Глава 22

Комната оказалась пустой. Даже штор не было. Только диван, странным образом — почти в центре, чуть под углом и спинкой к двери — поставленный перед полукруглым почти во всю стену окном. Старинный знакомец. Вот он где. Со своей выгоревшей обивкой и двумя потертыми подушками. Комната мгновенно стала будто своей.

Свет, зыбкий и неуверенный, проникал снаружи из сада, усеянного фонариками. Отюда, сверху, они казались запутавшимися в ветвях светлячками. На узкой полке над фальшивым камином стоял подсвечник со старой пыльной свечой, потекшей восковыми слезами на такие же пыльные бронзовые завитки. В коробочке рядом нашлось несколько спичек.

Огонек вышел маленький и дрожащий. Я боялась шевельнуться, чтобы не задуть, ведь зажечь свечу удалось только с последней спички. Это было глупо, но хотелось вот этого дрожащего огня и света, а не только того, что тайком пробирался из сада и подглядывал в комнату. Еще бы одеяло, чтобы было уютнее ждать. Натянуть до подбородка. Ну ничего, знакомые подушки тоже вполне ничего.

Я смотрела на свечу. Сначала в сад, но он казался чужим, не тем, к которому я привыкла, будто тоже, как Алард сегодня, он надел странную маску. А свеча была настоящей, дрожала и боялась сквозняков.

Я сбросила туфли и забралась на диван с ногами, зарывшись в юбки, как в серое, изредка вспыхивающее розовым облако. И не заметила, как уснула.

Мне приснился сон. Море и закат. Шершавый песок под пятками. Шелест. Шорох. Ночь дышала. Живая и теплая. И мое сердце билось рядом. Такое большое и сильное, какой я не стану никогда, но мне и не нужно, потому что был он. И я потянулась. Во сне. В полудреме, задыхаясь от нежности, и…

— Вот мы и дошли до поцелуев, — сказал Раман Лансерт и провел тыльной стороной ладони по моему лицу, шее…

Зашумело в ушах и руки сделались влажными и тяжелыми. И затылок. Я не могла пошевелиться. Во мне было полно воды, она давила, прижимала меня, не давая вдохнуть, пока я не отпущу ее, пока кто-то другой не перестанет…

— Я едва заметил как вы проскользнули по балкону наверху. Платье выдало. Так сбежать… Я еще ни разу никого не желал так сильно как вас. Наваждение… — шептал Раман, покрывая поцелуями мое лицо, а я… я считала шаги. И не могла пошевелиться. Как всегда. Как тогда.

…собраться в комок, обнять руками ноги под коленками и намертво сцепить пальцы, подтянуть колени к груди, спрятать в них лицо…

…или ударить и смотреть, как он перестанет дышать, хватая темную тяжелую воду текущую с моих рук…

Дверь открылась оглушительно бесшумно и когда ударилась о стену, водяной пузырь лопнул. Раман выпрямился и встал с дивана. В свете белых молний, ползущих по стенам, его красивое лицо казалось мраморной маской с пустыми провалами там, где должны были быть глаза. Маска улыбалась. Выиграл, пусть и не победил.

— Выйди, — велел лорд Эдсель и Лансерт повиновался.

Молнии рассыпались, снова стал виден дрожащий желтый свет. Свеча догорала, отчаянно вытягивала узкий трепещущий язык вверх, исходила дымом, восковые слезы застывали на краях подсвечника и пачкали камень полки.

Я поднялась и села, держась за спинку дивана. Так мне было легче. За старый диван держаться проще, чем за осыпающийся край обрыва, что чудился позади.

Тот, кто шагнул ко мне, с этого обрыва падал. Бесконечно долго.

Я пыталась поймать его взгляд, но он ускользал. Прятался.

На Аларде была странная маска на четверть лица, шрамы тянулись вниз, будто росли из нее прямо по коже. Прямо по сердцу.

