Прошло несколько дней после утренней прогулки в саду. Лепестки убрали. Лексия нанимала рабочих в деревне, и те не только избавили сад от опада, но и навели подобие порядка в той его части, что граничила с въездными воротами и “лицом” дома. Разлапистые кусты и мохнатые туи приобрели форму, часть деревьев лишилась старых ветвей с бородами вьюнов, лужайку подстригли, а подъездную дорожку посыпали свежим красноватым гравием. Даже фонтан почистили. Но вода в нем все равно оставалась темной. Из-за камня, которым было выложено дно. Фонтанной деве замазали трещины, выбрали листья и лепестки из мраморных волос, и она из хмурой превратилась в удивленную.
Лексия командовала прибылым воинством садового порядка как генерал на параде. Я какое-то время провела с ней и видела, как старый Ганц с огромными, но, видимо, легкими граблями возится чуть поодаль и шевелит губами, ворча на пришельцев, нарушающих дикое очарование, которое он так лелеял и оберегал.
В эти несколько дней я делала все, чтобы даже случайно не попасться на глаза хозяину дома. Таскалась хвостиком за мадам Дастин, напрашиваясь на поручения, и даже в удовольствие помогала Рин на кухне. Ничего серьезного она мне, конечно же, не поручала, но почистить орехи или растереть в ступке приправу могла даже такая, по кухаркиному мнению, далекая от готовки особа как я. Во время этих немудреных дел я разузнала о травнике подробнее. После чего получила инструкцию, как найти деревню, потом уверение, что лучше пойти туда с одной из служанок, и не лишенный разумности совет сначала посетить доктора в городе, если меня что-то беспокоит.
— У него девочка в помощницах, так что конфуза не будет, если у вас деликатная проблема женского характера.
Да, проблемы имелись, но вряд ли доктор, даже с помощницей, в силах были мне помочь.
После выполнения всех дел я пряталась в гостиной с бирюзовым диваном или у себя в комнате. В библиотеку и сад вообще перестала выбираться, обходилась теми книгами, что есть, и открывала окно, чтобы в комнату свежий влажноватый и сладкий от цветов воздух.
Единственно, я была полностью открыта в те моменты, когда возилась внизу с письмами. Я стала догадываться, кому принадлежал взгляд, который я чувствовала, работая с распределяющим кристаллом. Удивлялась этому и понимала, что правильно сделала, решив ограничить свои контакты с лордом Эдселем. Он мой работодатель, я прислуга. Точка.
Именно точки меня и озадачили, когда я, выждав положенное время и едва не крадучись, как воришка, утащила из столовой посуду после завтрака, после чего, так же озираясь, отправилась за свой столик в нише у входной двери.
Все было как всегда. Предметы на столе лежали в так, как я их оставила, и стул был на месте, разве что почти стершиеся метки, что я рисовала на полу и всякий раз собиралась обновить, были четкими. Я бы даже сказала — вопиюще четкими, будто намекали, что моя странность выставлять стул в строго определенном положении замечена.
Я просто запретила себе раздумывать над тем, чьи руки возились тут с мелом, уселась за стол, сняла крышку с кристалла и придвинула его поближе к себе. Расставила слева три круглых подноса с разным орнаментом по краю, открыла приемный ящик магпочты, достала письма — сегодня меньше десятка — и задвинула емкость обратно.
Почти в это самое мгновение внутри устройства раздался хлопок. Следом тихий мелодичный треньк возвестил о доставке нового послания. И одновременно с этим со мной заговорили, будто владельца голоса тоже магическим вестником доставили, потому что я совершенно не слышала, когда и откуда он успел появиться. Не под лестницей же, где была оборудована гардеробная для гостей, прятался? Когда я вышла сюда из коридора, холл был абсолютно пуст. А так же лестница и балкон над ней. Там я, оглядываясь, проверила несколько раз.
— Чем вам так не угодили зеркала, мисс Дашери? — поинтересовался Алард Эдсель. — Вы зачем-то дали обет не смотреть в зеркало или таким образом боретесь с пороком тщеславия? Даже в вашей комнате ни одного нет. Разве что то странное приспособление, круг из полированной меди на подставке на вашем туалетном столике, служит в качестве зеркала.
Я сначала собиралась встать и поздороваться, но теперь… Эдсель положил руки на спинку стула так, что стоит мне шевельнуться, чтобы подняться из-за стола, костяшки наверняка упрутся в лопатки. Но возмущаться можно и сидя.
— Вы были в моей комнате…
— Это вообще-то мой дом, — свысока. Во всех смыслах.
— …в мое отсутствие!
— В вашем присутствии быть там было бы губительно для вашей же репутации.
— А так вы подпортили свою.
— Испортить мою репутацию весьма проблематично — у меня ее практически нет.
— Как и чувства такта.
— Кто бы говорил. Я снова беседую с вашей спиной.
