Дракоморте

Глава 31. Не верь всему, что думаешь

Долго-долго-долго больше никто не появлялся в зале. Серый утренний свет, едва доползавший через ставни до пола, сменился жёлтым дневным.

Теперь Илидор сидел, сжавшись в комок и вцепившись в свои плечи скрюченными разбитыми руками, а Найло спокойным и очень уверенным голосом повторял, что рано или поздно клетка откроется, что всё вовсе не страшно. Ну не съедят же их жрецы, в самом деле. До сих пор они не ели разумных существ. И не причиняли им вреда, если на то пошло.

И в клетки их не сажали.

Когда мрачная дверь снова грюкнула, через неплотно прикрытые ставни уже вовсю шарашил ярчайший полуденный свет. Дракон и эльф — подскочили оба.

Она приближалась, уверенно печатая шаг, — монументальная, многоохватная, нелепая в своей укороченной мантии. На сгибе её локтя что-то болталось — котомка, куртка? При каждом шаге что-то звякало.

Теперь Илидор отполз подальше, а Найло вцепился в прутья решётки. Сейчас она ему задаст, пожалуй. За то, что так нахально манипулировал светлыми чувствами бой-жрицы, заставил рассказать о драконах, когда она не хотела рассказывать, за то, что своими банкирско-Найловскими улыбочками, постреливанием глаз, движениями тела неустанно намекал, что очень даже хочет, чтобы Рохильда была рядом… пока она не рассказала о драконах, разумеется. Сейчас она ему всё припомнит. И будет, в общем-то, права.

Звякнул ключ, брякнул тяжёлый замок, скрежетнула дужка, бросая мурашки на плечи. Скрипнула низкая дверь клетки, открываясь настежь.

— Выходи, живо, — прошептала Рохильда. — Ну же ж!

«В чём подвох?» — одними губами спросил Йеруш, но из клетки выбрался шустро. Илидор вышел следом, тут же скользнул в сторону так, чтобы Найло не загораживал ему Рохильду, и чтобы оказаться ближе к двери, чем бой-жрица.

Она тут же обернулась на дверь, а потом снова к Найло. Ощупала его взглядом и зашептала:

— Не ждали они такой удачи, словить вас. Не ждали. Сами спужались своей смелости. Не знают, чего с вами делать теперь, подходить боятся, так оно и к лучшему. Юльдру дожидают, он уже вот-вот будет, вот-вот. Слушай меня. Слушай!

Суетливо сунула Йерушу его рюкзак, схватила эльфа за руку, потащила к окну. Илидор, на которого бой-жрица ни разу не посмотрела, шагнул следом. И, глядя, как Рохильда тащит Найло, удивился: она, оказывается, не слишком высокого роста, а ведь всегда казалось, что эта женщина возвышается надо всеми вокруг, словно мощнейший кряжич.

— Там, за стеной Башни, волокуши дозорные, — шептала бой-жрица, открывая ставни. — Поможи окно расколупать! Отуточки тяни, ток не грохотай, не хватало ещё, чтоб зашёл кто!

Окно открылось со страдальческим кряхтением, впустило запах нагретой солнцем листвы и пыли, верещание птичек-паданок. Верхняя часть башенной стены была почти напротив окна, может, лишь чуточку ниже. Рохильда выглянула и тут же отступила внутрь комнаты.

— Четверо их, дозорных. Я знаю, как их позвать, у нас уговорено. Спервоначалу я сама выйти отсюда хотела и всё им сказать, да не выйти никому из Башни пока что, нет уж, не выйти. Ну так чего: волокуши пускай соберут остальных, кинут клич по старолесью, куда успеют докричать, и пусть все придут, пусть все идут сюда и выковырят отсель эту тварь, что порочит светлое имя отца-солнца. Лишь надо верно время подгадать, когда дозорным будет можно сюда подлететь, чтобы коты перья ихние не выдергали. Один-то раз получится! Перескажу я им всё, слышь чего думаю, всё им перескажу, чего придумала, и останусь дожидать. Спрячусь. А как время придёт — открою ворота. А пока что пускай себе дозорные летят.

