Благословенный

Глава 37

Хотя в заседании Военной коллегии я уже участвовал прежде, но волновался теперь много сильнее, чем в первый раз. В ночь перед коллегией я почти не спал, и так, и этак обдумывая предстоящие задачи. Где-то там, посреди холодных вод Выборгского залива, в своей роскошной каюте свернулась шведская крыса. Должно быть, тоже не спит — прислушивается к плеску волн и ждёт попутного ветра, чтобы бежать, теряя остатки хвоста в ловушке Балтийского флота России. Крысы, загнанные в угол, бывают опасны… И как же мне тебя придавить?

Наутро, невыспавшийся, но бодрый (таковы преимущества молодости), я заблаговременно появился в здании военного ведомства. В коллегию явились также граф Иван Петрович Салтыков, командовавший сухопутными силами, начальник инженерного и артиллерийского корпуса Пётр Иванович Мелиссино, Мусин-Пушкин, Яков Брюс и ещё ряд военных чиновников и офицеров. Принц Нассау, как и обещал, прислал своего представителя — молодого, богатырского роста итальянца. Джулио Ренато, в православном миру — Юлий Помпеевич Литта, прибыл на следующий день на совещание в Военной коллегии. Помощник принца Зигена оказался «мальтийским рыцарем», причём в иерархии ордена довольно-таки высокопоставленным. Несмотря на молодой возраст — ему не было еще и тридцати пяти, — в России Джулио сразу же присвоили звание капитана 1-го ранга.

В прошлом году он вместе с Нассау отличился во время роченсальмского боя, и теперь был помощником принца и его правой рукою. Также от флота приехали командир Кронштадтского порта Лупандин и заместитель Чернышёва Иван Логгинович Голенищев-Кутузов.

Набравшись наглости, я предварил заседание, заявив собравшимся:

— Итак, господа, разрешите донести вам послание от Государыни Императрицы. Шведский флот ни в коем случае не должен вырваться из Выборгского залива! Для этого должны быть употреблены все, я повторяю, все возможные способы и средства. Иван Петрович, — обратился я к Салтыкову, — я знаю, что вы уже думали об этом! Позвольте узнать какова ваша диспозиция в заливе?

— Сейчас, Ваше Высочество, мы принимаем все меры для блокады шведских судов, — пояснил Салтыков. — Специальные команды солдат не дают шведам высадиться на берег и даже набрать воды. Очевидно, они терпят великую нужду во всех припасах. Что же говорить о морских боях — конечно, это не наше дело, но я со своей колокольни полагаю, что лучше всего было бы флоту заблокировать Западный проход в бухту и караулить флотом только Большой. Также надобно устроить береговые батареи, особливо на мысе Крюссерорт. Но в Адмиралтейств-коллегии мне отвечали, что это невозможно.

— Отчего же?

— Говорят, нет достаточно ветхих судов, чтобы перекрыть весь проход!

Интересно! Каждый раз, как едем мы в Петергоф, видим по берегу множество старых кораблей, просто брошенных или используемых как плавучие склады. То же видел я и в Кронштадте! Зная наши порядки, могу предположить, что и в Ревеле ничуть не лучше…

— Это странно! У нас же множество судов выходит из эскадры каждый год по ветхости. Куда же они деваются? Думаю, надо послать офицеров, да и посмотреть, что там у них творится на флоте на самом деле! Капитан Бонапарт и поручик Салтыков, полагаю, подойдут для этого дела.

— Может лучше направить кого-то из флотских? — задал резонный вопрос Иван Петрович.

— Думаю, как раз нет. Пусть это будут люди из другого ведомства!

— Далее. Устройство береговых батарей… Вы хотели поставить пушки на мысе Крюссерорт?

— Да, и сейчас мы этого тоже хотим. Но Чичагов против!

— Думаю, ему не следует лезть в дела сухопутной армии. Ставьте самую сильную батарею!

Началось обсуждение, где взять для них артиллерию и людей.

— Можно из крепостей. Петропавловская крепость, Кроншлот, Шлиссельбург…

— Там в основном инвалиды!

— На пару батарей людей наберётся — уверенно сказал Салтыков. — Также в Петропавловской крепости стоит парк осадных орудий, используемых обычно для разрушения чужих укреплений. Они прекрасно подойдут для борьбы вражеским флотом!

