Рюкзак, набитый моим скудным скарбом, казался непривычно тяжелым, словно я нёс в нем не только пару зачитанных до дыр учебников, но еще и все свои мысли и чувства. Я шел по тихим улочкам работающего городка, и каждый шаг отдавался в голове гулким эхом. Ноги несли меня домой на автопилоте.
Итак, что мы имеем в сухом остатке? Меня уволили. Точнее, не уволили, а произвели в высший эшелон. И все это благодаря пламенной речи о врачебной этике, произнесенной перед человеком, который, судя по всему, немного мазохист. Логика? Видимо, ее здесь не было с самого начала. Ведь будь все это в реальности, летел бы из больницы вперед ногами.
Внезапно вспомнил Кенджи. Бедный, несчастный Кенджи. Я почти физически ощущал волны его злорадства, окатившие меня в ординаторской. Он ведь наверняка уже обзвонил всех своих дружков, празднуя мою «отставку». Наверное, уже заказал сакэ и предвкушал, как завтра будет свысока поглядывать на опустевший шкафчик «этого выскочки Херовато». А потом он узнает правду. И его мир, такой простой и понятный, где все делится на «я — молодец» и «он — бездарь», треснет по швам. Мне его даже стало немного жаль. Хотя нет. Кого я обманываю? Не стало.
Чем ближе я подходил к дому, тем отчетливее слышался шум. Оглушительный визг, грохот, победные возгласы и что-то, подозрительно напоминающее боевой клич племени Тумба-Юмба. Я толкнул калитку.
Двор превратился в поле битвы. В центре, на импровизированном ринге из старых подушек, происходило великое сражение сумо. В роли могучих ёкодзун выступали Макото и Рен. Они, надув щеки и выпятив животы, ухали, топали ногами и пытались вытолкать друг друга из круга. Главным призом, как я понял, был последний оставшийся на веранде сэндвич с клубничным джемом. Битва шла не на жизнь, а на смерть, как сказала мне вовремя подоспевшая Хината.
— Техника «Неудержимого Кабана»! — взревел Макото, делая устрашающий рывок вперед.
— Получи мой «Удар Тысячи Разгневанных Муравьев»! — не остался в долгу Рен, пытаясь ущипнуть соперника.
За этим поединком века с невозмутимым видом наблюдала Хината. Она сидела на ступеньках, поджав под себя ноги, и в ее альбоме для рисования уже появлялись контуры двух маленьких, но очень разъяренных сумоистов.
А в стороне, в тени старой сливы, Юки строил из игральных карт замок. Да что там замок, целую Вавилонскую башню. Настолько хрупкую и невероятно сложную по строению, что она, казалось, бросала вызов всем законам гравитации, физики, химии и других лженаук. Он был так поглощен своим занятием, что, казалось, не замечал творящегося вокруг безумия. Примерно так я ощущаю себя, когда в ординаторской пытаюсь писать планы операций под шум мультиков, песен, громких споров и сплетен.
Я хотел было объявить о своем прибытии, как вдруг Макото, получив-таки коварный щипок от Рена, взвыл и, потеряв равновесие, с грохотом повалился прямо на карточный домик Юки.
Секундная пауза. А затем — грандиозное, медленное, почти поэтическое крушение.
Листопад карт. "Кабан" – бах!
От "Муравьев" Рена домику – полный крах.
Вавилон – в прах. Юки кричит: "Кошмар!"
Хината смело ловит стыд и жар.
Сэндвич: «Хи-хи! Я царь горы!»
Итог всей движухи и пыльной игры:
Валет перевернут и – лицом в грязь!
А Рен с набитым ртом: "Шанс был у вас…"
В общем, посыпался карточный домик.
Юки же не закричал. Он просто медленно поднял голову, и в его глазах стояли такие вселенская скорбь и разочарование, что у меня у самого сердце сжалось. Макото, поняв, что натворил, замер, его лицо выражало смесь ужаса и вины. Кажется, он предпочел бы сейчас встретиться лицом к лицу с разгневанной тетушкой Фуми, чем с молчаливым укором в глазах Юки.
— Братец! Ты вернулся! — первой меня заметила Рин, выскочившая словно из неоткуда.
— Я… я не хотел! — залепетал Макото, подбегая ко мне и прячась за моей спиной, будто я мог защитить его от праведного гнева Юки.
— Ты мне все сломал! — наконец подал голос Юки, и в нем зазвенели слезы.
— Это Рен! Он начал щипаться!
