Дом, где живет чудовище

Глава 14

Алард

Лошадь шарахнулась от него как от чумного, припадая на задние ноги и едва не снеся коновязь, и Алард отошел, чтобы дать животному успокоиться. Да и сам… Демонов Лансерт, вывел из себя до белого в глазах. Опомнился, когда уже его за горло схватил. Хорошо, во второй раз удержался, но потряхивало до сих пор. Ветер щекотнул затылок холодком, будто чьи-то пальцы провели по волосам. Скоро…

Дернул повод с коновязи. Кобыла сначала упиралась, но пошла.

На площади рядом с ратушей крепили полотнище. “Белая роза Готьеры Эмезе Одон. Только один концерт в Золотом”.

Эмезе… Кремовая бумага с тиснением, духи с запахом жасмина, немного магии, чтобы письмо не бросили в камин, приглашение и записка. Говорить не обязательно. Приходить его тоже никто не обязывает. В прошлый раз он не приходил и в позапрошлый тоже. Их связывает ничтожно мало и одновременно все. А с той, кого она привезла в Статчен почти десять лет назад, наоборот. Если бы он не пошел на выступление тогда, сложилась бы его жизнь иначе? Весьма сомнительно. Разве что не было бы всех этих смертей и самой первой, оставившей в сердце дыру, всепоглощающее чувство вины, боль и выматывающее ожидание от грозы до грозы.

…Паром, море, солнце сквозь воду, и напротив — глаза такого же цвета. Тяжелые косы странного оттенка, какими бывают буревые тучи, не черные, но почти. Коже такая светлая, что кажется голубоватой. Тонкие руки, острые ключицы, молниями разбегающиеся от впадинки у основания шеи. Там, под кулоном, прячется матово-синяя жилка. Белое кружево на хрупких плечах, платье по имперской моде с глубоким декольте. И он, Алард Эдсель, одуревщий от ветра и любви, тянущийся рукой к кулону, к жилке, что прячется. Легонько придавливает пальцами, а под ладонью — теплая кожа, и хочется наплевать на приличия в конец, схватить в охапку, содрать дурацкое платье, распустить по узкой спине волосы цвета бури, целовать, пока не запросит пощады, как целовал ночью. До свадьбы, до алтаря, до клятв перед храмовником. Главные клятвы уже были произнесены.

— Твоя, я твоя, а ты — мой.

Мать бы корила, будь жива, отец… Отцу дела не было. Когда не стало матери, для него многое потеряло смысл, и он уехал в дом на озере, где на рассвете танцуют в тумане розовые цапли. Алард в детстве проводил там по паре недель и тоже ходил к озеру. Иногда ему чудился в тумане смех, скачущий по воде, как брошенный особым образом плоский камешек. Но это с какой силой нужно бросить, чтобы с другой стороны озера доскакал?

Отца не стало спустя пару лет после маминой смерти, и Алард продал дом у озера и окончательно перебрался из империи в Статчен. Теперь он понимал эту тоску и нежелание видеть кого-либо рядом. Но его жену отняла болезнь, а он сам убил свою небесную нимфу, свою волшебную Рруфие. Не смог спасти, потерял среди волн и молний.

Он не удержался в тот вечер. А кто бы удержался? И было все. Волосы по спине, тонкое тело, дрожащее от ласк, стоны музыкой. Столько неги и счастья. А она, неугомонная, выбежала наружу в одном халате, ночью, под усыпанное звездами небо. На горизонт наползала хмарь, тяжелая. Алард чувствовал грозу всем телом так же остро, как до этого любил. На смотровой площадке никого не было, все давно спали. Рруфие смеялась, прятала смех в ладошках, а потом раскинула руки.

— Смотри мой Алард, смотри, как я могу.

И позвала ветер и шторм.

Молнии потянулись к белым тонким рукам, вились волосы цвета бури. Алард упустил момент, когда все можно было остановить. Ее. Себя.

Он хотел бы остаться там, между небом и морем, среди пылающих обломков и волн, криков, ветра, молний, так похожих на ее руки, и клубящихся туч, так похожих на ее волосы. Прекратил искать и бороться. Все равно уже…

Только жалкое слабое тело, не сумевшее удержать чудовище, захотело жить. Выбралось на берег. Сидело, пожирая глазами отодвигающийся темный горизонт, силясь заполнить дыру в груди.