— Хорошо. Значит, орудия самого большого калибра взять с Петропавловской крепости. Ядра и картечь есть в Кронштадте, можно взять из продукции Литейного завода. На плот поставить печь для каления ядер, взять из её можно из Кронштадта. Людей дайте из армейских частей.

— Они не умеют стрелять по морским целям! К тому же, обучены они только для полевых пушек: осадная артиллерия совсем иные свойства имеет!

— Пусть тренируются. Время для этого есть. Капитан Бонапарт, вы сможете наладить это дело?

— Я готов, — отрывисто произнес Николай Карлович, и где-то глубоко в глазах его зажглись едва заметные огоньки.

— Хорошо; однако же, господа, установить батарею — это полдела. Надо ещё принудить шведов остановиться перед батарей, поставить их под расстрел. Для этого надо соорудить подводную баррикаду. Бригадир Лупандин, в Кронштадском порту как обстоит дело с ветхими судами?

— Пожалуйста, Ваше высочество, вот список. Это суда разных видов, стоящие у причальной стенки.

Увидев список, я возликовал.

— Шестьдесят две единицы? Однако!

— Ваше Величество далеко не все они могут быть транспортированы к Выборгу, Некоторые настолько плохи, что не смогут выйти даже в столь короткое плавание. Но могу предположить что две, или даже три дюжины вполне пригодны!

— Надобно этим заняться самым срочным образом!

— Эти корабли находятся в ведении Адмиралтейств-коллегии. Без указания графа Чернышёва что-либо сделать невозможно!

— Ладно, с этим понятно. Будем сноситься с Адмиралтейств-коллегией. Теперь по поводу плавучих батарей…

— У нас будут затруднения с обеспечением их командою! — сразу же заявил Литта. — Даже штат своих кораблей мы заполняем из последних сил! В дело идут извозчики и арестанты!

— У шведов, как нам известно, 25 галер, у вас их восемьдесят! Если мы команды десяти или даже двадцати галер пустим на комплектование батарей, это не уменьшит боеспособности вашей эскадры.

Юлий Помпеевич сделал выражение лица, которое могло означать сочувствие к высокопоставленному, но некомпетентному юнцу, которому он, однако же, вынужден подчиняться.

— Прежде всего, должен оповестить Ваше Высочество, что гребной флот ныне состоит не из галер, а более из канонерских лодок, турум, шебек и иных, подобного рода судов. В артиллерийском отношении они много сильнее галер, вооружены в основном 24-х фунтовыми пушками и картаунами. Также хочу заметить, что шведские гребные суда по силе своей много превосходят гребные силы Балтийского флота. Потому ослаблять гребной флот не вижу возможности!

— Так, ну а какие варианты ещё есть?

— Разрешите доложить, — обратился ко мне командир Кронштадтского порта Ефим Максимович Лупандин, — сейчас у Кронштадта имеются три плавучие батареи, укомплектованные и готовые к действию. Их можно применить в это дело!

— О, это крайне интересно! Каково их вооружение?

— На каждой — по батарее из 8-ми пушек калибра 30 фунтов. Все три спущены на воду всего два месяца назад!

— Отлично! Давайте подтягивать их к Выборгскому заливу.

— Ваше Высочество! — воспротивился вдруг Яков Брюс. — Я, как военный губернатор достославной нашей столицы, решительно протестую против таких мер. Эти батареи назначены к защите устья Невы. Решительно невозможно перемещать их куда-либо!

— Яков Александрович, — попытался я урезонить хлопотливого градоначальника. — 24 орудия Петербург не спасут. Если шведы сюда прорвутся, что, конечно же, совершенно невероятно, эти прамы позволят выиграть не более часа; будучи же поставлены в Западный проход, они дадут нам выиграть войну. Сейчас надобно собрать все силы в кулак!

— Решительно не могу пойти на сие! Я отвечаю перед государыней за безопасность города!

Вот же баран упёртый! Но что же нам делать?

И тут перед глазами у меня встал мост через Неву… и дерзкая мысль пронзила мой мозг!