Рохильда отёрла лоб рукавом мантии и пояснила Йерушу, который глядел на неё непонимающе:

— Четверо их, говорю! Они смогут тебя вынести отсель!

— Меня? — Найло смотрел, ожидая продолжения. — Меня одного? А дальше?

Обернулся к дракону. У того в голове пронёсся десяток вопросов, когда он уяснил этот на диво паршивый план, но имело смысл задать только один из вопросов:

— А если дозорные откажутся его нести?

Бой-жрица поморщилась, когда Илидор подал голос и стало невозможно делать вид, словно его тут нет, но всё же ответила:

— А я тогда ворота не открою.

Йеруш присвистнул. До сих пор он даже не подозревал, насколько почему-то дорог этой странной женщине… или насколько велика её упёртость и стремление всё разворачивать таким образом, какой считает правильным сама Рохильда. Впрочем, нет, пожалуй, это он за ней всегда подозревал.

— Ну, — с сомнением протянул Илидор. — Авось и получится. Тогда волокуши тебя отнесут к тому пустырю, и если никакая кочерга на свалится тебе на башку, то…

— Я никуда один не полечу, — прошипел Йеруш. Глаза его горели. — Ты что за шпынь себе удумал, дракон? Что я тебя тут оставлю? Ты рехнутый, что ли?!

— Найло…

— Они, может, вообще меня уронят, а, а?! Тут сколько до земли лететь? Что безопасней — хряснуться на камни или посидеть в клетке? А! Так я уже не в клетке! Мы все можем спрятаться! Почему нет? Почему это лучше, чем куда-то лететь?

— Опасно тебе тут, — отрезала Рохильда. — Они ж не просто так следили за тобою, а как сполошились, когда ты ушёл внезаметку! Потом за той девчулей пошли, которая за драконищем побежала, думали, через них тебя отыщут и…

— За какой девчулей? — нахмурился Илидор. — За Нитью? Кто-то шёл за…

— Ну а кто ко мне этих дозорных притащил, не она, что ли? — зашипела бой-жрица так сердито, словно Илидор обязан был всё это знать и теперь просто тянул время, задавая вопросы. — А Юльдра про тебя, Йерушенька, говорил чего-то, аж повизгивал, словом… — Рохильда хрустнула пальцами. — Опасно тебе тут. Улетать тебе надо.

— Нет! — Найло сложил руки на груди. — Без него не полечу!

— А он чего, сам полететь не может?

— Найло! — Илидор схватил Йеруша за плечи и хорошенько тряхнул. — Убирайся отсюда нахрен сейчас же! Меня четыре волокуши всё равно не поднимут!

— Поднимут! — упёрся Йеруш. — Шесть волокуш втащили жирного мужика на верхушку кряжича, я видел, и…

— Я сам улечу отсюда! На своих крыльях! А ты сам не улетишь!

— Ты тоже. — Йеруш беззвучно рассмеялся, подёргивая головой. — Лес не даст.

— Значит, выйду через ворота! Лети давай! Я догоню!

Рохильда, застыв изваянием, смотрела на дракона. Во дворе началось движение, послышались радостные восклицания, гомон, взмявы, стук деревяшек, лязганье железок. Видимо, Юльдра подъехал к воротам — на удачу, они с другой стороны Башни, и волокуш увидят только коты, которые бродят здесь по двору и делают очень важный вид, — если, конечно, коты не побегут встречать Юльдру.

Рохильда сунула Йерушу рюкзак.

— Пора!

Задрала рукав мантии — на её мясистой руке, снабжённый дополнительными ремешками, был закреплён сигнальный стрелун дозорных. Котули, ходившие по двору под окнами, побежали к воротам. Из окна в небо взвилась лёгкая деревянная стрела с ярко-красной лентой в оперении.

Йеруш вцепился в Илидора.

