Доктор Акомуто Херовато к вашим услугам! Том 1

Глава 12

Выходной. В моей прошлой жизни это слово было сродни какому-нибудь редкому астрономическому явлению вроде парада планет или, на худой конец, хорошей зарплаты. Обычно мой единственный выходной проходил в бессознательном состоянии на диване, в обнимку с пультом от телевизора и чувством глубочайшей вселенской усталости. Здесь же выходной — это не отдых. Это настоящая спецоперация.

Началось все с того, что тетушка Фуми, наш бессменный министр финансов, обороны и чрезвычайных ситуаций, на утреннем построении (завтраком это назвать язык не поворачивался) объявила о необходимости стратегического пополнения продовольственных запасов. Говоря по-простому, нас ждал поход на рынок. Я, честно говоря, надеялся откосить, сославшись на посттравматический синдром от общения с профессором Тайгой, но мой план был пресечен на корню одним единственным стальным взглядом тетушки. В качестве группы поддержки, а точнее, ударного штурмового отряда, с нами увязалась Хана. И я очень скоро понял почему.

Японский рынок — это нечто. Это Вавилон, помноженный на одесский Привоз и приправленный таким количеством непонятных запахов, что мой нос, привыкший к стерильной чистоте больницы, грозился объявить забастовку и уволиться по собственному желанию. Оглушительный гомон, визгливые крики зазывал, густой аромат маринованного имбиря, свежей рыбы, каких-то пряных трав и чего-то неуловимо-сладкого — все это обрушилось на меня, как лавина. Если честно, я чувствовал себя инопланетянином, случайно телепортировавшимся на чужой марсианский базар.

— Так, диспозиция следующая, — чеканила тетушка Фуми, оглядывая ряды. — Мне нужны дайкон, мисо-паста и свежий тунец. Херовато, твоя задача — нести сумки и не отсвечивать. Хана, ты на передовой.

И тут началось представление, достойное Большого театра. Я-то думал, что видел в своей жизни всё, но никогда я не видел, как торгуется двенадцатилетняя японская девочка. И это была не торговля. Это была психологическая война.

Первой жертвой был избран крупный продавец овощей, похожий на добродушного борца сумо. Он благодушно улыбался всем прохожим, пока к его прилавку не подошла Хана.

— Дядюшка, — начала она голосом, полным ангельской чистоты, — почем у вас этот чудесный дайкон?

Я мысленно хмыкнул. «Чудесный дайкон» выглядел как перекормленная белая морковка с явными признаками экзистенциального кризиса.

— О, для такой милой барышни — всего триста иен за штуку! — пророкотал торговец.

Хана трагически вздохнула, и в ее глазах блеснули слезы. Я напрягся, не зная, что делать.

— Триста иен... — прошептала она, а затем взглянула на меня с таким укором, будто я только что проиграл в карты все наши сбережения. — Дядюшка, посмотрите на моего бедного братца. Он так много работает в больнице, спасает людей, совсем себя не жалеет. А врачи… Они ж копейки зарабыватывают! А у нас большая семья, и денег совсем мало...

Я стоял, обвешанный пустыми авоськами, и чувствовал, как щеки начинают гореть под взглядами заинтересовавшихся прохожих.

— Ну... ладно, — смутился торговец. — Двести пятьдесят.

— Двести! — отрезала Хана, и ангельский голосок сменился сталью. Она ткнула пальчиком в бок редьки. — И посмотрите, вот тут у него небольшое темное пятнышко. Это же почти брак!

Продавец в ужасе посмотрел на нее, затем на меня. Я постарался сделать максимально несчастное и изможденное лицо, всем своим видом показывая, как сильно моя бедная и несчастная жизнь зависит от качества этого проклятого дайкона. Тетушка Фуми, стоявшая чуть поодаль, молча и грозно скрестила руки на груди, создавая дополнительное психологическое давление.

— Двести... и я дам вам в придачу пучок зелени! — наконец сдался торговец.

Хана победоносно улыбнулась, и я понял: этот ребенок в будущем мог бы вести переговоры о разоружении между сверхдержавами. И, скорее всего, ушла бы с них с парой-тройкой атомных подлодок в качестве бонуса.

