Доктор Акомуто Херовато к вашим услугам! Том 1

Глава 18

Пробуждение было похоже на попытку эксгумации. Мое тело, еще помнившее ласковые объятия такого долгожданного сна, отчаянно сопротивлялось командам мозга, который, в свою очередь, тоже не горел желанием работать. Единственной моей мечтой было слиться с матрасом на молекулярном уровне и проспать лет этак сто.

Но у судьбы, в лице двух маленьких японских девочек, были на меня совершенно другие планы.

— Братец Акомуто, вставай. Мы опоздаем… — прозвучал тоненький голосок Хинаты где-то прямо над моей головой.

— Мы едем в Токио! В Токио! — вторила ей Хана. Голос ее, надо сказать, был далеко не ангельским, скорее напоминал боевой клич валькирии, жаждущей крови (в данном случае – моего пробуждения).

Я рискнул открыть один глаз. Потом приоткрыл и второй. Комната плыла. Мебель казалась причудливыми, расплывчатыми пятнами, а девочки расфокусировались в четыре, а то и в шесть штук, что, конечно, внушало опасения за мое психическое здоровье. Кажется, я все еще был как пьяный, хоть и проспал… А сколько я проспал, я даже и не знал. Я спал, затем просыпался, и тут же засыпал снова. Но сейчас я хоть и был сонным, но уже не чувствовал той удущающей усталости.

— Девочки, идите вниз — прохрипел я. — Я сейчас тоже спущусь.

Хана и Хината кивнули, зачем радостно выбежали из моей комнаты. Я кое-как поднялся с кровати. Первым делом я поплелся в ванную. Холодная вода – вот что мне было нужно! Быстро умывшись, я пару раз шлёпнул себя по щекам, чтобы хоть как-то взбодриться. Моё отражение в зеркале было не сказать чтобы очень вдохновляющим: всклокоченные волосы торчали во все стороны, под глазами залегли мешки размером с маленькие овраги. Кое-как причесав свои растрёпанные патлы, я бросил на себя беглый взгляд, притворившись, что выгляжу прилично, и понял, что времени на долгие сборы нет. Ну и ладно, так сойдет Я же не на показ мод, в конце концов.

Спустившись вниз, я попал в эпицентр тактических сборов. Тетушка Фуми, строгая, как фельдмаршал, отдавала последние распоряжения, вручая мне увесистый кошелек.

— Вот, здесь деньги. Чеки чтобы принес! — она погрозила мне пальцем. — И от девочек ни на шаг. Потеряешь — можешь домой не возвращаться. Будешь жить на вокзале. Понял?

— Так точно, генерал Фуми, — пробормотал я, чувствуя себя новобранцем, которого отправляют на самоубийственную миссию.

До станции мы добирались на автобусе. Он был забит до отказа, и я стоял, словно столб, крепко держа девочек. На самой станции царила полная безмятежность. Диктор безэмоциональным голосом объявлял отправления, люди не спеша шли на свои платформы. Народа было мало, что не могло не радовать. Мы нашли свою платформу, и я прислонился к столбу и прикрыл глаза буквально на секунду.

И тут вдруг послышался нарастающий гул. Рельсы завибрировали. Вскоре показался и он – белоснежный, обтекаемый силуэт скоростного поезда. Синкансэн плавно, почти бесшумно подкатил к платформе, и двери с шипением открылись.

Поездка для меня прошла как в тумане. Хана и Хината прилипли к окну, издавая восторженные визги каждый раз, когда мимо проносился пейзаж, а я пытался доспать, прислонившись лбом к холодному стеклу.

И вот мы прибыли. Станция Синдзюку.

Я вышел из вагона и… остолбенел. Я считал, что на питерских и московских вокзалах целая толпа людей. Я ошибался. То, что я видел раньше, было скромной очередью в ларек по сравнению с этим человеческим цунами. Люди текли нескончаемыми потоками, сливаясь в единую гудящую реку. Они шли во всех направлениях сразу, каким-то чудом не сталкиваясь. Над головой нависали гигантские экраны, транслирующие рекламу с улыбающимися айдолами, неоновые вывески кричали иероглифами, зазывали, обещали. Небоскребы, словно иглы, вонзались в серое небо. Шум поездов, объявления диктора, бесконечный гул человеческих голосов, крики уличных продавцов, смешанные с ароматами рамэна и жареных каштанов – это был настоящий удар под дых для моего сонного организма.

