Третий день плыл «железный караван» по течению Камы, широкой, тихой и покойной, такой непохожей на узкую, бешеную Чусовую. Люди отдыхали после тяжелого сплава, в ожидании, когда пойдут они от Камского Устья вверх по Волге бечевой. Весеннее солнце припекало по-летнему жарко, соблазняя расцвести суровые прикамские леса. И всё было прекрасно… вот до этого самого момента!
— Что это? Никак, разбойники! Порфирий Семёнович, разбойники! — прокричал вдруг один из бурлаков, в тревоге показывая куда-то на берег. Оттуда, с лесистого мыса, бесшумными страшными тенями наперерез баркам летели тёмные, перегруженные гребцами ялики.
— Что, и вправду, воры? — поразился горный офицер, нервно накручивая темляк на ладонь правой руки.
— Дак а кто же ещё? Чай, не блины нам везут!
— САРЫНЬ НА КИЧКУ!!! — вдруг донёсся до них нестройный, хриплый рёв множества глоток. Дело стало ясное — случилось то, чего все так боялись! Ярцев выхватил из ножен свою полусаблю, поднимая клинок так, чтобы блеск металла долетел до нападающих.
— Заряжай ружья!
— Сударь, — приказчик Порфирий, чуть не плача, повис у Ярцева на плече, — может нам просто тихо посидеть, да и пронесёт нелёгкая? Оне токмо ограбют, а убивают-то редко!
— Нельзя. У меня образцы с золотыми прожилками. Ну как себе заберут? Я их два года по всему Уралу раскапывал. Не отдам! Да отстань ты!!! — уже прокричал Аникита, отпихнув трусоватого приказчика так, что тот гулко шлёпнулся задом на тёплую, согретую солнцем палубу.
Не зря, ох не зря носил Ярцев свою фамилию! Нечасто вскипала его кровь, но уж коли такое случалось — мирный обер-бергмейстер оборачивался лютым зверем.
— Заряжай, *******, ***** *****!!! Пистолеты давай, раззява! Давай!
Все засуетились, натягивая пояса со шпагами. К дюжине человек его партии добавились шестеро «косных» — вооруженных бурлаков, нанятых как раз на охрану казны. Остальные же бурлаки, отдыхавшие до того на палубе, покорно отправились на нос коломенки и уселись там спиною к каютам, всем видом своим демонстрируя: «нас это не касается».
Ялики с разбойниками были уже совсем близко.
— Пали! — прокричал Ярцев, и, подавая пример, первым выстрелил из пистолета. Конечно, ни в кого попасть он не надеялся, но важно было завязать дело.
Хлопки ружейных выстрелов резким диссонансом пронеслись над речной гладью. У ближнего ялика вокруг полетели брызги. Раздался полный ужаса вопль, и один из гребцов выронил весло, сразу начавшее мешаться остальным.
— Сарынь на кичку! — громко и зло грянуло над рекою. Над яликами расцвели облачка светло-серого дыма, и грохот выстрелов слился с гулкими ударами пуль в борт коломенки. Пираты были уже рядом; хоть первая лодка приостановила свой ход из-за ранения одного из гребцов, остальные, обгоняя её, со всех сил рвались вперед.
— Заряжай! — крикнул Ярцев своим людям. — А ну, сволочь, чего расселись? Бери весло, да и врежь им!
Бурлаки только виновато опускали глаза.
— Мы этаких дел не касаемся, господин охфицер! — произнёс один из них. — То беда господская, наше дело — сторона!
— А ну, взяли весло! — срывая горло, заорал Ярцев, направляя дуло пистолета в лицо одному из бурлаков. — Ты! Встал и взял!
Тот, крестясь, вскочил и торопливо пристроился к гигантскому рулевому веслу на носу коломенки.
— А ну, вставай! Пошшшёёёллл, сволочь!
Пинками и угрозами Ярцев и его люди заставили бурлаков взяться за рулевое носовое весло — бревно с лопастью, управляемое не менее чем тремя бурлаками.
— Отгоняй их!
Испуганные работники налегли на весло.
— Простите, робяты! — прокричал тут один из них, и тяжеленная лопасть, зависшая над передним яликом, смачно рухнула вниз.
Разбойники в лодке, уклоняясь от удара тяжеленной слеги, бросились к борту, и шаткий ялик, накренившись, щедро зачерпнул холодной камской воды. Адская ругань и крики разнеслись вновь: огромное весло повторно шарахнуло нападавших, сбросив двоих за борт.
Другая лодка, огибая защищённый веслом нос коломенки, заходила с борта.
— А ну, не балуй! Бросай пальбу! — кричали с неё.
Вырвав у своего студента только что заряженное ружьё, Ярцев в упор разрядил его в бородатого мужика, с топором стоявшего на самом носу лодки.
— Всех порешу, рванина сраная! Всех, ******, *****!!! — диким голосом заорал он, размахивая своим тесаком.
Изумлённые отпором, разбойники повернули лодки. Одна, почти затопленная, долго качалась рядом с баржей, плывя по течению. Босяки из неё скрылись, убравшись до берега вплавь; лишь один белобрысый парень, дрожа от холода, продолжал цепляться за её борт.