У прилавка с морепродуктами, где лежали серебристые тушки скумбрии, Хана, склонившись над ними с видом патологоанатома, выдала:

— Дедушка, посмотрите на эту рыбу! У нее слишком грустные глаза. Она явно умерла не своей смертью, а от сердечной тоски. Возможно, её разлучили с семьей прямо перед... — она сделала театральную паузу, — ...смертью! Как можно продавать рыбу, которая пережила такую душевную травму?! Мой бедный братец-хирург, он такой чувствительный, его рука дрогнет, если он узнает, какую боль пережила эта рыбка! Это же отразится на его работе!

Продавец, пожилой мужчина с выцветшим фартуком, только моргал, совершенно ошеломленный таким напором. Он пытался что-то возразить про свежесть и утренний улов, но Хана уже перешла в наступление.

— А эти водоросли! — воскликнула она у следующего лотка, указывая на пучок ярко-зелёных водорослей с видом эксперта. — Они недостаточно зеленые. Мой братец — человек науки, ему нужны идеальные цвета. Такая блеклость может вызвать у него цветовую слепоту, а это катастрофа для хирурга! Представьте, он перепутает сердце с ну допустим почкой! Разве вы хотите, чтобы такое произошло из-за ваших водорослей?

Я уже даже устал краснеть, бледнеть и зеленеть от стыда, решив, что в этом приюте, видимо, не знают такого слова «стыд». Так что приняв свою судьбу, я лишь стоял с лицом настоящего мучаника, которое мне даже не пришлось изображать.

Продавец водорослей, женщина с хитрыми глазами вдруг побледнела. Она что-то пробормотала про "особую скидку для такого чудесного доктора" и почти силой впихнула нам полкило водорослей по цене одного пучка.

У торговца фруктами, который с самого начала казался подозрительно весёлым, Хана обнаружила, что яблоки недостаточно красные.

— Дядюшка, — начала она трагическим шепотом, — эти яблоки… они слишком идеальны, — Хана на секунду замолчала, и я понял, что она не знает, что придумать. Затем в ее глазах вдруг зажегся странный огонек и она продолжила: — Их глянцевый блеск и совершенно ровная форма это неестественно! Если мой братец хирург съест такой идеальный фрукт, это может вызвать у него ощущение неполноценности, и он начнёт сомневаться в своих силах! А хирург, сомневающийся в своих силах, это же катастрофа!

Торговец, до этого улыбавшийся во все тридцать два зуба, медленно вытер пот со лба. Он даже не знал, что придумать в ответ на такое бредовое заявление, и лишь продолжал охать и ахать. В итоге продавец, все-таки, сдался, и мы получили целую корзину яблок по цене пары штук.

В какой-то момент, когда Хана уже направлялась к следующему прилавку, я, спеша за ней и одновременно складывая яблоки в пакет, резко развернулся и в кого-то врезался. Чей-то пакет с апельсинами полетел на землю, и оранжевые бока фруктов раскатились по грязной брусчатке. Черт, опять. Кажется, врезаться в людей — моя новая суперспособность.

— Простите, я... — начал было я, готовясь к очередной порции стариковской ругани, и поднял глаза.

И замолчал.

Передо мной стояла она. Та самая девушка-фельдшер. Только сейчас на ней был не форменный костюм, а легкое летнее платье нежно-голубого цвета, которое так шло к ее темным волосам, собранным в небрежный пучок на затылке. Несколько прядей выбились и обрамляли ее лицо, на котором было написано искреннее удивление. Без вечной усталости и тревоги, которые я видел на ее лице во время вызовов, оно было поразительно красивым. Правильные, тонкие черты, большие карие глаза, в которых сейчас плясали смешинки, и родинка над верхней губой.

— Доктор Хаос? — улыбнулась она, и я понял, что стою и пялюсь на нее с видом полного идиота.

— А, эм... здравствуйте, — выдавил я, чувствуя себя полным идиотом. — Простите, я сейчас все соберу.

Я неуклюже присел на корточки, пытаясь собрать апельсины, и она присела рядом. Наши пальцы случайно соприкоснулись, когда мы потянулись к одному и тому же фрукту. Я отдернул руку, как от огня. Господи, Шпаков, тебе уже туча лет, ты профессор медицины, а ведешь себя как пятнадцатилетний школьник!

— Спасибо, — сказала она, когда мы сложили все апельсины обратно в пакет. — Меня, кстати, Йосано Акико зовут.

— Акомуто Херовато. Хотя, вы, наверное, и так знаете, — усмехнулся я. — После моих «подвигов» мое имя, наверное, уже пишут на стенах, правда, в общественных туалетах.

