг на друга, пытаясь определить, кто из них будет за вожака в этой неожиданной ситуации.

А потом вдруг осторожные движения сменились мельтешением и беготнёй, тихое шипение — криками, и вот уже Илидор гоняет по поляне двоих шикшей, напрочь забыв про Найло и его перевёрнутого жука.

— Кто-то забыл, что ему нужно прятаться! — орал дракон, носясь кругами за шикшинскими гнёздо-пауками и размахивая неведомо когда подхваченным со своего жука мечом. — Кто-то сейчас получит по наглой деревянной морде!

Один шикшин откатился в сторону Тай и Букки, принялся что-то истошно трещать котулям, а те в ответ шипели и наступали на него своими волочи-жуками. Ещё двое шикшей так и катались туда-сюда кругами, улепётывая от Илидора, а тот обещал настучать им мечом промеж лоз. Четвёртый шикшин петлял между жуками и пытался схватить Илидора за ногу, но промахивался и лишь раз чувствительно стегнул его лозой по бедру, на что дракон рявкнул нечеловечески и кинулся уже за ним. Пятый шикшин обхватил Йеруша за талию и волок его в лес. Йеруш ругался, вцепившись обеими руками в ногу своего волочи-жука, который так и барахтался на спине, и колотил шикшина пятками, а тот жалобно трещал, но не разжимал хватки.

Двое шикшинов, за которыми перестал носиться Илидор, снова кинулись к Кастьону, один обвил гибкие ветви вокруг его плеч и рывками стал тащить жреца с жука, другой ловко подставил лозу Базелию, который бросился было на помощь Кастьону, но теперь, подвернув ногу, сидел и ругался на земле, и тут же хлестнул по лицу третьего жреца, самого незаметного и тихого, имени которого Илидор не помнил.

А потом раздался треск — такой негромкий, но отчего-то оглушительный, какой-то бесповоротный, и следом за ним разнёсся победный драконий рёв. Шикшин, тащивший Йеруша, поджимая обрубок руки, свернулся в шар и покатился прочь. За ним следом, дрогнув, помчались остальные, напоследок хлестнув лозами тех, до кого успели дотянуться, — подломили ногу жуку Тай, оставили горящую болью отметину на ухе и щеке Базелия, сильно оцарапали шею безымянному жрецу. Напоследок два убегающих шикшина с размаха хлестнули Илидора по спине. Тот подскочил с воплем «Ах ты сучок недопиленный!», взлетел в седло своего жука, треснул его по панцирю, углубив недавно сделанную вмятину, и жук со всех ног понёсся за улепётывающими шикшинами.

— Стой! — Йеруш схватился за голову. — Куда тебя понесло? Илидор! Илидо-ор, вернись, идиотский дра… идиотский храмовник! Да что ж такое!

Спина Илидора исчезла между деревьями.

Первыми опомнились котули — Ыкки стукнул своего жука по панцирю и помчался следом за драконом, что-то бросив Букке. Тот прижал уши и махнул рукой.

— Что происходит?

Найло подскочил к котулю и хотел было потрясти его за грудки, но Букка сидел на жуке, потому Йеруш потряс жука, который этого даже не заметил.

— Ыкки позаботится про то, чтобы друг Храма не потерялся в лесу и прибыл на условленное место, — очень вежливо пробубнил Букка, хотя весь вид котуля говорил, что он слабо в это верит.

— А если эти штуки с лозами ему голову открутят? — подпрыгивал Йеруш. — А если они заведут его в гнездо таких штук с лозами? А если…

Двое котулей одновременно зыркнули на эльфа и тот понял, что заботиться о неоткрученности своей головы Илидору придётся самостоятельно.

Как ни протестовал Йеруш, как ни топал ногами и ни грозил утопить Букку и Тай в самом большом котульском пруду грусти — не дождавшись возвращения Илидора и Ыкки, отряд двинулся дальше по заранее спланированному маршруту. Нужно было успеть добраться в людские земли до наступления темноты.

***

По дну оврага стелется туман, и выглядит он слизким, скользким, чуть пульсирующим, словно тело гигантского змея. Издалека несётся песня на несколько голосов — спокойная и протяжная, которую поют без всякой цели, скорее по внутренней потребности вплести частицу себя в действительность, потянуться голосом до самого окоёма, туда, куда простирается взгляд и куда, быть может, просится душа. Голоса вроде как человечьи, но разве в лесу можно быть уверенным? Какой кочерги людям пришло в голову петь в лесу по ночам?

— Вы можете выпаривать соль из солёного источника в ваших землях, знаете? — говорил Йеруш.

Глаза эльфа блестели так, словно он сам сейчас же готов броситься выпаривать соль из «того» источника или из другого, или даже из источника, в котором соли отродясь не было. Букка заинтересовался, подсел поближе. Тай покосилась на них и сосредоточилась на палочках с грибами-прыгунами, которые запекались над костром. Палочки уже окрасились синим — не упустить бы момент, когда нужно снять грибы с огня. Чуть передержишь — и уйдёт привкус сырой рыбы, а кому нужны грибы без вкуса рыбы? Жрецы лежали вповалку с другой стороны костра, под лёгким дорожным навесом. Дремали, вымотанные этим безумным днём.

— Просто нужен колодец, — объяснял Йеруш Букке и рисовал что-то палочкой на земле. — Колодец поглубже и в нём бадейка, чтобы черпать воду, да, колодец — очень хорошая штука, ведь вода из него никуда не денется, даже если захочет сбежать! Ещё потребуется во-от такая штука, вроде гигантской сковороды, и под ней печь с поддувалом. И тогда, если ровными руками, то есть лапами, регулировать печной жар, чтобы рассол в сковороде чуточку кипел, но только чуточку, вы ведь понимаете, что такое чуточка, ну так вот!..

Из темноты справа, где вечером совершенно точно был овражек, теперь нарастает шорох, а может быть, топот. Словно тысячи ног и лап одновременно шагают по земле. Словно какой-то поток-процессия течёт пёстрой рекой в едва различимую рябь и пропадает в сизой дымке до того, как ты поймёшь, слышал что-то на самом деле или тебе просто привиделось.

— Так, Букка, — перебил сам себя Йеруш Найло и требовательно ткнул палочкой в сторону котуля, — ну-ка скажи мне ещё раз, что с Илидором всё будет в порядке!