Благословенный

Глава 23

Тем временем война со Швецией, наконец, разразилась.

Донесение было доставлено в Царскосельский дворец, когда мы прогуливались возле Эрмитажного павильона. Доставивший его фельдъегерь, высокий усталый мужчина в запыленном мундире, ввиду крайней важности сообщения был пропущен прямо к нам. Прочитав бумагу, Екатерина будто бы помертвела; лицо её и руки покраснели пятнами.

— Воды принеси — лишь коротко сказала она лакею, и, ничего не произнеся более, отправилась в павильон, где долго потом в раздумьях ходила туда-сюда, пила воду и так ни с кем и не разговаривая. Лишь вечером я узнал, что шведский король предъявил нам ультиматум, принятие которого было совершенно невозможно. По сути это было объявление войны.

Шведы ударили внезапно, желая нанести поражение русскому флоту в решительном сражении, а затем блокировать его в Кронштадте. Достигнув господства на море, шведский король планировал воспользоваться слабостью гарнизона Санкт-Петербурга. Поскольку основные сухопутные наши силы находились на финской границе, шведы хотели перебросить на судах галерного флота десантный корпус в Ораниенбаум, прямо к порогу Санкт-Петербурга, и отсюда продиктовать условия мира. Однако все пошло не совсем согласно планам.

И сама императрица, и её ближайшее окружение предприняли самые энергичные, хоть и запоздалые меры для отражения опасности. В Петербург были вызваны все возможные силы, включая иррегулярную башкирскую и калмыцкую конницу. Был сделан набор среди горожан, в том числе, в армию забрали разного рода правонарушителей и всех петербургских ямщиков. Начался набор добровольцев, в том числе и из сословий, не подлежавших воинской повинности. Их вооружали за счёт городов, и по окончании войны должны были распустить обратно по домам. У цесаревича Павла забрали его любимую игрушку — Гатчинский батальон — и отправили его на укомплектование флота. Туда же ушло двести арестантов и рекруты.

Для нашего командования не стало тайной, что основные надежды шведы возлагают на действия своего флота. 26 июня императрица отдала адмиралу Грейгу рескрипт с указанием «выйти в море, атаковать неприятеля, разбить его и, если останутся силы, разгромить Карлскрону».

Подписав приказ, Екатерина отдала его Храповицкому на отправку и размашисто при этом перекрестилась.

Дело оказалось непростым. Часть флота, та, что назначена была к отправке в Архипелаг, находилась в Дании, часть — в Ревеле. Из наличных в Кронштадте судов половина оказалась негодными, а команды недостаточно обученными. Тем не менее, адмирал Грейг выполнил приказ, и вышел в море. Первое главное сражение между флотами произошло 6 июля 1788 года у острова Гогланд. Шведы имели превосходство в орудиях в полтора раза, и были явно лучше подготовлены. Но адмирал Грейг решительно атаковал врага.

После тяжелого боя обе стороны потеряли по одному линейному кораблю. Среди пленников, взятых на захваченном русскими шведском линкоре «Король Густав» оказался один из самых высокопоставленных шведских офицеров — вице-адмирал граф Вахмейстер. Многие другие шведские корабли были серьезно повреждены артиллерийским огнем русских, что заставило врага отказаться от высадки десанта у Санкт-Петербурга и отступить в Свеаборг. В ходе преследования русский флот уничтожил еще один шведский корабль, «Кронпринц Густав Адольф».

Однако некоторые капитаны адмирала Грейга, по сути, уклонились от боя, что помешало нанести шведам решительное поражение. Четверо капитанов были отданы под суд и признаны виновными.

21 июня шведская армия перешла границу и атаковала небольшую крепость Нейшлот. Гарнизон её насчитывал всего 230 человек, а состояние было плачевным — каменных бастионов не было, земляной вал обветшал, а старые замковые стены не могли служить достойной защитой от современной осадной артиллерии.

На следующий день была блокирована и вторая приграничная крепость — Фридрихсгам. Тут наш гарнизон был побольше, в 2,5 тыс. штыков, но состояние артиллерии и укреплений тоже оставляло желать лучшего. И, тем не менее, осада у шведов не задалась, и в августе они отступили с территории России.

