Белый край

Глава 41: Зима в сердцах

Я зашипела от боли в очередной раз — татуировка заживала медленно, болезненно. Медленно провела кончиками пальцев по жесткой корке засохшей крови, и на подушечках остались следы мутной черно-желтой жидкости. Пусть это и было необходимо, но от того не менее неприятно. Но все это можно перетерпеть.

Терпеть можно до бесконечности, если есть достаточно веская причина. Терпеть боль, терпеть собственную слабость. Стерпела я и то, что никто даже не поздравил меня с получением татуировки — пиявки молчали, старожилы крепости и вовсе делали вид, что ничего не произошло. Тайный ритуал, загадочность? Нет, черт возьми, просто у каждого есть свои причины.

Пиявки... Разочаровались во мне. И я не смею их в этом винить — мне и самой от себя становилось тошно. Сухое, жесткое тело, слабый дух, черствое сердце. Каждый день я просыпалась с одной мыслью — мне было ужасно стыдно за то, что я не отговорила их от похода на север. Все могло бы сложиться иначе. Варс давно бы женился, может быть даже завел ребенка. Снорри вряд ли бы отставал от брата — такой крепкий, сильный парень не был обделен вниманием, лишь сам игнорировал всех молодых девушек вокруг. А Кира... Даже если бы ее не ждало счастье на нашей родине, в красном племени ей были рады. Мне очень стыдно перед каждым из них.

Старожилы? Сих давно плюнул на меня. Для него я стала пособницей священника, и вряд ли могла бы убедить его в обратном. Афина и вовсе считала меня не более чем варваром. Что до Бруни, так тот, пожалуй, скучает по Вигдис — ей много лет удавалось находить баланс между строгостью и заботой, чего так и не удалось мне. Даже Надье при моем правлении стало хуже, ведь сильно возрос масштаб ее работы, не оставляя бедной старушке времени на заслуженный отдых.

Я всех подвела. Но все это можно было стерпеть ради цели, что лежала впереди.

— Я не подведу тебя, пап... — вздохнула я, прикрыв глаза и стискивая от бессильной злобы зубы.

Глубокий вдох. Биение сердца выравнивается. Мрачные мысли никуда не уходят, но их мерзкие, змеиные голоса я заглушаю голосом моего отца. Он похож на рык медведя, на хриплый голос старого пса, и все же я не могу перестать любить его.

Я дала обещание. Ни один ребенок больше не будет плакать. А значит надо взять себя в руки.

Пару раз с силой хлопнув себе по щекам, я наконец встрепенулась и вышла из своей комнаты. Солнце зависло совсем низко над горизонтом — зимний день был короток и темен. Август потребовал, чтобы я встретилась с ним на закате, а значит время пришло. Нужно показать те остатки силы, что у меня пока еще есть.

Быстро спустившись с внутренней стены, я оказалась в лагере стратов. Все это время я наблюдала за ними, за их тренировками, и теперь могла сказать, что в их армии не было ничего выдающегося. Каждый солдат знал свое место в боевом построении, каждый знал что ему делать и умел подчиняться приказам, но в их тактике и методах борьбы не было ничего невероятного. Даже экипировка, показавшаяся мне по началу вершиной ремесла, оказалась не такой уж продвинутой. Щиты они использовали овальные, сплетенные из множества гибких ветвей, и обтянутые снаружи кожей. Ламеллярные доспехи не были произведениями искусства — порой ламели и вовсе имели разный размер, неровные края, на каких-то сохранялись следы литья, выдавая спешку мастера-доспешника в выполнении заказа.

И все же у них было чему поучиться. И лучше этому научусь я, чем племя Коммунахты.

— Чего ты тут разглядываешь?! — рявкнул вдруг у меня над ухом Август.

Я невольно вздрогнула всем телом и испуганно обернулась. Мужчина грозно смотрел мне прямо в глаза, а затем резким движением руки оттолкнул в сторону щит, что я рассматривала.

— Варварам не положено знать о секретах Окциты!

— Боги... — вздохнула я раздраженно. — Секреты у вас, прямо скажем, так себе. Тут и скрывать-то нечего. Чего хотел?

Август пробурчал себе под нос что-то еще, что я не смогла разобрать из-за незнания языка, а затем, гордо выпрямившись, взглянул наверх, в быстро темнеющее небо. Над крепостью разгоралось зловещее северное сияние, оно кипело как никогда, и это, впрочем, было закономерно — последний день становился все ближе.