— Улетай! — рявкнул дракон, отрывая от себя пальцы эльфа. — Хватит дурить! Ну не сожрут же они меня!

— А вдруг сожрут?

Четыре волокуши подлетали к окну, откуда-то со двора орали жрецы, но непонятно — то ли радовались приезду Юльдры, то ли заметили сигнальный стрелун, а может, самих дозорных. Попробуй не заметь, как четыре волокуши влетают во двор!

Рохильда, отступив от окна, чтобы снизу её было не разглядеть, быстро излагала дозорным свой дивный план. Те верещали и махали руками. Бой-жрица стояла, уперев руки в бока, похожая на большой мыльный пузырь, и упёрто тараторила своё. Снизу заорали громче.

— Найло! — Илидор встряхнул Йеруша за плечи. — Лети отсюда и найди уже этот источник, кочергу тебе в ухо!

— Источник!

Найло мгновенно просветлел глазами, выпустил дракона и рыбкой сиганул к окну, перетёк с подоконника в руки волокушам так резво, что они едва успели его подхватить, сломали свой шаткий ряд. Во дворе мяукал кто-то из котов, вверх полетел камень — почти задел дозорного с огромными бурыми крыльями, который командовал остальными волокушами.

«Хорошо, что это не подвал», — только и подумал Илидор.

Следующий камень ударил в спину Йеруша. Волокуши тащили его по воздуху, как охотники несут дохлого оленя, за руки и за ноги, Найло болтался между ними угловатой закорючиной, на сгибе локтя у него висел рюкзак, Йеруш вертел головой и что-то бессвязно подвывал, а во дворе бесновался котуль.

Илидор и Рохильда толкались плечами у окна, вцепившись в створки по обе стороны и желая своими глазами увидеть, как волокуши благополучно перенесут Йеруша через стену. Ворота далеко, даже если жрецы увидят, как Йеруш улетает — догнать не сумеют, не помчатся за волокушами вглубь леса. Во всяком случае, хотелось в это верить.

Во дворе котуль, впавший в боевое бешенство, заходился в мявах.

— Я лечу! — ожил Йеруш. — Только не как лекарь, а как птичка!

Илидор не отходил от окна, пока тяжело хлопающие крыльями волокуши не пересекли стену, и тут же почувствовал, как разжался обруч, стискивающий его горло. На миг закрыл глаза, сделал глубокий вдох. Котуль внизу орал «Ра-ау!» и гонялся за собственным хвостом.

—Любая тварь свою шкуру бережёт пуще чужой, — услышал он голос Рохильды, как через толстую подушку. — Только так. А значит, в тебе ошиблась я, ошиблась, тут ни словечка оправданья не скажу. Только как же не тварью может быть драконище, а? И про какой такой источник ты говорил?

Илидор открыл глаза и снова осторожно выглянул в окно — к орущему котулю, разумеется, уже прибежал какой-то жрец. Илидор сделал глубокий вдох, потом ещё один, и его глаза вдруг вспыхнули, как лучи отца-солнца, и из глаз Рохильды полились слёзы, а потом… Бой-жрица была абсолютно уверена, что должно случиться какое-то «потом», но его не произошло. Только драконьи глаза стали гореть не золотым, а оранжевым.

— Нет никакого источника, — отрывисто бросил Илидор. — Я просто хотел, чтобы Найло убрался отсюда. Рохильда, где можно спрятаться?

И, не дожидаясь ответа, потащил бой-жрицу за руку к двери, в последний раз оглянулся через окно на стену, за которую волокуши унесли Йеруша. Хотелось верить, что с этим невыносимым эльфом будет всё в порядке. И что волокуши потом расскажут, где его найти.