Она рассмеялась, и смех ее, как бы банально это не прозвучало, был как звон колокольчиков.

— Ну, не в туалетах, но говорят о вас много, это правда. Вы очень смелый. Или очень сумасшедший. Я пока не решила.

— Я и сам пока не решил, — честно признался я.

Этот неловкий момент был прерван громкими возгласами, и тут за моей спиной материализовались мои церберы.

— Братец! — звонко прокричала Хана. — О, а это кто? Твоя подружка? Какая красивая!

Я почувствовал, как кровь снова приливает к лицу. Акико хихикнула, вежливо улыбнулась и поклонилась.

— Здравствуйте.

— Ох, какая милая девушка! — вмешалась тетушка Фуми, окинув Акико таким оценивающим взглядом, каким обычно смотрят на тунца, решая, достаточно ли он свеж для сашими. — Акомуто, ты что же, не представишь нас?

— Тетушка Фуми, Хана, это Йосано-сан. Мы вместе работаем. Иногда, — пробормотал я.

— Работаете, значит, — многозначительно протянула тетушка. Она посмотрела на наши сумки, потом на пакет Акико, потом снова на меня. — Хана, я вдруг вспомнила! Нам же срочно нужны те самые редкие грибы шиитаке, которые продают только на другом конце рынка. Идем скорее, а то все раскупят.

— Но, тетушка, мы же их уже купи... — начала было Хана, но, поймав испепеляющий взгляд тетушки, тут же осеклась. — Ах, да, точно. Грибы! Самые важные грибы на свете! Йосано-сан, было очень приятно познакомиться! — она быстро поклонилась, а затем подмигнула мне. — Братец, не опаздывай к ужину!

А затем они испарились в толпе, оставив меня одного с Акико и чувством, что меня только что разыграли, как последнего лоха. Я смотрел им вслед, а потом перевел взгляд на Акико. Она сдерживала смех.

— У вас очень заботливая семья.

— Их забота иногда может привести к инфаркту, — вздохнул я. — У вас, я смотрю, тоже закупки.

— Да.

Тут между нами повисла неловкая тишина.

— Я тогда, наверное, пойду, — подала голос Акико. — Было приятно с Вами…

Тут я обратил внимание на большие пакеты в ее руках и перебил:

— Давайте я помогу донести вам пакеты, — и чтобы это не прозвучало слишком внезапно, добавил: —Мне как раз в Вашу сторону.

Но Акико вдруг расмеялась.

— Херовато-сан, — проговорила она, пытаясь сдержать очередной приступ веселья. Девушка прикрыла рот ладонью, но смех все равно прорывался сквозь пальцы. — Как это... вам как раз в мою сторону? Вы же даже не знаете, где я живу!

Я смутился. Что-то сегодня у меня совершенно невезучий день. С утра меня Хана выставляла дураком, а теперь и я сам неплохо справился с этой задачей. Что-то пробормотав про то, что хочу загладить вину за это столкновение, я все-таки взял у нее пакеты.

— Спасибо, Херовато-сан, — улыбнулась Акико, и мы медленно пошли прочь от рыночного шума.

Мы шли по тихим улочкам, залитым тёплым дневным светом. Солнце пробивалось сквозь кроны деревьев, рисуя узоры на асфальте, и лёгкий ветерок шелестел листвой. Неловкое молчание первых минут, когда я лихорадочно перебирал в уме темы для разговора, быстро сменилось лёгкой беседой. Акико оказалась на удивление открытой, и её смех то и дело прерывал её фразы.

— Так значит, «Доктор Хаос»? — усмехнулся я.

— Услышала, как вас так назвала одна из медсестер в приемном покое, — улыбнулась Акико. — А мне так понравилось, что оно запомнилось даже быстрее, чем ваше настоящее имя.

— Могу поспорить, это была медсестра Аяка, — пробормотал я. — У нее талант придумывать истории. По ее версии, я уже потомок императора, владеющий секретной техникой «исцеляющего касания».

Акико прыснула со смеху, прикрыв рот ладошкой.

— Да-да, что-то такое я тоже слышала! Говорят, вы можете одним взглядом заставить аппарат ЭКГ работать правильно.

— Увы, пока получается взглядом только заставлять домашнего упитанного кота слезть со кухонного стола, — вздохнул я. — Видимо, мое имя «Херовато» не настолько интересное, как прозвище. Не внушает трепета.