— Осталось три дня, — продолжил он наконец негромко. — Три. Не более.

— Возьмите наш провиант наконец, — едва не взмолилась я. — Вы же видели откуда берется наша пища.

— Ни в коем случае, — отрезал легат. — И дело не только в моих принципах. Пойдут слухи. Церковь узнает об этом. И... Да.

— Форр фан да... — невольно выругалась я, нахмурившись. — Даже если вы возьмете зерно?

Легат перевел взгляд вниз, окидывая им ровные ряды меховых палаток. Где-то там, ближе к внешней стене, стояла небольшая походная кухня, из ее длинной медной трубы тянул легкий, приятный дымок, извивающейся лентой уходящий в небо.

— Здесь тридцать контубериумов, — мрачно ответил Август. — Я видел ваши запасы. Как бы мрачно это ни звучало, но вы обречены. Даже если победить нашествие, у вас просто не остается еды. Зерна только моим людям хватит всего на пару дней.

Я с силой стиснула зубы, стараясь не выругаться от злости и обиды. Он был абсолютно прав — пилигримов не было уже больше месяца, а торговцы избрали другие маршруты после того, как с неба перестал капать нефрит. Все, что мы сейчас могли — надеяться на наших добытчиков и остатки того, что было в запасе. Но даже так, даже без учета стратов, наши запасы иссякали на глазах.

— Когда я вернусь в Окциту, — негромко продолжил Август. — Я позабочусь о том, чтобы вам доставили продовольствия. Обещаю.

— Август, вы ли это? — слабо усмехнулась я. — Что на вас нашло?

— Ты, конечно, дикарка, знаешь ли, — он прицокнул языком, прищурился и едва заметно ухмыльнулся. — Но отчаянная. За твоей спиной люди. Дети, старики. Целый мир, который больше, чем твой скудный ум может себе представить. И его не защищают ни цари, ни священники — только дикари с севера, мерзнущие в этом проклятом месте.

— Проникся-таки нашим положением, а, старик? — усмехнулась я и ткнула его локтем в бок. — Так и плюнь тогда на все. Оставайтесь. Найдется и для вас место в нашем прекрасном краю.

— Эх, девка... — с грустью вздохнул Август. — Да как ты не поймешь? Это ведь Император дал приказ выдать нам так мало провизии. Вы все здесь — бельмо на глазу у тех, кто живет к югу от моря. Все северяне. Я, может, и проникся к вам симпатией, даже язык ваш вороний выучил, да ведь...

Он прикусил губу, прикрыл глаза. И вдруг, легат тряхнул головой, расправил плечи и своим привычным, жестким тоном сказал:

— Пошла вон отсюда, варварша! Давай, давай! Иди внутренности жри или чем вы там занимаетесь!

Я не смогла сдержать улыбки и даже сдавленно засмеялась. Было же все-таки в этом старом уроде что-то человеческое, что-то живое. Не стал за годы службы идеальной машиной убийства, не растерял свое "я". И за это уже я уважала его.

Поднявшись на внешнюю стену, я привычно встала у самого края, вглядываясь в темную даль. Слегка влажный снег поблескивал в свете то и дело вспыхивающей в небе нефритовой тропы. Ночь была тихая, безветренная, и в такие моменты казалось, что и вовсе не может здесь случиться ничего плохого.

Вдруг я услышала шаги. Признаться, и оборачиваться не нужно было — такие мягкие, но в то же время неуклюжие шаги здесь были лишь у одного человека. И все же я взглянула в сторону священника лишь для того, чтобы выказать свое уважение.

— Леродот, — кивнула я ему. — Добрый вечер.

— Здравствуй, Майя, — мягко сказал он в ответ. — Отдыхаешь?

— Думаю, ваше святейшество, думаю. Тоже ведь своего рода работа, м?

— О чем думаешь?

Я указала рукой вперед, на ровную, покрытую снегом равнину. Обычный человек, пожалуй, и не заметил бы изменений, но привыкшие к однообразному пейзажу служители гарнизона быстро уловили, что что-то было не так. Да и не скрывался факт подготовки к решающей битве.