Затем в шведской армии начался военный мятеж. Многие офицеры-шведы и почти все финны не желали воевать. Два финских полка вообще побросали оружие и разошлись по домам; в селении Аньяла мятежники составили «Декларацию аньяльских конфедератов», потребовав от короля прекратить войну, начатую им единолично, собрать ригсдаг, и вернуться к конституционной монархии. Многие финские офицеры потребовали ещё и отделения Финляндии от Швеции. Ко всему прочему, в войну на нашей стороне вступила Дания, вторгшись в шведские пределы. Растерянный Густав, и так не имевший серьёзных сил, остановил наступление и срочно вернулся в Стокгольм, собирать против Дании народное ополчение. Стало ясно, что шведская авантюра не удалась; но игра была еще не сыграна.

Тут и состоялся у меня с Екатериною крайне важный разговор.

Мы были с нею в «Алмазном кабинете» — небольшой по меркам дворца комнате, смежной со спальными покоями, где в стеклянных шкафах императрица хранила свои бриллианты.

Бабушкины фрейлины играли в «бильбоке», я же с грустью смотрел на запылённые блестящие камушки, бесполезным грузом лежащие теперь за стеклом. Почти ничего из этой коллекции императрица не носила, и всё это великолепие видели только она сама и мыши. Важно переливался на чёрном бархате скипетр Российской Империи, украшенный гигантским бриллиантом «Орлов»; рядом притулилась и Малая корона Российской Империи. Глядя на её совсем, по-моему, немаленькие размеры, я лишь гадал, какова же тогда Большая Корона, и как вообще возможно такое носить, даже короткое время коронации?

— Ну как, нравится тебе вся эта фанаберия? Когда-то всё это твоим будет, Сашенька! — как-то вкрадчиво произнесла императрица, глядя на меня со стороны.

«Да вот, смотрю, сколько денег потрачено зря» — хотел я ответить ей, но знал, что так говорить ей нельзя. Екатерина, несмотря на кажущуюся мягкость, терпеть не могла критику и не любила признавать свои ошибки, оборачивая всё так, будто бы неудачный ход дела был, в самом деле, заранее её известен и вполне желателен. Видимо, за этой скверной манерой скрывалась своего рода психологическая защита. Легко признавать ошибки тому, кто знает о собственном раздолбайстве, и признаёт его — ну, ошибся, и ладно, ведь я же раздолбай! А человеку ответственному, да еще находящемуся на таком посту, где решения твои влияют на жизнь и благополучие десятков миллионов людей, от рефлексии недалеко и свихнуться!

— Вот не уверен я в этом, бабушка. Должно, папенька все бриллианты на ордена расковыряет, а из золота, чаю, отольёт статую Фридриха Великого!

Лицо и руки Екатерины вдруг пошли красными пятнами — для неё это был признак сильнейшего душевного волнения.

— Дай бог, если дурачество сие будет самым важным его нововведением! Тут можно ожидать и чего похуже! — мрачно процедила она, и, достав изящную табакерку, начала яростно засовывать в ноздри табак.

— На бога надейся, а сам не плошай, бабушка. Вроде бы так в народе говорят? — со значением ответил ей я, глядя на корону.

— Выйдите все! — вдруг громко сказала Екатерина притихшим фрейлинам. — Все вон!

Дамы, шурша платьями, спешно покинули нас. Когда императрица отдает приказания таким тоном, надобно слушаться её немедленно и беспрекословно.

Екатерина некоторое время молчала. Затылком я почти физически чувствовал её взгляд.

— Ты стал… совсем взрослым, Саша — наконец услышал я. — Все удивляются тебе, и я, верно, более всех поражена такою переменою. Ведь ты сейчас говоришь о том, чтобы…

— Да.

Я обернулся. Сейчас? Да, сейчас!

— Ты ведь знаешь, он не может править. Не-мо-жет. И с этим надобно что-то сделать!

Взглядом Екатерины в этот момент, наверное, можно было резать гранит.

— Я знаю, Саша. Но тебе это откуда ведомо? Кто говорил с тобою?

— Никто. Что там ещё говорить? Я и сам всё знаю. Было мне, бабушка, такое виде́ние — станет мой папенька императором всероссийским, только вот не на́долго. Буквально через несколько лет постигнет его судьба своего родителя, практически один-в-один!

Екатерина в отчаянии несколько секунд глядела мне в лицо. Затем вдруг лицо её вновь пошло красными пятнами; ощерившись, она резко и зло всплеснула руками.

— Ну, а что удивляться-то? Ну, дурраак! Весь в папашу, дурак-дураком! Ну конечно же, его убьют!

Она ещё несколько секунд глядела на меня тем же взглядом; кажется, ей стало стыдно за эту вспышку.