Они вцепились в меня с двух сторон, наперебой выкрикивая свои обиды и оправдания. Я стоял, как рефери на очень странном боксерском поединке, и пытался что-то сказать, но меня никто не слушал.
— Дети, тихо! — раздался с веранды голос тетушки Хару. Она вышла, вытирая руки о фартук, и ее лицо сияло. — Акомуто-кун, вернулся! А мы уже ужин готовим. Проголодался, небось?
Я открыл рот, решив, что вот он момент, чтобы наконец-то выложить свою новость о Токио.
— Тетушка, я…
— А у нас сегодня твой любимый карри! — перебила она меня, не дав договорить. — Густой, острый, как ты любишь! И рис сварился идеально, зернышко к зернышку!
— О! Карри! — тут же забыл о своем проступке Макото и с воплем «Я первый!» рванул к умывальнику.
Я вздохнул. Похоже, мироздание было категорически против того, чтобы я сегодня делился новостями. Ладно. Поговорю после ужина.
Главным героем сегодняшнего ужина был огромный котел с карри, который тетушка Хару водрузила на середину стола. Густой, темно-коричневый, он источал такой божественный аромат пряностей, что у меня аж скулы свело. Рядом возвышалась гора белоснежного пушистого риса. А вокруг целая россыпь маленьких тарелочек: хрустящие маринованные овощи цукэмоно, салат из водорослей, какие-то непонятные, но очень аппетитные закуски.
Все расселись по своим местам. Макото и близнецы, как обычно, заняли стратегические позиции поближе к котлу, готовясь к бою за лучшие куски мяса. Хана устроилась напротив меня. Хината и Юки сели рядом, тихонько перешептываясь. Кайто, который только что спустился со второго этажа с книгой в руках, сел с краю, всем своим видом показывая, что он выше этой мирской суеты и «глупой борьбы за еду», но при этом его ноздри хищно раздувались, улавливая запах еды.
— Спасибо за еду! — пронеслось дружным хором, и битва началась.
Тетушка Хару, как щедрая богиня плодородия, накладывала всем рис. Тетушка Фуми же следила, чтобы каждому досталась справедливая порция карри.
— Рен, не чавкай! — строго сказала Хана, которая ела с изяществом королевы, аккуратно орудая палочками. — Ты похож на поросенка, которого месяц не кормили.
— Зато я съем больше тебя! — прошамкал Рен с набитым ртом, за что тут же получил легкий подзатыльник от сидевшего рядом Кайто.
Кайто ел молча и быстро, как и всегда. Он был слишком серьезен даже во время обычного семейного ужина, но я видел, как уголки его губ дрогнули в усмешке, когда Рин, пытаясь стащить кусочек мяса с тарелки брата, уронила его себе на колени.
— Рин, не размахивай палочками!
Я положил себе большую порцию риса, щедро полил его карри и отправил первую ложку в рот. И… о, боги. Это было великолепно. Пряный, обжигающий, но в то же время с какой-то сладковатой ноткой, он согревал не только желудок, но и душу. Кусочки говядины были такими нежными, что таяли во рту, а картошка и морковь, разварившиеся в соусе, добавляли сытости. Я ел, забыв обо всем на свете. Был только я и этот божественный карри.
Юки, как и Кайто, ел молча, но в глазах его плясали смешинки. Он аккуратно подцепил палочками кусочек имбиря и положил его в свою миску, его движения были точными и выверенными, как у настоящего хирурга. Кстати о хирургах.
— Ребята, я хотел сказать… — снова попытался я.
— Братец, передай соус! — перебил меня Макото.
— Ой, а я свой рис рассыпала! — пискнула Хината, и ее маленькая мисочка с рисом опрокинулась, рассыпав белые зернышки по всему столу.
Тетушка Хару тут же бросилась на помощь с тряпкой, причитая и одновременно смеясь.
— Дети, ешьте аккуратнее, — уже вмешалась тетушка Фуми своим ровным, спокойным голосом, и все на мгновение притихли. Авторитет тетушки никем никогда не оспаривался. Да что уж, даже мэр города не решался ей перечить, когда на каком-нибудь из собраний тетушка что-либо говорила.
Я решил, что это мой шанс.
— Я хотел сказать, что мне предложили…
— …еще кари! — закончила за меня тетушка Хару, подкладывая мне на тарелку еще здоровую ложку. — Ты такой худой стал, Акомуто-кун, на тебе лица нет. Одна работа на уме. Ешь, пока горячее!