— Вау… — выдохнула Хана, задрав голову.

Хината молча смотрела на все это широко раскрытыми глазами, будто попала на другую планету. Я, впрочем, чувствовал себя примерно так же. Однако в Японии даже хаос был упорядоченным. Это был гигантский, идеально работающий муравейник, и я в нем был чужеродной, сонной и совершенно дезориентированной частицей.

— Держитесь за меня, — скомандовал я, голос прозвучал куда увереннее, чем я себя чувствовал. Я крепко взял девочек за руки. — И не отпускайте.

Первым пунктом нашего квеста был гигантский универмаг «Исетан». Девять этажей шмоток, косметики, еды и прочих атрибутов красивой жизни. Девять кругов ада.

Снаружи это было не просто здание, а монумент, воздвигнутый в честь потребления. Огромный, гранитный, со строгими, но элегантными линиями, он выглядел одновременно солидно и маняще. Стеклянные витрины были настоящими произведениями искусства: манекены в самых невероятных нарядах застыли в причудливых позах, а за ними высились пирамиды из сумочек, обуви и украшений, мерцающих под искусно направленным светом.

Но настоящая магия начиналась внутри. Едва мы переступили порог, как нас накрыло волной изысканных запахов: тонкий аромат дорогого парфюма смешивался с едва уловимыми нотками свежеиспеченного хлеба из кондитерского отдела и привкусом чего-то совершенно неуловимого, но очень "дорогого".

Первый этаж был царством косметики и аксессуаров. Сверкающие стеклянные витрины, похожие на ювелирные ларцы, тянулись бесконечными рядами. За ними стояли продавщицы – идеальные, словно сошедшие с рекламных плакатов, японки с безупречным макияжем и прическами.

Чистейшие в моей жизни эскалаторы плавно уносили нас вверх. Они были настолько безупречно чисты, что, казалось, по ним можно было ходить босиком. Каждая ступенька, каждый поручень сиял, отражая свет сотен ламп. Пока мы поднимались, я наблюдал за этим человеческим потоком: идеально одетые азиатки, сосредоточенно выбирающие очередное чудо-средство от морщин, чтобы в 70 выглядеть на 30, туристы с широко раскрытыми глазами, пытающиеся понять, что происходит, и, конечно, вездесущие молодые парочки.

Чем выше мы поднимались, тем сильнее менялась атмосфера. На этажах с одеждой ряды вешалок тянулись на многие метры, создавая настоящие лабиринты из тканей, фасонов и цветов. Казалось, здесь были представлены бренды со всего мира, и каждый уголок магазина был оформлен по-своему: где-то минималистичные белые стены, где-то – уютные «уголки» с мягкими диванами и приглушенным светом.

— Мне нужно платье! — объявила Хана с серьезностью человека, выбирающего спутника жизни. — Розовое! Нет, голубое. С бантиком. Или с блестками…

И началось. Мы обошли, кажется, все отделы детской, подростковой и женской одежды. Хана с упоением ныряла в примерочные, каждый раз появляясь в новом образе и каждый раз находила в нем какой-то изъян.

— Это слишком пышное, я в нем как зефирка!

— А это слишком бледное, я похожа на привидение!

— Братец, а в этом бантик недостаточно бантиковый!

Хината, быстро потеряв интерес к тряпкам, устроилась в уголке с блокнотом и карандашом и начала делать наброски, с интересом разглядывая других покупателей. А я… я превратился в вешалку. В моих руках скапливались пакеты, на плече висели отвергнутые платья, а в глазах застыла вселенская скорбь. Я прислонился к стене и мысленно взмолился всем богам, кажется, даже японским, лишь бы это поскорее закончилось.

— Молодой человек, вам помочь? — рядом со мной материализовалась девушка-консультант с будто наклеенной улыбкой. — Ищете что-то для своей дочки?

Я посмотрел на нее пустым взглядом. Дочки? Мне самому на вид было не больше двадцати. Хотя, наверное, синяки под глазами и потерянный взгляд добавлял парочку десятков лет.

— Я ищу выход из этого трикотажного плена и, возможно, немного цианида, — мрачно пошутил я.

Девушка растерянно моргнула и поспешила ретироваться.

Наконец, спустя два часа пыток, платье было найдено. Идеальное. Голубое, как летнее небо, с изящной вышивкой и тем самым «правильным» бантиком. Хана крутилась перед зеркалом, сияя от счастья. Я, признаться, тоже был счастлив. Счастлив, что это закончилось.

