Доктор Акомуто Херовато к вашим услугам! Том 1

Глава 25

Следующие несколько дней в приюте прошли под знаком грядущего апокалипсиса. Атмосфера в доме напоминала бульон: все бурлило, пенилось, шипело.

И вот, настал день отъезда. Моя комната, доселе бывшая филиалом свалки и берлогой ленивого медведя, превратилась в штаб-квартиру операции «Проводы братца в столицу». Сборы вещей проходили в режиме тотального контроля со стороны всех обитателей приюта. Кажется, даже кот считал своим долгом внести лепту, периодически запрыгивая в мой полупустой чемодан и делая вид, что он — крайне необходимый в Токио предмет гардероба.

Я открыл шкаф. Мой гардероб можно было описать как спартанский, если не хочется говорить слово «нищенский». Пара футболок, старые джинсы, больничный халат, который я так и не удосужился постирать. Я начал складывать вещи в рюкзак, и это занятие было до смешного быстрым. Казалось, я собираю не свою жизнь, а просто пакую чемодан для короткой командировки, из которой я скоро вернусь. Но я знал, что это не так.

— Братец, а в Токио же есть ниндзя? — Макото с серьезным видом сидел на полу и заворачивал в мою запасную футболку свой любимый игрушечный сюрикен. — А то вдруг на тебя нападут плохие парни? А у тебя будет чем отбиться!

— Макото, если на меня в Токио нападут плохие парни, я скорее воспользуюсь телефоном, а не твоей пластмассовой звездочкой, — вздохнул я, отбирая у него «оружие».

— А Пикачу? — не унимался он. — Танака-сан говорил…

— Танака-сан скоро договорится до того, что ему придется лечить раздвоение личности, — отрезал я. — Одну личность я ему вылечу подзатыльником, а со второй пусть разбирается профессор Тайга.

Рядом, на кровати, восседала Хана. Она с видом эксперта составляла список «вещей первой необходимости».

— Так, — чеканила она, водя пальцем по строчкам в блокноте. — Зубная щетка, трусы, носки… Братец, а ты взял достаточно носков? В Токио, говорят, очень влажно, ноги будут потеть. Нужно минимум десять пар. И еще, — она понизила голос до заговорщицкого шепота, — я положила тебе в карман рюкзака пакетик с солью.

— С солью? — я удивленно поднял бровь. — Зачем?

— От злых духов, дубина, — фыркнула она. — В большом городе их полно. Будешь идти по улице, почувствуешь холодок по спине — брось щепотку через левое плечо. И еще, — она снова заглянула в свой список, — я нарисовала тебе карту.

Она протянула мне листок, на котором кривыми линиями была изображена схема, больше напоминающая случайно разлившийся на бумаге кофе, чем карту.

— Вот здесь, — она ткнула пальцем в крестик, — твой новый госпиталь. А вот здесь, — палец переместился на кружок с надписью «ВЫЖИВАНИЕ!», — находится магазин с самыми вкусными в мире дынными булочками. Это чтобы ты не умер с голоду. И не вздумай ходить вот по этой улице, — она обвела красным карандашом какую-то загогулину. — Моя подружка из Токио как раз рассказывала, что ходят слухт, мол там обитает банда голубей-гопников. Отбирают у прохожих еду.

— Да, он же у нас заторможенный. Отвернется — и еду уже утащили, — ехидно проговорил Кайто, как раз в этот момент проходивший мимо моей комнаты.

Я взял листок и аккуратно сложил его в карман.

— Спасибо, Хана.

Она сделала вид, что ей все равно, но я заметил, как уголки ее губ дрогнули в довольной улыбке. Тут раздался громкий голос Рена, и Макото, что-то пролепетав, бросился к нему. Мы с Ханой переглянулись и улыбнулись.

— А все-таки та тетя-доктор из Токио очень красивая, — вдруг сказала она, болтая ногами.

Я замер.

— Какая еще тетя?

— Ну та, в больнице. Которая тебя отругала. С такими глазами… как у кошки, которая собирается съесть мышку.

Мей Теруми. Я усмехнулся. Хана была поразительно наблюдательной.

— Ну а как же Акико-сан? Она тоже красивая. Ты ей, кажется, нравишься. И ты вот так уезжаешь.