Это я… Это все я… Моя вина, Лар…

— Нет бы просто залезть ко мне в постель, как делали прочие до вас и на этом успокоится, но нет! — Стекла жалобно дрогнули, как дрожит воздух от грозового раската, только громыхнуло не снаружи, внутри. — Вам нужно было сделать все куда более отвратительным способом. Вы забрались мне в душу и все там… И все.

Алард зажмурился. Так сильно, что видны были лишь кончики ресниц. Коротенькие щеточки. Острые иголки. Зубы стиснул. Звук, что родился в его груди и горле так и остался там, раздирая его изнутри. Сведенные судорогой руки сжимали край спинки побелевшими пальцами.

Было тихо. Почти. Снизу доносились едва уловимые обрывки музыки и голоса. Поэтому я слышала то, что осталось за стиснутыми зубами. Я слишком хорошо знала этот звук. Так кричит отчаяние. То, что превращает нас в чудовищ.

Я встала коленями на диван и положила свои руки поверх его. Провела пальцами по венам и посмотрела в глаза цвета шторма.

— Не смейте орать на меня, когда я этого не заслуживаю.

— Вы заслу…

— Нет.

— О, небо…

Он дернул головой вверх и в сторону и рванулся уйти, но мои руки лежали, и у него ничего не вышло, хотя у меня маленькие руки. Куда меньше, чем его. И сейчас мне хватило и одной, чтобы продолжать удерживать его рядом. Второй я коснулась лица с той стороны, где он был настоящий. Пробираясь под маску пальцами, будто под приставший к коже кусочек скорлупы, и избавилась от него, а потом потянулась и нашла губами упрямые губы. Просто поцелуй. Легкий. Просто лепесток упал.

— Вы не можете, — прошептал он, и я слышала, как его отчаяние мечется за ребрами.‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Могу, — тихо сказала я. — Вы на меня наорали. Теперь вы мне должны.

И поцеловала снова.

Если бы мне сказали выбрать момент, в который можно умереть счастливой — это было бы сейчас. Но чудовища жадны и больше, чем когда-либо, сейчас мне хотелось жить, дышать, пить нежность со вкусом полыни и грозы с его губ, гладить своими маленькими руками его большие, прижиматься к груди, чувствовать, видеть сердцем, слушать…

— Моя, ты моя, Ллирие, моя…

…и молчать, стискивая себя до хруста и трещин, чтобы он не заметил чужого клейма на моем плече, что горело, выжигая во мне стыд и остатки порядочности. Чудовища лживы и бесстыдны и готовы терпеть любое, чтобы получить свое. Я/чудовище хотела Аларда Эдселя.

Сейчас, хотя бы сейчас — только мой.

— Ларди, ты здесь? Ларди, ты… Элира? Что вы?.. Что происходит?

— Лекс? — Алард развернулся, закрывая меня от уничижительного взгляда.

— Некоторые гости уезжают и хотят проститься…

Подрагивающий голос Лексии был полон возмущения и… обиды, будто я предала. Что? Доверие? Светлый образ? Ожидания? Да. Все это и больше. Но не предать себя было важнее.

— Я сейчас.

— Алард…

— Я сейчас.

Он вновь обернулся ко мне, обнял руками лицо, коснулся губами волос. И ладони, и губы обжигали. Надрываясь в бешеном ритме билось внутри раскалённое сердце. Дрожащая догорающая свеча на фальшивой каминной полке не могла скрыть лихорадочный блеск в глазах цвета темного серебра.

— Я сейчас, — повторил он уже для меня, сделал несколько шагов и упал на бок и вверх лицом.

Брызнуло злым синим светом, запах грозы наполнил комнату резко и рывком. Всхлипнув, осыпались стекла. Белое пламя потекло по венам, прорастая из-под спины молниями.

Я бросилась на пол рядом и, как он до этого, обняла руками его лицо.

— Лар, Лар, посмотри… посмотри на меня!..

Посмотрел — колкое серебро, зрачки нитями…

Проступающие шрамы наливались графитовым серым и тянулись от лица вниз по шее.