— Полагаю, мы можем использовать плашкоуты Невского моста. Возьмите его, разбейте на секции, и отбуксируйте в залив! На них и устроим плавучие батареи. Можно применить и мелкие суда из порта, и устроить не менее пяти батарей, перегораживающих выходы из залива. Надо снабдить их подходящими боеприпасами…

— Но мост через Неву нужен горожанам…

— Ничего, построим новый!

— Ваше Высочество, настил, конечно, сделать нетрудно, но вот плашкоуты изготовить будет довольно затруднительно…

Плашкоуты… Черт! Все верфи заняты сейчас изготовлением гребных судов. Их просто негде мастерить. И ведь небольшие совсем лодочки…ну, не лодочки конечно, скорее что-то вроде баржи… Баржи. Точно. БАРЖИ!

В памяти всплыл рассказ господина Ярцева про караваны барок, доставлявших в Петербург продукцию уральских заводов. Ведь этих барж — как их там называют? Ах да, «коломенки»; — так вот, их у нас должно быть немыслимое количество!

— Давайте, используем барки, в которых казёнными заводами присылается в Петербург железо и чугун. Да и частные суда тоже можно тряхнуть!

Лица господ прояснились.

— Хорошо; это дело. А мост тогда, может быть, и не разбирать? — вкрадчиво спросил Брюс.

— Непременно разобрать! Разобрать и оснастить пушками из Петропавловской крепости самого большого калибра!

— А как транспортировать всё это в Выборгский залив?

А вот это вопрос… Ветер-то далеко не попутный! Хотя… как бабушкина яхта при противном ветре оказалась в Кронштадте?

— Видимо, придётся буксировать гребными судами! Тяжело, конечно, но если заняться этим немедленно… Видимо, вам, синьор Литта, придётся взять это на себя!

— Наша флотилия ещё не готова! — волнуясь, возразил итальянец.

— Вся флотилия и не нужна. Выделите две-три дюжины крепких галер, готовых к походу, и действуйте! А я покамест утрясу всё вопросы в морском ведомстве.

Прибыв в Адмиралтейство, мы застали тут Чернышова. У меня к нему был крупный, серьёзный и неприятный разговор.

Еще в 1788 году, с началом войны со Швецией, выяснилось, что половина числящихся в строю судов находятся в ветхом состоянии и неспособны выйти в море. Ещё тогда, разбираясь в морском хозяйстве, с несказанным удивлением узнал я, что количество неисправных судов в ведении флота далеко превышает число готовых к бою. Причём, почти все эти суда, неспособные плавать даже в Финском заливе, несут сокращённого состава команду, и даже имеют капитана!

Но самое странное состояло в другом. Все чины адмиралтейств-коллегии, не исключая и Чернышёва, категорически противились использованию этих судов и в качестве брандеров, и для устройства подводной преграды. И это было свыше моего понимания.

И вот, выловив вице-президента морского ведомства в Адмиралтействе, я выразил ему своё недоумение.

— Что это вообще такое, Иван Григорьевич? Зачем нужен этот хлам?

— Обучения экипажей, плавучие казармы, плавучие склады… — начал перечислять он.

— Много ли судов надо для этих целей? — прервал его я. — Склад на корабле неудобен, погрузка и выгрузка очень затруднена. Да ещё и капитан на каждом судне! С полным жалованием!

— Сие есть старая добрая традиция российского флота, со времен Петра Великого существующая! — извиняющимся тоном сообщил Чернышёв. — Не я ввёл сие обыкновение, ни мне его и отменять!

Я мысленно тяжело вздохнул. Всё понятно.

Во флот наш всегда шли самые небогатые дворяне. Всё согласно присказке: «Умный в артиллерии, щёголь в кавалерии, нищий во флоте, а дурак — в пехоте». И, выходит, флот для совсем беспоместных дворян устроил что-то вроде богадельни: плашкоуты из ветхих судов, совершенно бесполезные в открытом море, неспособные к плаванию, которые в любом другом флоте просто без раздумий сдали бы в лом, у нас гниют «у стенки», создавая рабочие места для престарелых капитанов и матросов-инвалидов. И всё это из средств Адмиралтейств-коллегии, ну, то есть, за счёт бюджета.

— Ну что же, раз эти господа называют себя капитанами, а команды — матросами, пусть воюют! Немедленно ревизовать корабли, и те, что могут доплыть до Выборга, собрать и отправить в эскадру!

