Дом, где живет чудовище

Глава 27

Я думала — не сомкну глаз, но шуршащая подушка помогла. Она поскрипывала и шелестела, как мелкий гравий на дорожке под подошвами, почти как его голос. Я не видела его во сне, только чувство, что он есть. Мне и того было довольно.

Солнце, бьющее в окно, расцветило стену радугой, я подняла руку и трогала свет. Синий, как молнии в его крыльях, и едва розовый, как мой новый наряд. Покупать платье было все же несусветной глупостью. Я продала сокровище. Так тому и быть. Просто закрою эту дверь. Оставлю за ней свое мимолетное счастье, как заперла страх. Одной дверью больше, одной меньше. В доме не должны жить только чудовища, что-то хорошее тоже нужно. Даже если не заглядывать в комнату. Главное, что есть.

Я могу так много. Уехать, остаться, смотреть на закат, трогать разноцветный свет. Снова вернуться в школу, или к Лиане, она звала, когда я ее навещала, и обязательно купить такую же шуршащую подушку для хороших снов.

Я люблю тебя, Лар, но не стану держать, как Рруфие. Нельзя. Никого нельзя держать силой. От этого рождаются чудовища и тепла становится меньше, а я хочу чтобы его было больше. Тогда, может, и мне капельку достанется.

Поэтому я сейчас прекращу баловаться светом и дразнить воду в кувшине, плеская ею в таз и обратно, встану, умоюсь, может, что-нибудь съем, погуляю по пляжу, буду смотреть на море до сверкающих бликов в глазах, обязательно куплю розовый лимонад, пусть он тут не такой, как в деревне, и каждую секунду буду благодарить мир за то, что тогда ответила на объявление в газете и приехала в Статчен.

Моих планов хватило ровно до обеда. Снова была рыба на углях, салат, политый чем-то кисловатым и сладким. И лимонад. Настоящий.

— У разносчиков не пляже не берите, — поучал мальчишка. — Разбавляют.

Он так и не сказал, как его звать, и я решила, что он будет Ганц. Здесь вообще Ганцев было множество. Чуть ли не каждый третий. От того что розы кругом? Глупый вывод. Теперь не смогу представлять розы без какого-нибудь Ганца. Здесь, во дворике, они тоже были. Желтые. Я трогала распустившиеся бутоны, а темно-зеленые листья касались моего запястья, как чьи-то чуть шершавые пальцы. Я слышала потрескивающие бело-голубые молнии под кожей, что так и остались со мной с того вечера, когда он был, и была я, когда были мы. Это сокровище получше камней. Его не продать и не обменять. Даже забыть не выйдет, но я и не стану.

— Мазель, — позвала меня хозяйка, Лизен, я обернулась. — Я в этих бальных премудростях не сильна, позвала подмогу.

Из-за крупной спины улыбающейся девушки показалась еще одна, невысокая.

— Камие!

— Мисс Элира!

Мы обе дернулись навстречу и тут же смутились порыва. Мы не особенно дружили, пока я служила в поместье, но я была рада ее видеть.

— Ого! — сказала Лизен.

— Ага! — сказала Камие.

И обе смотрели на меня странно, с каким-то затаенным ожиданием. А я просто показала платье. С собой у меня было только то, в котором я приехала, и это бальное, так что розовый готьерский шелк царил в шкафу практически единолично, всякие мелочи, вроде белья, не в счет.

Перед тем, как взять меня в оборот, мне устроили купание под лейкой за ширмой во дворе. Это было что-то невообразимое — мыться на улице, идти к дому и слышать ветер на влажной коже и затылке, будто меня вновь волной окатило. Тело тут же покрылось пупырышками, а внутри поскрипывали знакомые радужные пузырьки. Им было тесно, они хотели наружу и комком толпились под горлом, запирая дыхание.

Скоро. Скоро я его увижу.

Главное, чтобы слезы не мешали смотреть.

Лар…

Ну вот. Опять.

— Вы плачете, как невеста перед венцом, сейчас лицо опухнет и глаза будут красные, — упрекнула Лизен, а Камие на нее тут же зашикала. — А что? Невестам положено рыдать, а не гостьям. Не вы же за чудовище идете. Только внимательно смотрите. Вы обещали рассказать.

Я кивала, вся во власти невыразимой боли и счастья. Как можно чувствовать это одновременно? Кажется, я схожу с ума…

Спустя два часа они меня выпустили.