— Что ты наделала, Рруфие, что я наделал. Что я… Я убийца, чудовище.

Повторял до тех пор, пока буря, забравшее его сердце, окончательно не ушла. Ослепленный болью утраты, он забыл, что нимфы не умирают насовсем. Когда тело погибает, они возвращаются обратно к своей стихии.

Сначала пытался жить, глазами и телом выбирал девушек, как она. Одну, вторую. Утонула. Неудачно упала с лошади. Но перед тем, как это случилось, был ледяной ветер и блуждающая молния. Повелительница штормов оказалась той еще ревнивицей, но избирательной.

— Ты мой, — шептал ветер в скалах, стоило сердцу с поджившей дырой замереть, увлечься сильнее, и потянуться к кому-то навстречу желающей тепла душой, а не только телом…

Поводья давно выскользнули из руки, Статчен был позади, дорогу обступали старые деревья. Лошадь плелась следом, иногда тычась мордой в плечо, словно извинялась за строптивость и предлагала подвезти.

Алард прислушивался к ветру в высоких кронах так же, как на карабкающейся по склону тропе в день близкого знакомства с мисс Дашери. Знакомство состоялось позже, а тропа была до. Предчувствие бури пело в крови, предвкушение встречи, ветер гладил по лицу, шептал. Скоро…

Толкнуло к краю, а потом резко обратно, горизонт накренился и выровнялся, пальцы рефлекторно сжали вбитую скобами цепь. Затылок лег на прогретый камень, Эдсель закрыл глаза. Ветер, щекочась, забрался под рубашку, скользнул по губам поцелуем, а потом хлестко ударил по неприкрытой маской щеке.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Мммооой, — гудела тонкими щелями старая скала.

— Что это? Горькое? — брякала о камни поржавевшая цепь

— Не смей, не касайся, гони прочь, — кричали под обрывом чайки.

— Помнишь, как я умею? — шелестел ветер и невидимыми губами касался губ, обнимал, дрожал, ласкаясь, перебирая пряди, и если не открывать глаз…

— Рруфие…

— Скоро…

Может, не стоило тогда возвращаться в дом, идти в сад… А если бы не вернулся? Была бы сломанная кукла под обрывом. Одна. А не две, как сейчас. Полынный запах исчез бы из комнат и перестал тревожить. Не для кого было бы покупать шаль из розового кружева, и кто-то другой, безразличный и неинтересный, разбирал бы конверты внизу.

Он больше не станет смотреть. Пусть останется как есть. Как раньше. Никаких сломанных кукол. А запах… Куда его денешь? Даже пучок можно не выбрасывать, со временем он перестанет пахнуть и раздражать, дразнить. Алард привыкнет.

Но если бы все зависело только от него…

После нескольких вполне спокойных дней, когда Эдсель сделал все так, как собирался, и даже почти не замечал запаха, и раздражал его теперь только шумный Орвиг, мисс Дашери вздумалось взять выходной и отправиться на прогулку. Алард испытал такое же чувство, как тогда, когда, кажется, целую вечность назад, старая ограда, просев под весом Элиры, опрокинулась вниз, под обрыв. Алард удерживал себя, как мог, посмотрел на нее, идущую к воротам, всего раз. С час промаялся, мечась по кабинету и натыкаясь взглядом на демонов пучок полыни, а потом рванул следом.

Ветер. Скоро…

Легкомысленная девица, в очередной раз наплевавшая на правила, бодро шла по краю дороги, чуть придерживая подол, и кажется, даже ускорилась, услышав звук копыт. Эдсель нагнал упрямицу у поворота и едва не силком усадил впереди себя. Нагнал бы раньше, но Орвиг, который умудрился заполнить собой большую часть дома, пристал с разговорами о необходимости продолжить процедуры, как он это называл. Он магии целителя у Эдселя нутро выворачивало. Не помогали даже его же, Орвига, настойки. Почти не помогали. Но участок пораженной кожи на лице стал больше и вновь проступало на лопатках, Алард чувствовал себя иначе, злее, агрессивнее и, в тоже время, беспечнее, и не только перед с а мой грозой, потому согласиться придется, иначе ни одна маска не спасет.

Элира возилась, запах полыни от волос казался сладким, и до дрожи хотелось, чтоб она прижалась теснее, опустила голову ему на плечо, подставив шею для поцелуя.