***

Волокуши донесли Йеруша до тропы на северо-запад. Недоходимой, как они уверяли. И Найло пошёл по ней — просто пошёл по ней, как всю жизнь ходил по разным дорогам, не интересуясь, считает ли кто-то другой возможным дойти по ним до места назначения. Иногда дойти не получалось, а иногда — вполне себе. Найло стал первым платиновым выпускником Университета Ортагеная и одним из лучших гидрологов Эльфиладона именно потому, что на всякое «Это устроено так» или «Это невозможно» задавал занудный вопрос «Почему?» и не удовлетворялся ответами вроде «Потому что!». И сейчас он не видел ни единой ясной причины, по которой эта самая тропа должна быть недоходимой, если по ней идёт Йеруш Найло.

Нет, он старательно отгонял пораженческие мысли, размеренно шагая на северо-запад. Где-то здесь он видел правильный круг мёртвой земли, когда нёсся на перегонном кряжиче в потоке крови. Несмотря на то, что Йеруш Найло изумительно плохо запоминал направления, сейчас он был почти уверен, что это именно то самое место и именно та самая тропа. Никакая не недоходимая, разумеется, твердил он себе, хотя тропа всё не кончалась. Он шёл и шёл, растирая ноги, и пытался сообразить, сколько же времени провёл без сна, если не считать, конечно, дремотного отупения на берегу Потерянного Озера и того времени, когда он валялся без сознания по пути в Башню Храма.

Пожалуйста, скажите мне, что дракон выбрался оттуда.

***

Полунников, которые следили за Башней до появления первых жрецов, скормили плотоядному дереву — прямо вместе с верёвками и кляпами. Так указал Юльдра. Так он сказал: пусть твари, мешавшие Храму идти по пути света в старолесье, первыми же послужат укреплению нового старолесского Храма.

Плотоядное дерево росло между воротами и башней — огромное, громко чвякающее, с пульсирующими ветками. Земля под ним выглядела влажной, хотя осень в старолесье сухая, и даже жалкого дождика не было уже много-много дней.

Волокуши, утащившие эльфа, не возвращались. Про эльфа, про то что он был в руках Храма и сбежал, Юльдре не сказали — верховный жрец сейчас так жёсток, что того и гляди скормит раззяв-жрецов плотоядному дереву вслед за полунниками. Зато на поиски дракона спешно и тихо бросили все возможные силы, хотя было очень-очень боязно, но не оставлять же дракона шляться по Башне, особенно теперь, в преддверии особого рассвета! Иди знай, как эти двое выбрались из клетки – наверняка какой-то драконьей магией, и наверняка не просто так эта тварь не улетела вслед за эльфом. Определённо задумала какую-то гадость, собирается помешать возвращению великой силы к Храму Солнца — кто знает как! Мало ли способов, какими огромный дракон может испортить жизнь честным людям, безобидным жрецам!

Что удивительно, пока Юльдра осматривал Башню — дракона нашли. Не так и велика Башня, не столько в ней мест, где можно спрятаться, и дракон обнаружился в просторной кладовой, где когда-то хранились припасы, а нынче остались одни только пустые бочки и затянутые паутиной ящики.

Дракон оказался неистово буен, но отчего-то не перекинулся в огромную тварь с крыльями, так что пятеро жрецов, вооружённых дубинками, сумели его скрутить, вырубить хорошим ударом по голове и выволочь из кладовой, на всякий случай заперев за собою двери, чтобы кто другой ненароком не зашёл в попорченное драконом месте. Мало ли какую заразу там теперь можно подцепить!

Юльдра будет очень доволен. Эльфу он бы обрадовался, конечно, больше, но дракон — тоже очень важная часть идеального плана верховного жреца.

***

К вечеру Йеруша окончательно разморило, устало и рухнуло с ног, да и тропа затерялась среди теней. Только сейчас сообразив, что оказался совсем один в каком-то ужасно ужасном месте Старого Леса, Йеруш ощутил пренеприятный холод в затылке, а заодно — нечеловеческую и неэльфскую усталость, голод и жажду. Отстегнул от рюкзака скатанное в рулон тонкое одеяло, нашёл фляжку с водой и чуть пованивающий плесенью плод крахмального дерева, завалявшийся в рюкзаке со времён путешествия с усопцами. Беззвучно рассмеялся глупой шутке, которая ему придумалась по этому поводу. Проглотил плод, почти не жуя, запил водой, завернулся в одеяло, просунул руку в лямку рюкзака и мгновенно уснул. Не успел даже подумать о том, что в Старом Лесу вполне можно проснуться с обглоданными ногами или непоправимо разделённым с собственной головой.