— Лекс, — я, вздрагивая, когда тонкие, ползущие по полу разряды касались коленей, подняла глаза на застывшую в дверном проеме мадам Дастин, — Лекс, зовите Орвига, я его не удержу.

Тень, что стояла позади мадам, качнулась и бросилась прочь, и только потом — Лексия, но я больше не смотрела.

Только вода может усмирить огонь. И я позвала, а она — пришла. Тяжелая темная вода, от которой нечем дышать. Но мне и не надо. Мне надо, чтобы дышал мой Лар.

Водяные ленты прижимали к полу тело лорда Эдселя с растущими из-под спины свитыми из молний крыльями. Крыльям было тесно в комнате и потрескивающие разряды изламывались в углах, ползли по стенам, им хотелось свободы, а вода мешала, опутывала, не давала дракону покинуть слишком тесную для него оболочку. Зверь ярился, смотрел колючим серебром вместо привычного серого с родного лица в шрамах, похожих на кракелюры на старинном холсте. Мне чудился хвост с шипами, острый гребень, мощные лапы с черными когтями и графитовая чешуя с пробегающими по ней разрядами. Такими же, что кололи мои руки и ползли по венам все выше. Старое тавро прожигало насквозь. Больно, так больно, но я умею терпеть боль, другой дракон хорошо меня научил, жаль только, что следы этой науки теперь видны на моем теле. Все, до мельчайшего шрамика.

Я кусала губы и продолжала звать далекие тучи над морем. Той воды, что есть, недостаточно. Слишком мало. Только я и чудовище. Нужно больше, особенно если Орвиг не придет вот сейчас.

Во рту было солоно, я знала, что красное уже испачкало мой подбородок и я теперь точь в точь, как та, кого я вижу, стоит оказаться перед зеркалом. Впрочем, довольно лжи. Это и есть я. То, что от меня осталось.

Голоса… Голоса в коридоре… Пусть бы это был… Орвиг!

— Лекс, — целитель был спокоен и собран, будтоо заренее знал, что ему предствоит, — ступай и вели гостям разъезжаться, извинись и скажи, что Аларду нездоровится.

— Истар, как ты мог? Это из-за нее?

— Лекс, прошу… Не время, пусть уедут, ради их же безопасности!

— О какой опасности идет речь? — этот голос я не знала. — Недуг лорда Эдселя представляет опасность?

— Господин Роу, со всем уважением, гостям сюда нельзя.

Орвиг, скорее… Пожалуйста…

Ветвящаяся синяя молния пробила водяной кокон, прострелив в сторону и вверх. Раненый воздух отозвался оглушающим раскатом прямо в комнате. За спиной дождем посыпались стекла

— Все прочь! — рявкнул Истар и ворвался в комнату.

Захлопнувшаяся за ним дверь тут же наглухо заросла побегами, пробившими старые обои, и золотое затмило разбежавшееся по стенам колючее синее.

Вода оседала, распадалась туманом и таяла, исчезала, я больше не могла ее держать.

Мне на плечо легла рука. Она мало походила на человеческую. Слишком длинные фаланги, слишком узкое запястье с чересчур выпирающей костяшкой, кожа странного цвета, почти как молнии, синеватая, а по венам — золото. Это же золото текло с растопыренных и изогнутых, как садовые грабли Ганца, пальцев туда, где раньше был мой водяной кокон. Оно полностью его заменило.

— Молодец, девочка, ты большая молодец, дальше я сам, можешь его отпустить, ты почти без сил.

Собирались, втягивались обратно под спину, крылья-молнии, таяло в распахнутых глазах злое хищное серебро. Только шрамы остались. Много. Теперь чистая кожа казалась маской на лице того, кто лежал на полу, смежив веки. Зверь тоже засыпал, убаюканный неслышной песней, что звучала внутри эльфа. Он пел Аларду и одновременно говорил со мной:

— Да, вот так, вставай. Не спеши. Самонадеянный мальчишка, у него просто талант уговаривать… А я старый болван, раз согласился. А ты умница, ты тут из нас, разумнее всех. И еще Лекс. Девочки часто разумнее мальчишек, сколько бы лет им ни было.