Акико. Давно я ее не видел. Даже как-то некрасиво. Уезжаю, даже ничего не сказав ей. А мы ведь немного сдружились за время работы.

Отвадив эти мысли, я посмотрел на Хану. Этот маленький прокурор в юбке, кажется, решил провести финальный допрос перед моим отъездом.

— Хана, а какая тебе разница?

— Никакой, — она пожала плечами. — Просто… много красивых теть есть. Так что ты там не потеряйся.

Хана встала, подошла ко мне и протянула маленькую, сжатую в кулачок ладошку.

— Вот.

Я разжал ее пальцы. На ладони лежал крошечный, кривовато слепленный из глины оберег в виде кота.

— Это Карупин, — пояснила она. — Он будет тебя оберегать. От злых духов и всяких красивых теть. Мы с Хинатой постарались.

Я взял этот комочек глины. Он был еще теплым от ее руки.

— Спасибо, Хана.

Тетушка Хару, разумеется, отвечала за провиант. Она, кажется, решила, что в Токио наступил тотальный голод, и моя главная миссия — доставить туда гуманитарный груз в виде еды. Так что когда я спустился на первый этаж, тут же был «атакован» разными судочками. Холодильник уже по швам трещал от онигири всех форм и размеров, коробочек с маринованными овощами и кастрюль с горячим мисо-супом.

— Акомуто-кун, ты только не забывай кушать, — причитала она. — В этой столице, небось, одна химия, а не еда. А домашнее — оно и для души полезно.

Тетушка Фуми, напротив, молча проверила, взял ли я аптечку, и затем вручила мне толстый конверт.

— Здесь деньги на первое время.

— Не нужно, тетушка, — покачал головой я и вернул ей конверт. Тетушка Фуми хотела мне что-то сказать, может, и отругать, но я своим взглядом показал, что деньги от них брать не собираюсь. Однако она тоже не сдавалась, так и продолжая сувать мне этот конверт. — Тетушка, поезд у меня завтра с утра. Завтра и возьму.

Она кивнула, и я чуть улыбнулся, надеясь, что в утреннем переполохе она о нем просто забудет.

Вечером, когда предотъездная суматоха немного улеглась, и я сидел в своей уже полупустой комнате, мой телефон завибрировал. Короткое сообщение от абонента, чей номер, кажется, я знал наизусть.

«Изакая. Восемь вечера».

Тайга.

Я уставился на экран. Что еще? Прощальная вечеринка от Тайги? Или он решил лично убедиться, что я действительно уезжаю и не передумал в последний момент? В любом случае, игнорировать приказ главнокомандующего, хоть и бывшего, было чревато. Я вздохнул, натянул джинсы и вышел из дома, сказав тетушкам, что мне нужно прогуляться.

Вечером я стоял перед знакомой занавеской-норэном. Красный бумажный фонарь лениво покачивался на ветру, бросая на землю дрожащие отблески. Из-за занавески доносился приглушенный гомон, пахло жареным мясом и сакэ. Я сделал глубокий вдох и шагнул внутрь.

Тайга уже сидел на том же месте. Перед ним стояла маленькая бутылочка сакэ и керамическая чашечка. Он не смотрел на меня, когда я подошел и сел рядом. Он просто кивнул мастеру, и тот, без лишних слов, поставил передо мной такую же чашку и налил сакэ.

— Профессор, — начал было я.

— Пей, — коротко бросил он, не отрывая взгляда от своей чашки.

Мы выпили молча. Сакэ было теплым, с легким фруктовым послевкусием. Оно приятно обожгло горло и разлилось теплом по телу.

— Токио — это не наша деревня, Херовато, — наконец произнес Тайга, глядя куда-то в пустоту. — Там другие правила. Другие люди.

Он сделал глоток сакэ и посмотрел на меня. Прямо в глаза.

— В университетской клинике Шова работают лучшие. Но лучшие — не всегда значит хорошие. Там каждый второй — гений с раздутым эго. Каждый третий — интриган, который подставит тебе подножку, просто чтобы посмотреть, как ты упадешь. Они будут улыбаться тебе в лицо, а за спиной точить на тебя скальпель.

Он говорил тихо, ровно, но я чувствовал в его словах тяжесть собственного опыта. Ведь не всегда же такой талантливый хирург работал в этом маленьком городке.