В волосах — тонкие розовые ленты и маленькие цветочные бутоны. Платье — рассветный морок с серебряными искрами.

Чудовище в зеркале хихикало, зажимало ладошками рот. Потом тихонько отошло в глубь и дало мне посмотреть на себя обычную. Обычную?.

И вот я здесь. До обрыва всего несколько шагов, а дальше — море. Резко вниз и в стороны, мешаясь с небом. Закат. Облака — обрывки кисейного шлейфа, трогательно розовые на сером.

Позади осталась дорога в прыгающей на выбоинах коляске, когда на каждом подскоке сердце, обмирая, падало вниз, и снова билось, грохоча едва ли тише лошадиных копыт. Край сиденья, в которое я цеплялась напряженными пальцами и мельтешащие на обочине камни, кусты, одинокие деревца. Позади были ажурные ворота, подъездная дорожка сквозь чересчур ухоженный, идеальный в своей неестественности парк, залитое светом широкое крыльцо с колоннадой, на которое я так и не осмелилась подняться. И сам парк, окружающий виллу, тоже остался позади.

Солнце медленно тонуло, бросив по волнам алую дорожку, как протянутую в надежде на спасение руку. Было тихо. Лишь мое собственное дыхание, неровное, сбившееся от того, как быстро я бежала прочь от праздника. А еще сердце. Мое глупое сердце наконец вняло мольбам и оглушительно замолчало. Мир выцветал. Теперь для меня всегда будет только серое.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я снова себе соврала, Лар… Я не могу простится с тобой. А значит и смотреть не стану, как чьи-то другие руки будут касаться тебя, а твой взгляд… твой взгляд…

— Попалась.

Я обернулась и ветер из-под обрыва толкнул, будто у меня вдруг выросли крылья. Навстречу. Жить. Дышать. Слушать как бьется. Целовать…

Мои руки уперлись в грудь, к которой секунду назад прижимались, на живое разрывая объятия.

— Это… Это недопустимо, лорд Эдсель, — задыхаясь от нежности и боли срывающимся голосом проговорила я.

— Почему? — бровь приподнялась. Правая. И я только сейчас поняла, что он без маски, и по щеке тянутся бороздки шрамов, как кракелюрная сетка на старой картине, как… чешуя.

— У вас свадьба.

— Да, действительно. И что? — полюбопытствовал дракон, щуря темно-серые, будто подступающие сумерки, глаза, и убрал руки за спину. Но это не избавило от ощущения, что стоит шевельнутся и меня… сцапают? схватят? скогтят?

— Что вы здесь делаете?

— Ищу свою невесту. Сегодня она невыносимо прекрасна. И мгновение без нее подобно вечности.

— Здесь никого нет кроме меня.

— Вы правы. Никого. Кроме вас. Знаете, — доверительно продолжил Эдсель, чуть сокращая расстояние, по-прежнему держа руки за спиной и шурша гравием в голосе, — мне с ними чудовищно не везет. Они все время куда-то деваются. Умирают или сбегают, стоит упасть в обморок от счастья на пару минут.

— Или на всю ночь.

— На полночи, если уж быть точным. Это было невозможно обидно.

— Поэтому вы решили взять реванш, быстренько утешились и просили Лансерта передать приглашение на вашу свадьбу?

— Нашу, — еще шаг и взгляд насквозь. — Нашу свадьбу.

— А как же невеста…

— Здесь ведь никого нет кроме вас, не так ли?

Ближе, а внутри чувство, похожее на боль. Еще шаг и…

Эдсель потянул с плеч камзол, без сожаления бросив часть светлого парадного костюма на траву и потянулся к пуговицам серого жилета.

— Что вы делаете? — настороженно прошептала я.

— Раздеваюсь.

— Зачем? — еще тише.

Алард улыбнулся, не размыкая губ. Сверкающее серебро заполнило глаза, по земле поползли тонкие потрескивающие нити разрядов, молнии прорастали за спиной, вытягиваясь в стороны. Он дернул меня на себя, подхватил на руки, прижимая к груди, и бросился вперед, за край…

Два удара. Обрыв. Тишина. Тишина. Тишина.

Небо.

Ветер плеснул в лицо и я задохнулась. Не руки, графитовые, серебрящиеся на концах когти сжимали меня-пичугу, а сверху, темными полотнищами раскинулись крылья, затмевая пронзительными синими ветками молний первые звезды и призрачный вечерний свет, все еще рассеянный в жемчужно-розовых лентах облаков. Мощные лапы, крупная ромбовидная чещуя… Следом, зацепившимся зашипастый хвост покрывалом, тянулась ночь.