— Видите? — сказала я наконец священнику. — Там вбиты колья. Веревки спрятаны под снегом так, что их не видать. Когда придет враг, мы разломаем лед, часть утонет в море. Для этого крепость отплыла на сотню шагов южнее, мы занимались этим последние две недели.

— И что же тебя беспокоит, Соленый Ворон?

— Вот опять вы за свое, — усмехнулась я, вновь услышав это прозвище. — Да как бы сказать-то... А сработает ли? Лед устойчивый, по нему можно ходить, но, по моим расчетам, если разом дернуть веревки, то клинья образуют большую трещину. Да только...

Леродот молча взглянул на меня. В его глазах, как и прежде, я видела неподдельный интерес. Сейчас он был похож на маленькую меня, когда я только-только стала ученицей друида Хьялдура.

— Может и не сработать, в общем, — вздохнула я слегка раздраженно. — Мертвые замораживают воду, делают лед крепче. Не знаю. Не хочу об этом думать.

— Понимаю тебя... — успокаивающим тоном тихо произнес священник, мягко коснувшись моей руки. — Главное, что бы ты... Что это?

— Что?

Я взглянула туда, куда он указал мне своей рукой. Там, вдали, в воздух поднимался снежный вихрь. Метель, непроглядная белая буря рвала в клочья снежные барханы. Вдруг резкий порыв ветра чуть не сбил меня с ног, с головы моей слетел капюшон, и лишь тогда я смогла разглядеть то, отчего в груди перестало биться сердце.

— Началось... — тихо, едва шевеля губами произнесла я. — Н... Началось!

Под покровом снежной бури одна за другой из тьмы вырастали темные фигуры. Едва различимые на таком расстоянии, они медленно шли в сторону крепости, и не было среди них ни единого огонька — огонь пугал мертвых, заставлял их страдать.

Северное сияние над головой сверкнуло ярче. Мрачное знамение предстоящей битвы разгоралось над головой. Дышать стало тяжело, словно вокруг был один лишь вакуум.

Я безмолвно раскрыла рот. Должна была закричать, но ни единый звук не мог сорваться с моих губ. В горле мгновенно пересохло, от страха я могла лишь хрипеть и тихо пищать.

— Ра... — едва смогла выдохнуть я.

"Майя, соберись! Дай свое тело мне!"

Но я не...

"Подвинься!"

— РА-ЗЕ-РИ! — вдруг заорала я во всю глотку будто бы не своим голосом. Крик Димы эхом пронесся над ледяной долиной, отражался от стен крепости и врывался в каждый коридор, каждую комнатку.

Мертвые в стенах затрещали. Я почувствовала вибрацию под ногами, дрожь самой крепости. Даже плоть тел моржей содрогалась от экстаза.

— РА-ЗЕ-РИ! — продолжала кричать я, не в силах управлять собственным телом.

Мертвец в голове делал все за меня. Ноги понесли меня по стене, я спотыкалась, но поднималась и продолжала бежать. И раз за разом крик, разрывающий голосовые связки:

— РА-ЗЕ-РИ! — кричала и кричала я. — РА-ЗЕ-РИ! РА-ЗЕ-РИ!

Когда слух наконец-таки вернулся ко мне, я услышала крики. Крики, звуки сотен шагов, приказы и мат. Белая крепость просыпалась, люди хватались за оружие.

— Воду, воду! — кричала я, потерявшись в толпе людей. — Несите воду и пушки!

Но меня уже никто не слышал. Вся та толпа, что собралась за этими стенами, сейчас превратилась в один сплошной балаган. Люди бежали в разные стороны, хватали оружие, сталкивались и падали.

Кто-то небрежно толкнул меня в спину. Я едва не упала со стены, но устояла на четвереньках. Один за другим я ощущала удары ног по своим ребрам, спине, рукам. Стало не хватать воздуха.

— Вставай! — вдруг раздался надо мной крик Выгыргырлеле.

Он схватил меня за руку и резко дернул на себя. В глазах на мгновение потемнело, но затем я увидела его коренастую фигуру. Он сжимал в руке костяной гарпун.

Оглянувшись, я наконец увидела, как один за другим люди выстраивались на стенах. Они готовились к атаке, не зная, что их теперь ждет. Северное сияние яростно кипело, брызги сотен зеленых камней озаряли ночное небо, словно звезды.