Купив Хинате профессиональный набор акварели, от вида которого у нее загорелись глаза, мы, наконец, вырвались из этого храма торговли на улицу.

Мы оказались на Сибуе. И я увидел его. Тот самый перекресток.

Когда загорелся зеленый свет для пешеходов, произошло нечто невероятное. Толпа со всех сторон одновременно хлынула на дорогу. Люди шли, не глядя друг на друга, но и не сталкиваясь. Я стоял посреди этого потока, держа девочек за руки, и чувствовал себя песчинкой в урагане. Огромные экраны на зданиях беззвучно кричали, музыка из магазинов смешивалась с гулом толпы.

— Пойдемте, — сказал я, когда мы оказались на другой стороне. — Кажется, моему мозгу требуется перезагрузка.

Кафе, которое мы нашли, было похоже на сон кондитера-сюрреалиста. Снаружи оно выглядело довольно скромно, но стоило переступить порог, как ты попадал в совершенно другой мир. Стены были выкрашены в нежнейшие пастельные тона, которые мгновенно успокаивали уставшие после ярких платьев глаза. С потолка, словно облака, свисали гирлянды в виде пирожных, булочек и леденцов. А воздух был густым от ароматов ванили, шоколада и карамели.

Мы устроились за столиком у окна. Напротив нас сидела молодая парочка. Парень что-то шептал девушке на ухо, и она заливисто смеялась, прикрывая рот ладошкой. Чуть дальше, за ними, сидела мамочка с двумя карапузами, которые с упоением ели мороженое, пачкая щеки и носы. Мама только улыбалась, наблюдая за ними.

Вскоре подошла официантка – милая, улыбчивая девушка в фартуке, украшенном изображениями кексов. Она принесла нам меню, которое больше походило на глянцевый журнал о кулинарном искусстве японцев.

— Я хочу вот это! — Хана ткнула пальцем в картинку, на которой было изображен десерт. Гигантский бокал, наполненный слоями мороженого, взбитых сливок, фруктов, бисквита, и увенчанный целой горой вафельных трубочек и шоколадных фигурок.

— Мне, пожалуйста, матча-тирамису, — скромно попросила Хината.

— А мне… — я оглядел меню. — А мне просто кофе. Черный. И, если можно, капельницу с кофеином.

Девочки хихикнули. Когда нам принесли заказ, я понял, что мой кофе — это единственное нормальное, что есть на этом столе. Парфе Ханы было таким огромным, что она могла бы в нем спрятаться. Оно возвышалось над столом, словно Эверест, только из сахара. Тирамису Хинаты, нежно-зеленого цвета, было украшено рисунком из какао в виде смешного и очень милого котика.

— Братец, ты почему ничего не заказал из десертов? — спросила Хана, работая ложкой с энтузиазмом и едва не роняя половину парфе на стол. Ее рот был испачкан взбитыми сливками, и выглядела она при этом абсолютно счастливой.

— Я берегу фигуру, — съязвил я.

— Ты иногда такой бука, — заметила Хината, аккуратно отламывая кусочек своего десерта и отправляя его в рот.

Я посмотрел на них. На Хану, у которой на носу был мазок взбитых сливок, и она этого даже не замечала, полностью поглощенная своим гигантским десертом. На Хинату с ее большими искренними глазами.

Мы сидели, болтали, и я впервые за весь день почувствовал, как напряжение отпускает. Я смотрел, как сестры смеются, делятся друг с другом десертами, и чувствовал, как внутри разливается что-то теплое. Может быть, этот выходной — не такая уж и плохая идея.

Когда мы вышли из кафе, уже начало смеркаться. Неоновые огни Токио зажглись в полную силу, превращая город в фантастический пейзаж. Мы брели по узкой улочке, забитой народом. Здесь развернулся небольшой фестиваль: горели бумажные фонарики всевозможных форм и расцветок, отбрасывая мягкие, теплые блики на лица прохожих, в воздухе пахло жареной лапшой и карамельными яблоками, а из динамиков лилась веселая музыка.

И тут Хана увидела его.