— Там будут другие правила, — продолжал Тайга, и его голос стал глуше. — Тебя будут проверять. Провоцировать. Пытаться подставить. Ты для них — выскочка. Чужак, который появился из ниоткуда и занял место, на которое они батрачили годами.

Я молчал, слушая его. Это был не тот Тайга, которого я знал. Не строгий профессор, не язвительный начальник. Это был наставник. Человек, который, видимо, прошел через все это сам и теперь пытался предостеречь меня.

Он снова налил мне.

— Ты хороший хирург, Херовато. Возможно, лучший из всех оболтусов, которых мне приходилось учить. У тебя есть то, чему нельзя научить по книжкам, — он постучал пальцем себе по груди. — Чутье. Инстинкт. Но этого мало. Там, — он кивнул в сторону, где, по его мнению, находился Токио, — там нужно быть не только хирургом. Там нужно быть политиком, стратегом, волком. А ты … — он посмотрел на меня, — ты словно овечка в волчьей шкуре, а не наоборот.

Я усмехнулся, хотя смеяться не хотелось.

— Спасибо за комплимент, профессор. Очень ободряет.

— Это не комплимент. Это диагноз, — отрезал Тайга. — И еще одно. Семья Ямада. Держись от них подальше.

— Но… они же…

— Они — не просто богатые люди, — перебил он меня. — Они — сила. Старая и могущественная. Ты спас их наследника, и они тебе благодарны. Но их благодарность — это палка о двух концах. Сегодня они сажают тебя за свой стол, а завтра могут раздавить, как букашку, если ты встанешь у них на пути. Ты для них — интересный экземпляр. Экзотическая зверушка. Но как только ты им наскучишь или станешь неудобен…

Тайга не договорил, но я все понял. Я вспомнил холодные глаза Аяме, расчетливый взгляд Кацуро, непроницаемое лицо старика. Змеи в костюмах.

— Почему вы мне все это говорите, профессор? — тихо спросил я.

Он долго молчал, вертя в руках свою чашку.

— Когда я был таким же сопляком, как ты, — начал он, глядя куда-то в пустоту, — у меня тоже был наставник. Профессор Окабэ. Гений. И тиран. Он гонял меня так, что я спал по два часа в сутки и ненавидел его всеми фибрами души. Он заставлял меня переписывать истории болезни по десять раз, находил ошибки там, где их не было. Однажды он заставил меня три часа подряд завязывать хирургические узлы на сырой куриной ножке, пока мои пальцы не онемели. Я думал, он просто издевается.

Тайга усмехнулся своим воспоминаниям.

— А потом, когда я впервые встал к операционному столу один, на экстренной операции, и у пациента открылось кровотечение, я понял. Мои руки работали сами. Они помнили. Каждый узел, каждый шов. Он не издевался. Он готовил меня.

Он поднял на меня свои уставшие, но ясные, несмотря на весь выпитый алкоголь, глаза.

— Я не Окабэ. Но я видел, как ты работаешь. В тебе что-то есть, Херовато. Так что раз уж ты ввязался в эту игру, играй до конца.

Он допил свое сакэ и поставил чашку на стол.

— Не подведи меня, Херовато. Не потому что я в тебя верю. А потому что мне будет чертовски любопытно посмотреть, как далеко ты сможешь зайти.

Мастер за стойкой, до этого момента словно бывший частью интерьера, деликатно кашлянул в кулак, давая понять, что заведение скоро закрывается. Тайга кивнул, достал из кармана несколько мятых купюр и положил их на стойку. Затем поднялся, и я, как по команде, тоже. Ноги были немного ватными, а мир приятно покачивался, словно я находился в каюте корабля, идущего по спокойному морю.

— Профессор, — сказал я, когда мы вышли на улицу. Ночной воздух, прохладный и влажный, приятно остудил разгоряченное лицо. — Давайте я вас провожу.

Тайга медленно повернул голову и смерил меня своим фирменным взглядом, в котором, однако, на этот раз не было ни капли раздражения. Скорее, легкое, почти отеческое удивление.

— Проводить? — он хмыкнул. — Херовато, ты меня с кем-то путаешь? Я что, похож на старшеклассницу, которая боится идти домой одна в темноте? Или ты думаешь, я настолько наклюкался, что не найду дорогу и усну в ближайшей канаве?