Я обреченно вздохнул и взялся за палочки. Спорить было бесполезно. Ужин продолжался. Разговоры текли, как река, перескакивая с одной темы на другую. Обсуждали школьные оценки, новый мультфильм, дырку на штанах у Макото, даже погоду на завтра. Я же просто ел и думал о своем.
— Братец, — вырвала меня из мыслей Хана, и я увидел уж слишком подозрительно хитрую улыбочку на ее лице. — Ну же, расскажи семье, как ты в Токио съездил. Мне-то платье купили, Хинате — краски. А себе что-нибудь купил?
Я слушал ее, не понимая, к чему Хана ведет. Она же все время рядом была и видела, что я никуда не отлучался. Да я настолько сильно хотел побыстрее уйти из этого торгового центра, что даже и не думал о том, чтобы приобрести себе что-нибудь.
— Ну как так, братец, — видя мое замешательство, сказала Хана, а затем буквально расплылась в ухмылке: —Хоть бы набор шариковых ручек купил. А то вдруг твои сломаются. Говорят, они не очень прочные, особенно если ими в людей тыкать.
Я поперхнулся. Хината тихо хихикнула. Тетушка Фуми метнула на Хану испепеляющий взгляд, но та сделала невинное лицо.
— Кстати, а ты взял номерок у той красивой тети-докторши? — не унималась она, еще больше веселясь и вгоняя меня в краску. — Она к тебе прям так вплотную подошла тогда. Ух…!
— Хана, ешь, — строго перебила ее тетушка Фуми. — И не лезь к брату с глупыми вопросами.
Я благодарно кивнул ей. Разговор о женщинах за столом, полном детей и двух строгих тетушек, — это было последнее, чего мне хотелось. Я снова открыл рот, чтобы сказать главное.
— Кстати, о Токио…
— А правда, что там поезда ездят со скоростью света? — перебил меня Макото с набитым ртом. — И что там есть роботы-полицейские? А Годзилла? Ты видел Годзиллу?
— Макото, Годзиллы не существует, — вздохнул я. — Это выдумка.
— А вот и нет! — возразил он. — Танака-сан говорил, что видел его! Врун ты! В-Р-У-Н.
Я мысленно пообещал себе при следующей встрече с Танакой провести ему краткий курс по разделению реальности и вымысла, особенно при таких впечатлительных детях, как Макото. Желательно, чтобы курс еще был с применением наглядных пособий в виде подзатыльников.
А ужин продолжался. Близнецы спорили, кто из них съел больше риса. Хината показывала тетушке Хару свои новые рисунки. Юки сосредоточенно строил из маринованного имбиря миниатюрную копию своего разрушенного замка. Даже Кайто отложил книгу и вступил в спор с Ханой о том, что «Унесенные призраками» далеко не лучшая работа Хаяо Миядзаки.
Макото ел и одновременно рассказывал очередную героическую сагу о том, как он сегодня в школе спас котенка от стаи злобных ворон. Он полил свой рис щедрой порцией карри и теперь активно жестикулировал, размахивая палочками, с которых то и дело срывались капли густого соуса.
Я сидел посреди этого хаоса и чувствовал себя… дома. И внезапно я понял, как сильно я буду по всему этому скучать. По утреннему гаму. По дурацким шуткам Танаки. По ворчанию Тайги. По вечерним играм во дворе. По этому самому карри, от которого щиплет язык.
Чувство тоски подкатило к горлу так внезапно, что я даже на секунду перестал дышать. Уехать в Токио… Я снова останусь один.
— …и я как закричу на них: «А ну, кыш, пернатые бандиты! Не троньте слабого!» — вещал где-то на фоне Макото. — Они испугались моей отваги! И я взмахнул метелкой, то есть своим мечом… вот так!
«А может, отказаться от Токио? — промелькнула шальная мысль. — Сказать, что я никуда не поеду. Что останусь здесь. И пусть этот Ямада делает, что хочет».
В этот момент оранжево-коричневый соус пролетел через весь стол и…
Вдруг я понял, что что-то не то. Я будто забыл что-то. Что-то важное. О себе, о них, обо всем… Что-то…
Шлеп!
Я моргнул. Мир на долю секунды сузился до одного ощущения: теплого, липкого и пряного. Прямо на моей щеке. Теплый соус карри медленно пополз вниз к шее.
В комнате воцарилась гробовая тишина. Все замерли. Рен перестал жевать мясо. Хана застыла с палочками на полпути ко рту.
Я медленно провел ладонью по щеке. «Великолепный выстрел. Прямо в яблочко. Снайпер. Ну или будущий военный хирург. Будет с невероятной точностью пули извлекать. Или, наоборот, вставлять».