— Но людей очень мало, ваше высочество! Укомплектовать команды нет никакой возможности!

Это уже начинало надоедать.

— Иван Григорьевич, слушайте сюда! Корабли, которые совсем негодные, (а они почти все такие), мы затопим в Западном проходе, с тем, чтобы перекрыть его напрочь. Надобно, чтобы суда эти лишь только доплыли бы до Выборгского залива. Можно даже не разворачивать паруса, а просто буксировать галерами, хотя от Ревеля, конечно, удобно идти под парусом. Команды на них должно быть достаточно, лишь чтобы довести их и затопить, потом снимаем команду с этого корабля, и пусть идут за следующими. На время работ надо будет приказать капитанам линейных кораблей укрыть место их проведения, заслонив корпусами и парусами судов нашей эскадры….

— Ваше Высочество, — возразил Чернышёв, — фарватер, должно быть, не получится перекрыть. Там довольно глубоко, да и ширина Западного прохода довольно значительна!

— Так и барахла в портах столько, что весь Финский залив перекрыть можно! Ставьте корпус на корпус. Наставляйте корпуса заострёнными брёвнами. Поставьте в фарватере самые крепкие корабли на якорь, заполнив трюмы дровами, и пусть просто стоят, мешая проходу!

Чернышёв заметно напрягся, но продолжал стоять на своём.

— Категорически не могу на это пойти. Категорически! Увольте, Александр Павлович, но — никак! Все эти работы отвлекут силы флота, которые сейчас крайне напряжены проводимой блокадою. А в отношении применения брандеров — так это дело и вообще невмочное.

— Отчего же? В Чесме всё получилось!

— Чесменская бухта мала, много меньше Выборгского залива. Эскадра турецкая стояла так плотно, что корабли их поджигали друг друга. Здесь так не выйдет! Кроме того, у флота очень мало пороха, и выделить его на оснащение брандеров невозможно. А главное, белые ночи, стоящие ныне, не позволят нашим брандерам приблизиться незаметно — их расстреляют ещё на подходе. Так что, нет и нет!

— Ну, пусть даже без брандеров — для подводных-то заграждений почему не дать ветхих судов?

Но Чернышёв отказался от всего наотрез.

Крайне изумлённый, я отправился к Салтыковым — Николаю Ивановичи Ивану Петровичу.

Услышав мой рассказ, они только посмеялись.

— Секрет сей крайне прост — с тонкой усмешкой ответил Николай Иванович. — Все капитаны, имеющие жалование на неплавучих судах, непременно благодарят за то своё начальство! Кроме того, перед тем, как сдать суда в лом, их совершенно обдирают — снимают снасти, паруса и такелаж, якоря, цепи, лебёдки, вообще всё ценное, да и продают на торговые суда; и лишь затем сдают голый корпус в лом. Оттого флотские начальники и возражают всячески от списания старых судов в заграждение!

Стало понятно, что без вмешательства высших сил ситуацию нам не исправить.

А высшими силами в данном случае были… мой папенька, Павел Петрович!

Иван Григорьевич Чернышёв не зря был именно «вице-президентом» Адмиралтейств-коллегии: президентом ея и, по совместительству, генерал-адмиралом российского фронта уже много лет был никто иной, как цесаревич Павел. Именно он имел право отдать нужное приказание! Правда, реально он во флотские дела особенно не лез — не допускали его до дел ни матушка, ни её фавориты. И всё же, поговорить с ним стоило, только, наверное, не мне.

Первым делом я решил посоветоваться с Николаем Ивановичем: он со своей гибкостью характера поддерживал прекрасные отношения и с гатчинским, и с царскосельским дворами.

— Совершенно верно изволите думать, — поддержал он меня. Вам напрямую с ним разговаривать не следует: очень он недоволен тем, как много дали вам воли в государственных делах. Самого его с трудом отпускали на шведский фронт, и то лишь на несколько месяцев. Ну, ничего! Я знаю, как поговорить — пожалуюсь от имени Ивана Петровича, что коллегия не даёт ветхих судов для затопления.

Действительно на следующий день Салтыков съездил в Гатчину, где, переговорив с Павлом, получил от него, как от Генерал-адмирала Российского флота и Президента адмиралтейств-коллегии, распоряжение: немедленно передать все ветхие суда для устройства подводный баррикады в Выборгском заливе.