Я демонстративно встала. Не касаясь его рук. Чуть сдвинула стул, хоть Эдсель и удерживал его на месте. Чудовище в краешке зеркала замерло в предвкушении. Я чуть прикрыла глаза и решительно повернулась к бесцеремонному провокатору.
— Для того, чтобы при разговоре видеть лицо собеседника, достаточно начать подходить к собеседнику со стороны лица, а не з… спины.
На нем была другая маска, серая, с инкрустацией из мелких прозрачных камней вокруг области глаз, напоминающая языки серебряного пламени. Затененные зрачки казались такими же камнями, только крупнее. Из-под маски выглядывал кончик носа, изуродованная щека скрывалась полностью. Губы… губы вздрагивали.
Взбешен? Ему весело? Кто разберет…
Выдержать взгляд оказалось тем еще испытанием, но лучше уж Эдсель, чем чудовище в зеркале.
— Знаете, Элира, — и снова это “рра”, словно он прокатывает звук на языке, как леденец, — в таком ключе мне теперь сложно будет не обращать внимания на вашу… спину.
У него бровь дернулась, когда он сделал паузу, прежде чем произнести последнее слово? Сейчас бы очень пригодился кто-то, кто внезапно войдет и положит конец этой двусмысленной ситуации.
Стало тихо, можно, наверное, было бы услышать, как пересыпаются мгновения в склянке со временем, если постараться, но мгновений я не услышала, только далекий глухой метроном: удар, еще удар, чуть тише, пауза и повтор гаммы. Так похоже на сердце… Но мое собственное замерло зайцем, силясь сделаться меньше и незаметнее, чем есть. Прозрачные серые глаза-камни смотрели, не моргая. Было в этом нечто знакомое, страшно знакомое, но за миг, как я осознала, что именно, Эдсель моргнул, обрывая взгляд, убрал руки со спинки стула и, заложив их за спину, прошелся взад вперед.
Мои руки тоже были за спиной. Я следила за ногами Эдселя и никак не могла вспомнить, когда успела натянуть края рукавов и спрятать запястья и кисти. Я в этой нише со столом, как мышь в углу за кадкой. У меня даже платье серое, мое. Оба служебных, что мне выдала Лексия — в чистке.
Кот… Эдсель остановился. Мы стояли друг напротив друга с руками за спиной, словно у каждого из нас по ножу, которыми мы хотели ранить себя, но случайный свидетель помешал, и теперь нам стыдно за минуту слабости.
— Я слышал вы собираетесь в деревню.
Он смотрел мне чуть выше макушки, я ему — на узел шейного платка и кадык, немного рвано двигающийся в такт произносимым словам, будто ему было тесно в оковах воротника.
— Слышали?
— У стен есть уши, а у слуг — языки.
Желтоватый камушек на булавке, удерживающей платок, мерцал, когда грудь Эдселя чуть приподнималась во время дыхания. Как море. Чуть лениво. Равномерно.
А в столовой, кажется, открыто окно, иначе откуда тянет свежестью и ветром.
— Не ходите. По крайней мере, до ближайшей грозы. Сх о дите после.
— После может быть поздно.
— В таком случае, я прямо запрещаю вам покидать пределы поместья, — отчеканил Эдсель.
— Не имеете права, я вольна распоряжаться своим свободным временем по своему усмотрению.
— Если вам так уж приспичило, — процедил он, — я сам вас провожу.
— Это совершенно исключено, — как можно спокойнее проговорила я, хотя до спокойствия мне было далеко.
Говорите, вы тиран и самодур, лорд Эдсель? Что ж, склонна согласиться. И вообще, что за муха его…
Два его шага и конец приличиям. Между нами даже стула теперь нет. Хорошо хоть руки за спиной держит. Он был не на много выше меня, но все равно умудрялся нависать.
— Что вам за дело до грозы? — проговорил мужчина, сузив глаза.
— А вам до моих выходных?
— Элира…
— Ала..
— Алард? — мадам Дастин выплыла в холл из столовой. Эдсель тут же развернулся к ней.
О, небо… Меня бросило сначала в жар, потом в озноб, надеюсь, никто из них не услышал… Я посмела назвать лорда Эдселя по имени, будто мы ровня.
Я села обратно за стол. Почти упала. Поспешила занять руки тем, что мне надлежало делать вместо того, чтобы спорить с Эдселем. Как жаль, что писем так мало, мне совсем не хватит, чтобы успокоится.
— Милочка, оставьте Аларду эту писанину, — прокомментировала мое рвение в работе Лексия, — он сам разберет, все равно письмами по большей части камин кормит. Мне срочно нужна компания. Там уже экипаж готов, так что вам немного минуточек, чтобы навести красоту. Мы едем смотреть обивки. Я и так с этим неоправданно затянула.
