Белый край

Глава 38: Покой

Сон становился все более похожим на смерть. Казалось, каждое мое пробуждение — новый виток ада, а мир вокруг — юдоль страха и отчаяния. Смерть в этом случае не казалась таким уж плохим вариантом.

Сон становился все более похожим на смерть. Небо, скрытое за спиральными тучами, изумрудное сияние зла, крики детей и резкий, соленый запах ужаса. Так, наверное, выглядит ад, и я готова к нему.

Сон становился все более похожим на смерть. События приняли образ бесконечного цикла. На языке отчетливо проступал терпкий вкус браги. Черные, сверкающие тут и там серебром крылья укрывали меня, словно саван. Сладкоголосый юноша тихо всхлипывал, его алая кровь крупными каплями окропляла мое лицо. Попадая на длинный шрам, она заставляла мою кожу гореть, а мои глаза становились сухими, как губы старца.

Сон заканчивается. Начинается реальный ад.

— Командир! — дозорный в панике вбежал в мою комнату и принялся трясти меня за плечи. — Командир, просыпайтесь! Командир!

Я с трудом разлепила глаза. Мутным взглядом пробежалась по его лицу — небритый, неухоженный, самый настоящий варвар, как и все здесь. Губы мужчины пересохли, в глазах читалась паника.

Но мое выражение лица выдавало нескрываемую радость. Дозорный непонимающе смотрел на меня, пока в комнате собиралось все больше и больше людей. Пришла Кира, за ней Варс, даже Снорри поднялся в шпиль айсберга.

— Хах... — не выдержала я. — Аха-ха-ха!

Я залилась диким хохотом, таким, что самой становилось жутко. Мой голос звучал звонко, не так, как обычно. Пожалуй, некоторые из собравшихся такого и не слышали — я не могла скрыть своей радости.

— Командир... — негромко прошептал дозорный.

— Они пришли?! — воскликнула я, вскакивая на ноги и хватая его за плечи. Он дрожал как лист клена на осеннем ветру, паника в глазах сменилась страхом и непониманием. — Они пришли, да?! Нас атакуют?!

Силой вырвавшись из моей хватки, мужчина отошел на несколько шагов назад. Ко мне хотел было подойти Варс, но Кира, положив ему руку на грудь, не позволила.

— Нет, Майя, — тихо произнесла она. — Это друзья.

Улыбка быстро исчезала с моего лица, сменяясь привычным выражением едва сдерживаемой злобы. Внутри моей груди будто бы застрял огромный ком, из-за которого стало тяжело дышать, руки едва заметно задрожали, ровно как и губы, влажные от алкоголя.

— Форр фан да! — не сдерживаясь закричала я.

Правая рука будто бы обрела собственное сознание — цепкие пальцы схватили пустой кувшин за горлышко, я метнула его в пришедшего в мою обитель дозорного. Он разбился об его лоб с неприятным звоном, по носу мужчины побежала струйка крови.

— Что вам всем, вашу мать, от меня надо?! — я не могла сфокусироваться ни на ком из присутствующих, взгляд перебегал с одного грязного лица на другое. — А?! Я вас спрашиваю?!

Раненого дозорного, дабы не случилась беда, вывели другие. Комната быстро пустела, и вскоре я осталась наедине с пиявками.

— Майя, успокойся, — Кира быстро подбежала ко мне и взяла мою ладонь своими холодными руками. — Ну же, ну.

— Не трогай меня! — воскликнула я, отдергивая руку. — П-прочь!

— Майя, — лицо Киры вдруг стало серьезным, ее вечная улыбка погасла, а зеленые глаза сверкнули в полумраке. — Тебе нужно выйти. Прошу. Это важно.

Ее голос звучал непривычно серьезно, будто бы это вовсе была не Кира. Каждую фразу, а порой и отдельные слова, она проговаривала четко, с паузами, так, что не подчиниться ей было невозможно.

— Да как... — пробормотала я себе под нос. — Как же я..?

— Идем. Пожалуйста. — лиса не отступала.

— Я... — с тяжелым вздохом я рухнула на шкуру. — Да, сейчас...

Тряхнув головой, я поморщилась от мерзкой, гудящей боли внутри черепной коробки. Очень хотелось пить, еще больше хотелось избавиться от странного привкуса во рту, но, в конечном итоге, я совладала с собой и вышла наружу вслед за пиявками.

Яркий свет, коим было залито побережье под стеной, ударил в глаза. Я поморщилась, прикрыла глаза ладонью, и лишь спустя несколько секунд смогла наконец взглянуть вниз.