— Вот, извольте, нужная бумага получена. Павел Петрович был страшно возмущён, услышав про творимые на флоте безобразия! Только, боюсь, вице-президент всё равно сей документ не исполнит!

— Значит, отдадим его тому, кто игнорировать прямой приказ генерал-адмирала не посмеет — начальнику порта!

Вскорости дело завертелось: прежде всего мы решили все вопросы с Ревельским портом. Дело в том, что корабли оттуда могли прийти под Выборг просто под своим парусом: их не надо было буксировать галерами, как из Кронштадта. За Ревельскими плашкоутами уладили всё и с Кронштадтскими. Из портов выгребли немало плавучего хлама, пригодного для устройства подводного заграждения. Но многие корабли оказались настолько ветхи, что довести их до Выборгского залива не представлялось возможным. Спасли нас речные баржи, о которых я так вовремя вспомнил…

Оказалось что этих барж «коломенок» скопилось на Неве больше трёх сотен — какие-то только прибыли ещё не разгружены, другие, уже порожние, ждали своего часа на слом.

Собрав необходимое количество, немедленно приняли меры к их буксировке.

Дело оказалось непростым. Каждое судно надо было пригрузить балластом — камнем или песком, затем воткнуть в этот балласт несколько заострённых брёвен, веером подымавшихся вверх. В каком виде их должны были оттащить к Выборгу и затопить в Западном проходе в Выборгский залив, рядом с мысом Крюссерорт. Чтобы шведы заранее не заметили проводившиеся работы, затапливаемые баржи должны были прикрываться корпусами боевых кораблей.

Там же, у западного прохода, устроили пять плавучих батарей. Вооружённая крупнокалиберными осадными орудиями и взятыми из крепостей пушками, они могли обстреливать ту часть Западного прохода, которые не могла быть обстреляна батареями с мыса Крюссерорт.

Осталось подготовить брандеры до внезапной ночной атаки. Принц Нассау лично отобрал 10 кораблей, пригодных на роль брандера, и распорядился заполнить трюмы горючими материалами. Юлий Помпеевич Литте вместе с помощником — молодым и очень толковым полковником Николаем Новосильцевым — спешно занялся устройством брандеров и комплектованием их команд. Заполнение брандеров горючими веществами оказалось непростым делом: лишних запасов пороха нигде не было! Я снёсся с Воронцовым; тот отдал приказ незамедлительно доставить с Олонецких заводов весь наличный запас пороха, хранившегося там для испытания орудий, но этого было мало.

— Где ещё можно найти порох, Александр Романович?

— Это надобно спросить господин Радищева!

— Как — Радищева? Какое отношение он имеет к военным делам?

— Как начальник таможни, он прекрасно осведомлён, какие грузы проходит через порт, а также и что хранится в портовых амбарах. Последние годы через Петербургскую таможню проходило много селитры!

— Как? У нас идёт война, а мы продаём селитру в другие страны?

— Увы, Александр Павлович! Несколько лет назад вышел Высочайший указ о разрешении продавать селитру за границу. С тех пор вывезены уже тысячи пудов. Доходит до того, что казне приходится приобретать селитру в иноземных негоциантов, поскольку в пределах страны закупить её невозможно!

— Невероятно! Ну что же, разберёмся с этим потом, а сейчас давайте найдём если не порох, то хотя бы селитру!

Благодаря Александру Николаевичу вскоре действительно удалось найти в пакгаузах семьсот пудов селитры, доставленной недавно с месторождения Селитрянное. Её конфисковали, выдав купцу расписку, затем спешно смешали с толчёным углём и мукою, запаковали в бочки и поставили на верхних палубах будущих брандеров. Порох для береговых и плавучих батарей взяли в форте Кроншлот и в Петропавловской крепости; там же удалось найти и печи для каления ядер.

Разумеется, увезти их в Выборгский залив не было никакой возможности — тяжеленные печи были намертво приделаны к земле. Но выход из этого положения тоже был найден. К Выборгу был увезён груз кирпича, собранного с многочисленных строек Петербурга. Из него без раствора, просто «на сухую» на мысе Крюссерорт сложили три калильные печи, применив колосниковые решётки и меха, снятые с крепостных печей.

Ловушка на крысу расставлена.