— Ой, — пискнул Макото. Его лицо из браво-героического превратилось в испуганно-виноватое. — Братец… я нечаянно.
И тут плотину прорвало. Рен и Рин, до этого давившиеся от сдерживаемого смеха, фыркнули, а затем разразились таким громким хохотом, что Карупин под столом аж подпрыгнул.
— Макото! Я же говорила тебе, не размахивай едой! — возмутилась тетушка Фуми, хотя в ее глазах тоже плясали смешинки.
— Это было… метко, — протянул Кайто с нескрываемым ехидством. — Акомуто-кун, тебе идет новый цвет лица. Очень… пикантный.
Тетушка Хару тут же подскочила ко мне с влажным полотенцем.
— Ох, Акомуто, прости его, дурачка! Давай я вытру! — засуетилась она, с материнской заботой стирая карри с моего лица и рубашки.
— Ладно, стрелок, прощаю, — сказал я, вытирая остатки соуса. — Но в следующий раз целься в Кайто. У него лицо кислее, карри ему пойдет на пользу.
И тут я понял. Вот он. Шанс.
— Я хотел кое-что сказать, — прокашлявшись, начал я. — Это важно.
Все замолчали. Мимолетом я подумал, что слишком уж официально я звучу для того, у кого меньше минуты назад лицо было в соусе.
— Дело в том, что… меня переводят на новую работу.
Я сделал паузу, собираясь с духом.
— В Токио.
Тишина.
Такая густая, звенящая тишина, что было слышно, как за окном стрекочет цикада. Все замерли. Ложки застыли на полпути ко ртам. Улыбки сползли с лиц.
Первой отреагировала Хината. Она просто уронила палочки и посмотрела на меня своими огромными, темными глазами.
— В Токио? — переспросил Макото, и его голос, обычно такой громкий и уверенный, прозвучал тихо и растерянно. — Но… это же… Токио. Ты не будешь с нами ужинать?
— А на выходные ты будешь приезжать? — тут же, с деловой хваткой, спросила Хана. Хотя я видел удивление в ее глазах.
Я растерялся. Я был настолько поглощен самой новостью о переводе, что даже не думал о таких простых вещах. Приезжать на выходные… А смогу ли я? Работа в столичной клинике, дежурства…
— Да, конечно, — выдавил я, чувствуя себя последним предателем. И как я мог об этом не подумать? Тут же всего час-полтора езды.
— Токио, — протянул Кайто. Он не смотрел на меня. Он смотрел в свою тарелку, но я видел, как сжались его челюсти. В его голосе не было обычной язвительности. Только холодная, горькая обида. — Ну да. Наша дыра, конечно, стала для тебя слишком тесной. Большая больница, большие люди… Зачем тебе мы?
— Кайто, это не так, — возразил я. — Дело не в этом.
— Кайто, прекрати! — резко перебила нас тетушка Фуми.
Она встала. Подошла к Кайто, положила ему руку на плечо, и тот, как ни странно, замолчал, опустив голову. Затем она обвела всех взглядом. Дети сидели, понурившись. Близнецы, кажется, вот-вот готовы были разреветься.
— Акомуто, — она посмотрела на меня, и в ее взгляде не было ни гнева, ни упрека. — Значит, все решено. Когда?
— Мне дали несколько дней на сборы, — тихо ответил я.
Тетушка Хару, сидевшая все это время неподвижно, вдруг тихо всхлипнула. А тетушка Фуми просто смотрела на меня. Долго. Изучающе. А потом сказала то, что окончательно выбило у меня почву из-под ног.
— Что ж, — произнесла она. — По крайней мере, это не на другом конце света. Будешь приезжать каждую субботу. И это не обсуждается. А теперь, — она хлопнула в ладоши, и звук этот заставил всех вздрогнуть, — ужин закончен. Дети, марш мыть посуду. По очереди. Сегодня Макото и Рен.
Она развернулась и, не сказав больше ни слова, вышла из столовой. А я остался сидеть посреди руин нашего ужина, в оглушительной тишине.
___________________________________________________
Справка:
Ёкодзуна (яп. 横綱) — высший ранг (титул, позиция, звание) борца сумо.
Цукэмоно (яп. 漬物 つけもの, маринованное блюдо) — японские овощи, обычно маринованные в соли, рассоле или рисовых отрубях. Их подают в качестве гарнира к рису, закуски к напиткам, как сопровождение или гарнир к обедам, а также в качестве блюда в кайсэки.