— Тау-у-у! — вдруг взвыл Выгыргырлеле.

— Па! — разом ответили ему его люди.

— Тау!

— Па!

Они стучали гарпунами по льду, звуки эти сливались в унисон, в ужасающий, агрессивный ритм.

Неожиданно организованно они пошли на стены, ни на секунду не прекращая выкрикивать свой боевой клич. Мне оставалось лишь смотреть на то, как воины странного племени встают у края, готовые к бою.

Так поступили и страты. Они без паники, организованно поднимались на стены по лестницам, приставленным к ним, занимали свободное место. Его, впрочем, оставалось совсем мало — люди выстраивались уже в два, а то и в три ряда. Защитников оказалось слишком много.

Я прошла вперед вместе с людьми странного племени. Видя мою светловолосую голову, возвышающуюся над ними, мои воины расступались, давая спокойно пройти. Наконец, взяв у кого-то из рук копье, я встала на краю стены.

Над крепостью повисла тишина. Сошла на нет паника, сменившись холодным, длинным ожиданием. Лишь ветер все сильнее завывал в долине, да колючий снег хлестал по лицу. И мне бы сказать что-то, произнести речь, но сил совсем не осталось, а в голове был вакуум.

И вдруг, послышался плачь. То был не голос одного из детей, спрятавшихся в крепости — он доносился с севера. Вместо боевых горнов и барабанов, мертвые шли к нам под звуки детского плача. Вскоре к нему присоединился еще один, а затем еще и еще. Они кричали в унисон, надрывая глотки, в их голосах был первозданный ужас и непонимание.

— Какого... — сквозь одышку произнесла я.

Метель словно по чьему-то приказу расступилась. Наконец, я увидела их.

Ни одного воина. Лишь сотни матерей, ведущих за руки и несущих на своих руках детей. Исхудавшие, покрытые инеем, бледно-синие, они из последних сил шли к нам навстречу. Некоторые матери плакали так же, как и их дети. Эти люди были в отчаянии.

— И это... — вздохнул Август. — Твоя армия мертвых, Бортдоттир?

— Нет, подождите, здесь что-то... — непонимающе произнесла я, вглядываясь вдаль.

Но никого больше не было. Лишь толпа обездоленных, измученных матерей с детьми, чьи тела едва были прикрыты изорванной тканью. Они бы давно замерзли насмерть в таком месте, да только никто из них давно уже не дышал. Это были мертвые, и мертвые плакали.

— Стратас! — вдруг воскликнул Август.

— А-во! — в один голос выкрикнули в ответ солдаты.

— Скаллес! — приказал им легат.

Быстро, слаженно они стали скидывать вниз, наружу лестницы и веревки. Один за другим страты спускались вниз и выстраивались в боевое построение уже за пределами толстых ледяных стен.

— Нет-нет-нет! — выкрикнула я в панике. — Стойте! Здесь что-то не так!

— Отцепись, варварша! — рявкнул Август. — Я здесь для того, чтобы бороться с мертвыми! Будешь мне мешать — отсеку голову!

Август стал спускаться вниз следом за своими воинами, а я могла лишь наблюдать за тем, как все больше и больше стратов готовятся к бою. Это, казалось, не пугало мертвых — женщины и дети шли так же, как и прежде, не оглядываясь и при этом словно бы ничего перед собой не видя.

— Стратас! — снова выкрикнул Август, подняв правую руку. — Харотас!

— А-во! — в унисон проревели страты и выставили вперед копья.

— Стратас! Энпрос!

— А-во!

Гремя тяжелыми сапогами, они двинулись вперед, прикрываясь щитами и выставив оружие вперед. Сделав три шага, они вдруг остановились, снова выкрикнули "А-во!" и сделали еще три шага.

— Стойте! — закричала я. — Стойте же вы!

Но ни Август, ни страты меня будто бы не слышали. Они медленно, но верно продвигались вперед, готовясь к атаке.

И раздался крик.

Копье солдата пронзило тело неживой женщины. Та закрыла собой своего малолетнего сына. Ребенок плакал, кричал от ужаса, пока его мать, не способная умереть, раз за разом принимала на себя удары копья, пока не упала в алый от ее крови снег.

— А-во! — выкрикнули страты, продолжая идти.