— Что Вы, — она даже немного смутилась. — Оно у вас довольно необычное. Редкое. Правда… — Акико вдруг замолчала, и ее взгляд стал задумчивым. Она замедлила шаг.

— Что? Что такое? — напрягся я.

— Наверное, это прозвучит грубо, и, может, я лезу не в свое дело, — девушка вдруг повернулась ко мне, и я увидел, как она нервно теребит пальцами тонкую ткань своего платья. — Просто вы так странно представляетесь. Всегда говорите сначала имя, а потом фамилию. Необычно.

Я смутился. И вправду. В Японии принято всегда первой называть фамилию, затем имя, а у нас — наоборот. И, видимо, по привычке я всегда представлялся так «Акомуто Херовато», хотя, по правильности, надо было бы «Херовато Акомуто».

— Что ж, наверное, я просто не слишком грамотный.

Акико рассмеялась, и я продолжил:

— Наверное поэтому профессор Тайга так смотрит на меня и пытается понять, как такое недоразумение, как я, еще не взорвало больницу.

— Но он же сделал вас своим ассистентом, — серьезно заметила она. — Профессор Тайга никогда не стал бы работать с тем, кому не доверяет. Он суровый, но он один из лучших хирургов, которых я знаю. Он видит людей насквозь.

— Возможно, он просто хочет держать меня поближе, чтобы вовремя остановить, когда я решу провести очередную безрассудную операцию, — пошутил я.

Акико улыбнулась, но взгляд ее оставался серьезным.

— Не думаю. Мне кажется, он видит в вас что-то, чего не видят другие. И чего вы, возможно, сами в себе не замечаете.

Затем мы говорили о работе, о смешных и страшных случаях. Акико рассказала, как однажды им пришлось принимать роды в застрявшем лифте, а я про пациента во время практики, который проглотил зубной протез и утверждал, что его похитили инопланетяне для экспериментов. Мы смеялись, и мне было, на удивление, было очень легко с ней. Будто знакомы сто лет.

Я узнал, что она живет здесь с отцом, который, как оказалось, тоже был врачом. Причём не просто врачом, а, судя по её словам, довольно консервативным и практичным человеком. Он, например, активно убеждал её пойти по пути менеджмента, пророча стабильность, нормированный график и отсутствие того дикого стресса, который так привычен нам, хирургам и фельдшерам скорой. «Никаких ночных дежурств, никаких запачканных кровью халатов, только чистые кабинеты и отчёты,» — так, по всей видимости, рисовал он её будущее. Но Акико с самого детства была влюблена в экстренную медицину.

— Мне нравится это чувство, — говорила она, глядя куда-то вдаль. — Когда каждая секунда на счету. Когда ты на адреналине, на пределе, когда спасаешь чью-то душу. В этом есть какая-то... настоящая жизнь.

Я понимал её, как никто другой. Медицина — это тот самый мощный пульс жизни, который пронизывал каждую мою клетку. Когда ты стоишь над операционным столом и знаешь, что каждая твоя ошибка может стать для кого-то последней. Вот почему я так цеплялся за свою работу, даже когда она высасывала из меня все соки — в ней была эта неподдельная, ничем не разбавленная жизнь.

— А вы? — спросила она, взглянув на меня. — Почему вы стали врачом?

— Я… — и тут я призадумался. Никогда, если честно, даже не думал об этом. — Наверное, просто... всегда хотел. Казалось, что это единственное, что я умею.

Мы подошли к небольшому аккуратному дому, утопавшему в буйной зелени. Стены его были почти полностью скрыты за пышными кустами гортензии, расцветившимися тысячами нежно-голубых и розоватых соцветий, и яркими, словно языки пламени, лепестками азалии. Воздух был густым, напоенным не только ароматом свежей травы, но и чем-то неуловимо-сладким — возможно, это был запах жасмина, обвившегося вокруг старой деревянной веранды, или каких-то других, скрытых от глаз цветов.

— Вот я и пришла, — сказала Акика, останавливаясь у калитки. — Спасибо большое, что помогли.

— Пустяки, — ответил я, отдавая ей пакет. — Был рад столкнуться с вами. В буквальном смысле.

Она снова рассмеялась, прикрыв рот ладонью.

— Может, зайдете на чай? — произнесла девушка, и её карие глаза, в которых всё ещё плясали весёлые искорки, вопросительно уставились на меня.

