Глава 17

Обед. Священный ритуал, который нужно совершить быстро, эффективно и, желательно, в вертикальном положении, чтобы не уснуть прямо с палочками во рту.

Сегодня, однако, звезды сошлись в какой-то особенно благоприятной манере. Профессор Тайга вместе с другими профессорами больницы проводили конференцию по «Инновационным методам завязывания хирургических узлов левой ногой в условиях невесомости» (по крайней мере, так это мероприятие описал Танака), и в больнице воцарилась атмосфера, близкая к анархии. Старшие ординаторы вели себя так, будто им досрочно выдали пенсию, а мы, мелюзга, получили целых сорок пять минут свободы. Сорок пять!

И вот мы сидели на траве во внутреннем дворике больницы. Солнце припекало, легкий ветерок шевелил листья старой сакуры, а в воздухе витал аромат цветущих гортензий, которые, кажется, здесь были вообще везде, и чего-то неуловимо-хлористого из прачечной. Идеальная обстановка для пира богов. Точнее, для обеда трех изгоев: меня, Танаки и медсестры Аяки.

Как Аяка оказалась в нашей компании, я, честно говоря, до конца не понимал. Кажется, Танака, в очередном приступе энтузиазма, пригласил ее разделить с нами трапезу, и она, к моему удивлению и ее собственному ужасу, согласилась. Сейчас она сидела напротив меня и ковыряла палочками свой идеально уложенный бенто.

— Херовато-кун, ты только попробуй! — вещал Танака, размахивая своей коробочкой с обедом. — Мама сегодня превзошла саму себя! Это онигири в форме головы Пикачу! А вот это, — он ткнул палочкой в нечто желтое и бесформенное, — это омлет в виде молнии! Разве не гениально?

Я посмотрел на его бенто. Персонажи из его любимого сериала, сделанные из риса, водорослей и морковки, смотрели на меня с немым укором. Мне даже показалось, что один из них мне подмигнул. Я потряс головой. Все, доктор, приехали. Галлюцинации на фоне недосыпа и передозировки аниме.

— Гениально, Танака, — вздохнул я, открывая свой, куда более прозаичный сверток от тетушки Хару. — Твоя мама могла бы делать съедобные фигурки для пыток. Представь, как враг раскалывается при виде того, как ты откусываешь голову его любимому персонажу.

Танака на секунду задумался, а потом его лицо озарила улыбка.

— А ведь это идея! Нужно будет ей предложить!

Аяка тихо хихикнула в кулачок, и ее щеки, кажется, стали еще краснее.

— У вас очень вкусно выглядящий бенто, Аяка-сан, — сказал я, пытаясь хоть как-то вовлечь ее в разговор. Ее коробочка была произведением искусства: крошечные сосиски в виде осьминожков, рис, посыпанный черным кунжутом, идеально нарезанные овощи. Все было так аккуратно, что есть это казалось кощунством.

— Ой, что вы, Херовато-сан, — пролепетала она, роняя кусочек омлета. — Это… это обычный. Ничего особенного.

— Не скромничайте, — не унимался я.

Она снова залилась краской, но в глазах ее блеснула искорка удовольствия.

— Вы… вы вчера были великолепны на операции, — вдруг сказала она, и ее голос стал чуть увереннее. — Все в отделении говорят. Как вы ассистировали профессору… Вы двигались так слаженно. Будто читали его мысли.

Ну вот. Началось. Новая глава в «Легендах и мифах ординатора Херовато». Скоро, чувствую, дойдут до того, что я с Тайгой общаюсь телепатически и мы с ним подружки не разлей вода. По ночам переписываемся и хихикаем, мальчиков обсуждая.

— Просто у нас с профессором одна цель, Аяка-сан, — я пожал плечами, отправляя в рот кусок жареной курицы. — Чтобы пациент выжил. А когда цель одна, найти общий язык проще. Даже если один из вас — гений хирургии, а второй — просто я.

— Новая теория кстати! — вдруг встрял Танака с набитым ртом. — Кенджи сказал, что на самом деле ты на самом деле внебрачный сын Тайги-сенсея! И что он тайно готовит вас себе в преемники. Кенджи даже сказал, что это объясняет, почему вы говорите и оперируете почти одинаково. Ты, наверное, унаследовал редкий ген «стальных рук»!

Я поперхнулся. Ген «стальных рук»? Да и разве не тот самый Кенджи говорил, что Тайгу девушка бросила? Так откуда сын, так еще и внебрачный...

— Танака, если ты сейчас же не прекратишь транслировать бредни Кенджи, я применю к тебе ген «стального подзатыльника», — пообещал я. — Он тоже передается по наследству.

Аяка снова рассмеялась, и на этот раз смех ее был более звонким и свободным. Она, кажется, немного расслабилась. Мы ели, болтая о всяких пустяках. Танака с жаром рассказывал о сюжете какой-то манги. Аяка делилась смешной историей про пациента, который пытался спрятать от жены в больнице свою заначку

— …и тогда она крикнула: «Лунная Призма, Дай Мне Силу!» и перевоплотилась, — закончил свой рассказ Танака, победоносно воткнув палочки в рис.