Наконец-таки я увидела зачем мои подчиненные прервали мой беспокойный сон. Внизу, прижимаясь к Белой крепости, словно щенки к груди суки, столпились сотни, а то и тысячи кораблей странного народа. Тут и там горели тусклые огоньки, в свете которых были различимы фигуры людей, корзины и мешки с провиантом, небольшие меховые палатки, разбитые прямо на палубах кораблей — этакие передвижные дома кочевников северных морей.

— Твою же... — сухие губы едва слушались меня, шептали. — Какого..?

— Тебя хочет видеть их вождь, — сообщила Кира. — Поднимать его или спустишься сама.

— Поднимайте... — махнула я рукой в ответ. — Как его там..?

— Выгыргырлеле.

— Чего? — взгляд мгновенно оказался прикован к лицу подруги, но я не заметила и тени иронии. — Как-как?

— Выгыргырлеле, звезда-корабль, как они называют своего предводителя.

— Выг... Выгры... Блять, — я попыталась произнести его имя, но похмелье и недостаток воды в теле никак не позволяли мне этого сделать. — Звезда-корабль, я поняла.

Кира же тем временем свистнула часовым, и те скинули пару веревок вниз со стен. Вскоре после этого я заметила, как они натянулись, словно струны тагельхарпы, и люди стали тянуть, поднимая в крепость неожиданных гостей.

В окружении пары воинов, вооруженных длинными костными гарпунами, на стену поднялся невысокий мужчина в глубоком меховом капюшоне. С его шеи свисало множество ожерелий с ракушками и бусинками, вырезанными из кости. Увидев меня, он без промедления приложил три пальца ко лбу и провел ими до правой щеки — это, как я в итоге узнала, был жест приветствия кочевого народа.

В ответ я лишь кивнула и поправила тяжелую шубу, чтобы выглядеть хоть сколько-нибудь презентабельно. Выгыргырлеле быстрым шагом подошел ко мне, пристально уставился в мои глаза, а затем вдруг приблизился еще больше, принявшись меня обнюхивать.

— Э... — только и протянула я. — Я...

— Я знаю кто ты, Майя соль-птица, — перебил меня вождь кочевников и наконец отошел на уважительные несколько шагов. — Крепостью все еще главствуешь ты?

— Да, — короткий кивок. — Добро пожаловать.

— Не надо этого, — вздохнул Выгыргырлеле и ударил кулаком по раскрытой ладони. — Вигдис передала тебе договор?

— Договор? — непонимающе переспросила я. — Какой еще договор?

— Мертвые прогнали нас с пастбищ моржей, сковали море льдом, убили рыбу, — едва не вскипая от злости стал перечислять звезда-корабль. — Был договор — мы приходим за защитой, когда придет время.

— Эй-эй! — воскликнула я в ответ. — Подожди-ка! Я ни о каком договоре ничего не знаю! У меня слишком мало людей чтобы защитить вас, а крепость не вместит всех!

В этот момент в разговор вмешалась внезапно появившаяся Надья. Она, держась рукой за поясницу, неторопливо вышла на стену из темного прохода, и вздохнула, взглянув на армаду кораблей, причаливших к берегу у крепости.

— Майечка, я тебе и этому жабролюду погрела еды, — обратилась она ко мне, совершенно игнорируя вождя кочевников. — Проходите в...

— Надья! — шикнула я на нее, жестом показывая, что лучше помолчать. — Он говорит на..!

— Ой! — испуганно вздохнула старушка. — Трехликий защити, Абба попутал, проходите, пожалуйста, дорогой гость!

В один миг она выпрямилась, дружелюбным жестом пригласила гостя на ужин, но тот все продолжал пристально рассматривать меня. На мгновение мне даже показалось, что он будто бы пытается понять, достойна ли я управлять крепостью и смогу ли выполнить обещание, которое дала ему когда-то моя тетка.

— Нам наверх, — бросила я кухарке напоследок. — Выгыргр... Выг... Пройдемте туда.

Мужчина коротко кивнул и быстрым шагом проследовал за мной в мою уединенную комнату на вершине айсберга.

Лишь войдя внутрь я поняла, что, возможно, стоило провести переговоры в столовой. На полу тут и там валялись пустые и разбитые кувшины, у спальных шкур виднелись пятна крови из разбитого лица дозорного, да и в целом обстановка была не очень благоприятной. Шутка ли — даже масла в лампе не было уже как пару дней просто потому, что мне хотелось темноты.