— Лар… Алард…

— Он спит, не волнуйся. Я спел ему и его дракону. И прочим тоже спел, чтоб не смели сюда соваться, но на всякий случай… — пальцы, что поддерживали меня, шевельнулись, пробежались паучьими лапами вверх по руке к шее, невесомо коснулись лица. — Слишком много лишних глаз, Ллирие, а ты устала. Ступай к себе, отдохни. А я покараулю до утра. Или пока сил хватит. Теперь мне долго не придется никого лечить. На себя бы хватило… Если хочешь, оглянись, посмотри на меня.

Но я качнула головой. Я знала цену подобной откровенности. И уже одно то, что мне предложили посмотреть, было дорого. Довольно и этого. Я обернулась только когда пальцы, касающиеся моей руки, вновь стали обычными. Слишком ухоженными для мужчины, но вполне человеческими.

Затем Орвиг поднял Аларда с пола, как отец заигравшегося и уснувшего на полу ребенка. Дверь, повинуясь его молчаливому приказу, приняла привычный вид и открылась. Они вышли, а я осталась стоять, привалившись к влажной стене.

Ночь смотрела в разбитые окна желтым глазом луны, перемигивались звезды, так похожие на отблески остолков, усыпавших диван и пол перед ним. В брызгах стекла отражалось дрожащее пламя упрямой свечи на краю каменной полки.

Что же ты никак не погаснешь? Зачем держишься за куцый фитиль, едва выглядывающий из чаши, залитой застывшими слезами?.. Ну вот… Так бы сразу. На что надеялась, глупая? Для чудовищ чудес не бывает.

Мгновенно стало темно. Да и сколько там того света было? Дрожащая капля.

Ерунда. Чуть. До утра тоже всего ничего осталось. А у меня много дел.

Я оставила стену, вышла в коридор. Зачем-то поправила платье и волосы у зеркала, стоящего в нише. Улыбнулась себе. Чудовищу нужно было немного храбрости. Это не правда, что чудовищам не нужна храбрость. Чудовищам всегда что-нибудь да нужно и храбрость — не исключение.

Затем я подошла к комнате Аларда и потянула дверь. На этом храбрость закончилась.

— Вам нечего здесь делать, Элира. Ступайте.

Я не особенно и надеялась, что мне позволят войти, только хотела убедиться, что с Алардом все будет в порядке. Орвиг, сидящий у его постели, даже со спины казался измотанным. Песня внутри него все еще звучала. Что ж, спокойной ночи, Лар. И доброго утра.

Полдела сделано. Даже большая его часть. На прочее мне не нужна была храбрость.

Я спустилась к себе. Достала чемодан и саквояж, аккуратно собрала свои немногочисленные вещи, оставив в шкафу синие служебные платья и рассветное серое. Алмазные капли вернулись в футляр. Кроме одной, той, что была на конце цепочки и касалась спины. Она так легко соскользнула мне в руку, будто только того и ждала. Чудовища жадны и хитрят при всяком удобном случае. Мне было не достаточно памяти об упрямых губах, и у меня совсем не осталось сокровищ, кроме шуршащей бумаги, теперь будет еще и капля, серая, как его глаза, когда мы танцевали.

Затем я села на край постели и принялась ждать запаздывающее солнце.

Выйдя наконец в холл, я огляделась по сторонам. Жаль, что уголка, где провела столько времени, разбирая письма, здесь нет. Возможно, стол и кристалл с ящиком для магических вестников вернется на старое место, и уже кто-то другой будет сидеть за ним.

С дивана, который стоял там, поднялась Лексия. Бессонная ночь коснулась ее лица, сделав морщины глубже, а саму мадам Дастин старше. Она ждала меня, как я ждала утро. Окинула взглядом мою поклажу и дорожное платье. Медленно опустила веки, выражая одобрение. И вернула мне мой контракт с отметкой “исполнено без нареканий”.