***

В небольшом залитом светом зале пахнет заскучавшими без дела железками, ржавчиной, пылью и безысходностью. Согнутые в локтях руки втиснуты в кандалы над головой. Здравствуй, память о машинных Донкернаса, я вовсе не скучал. Ещё одна пара кандалов держит ноги над коленями. Тело растянуто на столе, очень похожем на распырку из донкернасской большой машинной: холодная шершавая поверхность, распахиваюшая драконий живот перед железными свёрлами — и велика ли важность, что над здешней распыркой свёрел нет. Пока что. Живот всё равно то в ужасе поджимается, щетинясь рёбрами, то спазматически напрягается, обрисовывая сухие продольные мышцы.

Тело гораздо быстрее поняло то, во что ещё не до конца поверила голова, — насколько сильно спятили жрецы за эти… сколько там дней прошло? Как можно настолько сильно спятить за считаные дни? Или они и раньше были безумны, а дракон не замечал?

Они что, всерьёз собираются причинять боль тому, кого недавно называли другом? А он-то думал, клетка была самой враждебной их идеей!

Нет. Нет. Что за чушь? Зачем им причинять боль дракону? Или кому бы то ни было ещё?

Ошейник — очень просторный, сейчас он не касается кожи, но острые шипы в его передней части направлены в горло. Попробуй перекинуться, дракон, и просто истечёшь кровью. Может быть, спустя некоторое время тебе это покажется лучшим выходом. Они, верно, не знают, что сейчас золотой дракон не может сменить ипостась. Но какая разница, почему не может — лес ли его подавляет, ошейник ли с шипами, итог один.

Жрецы всерьёз угрожают убить того, кого недавно называли другом? Да что с ними произошло?

Кто-то, мелко посмеиваясь, пронёсся из угла в угол за головой дракона и, судя по звуку, стал быстро, один за другим открывать деревянные ящики. Что-то посыпалось, звякнула железка.

С чего жрецы взяли, что могут бить дракона по голове, сажать его в клетки и приковывать к столам под распырками? Это что ещё, нахрен, такое?

Изголовье — или как ещё назвать то место, где оказалась голова дракона, — было приподнято, так что он не видел, кто там шуршит шагами позади, а наблюдал в основном собственные рёбра. Видел, как они расходятся от тяжёлого дыхания и тут же опадают снова, видел, как биение сердца отдаётся истошной пульсацией артерии в районе желудка.

Тот, кто носился позади, возбуждённо дыша и бренча железками, тоже это видел — свет позади дракона то и дело заслоняла тень чьей-то головы — и похрюкивал-постанывал от смеха.

Возможно, он думал, что дракон так тяжело дышит от смертельного испуга, но Илидор совсем не чувствовал страха. Он не пытался в подробностях представить всё, что с ним могут сделать в этом месте, не перебирал все возможности, которые есть у живого существа, которое хочет причинять боль другому существу, беспомощному перед ним. Ещё в детстве, попадая в большие или малые машинные, дракон приучился не засорять свой разум ожиданием боли — он быстро обнаружил, что это лишь без толку выматывает и делает боль ещё гаже, когда она приходит, что страх перед болью забирает силы, которые пригодятся, чтобы её пережить.

Но нет, сейчас Илидор не боялся, хотя и очень остро ощущал свою ничейность, одиночество, беспомощность — но не чувствовал отчаяния от своей беспомощности. Единственное, что распирало грудь, сбивало дыхание, люто колотилось в сердце Илидора — гнев. Гнев и все похожие чувства, которыми он пузырится, когда колотится в груди.

