Дом, где живет чудовище

Глава 11

Последовавшие дни были так похожи на те, что я провела в поместье в самом начале своего приезда, что мне начинало казаться, будто время не только остановилось, но и бросилось вспять. С небольшой разницей: в гостиной, где я привыкла прятаться, добавилось мебели, и оттуда, еще из столовой, да и по дому вообще, стали чаще слышатся голоса и смех. Как сейчас. Лексия и Орвиг.

Глядя на них можно было бы решить, что раньше они были парой и до сих пор сохранили тепло. Может и так, не мне судить, но однозначно и точно их связывало нечто большее, чем телесная близость или старые чувства — общая тайна. Она, вернее он, словно стал призраком в собственном доме. Не зря я вспомнила первые дни здесь.

Мой же личный распорядок ни капли не изменился. Значит ли это, что Алард Эдсель сам делал так, чтобы мы сталкивались, и стоило ему перестать, как все вернулось в прежнюю колею?

Писем стало меньше, и я тянула с ними, как могла. Подносила конверты к кристаллу на подставке по два раза, раскладывала из них пасьянсы или сидела за столом и возила самописцем по бумаге, стопку которой нашла в одном из ящиков, рисуя плетистые розы, профили, птиц с вычурными хвостами или тренируясь в каллиграфии, которую терпеть не могла в детстве. Ждала ощущения взгляда, что коснется плеч и шеи, как мягкое жемчужно-розовое кружево. То, что теплее, чем кажется.

Сегодня руки жили сами по себе. Из штрихов и точек на бумаге вдруг проступил женский лик среди облаков и молний. Я скомкала рисунок, бросила бумажный шарик в корзину под столом и встала. Стул скрипнул, проехав по полу ножками, но мне больше не приходилось беспокоится, что из зеркала за колонной на меня посмотрит чудовище. Там не было зеркала. Вместо него в арке барельефа висел портрет красивой леди в старинном платье, с затаенной печалью в больших тепло-карих глазах.

Я немного постояла, будто эти минуты, и так растянутые донельзя, что-то изменят, и взгляд появится, но нет. Теперь это стало случайным явлением, не привязанным ни к месту, ни ко времени. Поймав его, я замирала, где бы ни была и чем бы ни занималась в тот момент. Еще не прикосновение, предчувствие, тень тепла, если у тепла бывают тени. Кажется, я схожу с ума. Или скучаю.

В гостиной рассмеялись. Звук вывел меня из состояния затаенного ожидания, я развернулась и пошла прочь от стола, в свою комнату. Мне было жаль старого дивана с вытертой обивкой и уютными подушками. Он куда-то делся. Его заменили другим гарнитуром и другим столиком, сменили шторы, расстелили на полу тонкий бежевый ковер и убрали большинство кадок с цветами, выселив их наружу. Гостиная изменилась до неузнаваемости. И комнаты наверху, где я не бывала, должно быть, тоже. На третьем этаже, например, больше похожем на мансарду. И у моря. Я еще ни разу не была у моря.

Войдя к себе, я сменила синее служебное платье на легкую блузу и юбку и прихватила шляпку. Это все Орвиг. Всучил, заявив, что шляпка как раз и есть самое лучшее средство от обмороков на солнце.

Сегодня было ярко. Выходя, я кивнула нежащейся в солнечных лучах фонтанной деве и, шурша гравием, направилась к воротам. Взгляд скользнул в сторону, на ведущую к обрыву тропинку, но я дернула его обратно, как щенка за поводок. Этот запрет я не нарушала. Могла остановиться и постоять на дорожке, но не ходила туда одна …

Ноги замерли сами. Луч скользнул или ветер качнул волосы на затылке? Тень тепла. Очередное мое сокровище, как розовая шаль, что прячется в чемодане с травами, так и завернутая в хрусткую бумагу.

Пропало…

Я аккуратно прикрыла створку ворот и решительно зашагала направо по дороге. Кроны деревьев быстро сомкнули изумрудную арку ветвей над головой и в шляпке больше не было нужды. Я ослабила ленту и оставила головной убор болтаться за спиной, как часто делала в детстве. Мне нравилось побежать, чтобы шляпка подпрыгивала, стуча по лопаткам, и подгоняла нестись быстрее, особенно если дождь.