Я замер. Конечно, общение с Акико было приятным. Она была невероятно интересной девушкой, с живым умом и таким редким взглядом на мир. Каждое её слово находило отклик, и я чувствовал себя удивительно легко, непринуждённо, будто я нашёл родственную душу, настоящего друга, который понимает меня. Но что-то внутри мне говорило отказаться. Я будто сам не знал, кто я, почему я здесь и зачем. И я думал, что в чём-то обманываю и её, и себя, играя роль человека, которым, как мне казалось, я не был. Это было слишком просто, слишком хорошо, слишком приятно....

— Спасибо, но меня ждут на ужин с теми самыми грибами, — наконец улыбнулся я. — Если я опоздаю, тетушка Фуми использует меня в качестве удобрения для своего сада.

— Понимаю, — кивнула она с серьезным видом, но уголки её губ всё равно дрогнули в улыбке. — Тогда, может быть, в другой раз?

— Обязательно, — ответил я, сам не зная, говорю ли я от чистого сердца или бессовестно лгу. — До встречи, Йосано-сан.

— До встречи, Херовато-сан.

Я стоял и смотрел, как она легко скользнула за калитку, и дверь бесшумно закрылась за ней, а затем медленно побрел домой.

И тут уже вечер опустился на город незаметно. Улицы, ещё недавно гудевшие жизнью, стали тихими и почти пустынными. Фонари заливали асфальт теплым желтым светом, создавая уютные островки света в наступающей темноте, а из открытых окон доносились обрывки чужих, незнакомых разговоров и приглушённые звуки телевизора

Я брел бесцельно, просто наслаждаясь прохладой и тишиной, когда мой взгляд зацепился за знакомую фигуру. У входа в небольшой, старомодный бар, из тех, что японцы называют «изакая», стоял профессор Тайга. Он курил, выпустив в ночной воздух струйку дыма, и его лицо в свете красного бумажного фонаря выглядело еще более уставшим и суровым, чем обычно. Он был не один. Рядом с ним стоял высокий мужчина в очках и дорогом костюме, который что-то оживленно ему рассказывал, жестикулируя.

Я хотел было тихо пройти мимо, чтобы не нарушать редкие минуты отдыха профессора, но мужчина вдруг заметил меня. Его глаза, скрытые за блестящими линзами очков, сверкнули, и на лице появилась широкая, дружелюбная улыбка.

— О, Тайга, смотри-ка! Не это ли твой чудо-ординатор, о котором ты мне все уши прожужжал!

Профессор медленно повернул голову в мою сторону. В его взгляде не было ни малейшего удивления, словно он ожидал меня здесь, на этой случайной улочке, в этот поздний час.

— Херовато, — констатировал Тайга.

— Профессор, — кивнул я.

— Херовато-кун, я так понимаю? — улыбнулся мужчина, делая шаг мне навстречу. Он был шире в плечах, чем Тайга, и от него веяло какой-то жизнерадостной энергией, совершенно не свойственной нашему профессору. — Я доктор Сато, старый друг и собутыльник этого угрюмого гения. Наслышан о твоих подвигах! Тайга хоть и ворчит все на тебя, но, кажется, ты единственный, кто за последние лет десять заставил его хоть немного удивиться.

Я не знал, что ответить, поэтому просто вежливо поклонился.

— Ну что же ты стоишь на пороге? — хлопнул меня по плечу Сато-сан. — Неужели ты дашь своему наставнику пить в одиночестве? Заходи, парень, я угощаю!

Он подтолкнул меня к двери изакаи. Оттуда пахло жареным мясом, соевым соусом и, конечно, сакэ. Заливистый смех и приглушенный гомон доносились аж на улицу. Я бросил вопросительный взгляд на Тайгу. Тот лишь тяжело вздохнул, выпустив последнее облачко дыма. Потушив сигарету о пепельницу рядом с дверью и бросив на меня взгляд, который можно было перевести не иначе, как «Ну вот, ещё одна головная боль на мою седую голову, да ещё и в мой единственный выходной», произнёс:

— Заходи, раз уж пришел. Но учти, Херовато, если напьешься, завтра будешь делать клизмы пациентам всего отдения. Лично.

___________________________________________________

Справка:

Дайко́н — овощная разновидность редьки посевной семейства Капустные.

Шиитаке — съедобный гриб, с хорошими вкусовыми качествами, который употребляют сырым, или залитым сметаной с солью, в виде салатов