— Не ерзайте, если не хотите свалиться, — проговорил Алард, стараясь дышать ровнее, — перекиньте ногу и перестанете сползать.

Она вдруг послушалась и даже спорить не стала. Дурацкая шляпка, сплющившаяся между его грудью и лопатками девушки, мешалась, раздражала. Элира старалась держать дистанцию, но сидя в одном седле, сделать это нереально. Заговорил, пытаясь сгладить неловкость:

— А вы не такая легкая, как казалось.

— А вы не такой воспитанный, как казалось, — тут же отозвалась она.

Сделалось вдруг легко от ее близости. А что желания всякие, так он не монах и не евнух, а она привлекательна и интересна. Прочь правила? Устроить и себе… выходной?

— Элира, — произнес Эдсель и понял, что улыбался. Оказывается, называть кого-то по имени может быть довольно приятно.

— Зачем вам столько полыни? — спросил он и чуть прижал ногами лошадиные бока, колени коснулись ее ног, и Алард едва не упустил поводья, таким острым было нахлынувшее желание. Эдсель видел вцепившиеся в луку седла пальцы девушки, чувствовал напряженную спину, слышал замирающее дыхание. Слова, которыми они перебрасывались, были как старая дырявая ограда или кривоватая стенка из кубиков. Видимость, условность, толкни — и посыплется.

— По-моему, вас стоит наказать, — Алард качнулся вперед прижимаясь к спине девушки сам, и щеки Элиры мгновенно расцвели румянцем. — Держитесь!

Резко пришпорив лошадь, Эдсель рванул поводья. Элиру откинуло назад, к нему на грудь, а казалось — ближе уже никак.

Кожа к коже. Теплое… Внутри все замерло и… Как запущенный метроном — два резких удара. Алард вскользь коснулся губами виска, но край маски вдавился в щеку, отрезвляя. Граница. Дальше нельзя. Нужно успокоится… Сумасшествие…

Да, так и есть.

Прибытие в деревню все расставило по местам. Вздох облегчения, когда мисс Дашери оказалась на земле ясно дал понять, что фантазии не более чем фантазии. Румянец? Сбившееся дыхание? Она не хотела ехать с ним верхом, ей была неприятна его близость. Вот и все.

Вишни во дворе травника хоть и не совсем вызрели, но были сочные, и вот так, прямо с куста, оказались вкуснее, чем дома из вазы. Лошадь лезла под руку, клянча подачку, хотя вполне могла добраться до лакомства сама. Неудобные мысли возились в голове, и вновь накатывало раздражение.

Выгулять девицу под присмотром, чтобы ничего не случилось, отвезти обратно в дом и пусть занимается тем, для чего ее наняли. И все-таки, зачем ей столько полыни?

Лимонад, пляж… Он честно пытался предупредить о волнах, но когда прямо перед тобой девушка стаскивает чулки, любые слова поперек встанут.

Итог — мокрое насквозь платье. Ух лучше бы голая… Не думать… О, небо! Ее плечи под ладонями… Магия отозвалась легче, чем было вдохнуть.

Не удержался и потянул из-под камзола прижатую воротником прядь. Элира перестала дышать. Всего на миг, но… Так может фантазия все-таки не фантазия?

— Вам все еще холодно? — спросил Алард. — Вы дрожите.

— Вам показалось, — ответила она и сбросила камзол.

Идиот.

— Почему вы не сказали о волнах, вы ведь знали? — спросила девушка, когда возвращались к таверне, где он оставил лошадь.

— Я пытался, но вы не стали меня слушать.

— Можно было обойтись без долгих предисловий, — упрекнула она.

— Хорошо. Я запомню, — прозвучало как угроза и Эдсель попытался сгладить впечатление улыбкой, видимо, не удалось. — Надо думать, вы не захотите сесть верхом, — продолжил он под напряженным взглядом мисс Дашери.

— Верно, — с несказанным облегчением проговорила она.

Дважды идиот. Да и она не лучше, ноги стерла, но молчит, из-за лошади не видно, но кажется, в стремя вцепилась, чтоб совсем не отстать. Алард не выдержал:

— Вы нарочно испытываете мое терпение? Упрямитесь, ведете себя…

— Как?