Впрочем, гость явно бывал здесь и раньше. Он уверенно вошел внутрь, достал из-под огромной шубы небольшой бурдюк, откупорил крышку и налил в масляную лампу немного густого топленого жира. Хотела бы я похвастать умениями друидов-старейшин и зажечь свечу щелчком пальцев, да только настоящим друидом я так и не стала — даже маленькие, незначительные духи отказывались со мной разговаривать.

Выгыргырлеле вскоре зажег толстый фитиль от тусклого трута, который, в свою очередь, он зажег парой кусочков кремня. Словом, чувствовал он себя здесь даже более уверенно, чем я, оккупировавшая единственную личную комнату в крепости.

Наконец, мы сели друг на против друга на теплой шкуре мамонта. Мужчина снял капюшон, и теперь я смогла как следует разглядеть черты его лица. Похожий на своих соплеменников, он, тем не менее, отличался от многих из них своим возрастом. Он не был стар, однако явные, пусть и неглубокие морщинки уже виднелись на лбу и у уголков раскосых глаз. В черных как уголь волосах проступала седина, а во взгляде серых глаз явно виднелась усталость.

Я невольно засмотрелась на его правую руку — его запястье было украшено причудливой татуировкой в виде спирали, состоящей из рун. Не тех рун, что используют друиды для предсказаний, а других, доселе мною невиданных и, соответственно, для меня не понятных.

— Мертвые близко, — наконец заговорил он, пряча руку в рукаве, отчего мне пришлось переключить внимание на его лицо. — Они идут с севера. Топят корабли, убивают мой народ.

— Хм... Насколько близко?

— В пяти днях пешего пути. Но идут медленно.

В комнату вошла Надья с двумя тарелками горячего варева. Мой гость кивком головы поблагодарил повариху и тут же принялся жадно, быстро есть, словно голодал уже несколько дней.

— Почему они не торопятся? — задумчиво протянула я, не желая пока притрагиваться к еде. — Длинные ночи скоро начнутся. К чему ждать?

Но мой собеседник не ответил на этот вопрос. В общем-то, и правильно сделал — такие мысли вслух я адресовала скорее сама себе.

"Или второму "я"", — вдруг прозвучал в голове голос Димы.

Если знаешь ответ, то не молчи.

"С чего бы?", — усмехнулся он.

И то верно. Голову мы делим одну.

— Мой народ... — наконец продолжил свою речь Выгыргырлеле, когда миска его опустела. Я вежливо предложила ему свою порцию, но мужчина лишь тряхнул головой и продолжил: — Никогда не имел земли. У нас есть угодья, есть рыба и мясо, но не земля. С твоего дома нас прогнали красные люди и твои родичи, с дома на восходе солнца — зеленые люди.

— В Белой крепости вы точно дом не найдете, — вздохнула я. — Уж простите, но мы тут пытаемся нашествие сдержать.

— Я знаю что и как вы делаете, Майя, — мужчина поднял взгляд на меня. — Знаю, что мертвые могут воскрешать других мертвых лишь здесь. Знаю, что мертвые могут воскрешать других мертвых и на юге, если туда придут обсидиановые люди. Знаю, что вы для них как ком в горле.

— Отрезаем возможность расширять армию, да, — я кивнула. — Без постоянного потока обсидиановых тварей их армию остановит даже красное племя.

— Но сейчас защита нужна нам, — будто бы игнорируя меня продолжил Выгыргырлеле. — Нам некуда идти, я не смог найти нам дом. Я отдам тебе всю кость, все богатства, только укрой хотя бы женщин и детей.

— Боги... Да я же не отказываюсь!

Он непонимаще взглянул на меня, а я, поднявшись на ноги, принялась ходить взад-вперед по комнате.

— Поймите вы, что все просто не поместятся! Тут и так стало так тесно, что нужник чистят по три раза в день!

— Хотя бы женщин и детей, — повторил мужчина. — Вот...

Я заметила, как он протянул мне искусное ожерелье из костяных бусинок, каждая из которых была выкрашена в ярко-синий и была украшена спиралью. Раздраженно хлопнув гостя по руке, я вновь села на место и зло посмотрела ему в глаза, стараясь говорить как можно более серьезно:

— Я вам не отказываю. Мы здесь для этого и есть — защищать людей. Но мужчинам места точно не хватит.

— Мужчины останутся снаружи, — кивнул звезда-корабль. — И помогут защититься.