Я воспользовалась возможностью улизнуть с огромным удовольствием. Однако, закрыв за собой дверь своей комнаты, не чувствовала себя в безопасности. Воображение принялось подсовывать картинки, как Эдсель здесь бродит. Касается столбика кровати, замирает напротив туалетного столика, берет в руки оставленную там расческу, заглядывает в шкатулку с мелочами вроде брошек, шпилек и гребешков. Я с опаской посмотрела на постель. Покрывало было чуть подернуто вверх и край моего чемодана с сокровищами поблескивал медной набивкой на уголке. Заглядывал? Хотя я и сама могла неровно застелить и не одернуть как следует.
Лексия ждала. Я не стала менять платье, только надела другой воротничок, не такой строгий, ажурный, из белоснежного кружева. Почти пелерина. Он закрывал плечи и завязывался впереди на жемчужную ленту. Так что я из унылой гувернантки сразу превратилась в леди. Это подтвердила та самая полированная медная пластина на подставке, о которой говорил Эдсель и которая действительно была зеркалом, очень старинным, без всякого серебра. Только из обычных зеркал с амальгамой, куда добавляли серебро и ртуть, на меня смотрело чудовище. Серебро лучше всего реагирует на магию.
Любопытно, чем хозяину дома так неугодно мое желание провести выходной за пределами поместья? И еще, он мне запретил, а мадам Дастин велит ехать…
— …глаз не спущу, — донеслось до меня из холла немного озадаченным голосом Лексии, потом быстрые шаги вверх по лестнице.
Когда я вышла, там была только мадам и маленький саквояжик, который я, не спрашивая, подхватила, и мы вышли.
У крыльца стояла двуколка с поднятым верхом. Выходит, и ворота починили, раз сюда экипаж подали. Возница, не Ганц, какой-то незнакомый молодой парень, помог Лексии и мне сесть, подставив руку в перчатке. А я о перчатках снова забыла. В обители их никто не носил, и я отвыкла тоже, хотя поначалу без них, не прикрывающих мои кисти и запястья, со следами кровоподтеков, чувствовала себя голой.
В спину ткнулся взгляд, но я не стала оборачиваться: и так знала, кому принадлежит. Не было печали… Опять виновата буду, что игнорирую его указания.
— Запрет на передвижения за пределами поместья только для меня? — решилась спросить я у мадам Дастин, когда ажурные створки ворот остались позади и двуколка нырнула в тенистую аллею. Здесь никто специально не убирал опавшие розовые лепестки, и их еще довольно лежало по обочинам и в траве.
— Не только для вас, Элира. Постоянные работники, девушки, тоже ограничены. Зато появился повод навести порядок в пустующих комнатах. Вы наверняка заметили, что у вас в коридоре стало поживее.
Я не стала задавать уточняющих вопросов, Лексия сама принялась пояснять:
— Это из-за тех несчастных служанок, что работали у нас. Первая, что помогала вам вещи разбирать в день вашего приезда и которой вы ленту подарили, помните?
Я неуверенно кивнула. Девушку я помнила, а ленту — нет. Но тогда такая кутерьма была, я еще и с Лексией о зеркале спорила, что могла напрочь забыть. Впрочем, не в ленте дело. Или все же в ней?
— А вторая, я сама не уверена, что дело было именно так, но одна из горничных обмолвилась, что несчастная нашла вашу шаль в столовой, хотела вернуть, нечаянно зацепилась ею и порвала, потому взяла с собой домой, чтобы починить. Но до дома, она на окраине Статчена жила, так и не дошла. Говорят, все дело в бродячих молниях. Слышали о таком? Я даже однажды видела. Они могут и без грозы быть. Не знаю, как вам, дорогая, а мне все это очень странно, учитывая, что у обеих девиц ваши вещи были.
Мадам Дастин многозначительно молчала, а мне стало зябко в плотном платье. До синеватых лунок на ногтях. И я поспешила спрятать их в ладонях.
— Вы меня простите, Элира, но я вашу с Алардом беседу немного слышала. Вы, наверное, подумали, что у него к вам лично некая неприязнь, раз он запретил, но это для вашей же безопасности. А если вам что-то нужно будет, вы мне скажите, и все доставят.
Я кивнула, но не удержалась:
— Однако мы едем в город обивки смотреть. Это разве не противоречит указанию?
— Вы не одна, и в городе такого не случалось, чтоб молния без причины. И мы не только обивки смотреть, — сказала Лексия и по-девчоночьи подмигнула.
Несвойственно легкомысленное поведение Лексии объяснилось конвертом цвета сирени с золотистым тиснением, который она извлекла из-за манжета. Конверт был мне незнаком. Такой цвет и бумагу я бы точно запомнила, значит это то письмо, что пришло последним. Мадам Дастин достала из конверта послание, перечитала и снова спрятала.
Дальше молчали, думая каждая о своем. Я размышляла о запретах, совпадениях и несуразностях. Если нельзя, зачем позволил ехать с Лексией? Ее “глаз не спущу” достаточный гарант безопасности?