— Эй, паря, плыви, что ли, к нам! — крикнул кто-то из бурлаков.
— Можно, ваше благородие? — спросил у Ярцева «шишка» — глава бурлацкой ватаги.
— Да пусть его! — равнодушно откликнулся тот. Офицера ещё колотило от ярости недавнего боя, но гнев уже ушёл, сменившись пьянящим чувством одержанной победы. Пусть невелик сегодняшний успех — отогнать выстрелами шайку бандитов, но тем и живет благородный человек; хоть будет теперь, что рассказать сыновьям, учащимся ныне в Горном училище.
— Давай сюда, паря, замёрзнешь! Вон, господин офицер разрешает! — подступились бурлаки к сидящему в воде бандиту.
— Я плавать не могу! — трясясь и плача самым жалким образом, отвечал тот.
— Куда же ты, дурачок, тогда суёшься? Бросьте ему линёк, ребята! — сжалился приказчик Порфирий Семёнович.
В конце концов, совместными усилиями закоченевшего разбойника притащили на палубу.
Бурлаки обступили парня, разговаривая с полным сочувствием.
— Уж ты, дружок, своим передай, чтобы на сарынь не серчали: нас господин охфицер заставил!
— Свяжите его, что ли… Городовому бы его сдать! — мрачно буркнул Ярцев.
— Никак неможно, господин хороший! — взмолились тут бурлаки. —
Приказчик вздохнул.
— Господин Ярцев, надо бы этого отпустить. Работники знают, что когда будут возвращаться домой по берегам Волги и Камы, разбойники им отомстят и убьют за сопротивление. Потому, как разбойники, кричат им «Сарынь, на кичку», так те идут на нос барки и сидят там смирно, пока нас тут грабют.
— А что же они полезли-то? Неужто хотели украсть ваш чугун? — удивился один из студентов, Смирнов.
— Да вон, из-за этой вот будки — кивнул приказчик на возвышавшуюся над палубой надстройку с каютами. По этому признаку поняли они, что наша коломенка главная, вот и напали; знают, что казну везём. Хоть и есть у меня шесть человек «косных» вооруженных для охранения от этих разбойников, а все одно, бывает по-разному.
— И часто такое случается?
— Оченно часто! На Каме ещё не так, а вот на Волге — уххх! Есть там у разбойников начальник, зовут его Иван Фадеич. Говорят, из дьячков, отданный в рекруты беглый солдат. Обирает всех богатых проезжих, а особливо — купцов! Как узнает, что какой-нибудь богатый купец едет с большими деньгами, подстерегает в удобном месте и, остановив, требует выдачи всех денег, из которых, однакож, всегда выделяет проезжему на дорогу и отпускает его, не делая никакого зла!
— Какие у вас тут страсти! — заметил Смирнов, всё ещё испуганный и бледный.
— Вы о себе беспокоитесь? Ну вас он, наверно не тронул бы. Бедных проезжих его шайка не обижает, напротив, Иван Фадеич иной раз даже помогает таким! Посетил он однажды помещика, дурно обращавшегося с своими мужиками, и советовал ему быть человеколюбивее, а в противном случае угрожал строгим наказанием. А другой раз опекун притеснял свою питомицу; так он является к опекуну, делает ему строжайший выговор и обещает, если он не исправится, показать над ним пример и отомстить за бедную сироту. Одного исправника, большого взяточника, он даже высек!
— И что, никакой управы на разбойников нет? — поразился Капустин, другой студент Ярцева, со всеми слушавший этот рассказ.
Приказчик хмыкнул.
— Ну дак, после случая с исправником, понятное дело, начали Ивана Фадеича преследовать, да он ловко умел укрываться. Раз исправник, узнавши, что Иван Фадеич ночует в деревне у мужика, собрал до 500 человек понятых, и с казаками ночью окружил избу, где укрывались разбойники. Видя себя совершенно окружённым и в невозможности уйти, Иван Фадеич принял тотчас решительную меру. Призывает он хозяина избы, да и говорит ему: «Вот тебе пятьсот рублей, зажигай избу». 500 рублей для мужика деньги невероятные, его двор не стоил и ста рублей! Ну, само собою, одну минуту весь двор и изба обложены кучами соломы; ее зажигают, и весь двор запылал. Народ расступился и разбежался. Вдруг ворота растворяются, две тройки пускаются вскачь сквозь разредевшие толпы и летят с быстротою молнии из деревни вон. После первого изумления посылают за разбойниками в погоню. Казаки скоро начали настигать бегущих, и тут Иван Фадеич берёт да и бросает им ассигнации! Ну, казаки подбирают, между тем те тройки удалые скрываются из глаз, и уже догонять их было поздно. Так и ушёл Иван Фадеич от преследования!
Ярцев, подумав, посмотрев на своих людей, на минералы, задумчиво произнёс
— Знаешь, любезный… Пожалуй, пойдём мы от Казани другим путём!