Злость на того, кто посмел протянуть свои ёрпыльные руки к золотому дракону.

Ненависть к тем, кто ответил низостью и предательством на его дружбу и верность, кто приблизил к себе золотого дракона, чтобы использовать его, чтобы показать ему ещё понятней, ещё обидней, чем когда бы то ни было прежде: золотой дракон — ничей, он настолько ничей, что какой-то придурочный любитель тыкать железками в людей может привязать его к холодному столу, и этому совсем никто не помешает, никто не придёт сюда и не спросит: эй, вы в своём ли уме?

Ярость из-за того, что люди, которые собирались выжигать тьму и мрак, сами же их несут, и никто не придёт сюда, чтобы… нет, не восстановить справедливость, уж какая тут справедливость — но совершить возмездие, уравновесить зло, творимое под личиной благости. Чушь это всё, будто нельзя отвечать злом на зло. Чем ещё на него отвечать, чем его уравновешивать, если добро никогда и ничего не побеждает? Ведь добро ни с чем и не сражается. Ему нечем.

Гнев колотился в горле дракона, гнев жёг кровь, пульсировал в ушах, сводил судорогами ноги, зажигал лютое рыжее пламя в золотых глазах и наверняка собирал грозовые тучи под крыльями — их просто не было видно, потому что Илидор лежал на спине.

Сзади-сверху грюкнуло, стукнуло. Торжественно выехала и нависла над Илидором утыканная колышками панель.

Негодование дракона перешло в безмолвное бешенство.

Кто бы мог подумать, что после того как ему удалось победить самый древний, самый обезоруживающий страх драконов — живые гномские машины, после того как Илидор сумел побороть этот ужас и даже подчинить некоторые машины себе, после того как он сделался предводителем целой маленькой армии живых гномских машин — что он снова вернётся в самое начало пути и окажется совершенно, вдрызг бессилен перед самой обычной, простецкой, примитивной машиной? Перед жалким бездушным куском металла, перед грудой ремешков, рычажков и шестерней!

Дракон до хруста стиснул зубы. Оказывается, наделённый разумом враг может быть не так опасен, как враг безмозглый. Безмозглого врага невозможно подчинить, перехитрить, задавить своей волей или характером, его не на что вдохновлять, нельзя запугать или заставить передумать. В голове безмозглого врага не предусмотрено таких мест, где могли бы жить характер, воля, страх, вдохновение, к которым можно обратиться, — нет, в скудных мозгах умещаются только задача и тупая уверенность, движущая мощь. И этому ничего нельзя противопоставить, если только у тебя нет сил просто раздавить эту бездумную мощь — столь же прямолинейно и без затей.

— Где сейчас эльф? Он где-то рядом? Говори!

Голос был настолько искажён нетерпением и возбуждением, что Илидор не сразу понял, кому принадлежит этот густой бас.

— Говори! — бас ушёл в низкое звериное рычание, звякнула железка, метнулась тень за головой Илидора, шею пониже уха что-то царапнуло. — Где эльф?

Дышать. Как можно ровнее и глубже дышать. Ровное дыхание успокаивает тело и уменьшает боль.

— Где эльф? Он нашёл то, что искал? Где оно? Ну же, тварь, говори! Говори! Времени мало!

Илидор осклабился, и его рёбра на мгновение опустились, словно в попытке получше защитить голый живот.

Обезумел ли Юльдра или просто наконец дал себе волю — а в пытках он нихрена не понимал. Говорить, что у тебя мало времени, — так себе идея. Тот, кого ты собираешься пытать, тут же понимает, что ему лишь нужно дождаться, пока тебе настанет пора убегать. И золотой дракон Илидор, проведший многие дни в гулких машинных комнатах Донкернаса, в комнатах, наполненных запахом металла, смазок, холода и ужаса, мог бы сказать Юльдре: вот когда твоему мучителю совершенно некуда торопиться, когда он безэмоционально не против растянуть в вечность каждое мгновение твоей боли и страха — вот это куда хуже яростного рёва «Времени мало!».