— Нет, профессор, — я покачал головой. — Просто… вы сегодня сделали для меня больше, чем кто-либо за последние несколько лет. Проводить вас до дома — это самое меньшее, что я могу сделать в ответ. К тому же, мне все равно нужно прогуляться. Проветрить голову перед завтрашним днем.

Тайга помолчал секунду, другую, а потом бросил через плечо:

— Ладно, — он тяжело вздохнул, словно делая мне величайшее одолжение. — Валяй, провожай. Только если я все-таки усну в канаве, твоя задача — вызвать такси и убедиться, что мое бренное тело доставят по адресу. Идет?

— Идет, профессор, — улыбнулся я.

И мы пошли.

Мы шли по уже готовящемуся ко сну городу в полном, но удивительно комфортном молчании. Наши шаги гулко отдавались в тишине, нарушаемой лишь шелестом листьев под ногами да далеким, едва слышным гулом поезда. Улицы были пустынны. Фонари, словно одуванчики света, выхватывали из темноты то припаркованный у обочины велосипед, то калитку чужого сада, за которой угадывались темные силуэты роз..

Казалось, что все, что нужно было сказать, уже было сказано там, в баре, за чашечкой сакэ. Сейчас слова были не нужны. Мы просто шли рядом, два хирурга, два одиночки, каждый погруженный в свои мысли, но объединенные этой странной, внезапно возникшей связью. Я думал о его словах, о Токио, о семье Ямада, о своем будущем. А о чем думал он? О прошлом? Или о будущем? О том, что ждет его завтра в операционной? Я не знал. И не спрашивал.

Мы свернули на другую улицу. Здесь было еще тише. Аккуратные двухэтажные домики за невысокими заборами, можно сказать, уже спали. Ямада. Я снова и снова возвращался мыслями к этой семье. Палка о двух концах… Интересно, какой из них предназначался мне? И эта Аяме… От одной мысли об этой семейки по спине пробегал холодок.

— Замерз? — вдруг спросил Тайга, даже не оборачиваясь.

— Нет, — мотнул головой я. — Просто… думаю.

— Меньше думай, Херовато. Больше делай. В Токио думать вредно. За тебя там уже давно все продумали. Твоя задача — не лажать.

Мы свернули на одну из тихих улочек, и тут я почувствовал укол дежавю. Что-то неуловимо знакомое было в этих домах, в изгибе дороги, в том, как свет фонаря падал на старую каменную ограду. И этот запах… Запах гортензий. Густой, сладковатый, он висел в воздухе. Я замедлил шаг, вглядываясь в темноту.

«Где-то я это уже видел…» — пронеслось в голове.

Мы прошли еще немного. И тут я увидел его. Дом, утопающий в зелени. Пышные кусты гортензии, яркие пятна азалий, старая деревянная веранда, обвитая жасмином. Я остановился как вкопанный. Сердце пропустило удар, а потом заколотилось с удвоенной силой.

Это был ее дом. Дом Акико.

Я медленно повернул голову и посмотрел на профессора Тайгу. Он стоял рядом и смотрел прямо перед собой, на калитку этого самого дома. Его лицо было абсолютно спокойным и непроницаемым, словно он пришел сюда в тысячный раз. Он достал из кармана ключ.

И в этот момент все кусочки пазла в моей голове со щелчком встали на свои места.

Старый, консервативный отец-врач, который хотел для дочери другой судьбы. И это был Тайга?

Тайга, не обращая на меня никакого внимания, шагнул к калитке. Ключ со скрипом повернулся в замке. Он уже взялся за ручку, собираясь войти, как вдруг входная дверь дома бесшумно открылась, и на веранду вышла она. Акико.

Она была в простом домашнем платье, волосы собраны в небрежный пучок, а на плечи накинута легкая шаль. В руках у нее была чашка, от которой шел пар. Увидев Тайгу, она улыбнулась той самой теплой, искренней улыбкой, от которой, казалось, даже ночные фиалки в саду распускались пышнее.

— Папа, ты поздно сегодня, — ее голос прозвучал мягко, но в нем слышались нотки беспокойства. — Все в порядке? Я уже начала волноваться.

Папа.