Именно в этот момент мой телефон издал пронзительный писк. Я посмотрел на экран. «Херовато. Предоперационная. Срочно. Тайга».

Конференция, значит, закончилась раньше. Отпуск отменяется.

— Кажется, меня призывают, — вздохнул я, поднимаясь на ноги.

— Уже? — разочарованно протянул Танака.

— Удачи, Херовато-сан! — с неподдельным волнением в голосе сказала Аяка.

Я кивнул, бросил пустую коробку из-под бенто в урну и пошел. И почему-то за спиной я чувствовал не только привычную тяжесть ответственности, но и два теплых, почти дружеских взгляда. И от этого идти в операционную было чуточку легче.

В предопреационной меня уже ждал Тайга. Пациентом был господин Окада, мужчина пятидесяти семи лет, владелец небольшой чайной лавки. Жалобы классические: одышка при попытке догнать автобус, дискомфорт в груди и кашель, который не проходил уже несколько месяцев. На снимках — огромное, размером с крупную дыню, образование в грудной клетке, которое оттесняло сердце и правое легкое, мешая им нормально работать. По сути, в груди у мужчины вырос огромный мешок с водой, который медленно его душил. Операция была в плане, но на следующую неделю. Однако утром пациент пожаловался на нарастающую одышку. Снимки показали: киста увеличилась. Сердце буквально прижато к стенке грудной клетки. Ждать больше нельзя. Тайга отменил всё.

— Это не киста, а целое водохранилище, — пробормотал я, когда мы с Тайгой рассматривали снимки перед операцией. — У него там скоро своя экосистема с рыбками и русалками образуется.

— Меньше сарказма, Херовато, — отрезал Тайга, не отрывая взгляда от монитора. — Стенка кисты, судя по всему, спаяна с правым предсердием и верхней полой веной. Одно неверное движение — и мы получим кровотечение, которое не сможем остановить.

Мы вошли в операционную. Все уже было готово. Та же стерильная тишина, то же мерное пиканье, те же сосредоточенные лица. Анестезиолог махнул рукой: давление стабильное, сатурация держится, наркоз ровный. Всё под контролем. Я встал напротив Тайги.

— Скальпель.

Правосторонняя переднебоковая торакотомия. Разрез. Пила. Расширитель. Можно сказать, обычная рутина. Но когда ребра разошлись, и мы заглянули внутрь, даже я, видавший всякое, невольно задержал дыхание.

Это было жутко…

Огромный, перламутрово-белый, полупрозрачный шар занимал почти всю правую половину грудной клетки. Он был напряжен и переливался под светом ламп, словно гигантская жемчужина. Сквозь его стенки просвечивала желтоватая жидкость. Правое легкое было сжато и съежилось до размеров кулака. А сердце… сердце было оттеснено в сторону, и его правые отделы были буквально вдавлены в эту чудовищную конструкцию.

— М-да, — только и сказал Тайга. — Похоже, русалок там все-таки нет. Жаль.

Даже он не удержался от черного юмора. Это значило, что дело действительно серьезное.

— Начинаем мобилизацию, — его голос снова стал стальным. — Работай предельно аккуратно. Отсос наготове. Херовато, твоя задача — постоянно орошать ткани и следить за натяжением. Мне нужны идеальные условия.

И мы начали. Это была не хирургия. Это была работа сапера. Мы медленно, миллиметр за миллиметром, отделяли стенку кисты от окружающих тканей. Она была тонкой, как пергамент, и грозила лопнуть от малейшего прикосновения. А под ней — жизненно важные сосуды и трепещущее сердце.

Я держал в руках маленький тупфер и, словно художник, протирал операционное поле, создавая для Тайги идеальную видимость.

— Адгезия с перикардом, — констатировал он. — Очень плотная.

Это был самый опасный участок. Стенка кисты буквально вросла в наружную оболочку сердца.

— Дисектор, — тихо сказал я медсестре, предугадав его следующий шаг.

Тайга взял инструмент и начал ювелирную работу. Он не резал. Он словно просачивался между тканями, разделяя их на атомарном уровне. Я видел, как под тонкой пленкой пульсирует стенка правого предсердия. Еще одно неверное движение — и…

Но я не думал об этом. Я просто работал. Подавал инструменты, держал крючки, отводил легкое. Прошел час. Потом второй. Пот заливал глаза, спина превратилась в каменный столб, но мы не останавливались. И вот, наконец, самый сложный участок был пройден. Киста была почти полностью отделена. Она держалась лишь на тонкой ножке у основания.

— Зажим на ножку, — скомандовал Тайга.

Я наложил зажим.

— Ножницы.

Он аккуратно пересек ножку. И вот оно. Гигантское образование, еще секунду назад бывшее частью человека, теперь лежало в лотке, беспомощное и чужеродное.

— В патологию, срочно. Надо исключить нетипичный рост, — пробормотал я.

— Ушиваем, — выдохнул Тайга.