Услышав о возвращении экспедиции Аникиты Сергеевича Ярцева, я снедаемый любопытством, заявился послушать его доклад на заседание Экспедиции государственных доходов. Кулуарный рассказ о злоключениях наших геологов на обратном пути, надо признать, до самых глубин души поразил меня. Это получается, что доставка уральского чугуна, железа, пушек и ядер зависит от уровня паводка в речушке Чусовой, от сноровки бурлаков, караулящих скалы на Чусовой, да ещё от милостей беглого солдата Ивана Фадеевича. И вот эти субъекты решают, будут у армии великой Российской империи пушки и ядра, или придётся отстреливаться от войск короля Густава пареной репой!
Доклад господина Ярцева о состоянии уральских золотоносных жил, изобилующий подробностями, произвёл на собравшихся господ сенаторов самое благоприятное впечатление. В Петербург было доставлено множество образцов горных пород, самые крупные месторождения нанесены на карту… только вот золота — не было!
— Месторождения сии, в силу их нахождения в массивах кварца, крайне трудны для добычи. На Урале ныне действует Берёзовский рудник, добывающий рудное золото.
— И как же это делается?
— Пробиваются шурфы, и горная порода взрывается порохом. Затем ея грузят в корзины и вёдра и тащат на дробление в «толчеях». Измельчив всё в самую мелкую пыль, её промывают. Золотые крупинки, осев на дно бадьи, выбираются в плавку.
— А мелят-то эту породу как? Вручную? — спросил я, сам зная уже ответ.
— Иного там нет, водяное колесо поставить негде!
— Ясно. И сколько стоит такая добыча?
— Примерно десять рублей за золотник.
Это больше половины. Вот тебе и «золотые россыпи». Кстати, а что именно с «россыпями»?
— Скажите, Аникита Сергеевич, а добывается ли промывное золото?
Ярцев не сразу меня понял После недолгого разговора оказалось, что он даже не слышал о таком способе!
— В древности, говорят, в некоторые речки достаточно было бросить овчину, и через некое время она наполнялась мельчайшим золотым песком. Но в нынешние времена такой способ не применяется. Верно, всё доступное таким методом золото добыли ещё в седой древности!
— Как же так? Это, самое легко получаемое золото вообще никто не добывает!
— Говорят, в иных странах такое бывает, но у нас — нет. Песошное золото кое-где находили, возле тех же Берёзовских приисков, но добыча его невыгодна!
— Не может такого быть!
Я, конечно, не специалист в золотодобыче, но хорошо помнил, что самый простой способ добычи — это промывка золотоносных песков. Совершенно неграмотные старатели с помощью тазиков таким элементарным способом намыли сотни и тысячи тонн. Об этом ещё Джек Лондон писал — Клондайк, Бонанза, и все такое… Уж как это может быть невыгодно — вообще непонятно!
Стал расспрашивать дальше, и оказалось, что песок на Березовском прииске перед промыванием тоже растирают в пыль!
— А зачем?
— Таковы инструкции, данные нам Берг-коллегией!
Вот же ерунда! Берг-Коллегии то давно нет, а какие-то дурацкие инструкции до сих пор действуют.
— Неужели вы не пытались просто промывать речной песок? — в недоумении спрашиваю их.
— Никогда!
— Такое предлагал в своё время Ломоносов — подал голос профессор Соколов, с интересом слушавший нашу беседу. — Он считал, что золотой песок, как тяжелая, относительно пустой породы, субстанция, естественным образом должен скопиться в низинах и руслах рек.
— Так может быть, заняться именно этим? Ломоносов же был гений, самородок, отчего же никто его не послушал?
В дальнейшем разговоре кто-то вспомнил про амальгамирование, отчего-то не применяемое на Урале.
— Промывку ртутью, — пояснил нам Воронцов — пытались применить на Колыванских заводах, и что-то даже там получалось, но заведение сие, в основном, занимается серебром.
— А на Урале?
— Такого не пробовали. Уж очень много для этого надобно ртути! Этак невыгодно получается!
— Так вы, видно, неправильно делаете. Надо ртуть насыщать золотом, промывая один объем породы за другим. А потом выпаривать, но не в воздух, а в змеевик, чтобы снова собрать пары ртути. Золото останется в реторте, а ртуть пускать снова в дело. Так золотую пыль собрать можно вернее, чем водою!
В общем, подумав-подумав, решили сенаторы образцы пород, привезённые Ярцевым, пустить на эксперименты, дабы определить, как проще извлекать из них золото. А поручить это дело решили лаборатории академии наук на Васильевском острове.
Меня такое развитие событий крайне воодушевляло. Ведь в «моем» времени золото добывают из крайне бедной, по местным меркам, породы, применяя для извлечения его крупиц разные химические способы. Уверен, тут есть, где порезвиться — и дробилки нужны паровые, и драги, и динамит… А на выходе — очень дорогая, ценная и ликвидная вещь! Кстати, о динамите: как обстоят дела у профессора Соколова?
Справившись, узнал, что азотная кислота успешно идентифицирована — она у нас называется «селитряной», и профессор Соколов со студентами принялись за опыты. Меня это несказанно порадовало. Пусть в военном деле этот препарат практически неприменим, зато в горной добыче — ещё как пойдёт!