Копья сталкивались с телами мертвых. Они кричали от ужаса и боли. Матери пытались защитить своих детей, но страты хладнокровно и неумолимо пронзали каждого, пока тот не перестанет шевелиться. За ними оставалась лишь усеянная подергивающимися в конвульсиях трупами земля.

— А-во!

Это была бойня. От криков, полных боли, мне стало дурно. И не мне одной — кто-то из моих людей, не выдержав, упал на четвереньки, исторгая из себя сегодняшний ужин.

— А-во!

Крики становились все тише, сменяясь слабыми, протяжными стонами. Уже никто из тех, кто пришел сюда, не мог стоять на ногах, а тех, кто пытался, добивали красными от крови копьями страты.

— А-во!

Они остановились. Легат резко опустил руку, и построение быстро сменило направление, выставив копья уже в сторону крепости. Солдаты вновь пошли вперед, топча ногами дергающиеся, стонущие тела и добивая тех, кто еще мог поднять руку.

— А-во!

Когда никого не осталось, легат что-то скомандовал своим воинам. Те, держа копья остриями к противнику, стали оттаскивать трупы к морю, где кромка воды еще не успела замерзнуть после перемещения айсберга.

Они скидывали тела людей в ледяную воду, где те мгновенно застывали во льдах, некоторые тонули. Маленькие тела детей, алые от их крови и крови их матерей, навечно застревали в ледяных тюрьмах, прекращалось любое движение. Ни вздоха, ни стона.

И наконец, все затихло. Ветер все так же завывал над нами, и все, кто был на стенах, дрожали, словно на них совсем не было одежды. Одни только страты во главе с Августом радовались своей победе, поздравляли друг друга, хлопали друг друга по плечам и улыбались.

Август взглянул на меня, улыбнулся. Я не выдержала, во рту скопился мерзкий соленый привкус, и, подступив к горлу, рвота исторгнулась из моего дрожащего тела.

А дальше все было как в тумане. Люди сновали туда-сюда, что-то делали, куда-то собирались. Выгыргырлеле вместе с кем-то еще оттащили меня в сторону, прочь от стен. Мутным взором я увидела, как одна за другой падают ряды меховых палаток стратов, как поднимаются и спускаются со стен их припасы, люди.

В голове словно был стержень раскаленного железа. Сердце было зажато в тисках, и было тяжело сделать хоть один вдох из-за невыносимой боли в груди. Лишь инстинктивно я нашарила на поясе мешочек с наперстянкой и закинула себе в рот последнюю горсть, прежде чем все вокруг потемнело, а звуки стихли до минимума.

Но и это длилось недолго, во всяком случае так мне казалось. Вскоре я медленно разлепила глаза и увидела, что никого вокруг уже не было. Внешняя стена не ломилась от людей, как всего каких-то пять минут назад, не было паники, суеты. Белая крепость уснула, как уснули ее защитники.

— Майя? — раздался над моим ухом голос Киры.

Я медленно, едва находя в себе силы повернула лицо в ее сторону. Она нахмурилась, обеспокоенно разглядывала меня. Да, сестренка, знаю — жалкое зрелище.

Медленно поднявшись на ноги, я оглянулась. Все та же ночь, все та же крепость. Можно было подумать, что я просто напилась и уснула, и на мгновение такая мысль проскочила у меня в голове, но нет — все произошедшее было реальностью. Случилось нечто ужасное, нечто, что я не могла понять, что я просто неспособна была понять!

Наконец, ко мне вернулось осознание страшного факта.

— Где страты? — испуганно уставилась я на Киру. — Где страты?! Где они?!

— Майя, Майя! — взволнованно затараторила Кира. — Майя, присядь, прошу!

— Где они, блять?! Где, форр фан да, страты?!

Я побежала. Побежала по внутренней стене, ничего перед собой не видя. Мой взор был направлен туда, наружу, в темную даль. На очередном повороте я с кем-то столкнулась, молодая девушка выронила копье и упала на лед, но у меня не было времени ей помогать.

Я побежала дальше. К южной стороне стены. Туда, где, попивая брагу, стояли с десяток защитников крепости.

— Твою мать! — закричала я, расталкивая их.

Крохотные огоньки в темной дали медленно удалялись все дальше и дальше. Страты возвращались домой.

— Нет... — тихо произнесла я, сползая вниз по стенке. — Нет-нет-нет...