Это слово прозвучало в ночной тишине, как выстрел. Я стоял, как идиот, в нескольких метрах от них и чувствовал, как земля уходит из-под ног. Отец и дочь. Профессор Тайга и фельдшер Акико.

Она спустилась со ступенек и подошла к калитке. И только тогда она заметила меня, стоящего в тени фонарного столба. Ее улыбка замерла. Удивление на ее лице сменилось еще большим удивлением, а потом — чем-то еще, чего я не смог разобрать. Чашка в ее руках дрогнула, и несколько капель чая плеснули на деревянные ступени. Ее глаза расширились от удивления.

— А, — только и смогла выговорить она.

Тайга, заметив эту затянувшуюся паузу, обернулся. Он посмотрел на свою дочь, потом на меня, и на его лице отразилось что-то похожее на досаду.

— Чего застыли, как два истукана? — проворчал он, обращаясь, кажется, к нам обоим. — Пошел я в дом. И ты Акико, не задерживайся. Нечего на улице мерзнуть.

С этими словами он, не дожидаясь ответа, прошел мимо Акико и скрылся в доме, оставив нас одних в этой неловкой, звенящей тишине.

Мы продолжали молчать. Я не знал, что сказать. «Привет, Акико-сан, я тут случайно вашего папу провожал и узнал, что ты его дочь. А чего не рассказала раньше?». Звучало, мягко говоря, глупо.

— Я… пойду, наверное, — наконец выдавил я, сделав шаг назад. — Уже поздно.

Я сделал шаг назад.

— Стой.

Ее голос остановил меня. Он был тихим, но в нем была такая настойчивость, что я не посмел ослушаться. Она вышла за калитку и подошла ко мне. Теперь нас разделял всего шаг.

— Правда? — спросила Акико, глядя мне прямо в глаза. И в ее взгляде больше не было удивления. Только какая-то тихая, горькая обида.

— Что — правда? — не понял я.

— Что вы уезжаете.

Я замер. Откуда она знает?

— Мне сегодня звонила Аяка-сан, — пояснила она, словно прочитав мои мысли. — Она была очень расстроена. Танака ей проговорился, что тебя переводят.

Акико сделала паузу, и ее голос стал еще тише.

— Почему ты ничего не сказал?

Этот простой вопрос ударил меня под дых сильнее, чем любые крики и возмущения.

— Я… — я запнулся, лихорадочно ища слова. — Все произошло так внезапно.

— Внезапно, — повторила Акико, и в ее голосе прозвучала нотка горечи. — Мы же… я думала, мы друзья, Херовато-сан. Друзья ведь делятся такими вещами. Или я что-то не так поняла?

Она смотрела на меня, и в ее глазах я видел разочарование. И это было хуже всего.

— Вы все не так поняли, Аки…Йосано-сан, — выдохнул я. — Просто… все сложно.

— Что сложно? — она вдруг вспыхнула, но тут же и погасла. Ее взгляд стал другим, отстраненным. — Хотя, извините, Херовато-сан. Мы же с вами, все-таки, не так долго знакомы. Лишь быстрые переглядки на вызовах да иногда совместные разговоры на дежурствах и обедах. Видимо, я просто сама нафантазировала себе между нами дружбу. Прошу прощения за это.

И тут Акико низко поклонилась и отвернулась к дому, но я видел, что в ее глазах блестели слезы.

— Удачи Вам в Токио, Херовато-сан.

Развернувшись, она быстро пошла к дому.

— Акико, подожди! — крикнул я.

Она остановилась, но не обернулась.

— Спасибо, — сказал я. — За все. И… эти слова про дружбу и фантазии. Это неправда. Акико, ты и вправду мой дорогой друг.

Она постояла еще мгновение, а потом скрылась за дверью, оставив меня одного на пустынной ночной улице.

Я посмотрел еще несколько мгновений на ее дом, на то, как загорелся и погас свет на террасе. Затем медленно побрел домой. В голове была абсолютная пустота.

Добравшись до приюта, я тихо, стараясь никого не разбудить, проскользнул в свою комнату. Чемодан и рюкзак стояли у двери, готовые к отправке. Я не стал раздеваться. Просто рухнул на кровать, как был, в джинсах и футболке, и уставился в потолок. Сон не шел.