Правда, донкернасские эльфы никогда не опускались до откровенных пыток и не были заинтересованы в том, чтобы по-настоящему повредить какого бы то ни было дракона. Эльфам нужно было запугать и подчинить дракона, а не причинить ему боль ради боли.

Может быть, жрец тоже хочет запугать дракона? Даже сейчас, лёжа прикованным, Илидор не мог поверить, что Юльдра способен кому-то повредить всерьёз. И тут же то колючее, что уткнулось в шею, больно клюнуло под ухом, словно говоря: дракон, ты довольно плохо знаешь верховного жреца старолесского храма. Из прокола потекла кровь, впитываясь в волосы, щекоча шею и плечо.

Дракон стиснул зубы.

Из-за его головы протянулась к панели жилистая рука Юльдры в редких тёмных волосках, дёрнула на панели какой-то переключатель. К боку Илидора, подёргиваясь-покачиваясь, подъехал держатель… со щёткой? Да, что-то вроде щётки для одежды, какими иногда пользуются эльфы, только раза в три больше. И вместо густой щетины — редко натыканные шипы длиной в палец. Щётка замерла чуть ниже подмышки и правее бока, под задранной кверху рукой дракона. До сих пор Илидор был напряжён, как натянутая тетива, но при виде этой щётки с кольями ощутил, как само собой обмякло тело.

Хрен ты от меня дождёшься криков, безумный жрец. Я знаю, что нельзя давать свой голос машинам, ведь тогда машины крепнут, а ужас вырастает и пожирает тебя изнутри, пока внутри почти не останется тебя, — я не раз ощущал, как это бывает, в машинных Донкернаса. Хрен вы дождётесь моих криков, пока я хоть как-то контролирую свой голос.

— Эльф нашёл живую воду? — спросил Юльдра из-за головы дракона.

Илидор настолько опешил от этого вопроса, что чуть было не воскликнул «Откуда ты знаешь?» и пропустил быстрое движение. От удара в висок в глазу взорвалось алым. Тело тут же снова выгнулось-напряглось тетивой, рвануло кандалы — не в надежде порвать, а от ярости, от бессильного гнева.

— Тебе известно, где источник? Где эльф? Да говори же, тварь!

Дышать. Глубоко и медленно дышать.

Жрец неожиданно расхохотался, злобно, одышливо, словно желчный старик, устроивший восхитительную подлянку соседям, или словно человек, в чьей груди клокочет слишком много чувств и он всё не может решить, которому из них позволит захватить себя.

Юльдра схватил Илидора сзади за голову, стиснул, вдавил пальцы в рассечённую кожу на виске, в щёки между зубов.

— Я знаю, эльф искал живую воду. Не отнекивайся, дракон, без толку! Без толку! Скажи, где он сейчас, где живая вода — и я позволю тебе умереть быстро!

— Да мне не к спеху, — с трудом выговорил Илидор.

Жрец, ругнувшись, отдёрнул руки, снова коротко и сильно ударил в висок, и дракон едва не взвыл, едва успел затолкать свой голос обратно в горло и велеть ему сидеть тихо. Юльдра снова дёрнул рычаг, и щётка с шипами дрогнула. И в чём только её смысл, удивился Илидор, разглядывая щётку через плывущие перед глазами пятна. Воткни эти колья дракону в бок — и дракон просто истечёт кровью. Лицо? Руки? Тогда почему именно щётка и шипы?

Да не может Юльдра воткнуть эти железки в дракона! Какого лешего?

Не давать машине свой голос. Не кричать, не кричать, некричать, НЕКРИЧАТЬ…

Юльдра с оттяжкой ахнул по кнопке — в машине стукнуло, щётка грюкнулась вниз, всеми своими шипами — прямо под задранную кверху руку Илидора, и шипы с треском стали разрывать крыло.

И дракон закричал. Как никогда в жизни.