Голос, как ветер в кронах. Высоко и почти не слышно. И Алард замолчал, взял ее руку в свою, распрямил пальцы, так похожие на плотно сомкнутый бутон, и слушал, как сбивается от его прикосновений ее дыхание.

Ближе…

Запах полыни, ветер, два удара…

Закрыла глаза… Как когда демонов Раман касался ее.

— Что хотел от вас Лансерт? О чем вы говорили с ним, когда были в Статчене с Лексией? — От ревности внутри все кипело, и бороться с ее ядом было невыносимо сложно, как и оторваться, выпустить из капкана руку Элиры.

Ее лицо так близко, что когда она говорит, губы почти касаются его собственных. Два глухих толчка. Тишина. Тишина. Тишина. Там, у него в груди, тишина и далекий рокот.

А потом ударил ветер, будто плетью, плеснул по лицу каштановыми прядями.

Со стороны деревни надвигалось, Алард чуял спиной, вздыбленными нервами. Зверь рвался с привязи и кровь в венах казалась жидким текучим пламенем. Эдсель схватил Элиру в охапку и швырнул в седло.

— В дом, сейчас же.

Подстегнутая шлепком кобылка умчалась вперед по дороге. Один всадник легче двоих, а ему самому во время бури ничего не грозит… Можно и напрямик, через рощу и пустырь, изобилующий остыми камнями и скрытыми в траве промоинами. Лошади там ногу сломать в два счета, а он как-нибудь проберется, не лошадь. Можно ведь не только ногами, буря рядом, а любопытных здесь нет…

Добрался, бросился к ее комнате проверять, едва успев нахлобучить другую маску. Серебристая, что была на нем раньше, осталась на пустыре вместе с камзолом. Толкнул дверь.

— Вы в порядке? — голос и гром слились, с подоконника текло, пол в комнате щедро усеивали осколки, а еще были насыпаны солью и выложены травами два круга-оберега.

— Уходите! — подскочившая девушка отчаянно уперлась руками в его грудь и толкнула обратно в коридор, а из комнаты, из-за закрывшейся перед ним двери тихим, дрожащим, обреченным голосом прямо под сердце, сбивая ритм:

— Твоя, я твоя…

Или показалось?

А маска душила. И тело вновь казалось тесным. Буря звала, в венах гудели молнии, и уже другой голос шептал ветром оттуда, снаружи, из мятущегося мрака:

— Твоя, я твоя, а ты — мой.

Эдсель бросил взгляд на дверь, быстро прошел по коридору, пересек холл в отблесках близких молний, швырнул личину на стол для писем и нырнул в грозовую пелену, подставляя лицо, плечи, спину, запутавшееся сердце под плети воды. Почти бегом добрался до обрыва и бросился вниз, становясь наконец тем, кем был, полностью отдаваясь во власть стихии.

Сила пела в крови, буревой мрак сиял, и бьющие в грудь потоки воды казались нежными девичьими пальцами, а ярящееся море в пене кружев — брачным ложем. Среди туч проступал прекрасный женский лик: глаза — звезды во тьме, волосы — ветер, губы, что были слаще жизни… Были… А руки белее снега уже тянулись молниями навстречу, обнимали, и дрожь желания прокатывалась по телу.

В прошлый он раз опоздал. Ведь было из-за чего…

Пальцы, бабочками порхающие над конвертами…

Каштановая прядка на склоненной к столу шее…

Жемчужно-розовая шаль на плечах и танцующая в тумане над озером цапля…

Напряженная спина, отзвук его желания в сбившемся дыхании, теплая впадинка, прижатая к его колену и мокрое платье бесстыдно облепившее тело…

Голос-шелест:

— Я твоя.

Пусть не ему, кому-то другому, но живой, настоящий, рядом…

Может стоит уже прекратить насиловать душу, гоняясь за призраками среди волн и молний?

Ветер, что прежде ласкал, ударил в грудь тараном, опрокидывая. Небо и море поменялись местами, соленая и горькая вода хлынула в ноздри и пасть, гася плеснувшее пламя, оплела, придавила тяжестью полотнища крыльев, и потащила вниз, в ледяную бездну.

Эдсель рванулся, жилы и мышцы взвыли от усилия. В сторону и вверх, будто из водоворота… Воздух… И новый удар. Ярость вспыхнула огнем, белым и злым, как сеть из молний, пытавшаяся спутать крылья и снова опрокинуть в водяной хаос.