Раньше, давно, я любила дождь. И воду. Туманное озеро в старом имении отца. На рассвете там иногда можно было увидеть розовых цапель, и я выбиралась из окна по решетке для цветов и бежала через луг босиком по росе. Я заходила по щиколотки, держа в руках уже и так мокрый от утренней травы подол ночной сорочки, и замирала. Вода под одеялом тумана была теплой, а дальше, на отмели, почти в центре озера, танцевали цапли, и пронизанное светом марево завивалось под распахнутыми крыльями длинными жемчужными спиралями.

Спустя примерно час я остановилась, присела на случившийся рядом камень с гладким верхом. Видимо, не только я использовала его как скамейку, чтобы передохнуть. Заблудиться не боялась. У поворота, куда мне следовало свернуть как раз после камня, приткнувшись на краю укатанной колеи имелась деревянная шильда, указывающая направление к деревне.

С собой у меня была небольшая фляга с холодным чаем, которым я запаслась на кухне с самого утра и выслушала, как идти в деревню от Рин уж не знаю в который раз. Про запрет покидать поместье она не упоминала. А даже если бы и упомянула — это мой выходной.

Я честно поступила, как советовала мадам Дастин, но те травы, что мне доставили, идеально подходили для чая или отваров, но никак не для оберега. Никаких странных случаев с внезапными смертями больше не происходило, разговоры притихли, а я решилась на небольшое путешествие. Заодно прогуляюсь по берегу.

Черная лошадь нагнала у поворота. Глупо, но услышав перестук позади, я ускорила шаг. Было даже желание юркнуть под тень деревьев и притаиться между старых шершавых стволов, зажав рот ладошкой, чтобы не вырвалось ни звука, но меня все равно уже заметили. И записали в число закоренелых нарушителей дисциплины. Поэтому продолжила идти как шла.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Осаженная лошадь всхрапнула, повинуясь поводьям, забрала чуть вперед и преградила мне путь. Стек хлопнул по сапогу, я скосила глаза, остановилась, но головы не повернула.

— Дайте сюда ваши руки, мисс Дашери, — недовольно произнес всадник.

— Высечь хотите?

— Было бы не лишним, поскольку слов вы не слушаете.

Мы посмотрели друг на друга одновременно. Эдсель чуть сдвинулся в седле и, переложив поводья в левую, правую руку протянул мне. Маска, что была на нем, похожая на язык застывшего тускло серебряного пламени, нравилась мне больше холодной бело-золотой. А потом… Это солнечные лучи так упали. Как молния. Ветер наверху качнул изумрудные кроны и свет, прокатившись по маске, запутался в вязи узора. Ему больше некуда было деться, кроме серых глаз. А вот и гром — его раздраженный голос.

— Опять заставляете ждать?

— Будет лучше, лорд Эдсель, если каждый останется на своем месте. Вы продолжите свою прогулку, а я свою.

И, обойдя лошадь, направилась дальше по дороге. Время, что мы не виделись, сыграло со мной шутку. Не успокоило, наоборот.

Пусть бы он уехал. Отпустил меня.

Он отпустил. Ненадолго. Я не особенно слышала — сердце билось. И видела не особенно. Даже то, что было под ногами, что уж говорить про затылок и спину, где глаз вообще природой не предусмотрено.

Рывок вверх, заставивший ком сжатого, замершего в моей груди воздуха ухнуть в желудок. Затем каменная хватка ослабла. Поводья снова были в обеих руках. Красивые руки, уверенные, в молниях чуть проступающих над кожей вен, большие ладони, пальцы длинные… Колея дороги покачивалась внизу, а прямо передо мной чуть подрагивала блестящая черная лошадиная грива. Я шевельнулась, и локти Эдселя сжались по бокам, как тиски.

— Не ерзайте, если не хотите свалиться.

Я не хотела, падать с лошади — вещь малоприятная. Но чтобы остановить скольжение, мне нужно схватиться за что-то… За него. А он и так… Так близко, что я снова слышу звук метронома. Стучит быстрее. Или это мой пульс? Потому что когда Эдсель говорит, его голос касается моей кожи. Я слышу тепло его тела своим. Мои руки… Это страх заставляет их дрожать или желание обхватить его, опустить голову, чтобы метроном стучал под щекой

Два оглушающих удара, пауза как провал, обрыв, и снова набатом.