Остальное было уже делом техники. Расправить легкое, поставить дренажи, свести ребра, наложить швы. Когда я завязывал последний узел на коже, я снпочувствовал, как по телу прокатилась волна дрожи. Отходняк. Адреналин отступал, уступая место чудовищной усталости.

Мы вышли в предоперационную. Тайга снял маску и прислонился к стене. Он был бледен, и под глазами залегли темные тени.

— Хорошая работа, — тихо сказал он.

***

После той операции я, кажется, потерял счет дням. Они слились в один бесконечный цикл: обход, операции, дежурства, короткие провалы в сон на больничной кушетке и снова по кругу. Я работал на автомате, подпитываясь кофеином и упрямством. Я ассистировал Тайге на всех операциях.

Я даже похудел, а под глазами залегли такие круги, что Танака всерьез предложил мне замаскироваться под панду и пойти работать в зоопарк — мол, там хотя бы кормят и спать дают. Я почти не бывал дома. Дети с приюта присылали мне смешные рисунки и записки, которые Аяка аккуратно оставляла на моем столе

Развязка наступила на четвертый или пятый день этого марафона. Мы стояли в ординаторской. Я пытался заполнить историю болезни, но буквы расплывались перед глазами, а ручка, казалось, весила тонну.

— Херовато.

Я поднял голову. Передо мной стоял Тайга. Он молча смотрел на меня, и в его взгляде я впервые увидел нечто похожее на… беспокойство?

— Когда ты в последний раз спал? — спросил он. Не в приказном, а в каком-то обычном, человеческом тоне.

— Вчера, профессор. Часа три.

— Врешь, — отрезал он. — У тебя зрачки не реагируют на свет и руки дрожат.

Я посмотрел на свою руку. И вправду, едва заметно дрожала. Рука хирурга. Мой главный инструмент. Мое все. И она дрожала.

— Ты довел себя до ручки, — констатировал Тайга. — Еще один день в таком режиме, и я не смогу доверить тебе даже скальпель подать.

Он помолчал, а потом сказал то, чего я никак не ожидал.

— Завтра и послезавтра у тебя выходной.

Я уставился на него.

— Что, простите?

— Выходной. Это приказ. И чтобы я тебя в радиусе километра от больницы не видел, — сказал Тайга, как отрезал, а затем развернулся и ушел, не дав мне возможности возразить.

Я был таким всегда. Погружался в хирургию с головой, совсем не думая о последствиях. Мог неделями работать, довольствуясь минутами сна в обеденный перерыв. Наталья Львовна всегда мне говорила, что такой образ жизни меня до добра не доведет, но я лишь качал головой. И теперь я даже во сне перерабатываю.

Добрался я до дома уже поздно вечером, в состоянии, близком к анабиозу. В голове была одна-единственная мысль: кровать. Горизонтальная поверхность. Сон. Двенадцать четыре часа сна. Минимум.

Я тихо вошел в дом. Все уже спали. На кухне, как всегда, меня ждала тарелка с ужином и записка. Я, не глядя, прошел мимо, направляясь к спасительной лестнице на второй этаж.

— Пришел?

Голос тетушки Фуми заставил меня вздрогнуть и замереть. Она сидела за столом, в полумраке, и, кажется, ждала меня.

— Тетушка Фуми? Вы почему не спите?

— Тебя ждала, — она встала и подошла ко мне, смерив меня строгим взглядом. — Вид у тебя, конечно, как у выжатого лимона. Тайга-сенсей звонил. Сказал, что дал тебе выходной.

— Да, — кивнул я, мечтая только о том, чтобы этот разговор поскорее закончился.

— Вот и хорошо, — неожиданно мягко сказала она. — Раз уж ты бездельничаешь, есть к тебе поручение.

Мое сердце упало куда-то в район пяток. Я напрягся.

— Завтра у тебя отспыной, но вот послезавтра, — тетушка сделала паузу, — нужно съездить в Токио. У Ханы скоро день рождения, я обещала ей новое платье. А Хинате нужны новые краски, у нее старые совсем засохли. Я бы сама поехала, но дел по горло. А ты парень, отвезешь их, проследишь, чтобы не потерялись, и привезешь обратно. Справишься?

Я смотрел на нее. На ее уставшее, но такое родное лицо. И понимал, что мой выходной только что превратился в поездку в столицу Японии с двумя девочками.

— Справлюсь, тетушка Фуми, — выдохнул я. — Конечно, справлюсь.

Кажется, мой выходной обещал быть очень, очень длинным.

___________________________________________________

Справка:

Киста — полость с жидкостью, как правило доброкачественная. Может сдавливать соседние органы, если растёт.

Мобилизация тканей — отделение органов или образований от окружающих структур, чтобы их удалить или изменить.

Адгезия — сращение, спайка тканей, чаще всего после воспаления или длительного давления.

Дисектор — хирургический инструмент для отделения и разведения мягких тканей без резки.

«Ножка» — это узкое соединение между кистой и окружающими тканями.

Загрузка...