— Алар-р-рд, — грохотало громом.

— Моой, — выл ветер, — моой…

Живые не могут спорить и сражаться со стихией, но он и сам — стихия, огонь, танцующий в хаосе молний, лезвия крыльев, вспарывающие воздух, рев грома среди клубящегося мрака туч, штормовой дракон.

Его ударило снова, но он был готов. Провалившись в воздушную яму, сомкнул крылья, нырнул под задравшуюся волну и, пронесясь под беснующейся водой, вновь вырвался на поверхность и помчался к берегу.

Край скалы обрушился вниз, когда мощные когтистые лапы вцепились в него, и серо-синяя, сливающаяся цветом со штормовым небом чешуйчатая громадина, дернув полотнищами крыльев, придавила подбрюшием истрепанные ветром заросли. Яростно вспыхнуло белым острым светом, по земле пробежали, извиваясь змеями, нити потрескивающих голубоватых разрядов. Алард, уже человек, пошатнулся, замер на миг и быстрым шагом направился к дому.

Через минуту он уже бежал, браня себя за черствость, эгоизм и скудоумие.

Полынь, круг из соли, обреченность и страх в глазах до того, как перед ним захлопнулась дверь и голос-шелест: “Я твоя” кому-то другому…

Элира…

Холл, коридор, дверь…

— Элира!

Комната казалась пустой. Неверный свет снаружи, размазанный круг из соли и пучки трав, осколки выбитого стекла. Пахло горечью, терпкой сыростью, дождем, кровью… Никого… Тогда откуда это звук замирающего дыхания, едва слышный за шумом дождя и убегающей прочь грозы?

— Элира…

Алард нашел ее на полу у кровати, свернувшуюся комком. Глаза были открыты и, не моргая, смотрели в одну точку. Лицо, грудь, насколько он мог видеть, и руки — в мелких кровоточащих порезах. В одной из них мисс Дашери сжимала край кружевной шали, той самой, подаренной. Когда Алард, опустившись на колени, попытался ее приподнять — она задрожала и сделалась холодной и влажной, как тающая сосулька.

— Элира, — он пытался поймать ее взгляд, а потом просто прижал к себе.

Встать, не выпуская из рук колотящийся ледяной комок, было довольно сложно, но Эдсель справился. Усадил ее на постель.

Попытка вытащить шаль из руки не увенчалась успехом, Элира лишь сильнее сжала пальцы, и тогда Алард просто набросил жемчужно розовое кружево ей на плечи, заворачивая, как замерзшего ребенка в покрывало. Присел напротив, удерживая дрожащие запястья.

— Элира, вы меня слышите? Что случилось?

— Я просто… Я просто… — ее взгляд блуждал по комнате, безумный, страшный отраженным на дне обреченным отчаянием. — Окно разбилось. Окно разбилось, а я упала и вот. Это случайно, папа, я такая неловкая… Нет, что ты, он никогда… А это просто пол натерли сильно и перила гладкие… Он меня любит! Нет, не надо с ним говорить… Пожалуйста. Нет, я… если ты это сделаешь, я… Я больше не приеду, я…

Замолчала. Взгляд замер.

— Элира…

— Окно разбилось, а он упал, — снова заговорила она, глядя в пустоту. — Он упал, а я смотрела. Я чудовище, убийца…

Зрачки расползлись на всю радужку, в каждом по водовороту. Губы продолжали шевелиться беззвучно, но слова были те же: убийца, чудовище. Они звучали внутри Аларда его собственным голосом

Эдсель понятия не имел, что делают в подобных случаях, но нужно было что-то делать. Тащить через полдома в гостевое крыло на втором этаже, где расположился целитель? Так себе выход, но и оставлять ее было… страшно?

Сквозь кружево медленно проступали темные пятна. С припухшей губы, обогнув подбородок скатилась вишневая бусина и нырнула дальше по шее, до ключицы. В окна подсветило далекой молнией и тени от листьев растущих рядом с окном плетущихся роз легли на лицо следами чьих-то безжалостных ударов.

— Я… сейчас, — дрогнувшим голосом проговорил Эдсель.