В одном из ларьков, где нужно было стрелять из пневматической винтовки по пробкам, на верхней полке сидел приз. Огромная, мягкая, глупого вида альпака. Она была белой, невероятно пушистой и смотрела на мир своими черными, как угольки, глазами-бусинками с выражением полного дзен-покоя, будто постигла все тайны бытия. А на морде ее застыла такая блаженная и слегка идиотская улыбка, от которой невольно хотелось улыбнуться в ответ.

— Хочу! — выдохнула Хана, и в ее глазах зажегся огонь.

Мы подошли к ларьку. Хозяин, усатый дядька с хитрыми глазами, тут же оживился.

— Подходи, красавица! — обратился он к Хане, но взглядом наверняка оценивал мой кошелек. — Десять выстрелов — одна попытка! Сбей три пробки и забирай любой приз!

Хана посмотрела на меня умоляющим взглядом. Я вздохнул. Мой кошелек, и так похудевший после шоппинга, жалобно застонал.

— Ладно, — сдался я. — Одна попытка.

Я взял в руки винтовку. Она была легкой, игрушечной. Я прицелился. Раньше я иногда ходил в тир, чтобы снять стресс. Пришло время вспомнить накопленный годами бесцельной стрельбы опыт.

Бах!

Мимо.

Пулька с глухим стуком ударилась о заднюю стенку.

Бах!

Опять мимо. Пробки даже не шелохнулись.

Бах! Бах! Бах!

И все, почему-то, мимо.

Хана разочарованно вздохнула, плечи опустились. Хината, напротив, ободряюще похлопала меня по плечу. А дядька-хозяин ехидно ухмылялся, потирая руки. И вот тут во мне что-то щелкнуло. Проснулся азарт.

— Еще попытку! — я протянул ему деньги.

Я настроился. В уме прочитал все возможные мантры. Успокоился. И, наконец, прицелился.

Бах! Первая пробка слетела с подставки.

— Ура! — закричали девчонки.

Бах! Вторая!

Остался последний выстрел. Последняя пробка. Та, что стояла прямо под альпакой. Я задержал дыхание, сосредоточился, плавно нажал на спусковой крючок.

Бах!

Пробка, подпрыгнув, слетела с полки. Есть!

— Мы выиграли! Братец, ты лучший! — Хана прыгала от радости, когда хозяин с кислой миной, снимал с полки нашу альпаку.

Я вручил ей приз. Она обняла эту пушистую тушу и прижалась к ней щекой. Ее глаза сияли неподдельным, чистым счастьем. Хината улыбалась, поглаживая мягкий бок альпаки. И я, глядя на них, на эти два счастливых лица, тоже улыбнулся. Это был хороший день. Очень хороший. Конечно, я немного устал, но все же, нет ничего приятнее, чем видеть радостные лица родных и близких и знать, что именно ты сделал их такими.

Я стоял, наслаждаясь этим моментом абсолютного покоя и счастья. Шум веселой ярмарки, смех Ханы, теплый свет фонарей…

И тут я услышал визг тормозов.

Звук резко разорвал вечернюю идиллию. Я инстинктивно повернул голову.

Дальше все произошло как в замедленной съемке. Я увидел свет фар, вырвавший из полумрака фигуру человека, переходившего дорогу. Увидел темный силуэт машины, которую заносило на мокром асфальте. Затем глухой, тошнотворный удар. И тело, словно тряпичная кукла, подлетело в воздух и рухнуло на дорогу.

На мгновение мир замер. Веселая музыка, смех, разговоры — все утонуло в оглушающей, неестественной тишине, которую нарушал лишь звук укатившейся монетки.

Я стоял, как вкопанный, и смотрел на неподвижное тело, лежащее на асфальте в нескольких метрах от меня. Альпака выпала из рук Ханы. Хината вцепилась в мой рукав, ее лицо побелело от ужаса. Вокруг начали кричать. Кто-то доставал телефон.

А во мне что-то щелкнуло.

— Стойте здесь. И не смотрите, — мой голос прозвучал чужим.

Ноги сами понесли меня туда, расталкивая зевак. Адреналин ударил в кровь, разгоняя остатки праздничной безмятежности. В голове, как на старой доброй медицинской подготовке, зазвучали команды: «Проверить обстановку. Убедиться в собственной безопасности. Оценить состояние пострадавшего». Все эмоции отошли куда-то на второй план.

Я подбежал к сбитому человеку. Это был мужчина. Лежал он на боку в совсем неестественной позе, и из-под головы у него растекалась маленькая темная лужа.

Я опустился на колени.

«Дыхание. Пульс. Сознание».