Затем лицо её постепенно приняло нормальный свой цвет, а затем и просияло улыбкой:

— Ничего. Ничего, Сашенька, всё образуется. Пойдём теперь, меня ждут господа послы…

— Обожди чуток, бабушка. Я вот что хотел тебя спросить — что ты думаешь про этих «аньяльских конфедератов»?

— Ой, да что тут думать. Мятежники они супротив своего монарха. Будь такое в моей армии, да еще и в войну — я бы с такими не лимонничала! Да ещё и нерешительны крайне — выдвинули требования, и сидят теперь на месте, ждут чего-то. Тут уж, ежели начал бунт — так дерись, или побьют тебя самого!

«Вынул нож — бей» — вспомнилось мне. Прямо мудрость на все времена!

Впрочем, ответил я совсем другое.

— То, что они бунтовщики — это, конечно же, так. Но, правда и то, что король вольности их порушил, так что мятежники эти, вроде бы, и в своем праве!

— Тоже верно — совершенно спокойно ответила императрица. — Всяк народ живёт, как привык. Вон, у англичан — парламент, и притом дела у них неплохи; французы вон, тоже, ассамблею нотаблей сей год созывали, а в будущем, говорят, Генеральные штаты устроят; и у шведов испокон веку ригсдаг был, пока нынешний король не свёл всё к самовластью…Да, можно сказать, что бунтуют шведы по делу, хоть и нерешительно очень!

— Там еще финны есть, что хотят отделиться!

— Ну, это уже не дело.

— Так-то оно так, но ведь финны — не шведы. Другой совсем народ, живёт в бедности. Может, нам помочь им?

— Да зачем это? Лучше уж отвоевать как-нибудь эту область, да и сделать ея своею!

— Сейчас это вряд ли выйдет, войск-то мало. А помочь финнам — есть резон.

— Какой же? — вдруг заинтересовалась Екатерина, и, присев за столик, подпёрла рукою голову, приготовясь слушать меня.

— Страна у них будет маленькая и слабая. Без нашей поддержки шведы их съедят, оттого они нам послушны будут. В то же время будет нам прикрытие для Петербурга с севера. А самое главное — им же король будет нужен!

— И на кого ты намекаешь? На Костю? Нет, его я чухонцам не отдам!

— Да нет, бабушка. Не на Костю. Далеко не на Костю!

— Неужели на себя? Да брось, зачем тебе это?

— И не на себя. Вот смотри — отец мой, Павел Петрович, живёт и здравствует, помирать не собирается. А если вдруг, по воле божией, умрёт — все подумают такое, что не приведи господи! Поступить с ним, как с Иваном Антоновичем, тоже невмочно. Я на такое не соглашусь, да и всему дворянству сие не понравится. А вот, ежели, например, он будет править в небольшом европейском государстве, то это ведь и ему на пользу пойдёт, и всем нам тоже.

Взгляд Екатерины стал задумчиво-отсутствующим, будто она смотрела теперь сквозь меня куда-то в пустоту.

— Ну, может, ты и прав, Сашенька. Может, и прав. Я ведь, честно тебе скажу, давно уже решила, — трона Российского он не получит. Не по Стеньке та шапка. А сделать его финским корольком… Не знаю, хорошо ли сие.

— И в чем же твои сомнения, бабушка? — как можно мягче спросил я.

— Очень уж близко тут до Петербурга. У него же ума-то хватит выкинуть тот же фортель, что и Густаву. И не смотри, что он твой родитель — шведский король мне, чай, тоже не чужой человек, доводится двоюродным братом, а видишь, что учудил… Ну и другой резон — ведь эти финны мне, Сашенька, ничего плохого не сделали! За что же я им такого короля подсуроплю?

— То, что он будет тут, рядом — может, и не плохо! Проще будет присмотреть. Ну а финны… Они, я слышал, люди флегматические, потерпят. Только надобно нам тех чухонцев строго предупредить, чтобы ни по что не давали папеньке чем-либо управлять!

Тут Екатерина рассмеялась и обняла меня.

— Экий ты, Саша, выдумщик! Хорошо задумал, мне сие по нраву. Мешает лишь один пустяк — надобно убедить господ министров, да и отвоевать Финляндию! Ступай, друг мой ненаглядный, а я подумаю, как всё устроить. Дам обратно пригласи, полно им там мучиться любопытством!

Я вышел в самом приподнятом настроении. Похоже, шансы мои растут…

Осталось всего-навсего отвоевать Финляндию.