Доктор Акомуто Херовато к вашим услугам! Том 1

Глава 26

Будильник заорал с безжалостностью палача, который ровно в шесть утра пришел отрубить тебе голову. А ещё, кажется, вчерашнее сакэ с профессором Тайгой решило устроить в моей черепной коробке вечеринку с симфоническим оркестром из дятлов.

Я сел, свесив ноги с кровати, и попытался сфокусировать взгляд. Рюкзак и чемодан стояли у двери.

Внизу на кухне меня уже ждала тетушка Хару, отобрала мой рюкзак и усердно постаралась запихнуть туда, кажется, весь годовой запас провизии нашего приюта.

— Акомуто-кун, ты только не голодай там, милый! — причитала она опять. — Я тебе еще котлеток положила! И салатик! А вот это — специальный чай от простуды. В Токио, говорят, сквозняки ужасные!

Я смотрел на свой рюкзак, который на глазах превращался в подобие беременного бегемота, и понимал, что если я все это возьму, то мне понадобится не билет на поезд, а услуги шерпа и грузового вертолета.

Тетушка Фуми, напротив, молча пила свой утренний чай, но сама она будто была не здесь.

На вокзал мы отправились всем кагалом. Это было похоже не на проводы, а на переселение небольшого, но очень шумного народа. Тетушка Хару всю дорогу держала меня под руку и всхлипывала. Дети бежали впереди, что-то крича и размахивая руками. Даже Кайто, этот вечный хмурогриб, плелся сбоку, засунув руки в карманы, но с таким видом, будто он здесь оказался совершенно случайно.

А вот и платформа. Шум поездов, объявления диктора, суета. Белоснежный синкансэн уже стоял у перрона, готовый унести меня в Токио. И тут началось. Прощание.

Первой, разумеется, была тетушка Хару. Она вцепилась в меня, как осьминог в свою любимую ракушку, и ее объятия были такими крепкими, что я боялся, как бы не пришлось перед коллегами предстать с переломом.

— Береги себя, мальчик мой, — шептала она мне в плечо, и ее слезы капали мне на футболку. — Звони. Пиши. И кушай хорошо, слышишь?

Я гладил ее по спине и что-то бормотал в ответ, чувствуя, как у самого к горлу подкатывает ком. Вдруг тетушка сунула мне в руки очередной сверток. Откуда он у нее вообще взялся, вроде же с пустыми руками шла...

— Там онигири, — всхлипнула она. — С тунцом. И с маринованной сливой. Перекусишь в поезде, ну и останется еще. А то вдруг в Токио онигири не продают.

— Продают, тетушка, — улыбнулся я, думая, что было бы смешно, если бы самый популярный в Японии перекус не продавали бы в столице. — Спасибо.

Она только кивнула, не в силах говорить, и отошла в сторону, вытирая слезы платочком. Затем настал черед тетушки Фуми.

Она подошла и смерила меня своим фирменным взглядом, от которого даже у профессора Тайги, я уверен, пробежали бы мурашки по спине.

— Ну, — произнесла она, и в этом «ну» было все: и беспокойство, и наставление, и скрытая, но все же ощущаемая нежность. — Смотри у меня, оболтус. Опозоришь нас — домой можешь не возвращаться.

Затем она сделала то, чего я никак не ожидал. Она шагнула вперёд и быстро поцеловала меня в лоб.

— Не подведи, — прошептала она мне в самое ухо и тут же отстранилась, словно ничего и не было.

Потом были дети.

Хана подошла с видом умудренного жизнью сенсея, который провожает своего непутевого ученика в большое плавание.

— Так, братец, — начала она деловым тоном, загибая пальцы. — Соль я тебе положила. Карту нарисовала. Оберег дала. Что ещё... Ах да! — Хана понизила голос до заговорщического шепота. —Теперь главное. В Токио много красивых женщин

У меня глаза чуть сами не закатились. Хана, тебе сколько лет? Двенадцать? Зато о женщинах вспоминаешь чаще среднестатистического японца.

— Так что помни: сначала узнай, есть ли у них дипломат или брат-прокурор, а потом уже строй глазки.

Хана поправила мне воротник футболки и тоже обняла.

— Оберег не потеряй, — буркнула она и отошла, шмыгнув носом.

Хината молча протянула мне рисунок. Там была вся наша "приютская семья". Мы стояли у дома, улыбались, а над нами сияло солнце. И я, на этом рисунке, стоял в самом центре.

Тут же Макото, Рен и Рин окружили меня, галдя и толкаясь.

— Братец, а ты нам привезешь из Токио настоящего робота?

— Нет, ты привези нам меч, как у самураев!

— А мне — сто килограммов конфет!

Юки тоже что-то проговорил, но за шумом и криком своих братьев и сестер его не было слышно. Я обнял каждого и пообещал привести все их хотелки.

Последним был Кайто. Он стоял чуть в стороне, все так же засунув руки в карманы. Когда я подошел к нему, он наконец вынул одну руку и протянул мне. Его рукопожатие было крепким.

— Не опозорь нас там, оболтус, — сказал он, глядя мне прямо в глаза. Да уж, не знал бы, сказал, что они с тётушкой Фуми родные. Даже говорят одинаково.