Как пахнет нагретый камень? Как звучит разгорающееся пламя? Как поют молнии, раскалывая воздух? Как бьется огромное сердце, такое сильное, какой мне не быть никогда? Теперь я все это знаю.

Я растеряла все цветы из волос и часть лент. Плакала, смеялась, обнимала в ответ удерживающие меня когти и гладила потрескивающую разрядами чешую. А потом море расступилось и среди волн каплей лег остров в оправе золотого пляжа.

Алард-дракон почти что аккуратно уронил меня на песок, обдав потоком воздуха от взмаха огромных крыльев и опустился сам, чуть поодаль. Лег, вытянув шею, заняв почти весь пляж и окунув в море хвост. По гребню пробегали искры, на кромке крыльев мельтешили искры. Глаза с вертикальным зрачком-щелью, полные расплавленного серебра, следили за моим приближением, и мне чудилось в них настороженное ожидание и отчаянная надежда.

Он вздохнул, и жаркое дыхание усыпало мою кожу горячими мурашками. Я подошла почти вплотную и положила ладони поверх темной чешуи, не такой грубой как на лапах и больш епохожей не на камень, на слюдяные пластинки.

Это было как то первое нечаянное прикосновение в столовой, когда я упала, а он поймал — удар. Живущие у меня под кожей молнии отозвались на графите узором, сверкающей дорожкой, пробежавшей от узкой рогатой головы по хребту и растеклись по сложенным крыльям, очертив драконий силуэт на фоне ночного неба.

Ослепительная вспышка заставила отшатнуться, я наступила на шлейф и едва не упала, но Алард-человек оказался быстрее моей неуклюжести.

— Не бойся, — сказал он и коснулся взглядом души. Вынул ленты из моих растрепавшихся в небе волос, собрал кончиками пальцев непрошенные слезы, ослабил шнуровку платья, прочертил горячие дорожки по ключицам и опустил кружево с плеч пониже, открывая лопатки, поймал мой беспокойный взгляд. А потом прижал к себе мое замирающее сердце к своему грохочущему, и провел ладонью по спине, стирая клеймо с плеча, будто это был приставший к влажной коже песок.

— Ты свободна, — сказал Алард, чуть отстранившись, — и теперь можешь сама выбирать, быть с кем-то или быть для себя. Но больше всего сейчас я хочу, чтобы ты выбрала быть для себя рядом со мной.

— Хорошо, хорошо, хорошо, — дрожало в груди, а я скользила пальцами по родному лицу и, зарываясь в волосы, украшенные молниями серебристыми прядей, — но если ты немедленно, сию секунду меня не поцелуешь, я передумаю.

— Договорились, — сказал он, и шелестящий розовый шелк, вспыхнув серебром, упал на песок. Драконы жадны, и им недостаточно одних поцелуев. И ни один дракон не оставит свою женщину без брачной метки, даже если дальше поцелуев дело не зашло. Алард-человек не успел, но Алард-дракон подарил мне в тот вечер синие молнии, что прятались под кожей.

И было море, и ладони, чуть шероховатые, как обивка старого дивана, и слова в кружеве белой пены, и волны, что сладко качали меня на руках, и стон, как шелест падающих лепестков, и глухой, похожий на раскаты далекого грома метроном. Два удара, тишина, тишина, тишина…

В нашем доме больше нет чудовищ. Только мы.

P.S.

— А если бы я не приехала? Если бы Ланс не передал мне приглашение?

— Пришлось бы поступить, как в древние времена, когда драконы похищали прекрасных дев. Но я давно знаю Ланса, а Ланс точно знал, где ты.

— Но Ланс не знал! Мы встретились случайно! У старого дома Бистов. Я снимала комнату в доме напротив! Лар?.. Тебе нехорошо? Ты побледнел.

— Я его придушу, небо свидетель, я…

— Успокойся, его ждет кое-что пострашнее.

— Что же это?

— Женитьба.

— И кто эта несчастная?

— Хильди Кос.

— Разве она не была помолвлена?

— Теперь выйдет за Рамана.

— А причина?

— Скоро будет видна невооруженным глазом.

— И кто подтвердил, что это его… хм… рук дело?

— Истар Орвиг. Знаешь такого? Его слова сложно опровергнуть.

— Пожалуй, повременю с возмездием. Совсем скоро Лансерт сам станет умолять, чтобы я его придушил.

Конец