— Ну... — вздохнул кто-то рядом. — Вот и все.

— Ага... — цокнул языком другой.

— Нет... — я простонала, вставая на четвереньки. — Нет... Не... Нет же...

Меня окутал первозданный страх.

Мы снова остались одни. Мы снова остались без защиты и надежды на выживание.

Мы... Я. Мне нужна брага. Нужно выпить. Я так не могу.

Ноги сами несли меня вниз, в кладовые. Туда, куда я так много раз спускалась за эти годы. Туда, где хранились наши запасы спиртного — спасибо старику Угбару.

В коридорах было тихо и безлюдно. Словно все куда-то разом подевались. Осознание того факта, что со стратами на юг ушло и множество защитников крепости, пришло довольно быстро. Но сейчас это все было неважно.

Я схватила кувшин и побежала наверх. Дыхание сбивалось, а ноги налились свинцом. Губами я на ходу припала к горлышку, делая несколько больших глотков, лишь бы избавиться от привкуса рвоты на языке. Алкоголь обжигал, спускаясь по пищеводу, и грел, оказавшись в желудке. Становилось легко, комфортно.

Вот я уже добежала до лестницы наверх. Припорошенные снежком ступени, тяжелая шкура на входе. В комнате горит тусклым огоньком масляная лампа. И вдруг чьи-то тонкие, нежные руки обняли меня за талию, легли поверх моих рук, сжимающих кувшин с брагой.

— Тише... — успокаивающе прошептала Кира.

Она мягко взяла из моих рук кувшин. Сил сопротивляться совсем не было.

Ведомая ею, я легла на мягкую шкуру. Кира нежно, насколько это возможно аккуратно приподняла мою голову и положила себе на колени.

— Кира, я...

— Тише, тише... — продолжала шептать она, поглаживая меня и зарываясь пальцами в волосы.

— Я всех подвела... — слезы наворачивались на глаза, но сестренка смахнула их большим пальцем.

— Ты никого не подвела, — улыбнулась она. — Мы все тебя любим и ценим. И Варс, и Снорри... И я.

Становилось спокойно. Эмоции утихали, оставалась лишь незримая энтропия, заполоняющая голову, да нежный голос Киры и касания ее рук.

— А помнишь... — прошептала она. — Как ты нашла меня? Тогда, у полей. Твой отец хотел огреть меня палкой за воровство, а ты закрыла меня собой.

Я молчала. Все-равно отвечать было нечего — я помнила и этот, и любой из дней, проведенных с ней.

— А потом ночью ты вынесла мне огромную жареную рыбину... Ты правда тогда легла спать голодной?

— Кир...

— А когда сосед прогнать меня хотел, помнишь? Я тогда спала в хлеву, а он на меня кричал, кричал... А ты на него чем-то посыпала, что он потом целый день чесался, до крови все расчесал.

Ее тонкие, холодные пальцы, нежно массировали кожу под волосами. Иногда касались моего уха, блуждали вокруг него и едва ощутимо касались кончика и мочки. Плавно, незаметно, ее ласка переходила все ниже, на мои щеки, шею.

— Как тебя можно не любить, Майя? — ласково улыбнулась она. — Потому я и оставила тебя... Я хотела чтобы ты стала сильной, чтобы с тобой ничего не случилось, если меня не будет рядом.

"Она лжет", — раздался в голове слабый, едва различимый голос Димы.

Плевать.

— Будь рядом всегда. — невольно прошептала я, прикрывая глаза.

— Буду. — прошептала в ответ Кира, опускаясь на шкуру рядом со мной.

Ее рука медленно, но уверенно проскользнула под мою шубу, пальцы коснулись ключицы. От легкого холода я поежилась, по руке побежали мурашки.

Кира вдруг закинула одну свою ногу поверх моей, приблизилась еще больше. Я чувствовала, как вздымается от тяжелого дыхания ее грудь, как пышет жаром ее молодое тело.

"Она лжет, Майя", — не унимался мертвец, но голос его был слышен, словно старая грампластинка. — "Она лжет. Она использует тебя. Майя!"

— И я хочу, чтобы мы всегда были вместе, — еще тише прошептала Кира, ее губы почти коснулись моего уха, обдавая его горячим дыханием. — Чтобы ты была только моей.

Кира задула тусклый огонек масляной лампы.