— Знаете, я надеялась, что вы поступите именно так, — заговорила Лексия голосом похожим на старую чашку с трещинкой на боку, но такую привычную, что выбросить не поднималась рука. — И вы меня не разочаровали, несмотря ни на что, а оступиться каждый может. Вы уже подумали, как доберетесь до города?

Я покачала головой. Не важно, можно и пешком, не так уж и далеко, главное успеть до того, как Алард проснется и поймет, что меня нет в моей комнате.

— Во дворе вас ждет экипаж. Это быстрее, чем пешком. Можно успеть на одну из утренних почтовых карет.

Я кивнула. Да. Так действительно быстрее. И удобнее. Для всех.

— Вы ведь понимаете, что я не могу дать вам рекомендаций? После всего. Вы нарушили одно из главных условий контракта, завели… отношения с…

— Да, понимаю, — перебила я. Совсем не вежливо, но мне казалось, что если она сейчас произнесет его имя, я просто не смогу уйти дальше ворот, сяду там и буду ждать милости как нищенка подаяния. — Спасибо за все, мадам Дастин.

Я действительно была ей благодарна. За шанс побыть собой, за знакомство с садом и домом, и за мои сокровища.

— Лексия, — вспомнилось мне, — а вы не скажете мне, кто такая Эмезе? Кто она ему?

— Эмезе? Эта женщина, — мадам Дастин не удержалась от гримасы недовольства, точно такой же, с какой смотрела на меня, когда застала нас с Алардом за поцелуями, — она его родила.

— Она его мать? — уместно было бы отреагировать чуть эмоциональнее, но я слишком устала, ожидая утро.

— Его мать — та, что его воспитывала и растила, сколько могла, — Оливия Эдсель, а эта женщина всего лишь родила ребенка от лорда Эдселя и отдала его по договоренности. Лив не могла выносить дитя и заплатила этой даме Одон. Когда Лив не стало, отец Аларда…

Я сжала ручку саквояжа так, что шов кожаной оплетки впились в ладонь ножом.

— …решил их познакомить, я была против. Считала, что ни к чему хорошему это не приведет. Ларди…

Молчи, глупое сердце, потом, все потом.

— …только переживал, что не лучшим образом сказалось на его недуге, но Эразм замкнулся в своем горе и ничего не видел вокруг. Возможно он считал, что Аларду так будет легче. И именно Эмезе познакомила Ларди с его первой женой. Так что я считаю, что она виновата во всем, что с ним случилось. Зачем вам это, Элира?

Не хорошо грубить на прощание, и я ответила честно:

— Вы правы, мне это больше ни к чему. Просто я видела их в Золотом, и мне стало интересно. Я ценю вашу откровенность, Лексия, и простите мне мое любопытство. Еще раз спасибо за все. Прощайте.

— Надеюсь, мы все поступили правильно, — сказала Лексия аккуратно прикрыв за мной дверь.

Спустившись со ступеней крыльца, я бросила взгляд на дорожку, что вела к обрыву, где я познакомилась с Алардом. Немота ползла от сердца, и я поспешила отвести взгляд. Довольно. Довольно того, что я натворила, явившись сюда и разрушив зыбкое равновесие. В доме не станет чудовища, и все будет как прежде. Никаких посторонних запахов. Тогда почему мне кажется, что розовый сад пахнет полынной горечью? Просто придумала. Как всегда.

Мадам Дастин не обманула. На заднем дворе меня ждали. Возчику я улыбнулась как старому знакомому. Он меня сюда привез, он и увезет.

Мы не так далеко и отъехали, из-за деревьев еще немного виднелся край усадьбы. Под сводом древесных крон было по утреннему сумрачно. Тянуло сыроватой прохладой. Очень похоже на то, что у меня внутри. Сердце молчало. Согласилось не рыдать, пока не найдем, где.

— Как вам у нас понравилось, мазель? Страшно?

— Очень. Очень страшно понравилось, уважаемый.