Орвиг сел на постели едва не раньше, чем Алард распахнул дверь его спальни, и не спрашивая, отправился следом. Целителю хватило одного взгляда, чтобы сделать выводы и послать Эдселя обратно в свои комнаты, велев принести саквояж.

Возвращаясь, Алард забрал и водрузил на привычное место оставленную внизу на столе маску. Вряд ли Элира что-то видела, а если и видела, тем лучше — будет держаться подальше. Ему и самому хотелось бы держаться подальше, но тянуло обратно, невыносимо.

В дверях Эдсель едва разминулся с растрепанной служанкой с метлой, совком и корзинкой для мусора. Ярко горели светильники. На полу комнаты уже не было ни стекла, ни соли с травой. Выбитый оконный проем опалесцировал радужной пленкой, похожей на стенку мыльного пузыря, и оттуда больше не дуло. Элира, освобожденная от шали и платья, лежала в кровати и казалась вполне вменяемой, потому что потянула одеяло выше на грудь, едва он вошел.

Рядом суетились Лексия и Орвиг. Вернее, Лексия суетилась. Орвиг сидел на краю постели рядом с Элирой, шикал на мешающую, мечущуюся, как мотылек у лампы, взволнованную тетушку. Целитель держал мисс Дашери за запястье одной рукой, а вторая зависла над ее грудью. С ладони стекало золотистое сияние. Царапинки на коже девушки разглаживались, а ее лицо, особенно подрагивающие ресницы, казались присыпанными сверкающей пылью. Это было болезненно красиво, как розовые лепестки в кружеве инея, попавшие под солнечный свет. Краткий миг чуда.

— Лексия, душечка, — проговорил Истар, оглядываясь, — подайте мне мою сумку, а вы, бесстыжий мальчишка, прекратите таращиться и подите вон из девичьей спальни.

Даже в халате поверх пижамы и шлепанцах на босу ногу целитель умудрялся выглядеть элегантно и представительно, не чета самому Эдселю со следами травы и земли на сапогах и брюках и в испятнанной дождем рубашке. Возражения, что он в своем доме и волен ходить, где вздумается, пришлись на язык уже за дверью, но высказывать их было некому.

Алард добрел до холла, мазнул пальцами по плафону светильника на колонне, и зачарованая вещь отозвалась теплым желтым светом, затем подошел к лестнице и уперся лбом в сложенные на перилах руки.

Позади раздались шаги. Тетушку тоже выставили. Оказавшись в холле, она тут же пристала с вопросами.

— Как же такое приключилось?

— Она сказала, что поскользнулась и упала на разбитое стекло, — ответил Эдсель и только потом выпрямился и повернулся.

— Алард, — Лексия притопывала ногой в домашней туфле с помпоном и смотрела пристально и с подозрением, — а что ты делал в комнате мисс Дашери ночью?

— Возвращался, услышал, как разбилось окно, увидел, где, пошел посмотреть, все ли в порядке. Что за вопросы? В конце концов, это не твое дело, где и с кем я провожу ночи, тетушка Лекс. Или, может, ты вдруг стала считать, что я способен сотворить с женщиной нечто подобное тому, что случилось с…

— Ларди, — выдохнула мадам Дастин, коснулась руки и как-то вся осела, — прости, я… прости, глупую старуху. Столько времени все это говорят о тебе…

— Понимаю, дурное всегда приходит на ум в первую очередь.

— Ларди…

Эдсель не стал слушать дальше, поднялся к себе в кабинет, схватил полынный пучок и швырнул в полыхнувший огнем камин. Затем провёл ладонью по каминной полке, стряхивая травяную труху на пол. Часть прилипла к коже. Алард поднес руку к лицу, вдохнул ускользающий запах, сжал пальцы, вышел, грохнув дверью, направился в спальню и, не раздеваясь, упал на постель.

Смотрел в потолок, наблюдая, как в комнате постепенно становится светлее и то, что в сумерках казалось серым, обретает цвет. В его ладони прятался запах. Его губы помнили ощущение бархатистой кожи, а тело — дрожь желания. Но были водовороты в глазах, глухое отчаяние, что страшнее страха и слова без звука. И Алард не знал, что со всем этим делать.

— Кто ты? Откуда ты? Что с тобой произошло? Зачем тебе столько полыни и почему ты боишься своих отражений? Элира…

Убийца… Чудовище… Два удара за ребрами. Тишина. Тишина. Тишина.

Утро.