Раздался гудок поезда. Время на прощанья вышло.

Я еще раз всех крепко обнял, взъерошил волосы близнецам, кивнул Кайто и запрыгнул в вагон. Двери с шипением закрылись. Я прижался лбом к холодному стеклу. Они стояли на перроне — вся моя разношерстная, шумная, нелепая семья. Махали руками, что-то кричали. Я видел, как тетушка Хару снова плачет, а тетушка Фуми пытается ее успокоить, но у самой блестят глаза.

Синкансэн тронулся с места с грацией лебедя, подхватившего на крыло черепаху. Перрон, моя семья и сам городок — все это начало медленно, а потом все быстрее и быстрее уплывать назад. Я смотрел, пока их фигурки не превратились в крошечные точки, а потом и вовсе не растворились в утренней дымке.

Я сел на свое место и откинулся на спинку кресла.

Поезд несся сквозь пейзажи, которые сменяли друг друга, как слайды в старом проекторе. Аккуратные рисовые поля, маленькие домики с черепичными крышами, зеленые холмы, укутанные туманом. Я смотрел на все это, но не видел. Мысли роились в голове, как встревоженные пчелы. Токио. Клиника Шова. Семья Ямада.

Этот город, этот гигантский, пульсирующий монстр, ждал меня. И я совершенно не знал, чего от него ожидать.

Поезд замедлил ход. За окном замелькали пригороды, а затем, словно выросшие из-под земли, появились они. Небоскребы. Они впивались в небо, серые, стеклянные, бездушные. Добро пожаловать в Токио.

Я вышел из поезда, закинул на плечо рюкзак, взял в руку чемодан и начал прорываться сквозь толпу, следуя указателям к выходу. Я следовал адресу, что дал мне Тайга, ища то, что станет для меня новым домом. Общежитие для персонала университетской клиники Шова.

Оно находилось в тихом, респектабельном районе, в десяти минутах ходьбы от больницы. Это было не общежитие в привычном мне понимании. Это было современное, стильное здание из стекла и бетона, больше похожее на дорогой отель или бизнес-центр. Идеально подстриженный газон, автоматические раздвижные двери, просторный, залитый светом холл с минималистичной мебелью.

На ресепшене сидела девушка в строгой форме. Она смерила меня вежливым, но холодным взглядом, проверила мои документы, выдала электронный ключ-карту и буклет с правилами проживания. «Не шуметь после десяти. Не курить. Не водить посторонних. За нарушение — выселение».

Моя комната была на седьмом этаже. Я ехал в бесшумном, скоростном лифте и смотрел на свое отражение в зеркальной стене. Уставший парень в мятой футболке. Да уж, не лучший видок.

Коридор был длинным и пустым, застеленным мягким ковролином, который поглощал звуки шагов. Я нашел свою дверь. Номер 707. Счастливое число. Хотя это ещё посмотрим. Я приложил карту. Щелк. Дверь открылась.

Я вошел и замер на пороге.

Комната была… идеальной. Идеально чистой, идеально светлой и словно идеально пустой. Две кровати, застеленные белоснежным бельем. Два стола. Два стула. Два встроенных шкафа. Холодильник. Большое окно с видом на город. Все. Никаких лишних деталей. Никакого хлама. Аж непривычно.

Одна половина комнаты была абсолютно пустой. И я так понял моя. А на второй… на второй были следы присутствия другого человека. На столе стоял ноутбук. Рядом — идеально ровная стопка книг. На кровати, казалось, не было ни единой складочки. Все. Никаких фотографий, никаких сувениров, никаких личных вещей, которые делают комнату домом. Казалось, здесь живет не человек, а призрак. Или робот.

Я поставил свой чемодан на пол, открыл рюкзак и начал раскладывать свои вещи. Мои немногочисленные пожитки смотрелись на фоне этой идеальной пустоты жалко и сиротливо. Рисунок Хинаты я сразу же прикрепил скотчем к стене над кроватью. И он сразу стал ярким живым пятном в этом царстве серого и белого. Затем разложил вещи в шкаф, книги на стол и в тумбы, а в холодильник продукты.

И вот наконец я сел на кровать и посмотрел на соседнюю, пустую. Кто он, мой сосед? Я посидел так ещё немного, а потом встал. Нужно было идти.

Путь от общежития до главного корпуса был похож на прогулку по декорациям к фантастическому фильму о светлом будущем. Идеально подстриженные газоны, стеклянные переходы, парящие в воздухе, и люди в идеально белых халатах, которые передвигались с такой деловой сосредоточенностью, будто каждый из них нес в кармане лекарство от всех болезней.

И вот я оказался перед ним. Главный корпус. В прошлый раз, когда я врывался сюда с умирающим пациентом, я видел его лишь мельком. Теперь же я мог оценить его масштаб. Это было не здание. Это был бетонно-стеклянный дворец. Он вздымался в небо на добрых пятнадцать этажей, и его фасад, покрытый тонированным стеклом, отражал облака.

Я толкнул массивные стеклянные двери и вошел в холл.