Мужчина обернулся, удивляясь моим словам. Наверное, это его и спасло. От того, как испугалась лошадь, резко дернув повозку, он упал с козел не внутрь, а на обочину дороги, оглушенный, как и я, и, как и я, полуослепщий. Я успела спрятать лицо руками и подобрать ноги, но все равно сильно ушиблась.

Повозка сползла с дорожной насыпи и не дала лошади сбежать. Животное мелко дрожало, хрипя и дергая головой, будто это избавило бы от узды и поводий, прижатых одним из колес.

Молния без грозы — явление редкое, но не невероятное.

Небесная дева Рруфие пришла меня проводить.

Красивая. Мне далеко до нее. Песок в том месте, где она стояла, сплавился до стекла, в темных волосах цвета шторма змеились разряды и кружевом облегали гибкое стройное тело с высокой грудью, тонкой талией, стройными ногами. У нас только и было похожего, что руки и ступни, небольшие, даже маленькие. Как у эльфийки, вспомнилась мне нянюшкина приговорка. Видела бы она, какие у эльфов руки, ни за что бы так не сказала.

— Это ты… — качнулись ветви деревьев.

— Это я, — ответила я.

— Тебя больше не будет, — скрипнули ветки.

— Да, не будет, — согласилась я. — Я ухожу. Он твой.

— Такая как я… — удивленно зашелестела придорожная трава.

— Да, такая как ты. Убийца. Чудовище.

Беспокойная душа рассмеялась ветром и криками птиц высоко в небе, смех рассып а лся по дороге и скакал мелкими камешками, отброшенными упругими белыми разрядами.

— Ты сама выбрала быть такой.

— Да, сама. А он не выбирал, ты за него решила.

— Глупая сестра, — потрескивал плавящийся песок. — Никто не решает за дракона, только сам дракон. Уходи. — Толкнула в спину ледяным порывом, а сама отошла в сторону, уступая дорогу. — Попробуй убежать от себя, — и показала рукой в сторону поместья.

Далеко над кронами, где-то над морем, собиралась буря. Та, что я отчаянно призывала ночью. Но слишком далекие тучи только сейчас добрели.

Когда я обернулась, дорога была пуста, лишь спекшийся песок, дрожащая лошадь, сползшая с дороги повозка. Возница обнаружился в траве неподалеку. Он сильно ушибся о землю и был без сознания. Я успокоила лошадь. Та сначала хрипела и не давала к себе подойти. Пришлось вспомнить мелодию, которую напевал Орвиг. Не была уверена, что получилось, как нужно, но животное успокоилось, послушно пошло за мной к центру дороги, вытащив повозку.

Вернулась к обочине, привела в чувство возницу, побрызгав ему на лицо из его же фляги. Там была вовсе не вода. Содержимое было тут же щедро принято мужчиной внутрь.

Затем мы отправились дальше. О том, что произошло на дороге, возница заговорил только, когда мы были на станции и он помог мне донести чемодан к двум готовящимся к отбытию почтовым каретам.

— Так что там было-то, мазель?

— Молния, уважаемый. Нам с вами повезло. Лошадь испугалась и сбросила нас и повозку. А могли бы и…

— И то правда, повезло. Это от того, что буря скоро, вон собирается. Но дальше Статчена не пойдет, так и будет рядом крутить. Тут и над морем. Всегда так. Нимфа нас прокляла. Давно. Одни говорят, дракон ее обидел. Другие, что просто прогнал, а она в отместку дождь отвела. Сказка такая, мазель. Навроде как про лорда Эдселя, что он девиц смертью морит. Вас то не уморил. А что лицо прячет, так мало ли какая беда у человека с лицом. Вам к которой карете вещи?

— А как ваше имя, уважаемый? — спросила я вместо того, чтобы ответить

— Так Ганц, мазель, как мой дед, что в поместье садовничает. Там хороший сад, говорящий.

— Хороший, — согласилась я, подхватила чемодан и саквояж и направилась к каретам. Места были в обеих, и я сама еще точно не знала, в какую сяду.

Загрузка...