Как страшно… Страшно глупо… Стоило бежать сразу же, как я поняла, что он мне нравится. Но так хотелось остаться, а сад оплел ноги вьюнками, убаюкал шелестом, приворожил, привязал меня к себе, но крепче — серое в глазах. Я твердила — не так, не бывает, чтоб вот так вдруг. Я хорошо умею лгать себе, а тут не выходило.

— Перекиньте ногу и перестанете сползать, — хрипловато, как шуршащий на дорожке сада гравий, но голос у Аларда Эдселя такой и есть.

И я послушалась. Ему ведь совсем не обязательно знать, что со мной происходит. Ему очень даже обязательно не знать. Потому что я хочу остаться. Чтобы был заросший сад, дом, где замирает время, и шуршащий на дорожке сада гравий.

Лгать окружающим проще, чем себе. Это все равно что маску надеть. Тогда — не узнает.

— А вы не такая легкая, как казалось.

— А вы не такой воспитанный, как казалось.

Отвечать не думая… С ним это легко. Пусть. У меня выходной. Я побуду беспечной всего один день. Сегодня я не помощница экономки в доме, где он — хозяин. Сегодня я просто…

— Элира, — голос лорда Эдселя… Аларда… коснулся моей щеки. Захотелось чуть склонить голову, чтобы коснуться в ответ, вот так, виском к коже, сегодня я… А он — улыбался. Оказывается и затылком можно видеть.

— Зачем вам столько полыни? — спросил он и чуть прижал ногами лошадиные бока, чтобы кобылка ускорила шаг.

Движение коленей Эдселя, которые я ощутила своими, заставили вцепиться пальцами в луку седла. Я не девочка, и знаю, что происходит в спальне между мужчиной и женщиной. Но лучше бы не знала и удивлялась сейчас, отчего сбивается дыхание, будто я бежала. Одна из рук, что держит поводья, могла бы подтянуть выше и так задравшийся подол юбки и коснуться…

Здесь тепло и не в ходу высокие чулки, только короткие, что крепятся лентой под коленями, где тонкая гладкая кожа и пульс. А он не носит перчаток, и ладони и пальцы — чуть шершавые, как вытертая обивка на старом бирюзовом диване. Я помню. Он касался моего локтя и запястья… Алард… Лар… Наваждение думать так, так называть его. У меня нет на это права. Я побуду беспечной всего один день. Это будет мой секрет.

— Это такой же секрет, как с зеркалом?

Да, Лар, такой же… Так я молчу.

— У вас под кроватью целый чемодан секретов, — голос спокойный и улыбка мне в затылок.

Нужно прекратить смотреть на его руки и хотя бы притвориться, что возмущена. Я чуть развернула голову, ведь это невежливо, разговаривать спиной к собеседнику…

— Вы снова были у меня в комнате?

Да, на руки не смотрела, теперь его губы в поле зрения. Край маски как граница дозволенного.

— Обошелся одним визитом, — ответил Алард. — Вы мне за него уже попеняли.

В уголке — морщинка-ямочка. Царапинка от бритвы на подбородке…

— Вы мне тоже, за непослушание, но продолжаете напоминать при всяком случае, хотя на это причин нет.

— С чего вы взяли? Запрета никто не отменял. По-моему, вас стоит наказать.

И чуть качнулся вперед. Я вовремя отвернулась. Пусть лучше руки. А румянец на щеках… Так просто… жарко.

— Держитесь!

Резко пришпорив лошадь, Эдсель рванул поводья. Меня откинуло назад, к нему на грудь, а казалось — ближе уже никак. Его щека коснулась моей.

Тихо. Провал. Два удара. Ветер в лицо.

Губы горячим вскользь по виску. Край маски царапнул кожу. Граница. дальше нельзя.

— Как скучно, мисс Дашери. Я думал, вы испугаетесь.

Мне страшно… Страшно за вас, Алард Эдсель. За тебя, Лар… Но это мой секрет. Мой и чудовищ.