— Да твою же мать, а! — воскликнула я. — Опять вот это пафосное самопожертвование! Ты идиот?! Вы все идиоты?! Бери мужчин и...

Я хотела было сказать ему, чтобы они как можно скорее уплывали на юг, в более безопасные места. Чтобы забирали своих жен и детей, чтобы молили о помощи у других племен. Но что-то внутри меня не позволило ему этого сказать.

— Еда с собой есть?

— Да.

— Сражаться умеете?

Он коротко кивнул.

Сразу же после этого я протянула ему руку, он крепко ее пожал. Особенность любых кочевников — они всегда легко понимают значение любых жестов любых народов, потому как постоянно учатся чужим повадкам, обычаям и культуре.

Наконец-таки, будущее переставало быть таким уж безрадостным. У меня появился план.

Вместе с Выгырлеле мы вышли наружу, где его ожидали его воины. На языке, неизвестном мне, он что-то быстро им проговорил, и те, кивнув, побежали к краю стены чтобы спуститься вниз.

— Дозорные! — выкрикнула я. — Будить всех! Поднимаем женщин и детей!

Пара окцитийцев с копьями в руках пристально смотрели на меня. Почему-то они не торопились выполнить приказ.

— Вы меня плохо слышите что-ли, блохастые?! — снова закричала я. — Быстро за людьми! Бегом!

Вперед вышел один из них. В его взгляде, сверкающем в свете северного сияния, я увидела презрение и злобу.

— Катись оно все к Аббе, — прохрипел мужчина и плюнул себе под ноги. — И ты туда же.

Он бросил копье. Его примеру последовал и второй. Вскоре, один за другим, окцитийцы десятками стали собираться в толпу, бросать оружие и хвататься за веревки. Меня охватила паника — бойцы спешили сбежать отсюда прочь.

— Какого хрена вы творите?! — борясь с пересохшим горлом закричала я. — Быстро в строй!

— Варварская шлюха... — донесся до меня один из голосов.

— Сама тут подыхай, сумасшедшая! — в сердцах выпалил другой.

Они сбросили вниз веревки, закрепили их на кольцах в стенах, вот-вот готовились сбежать, оставить свой пост. Тем временем другие их товарищи выносили наружу мешки с провиантом.

— Воины, к оружию! — скомандовала я тем, кто еще остался мне верен. — Всем на стены!

Но и на этот мой призыв почти никто не спешил откликнуться. Где-то в стороне стояли с копьями пиявки, мялся у прохода в крепость Бруни, явно сомневалась Афина. Даже Сих, что искренне рассказывал мне о своем прошлом, сейчас держал клинок в ножнах.

— Остановите их! Остановите же, ну!

Никто не желал кровопролития. Все знали, что они имеют право уйти. Имеют право на свободу. Никто никого не держал здесь насильно.

— Именем Трехликого, остановитесь! — вдруг прозвучал неожиданно громкий бас священника.

Словно призрак, он вышел на стену, облаченный в свой черный балахон. Святой символ на его шее причудливо переливался в свете полярного сияния.

Окцитийцы остановились. Они не могли ослушаться того, кто, возможно, был их единственной надеждой на рай после смерти.

Священник Леродот встал передо мной, положив руку мне на плечо. Из-под темного, огромного капюшона он медленно окинул взглядом дезертиров, тяжело вздохнул.

— Братья, сестры, — начал он свою речь. — Вы боитесь. Так же, как боюсь и я.

Над крепостью повисла мертвая тишина. Все слушали святого, никто не смел его перебить. Лишь Бруни неловко покашлял, прикрывая рот рукой.

— Но вы здесь неспроста. Воры, убийцы... Вас всех сюда направила воля Трехликого. Кто мы, смертные, такие, чтобы сопротивляться длани его? Как смеем мы, смиренные рабы, отступать, когда Он призвал нас на бой?

Леродот отпустил мое плечо и я отошла от него на шаг назад, пряча руки в рукавах. Колючий, пронзающий ветер завывал над головой, невольно я поежилась от холода. Священник раскинул руки в стороны, словно желая обнять всю свою заблудшую паству.

— Не бойтесь! Пусть нас и ведет язычница, пусть мы и не понимаем Его воли, но так было предначертано. За нами наши семьи и наши дома, за нами те, кого мы должны защитить. И я... Я верю этой деве. Я верю что она приведет нас к победе. Поэтому прошу вас, одумайтесь и возьмите в руки оружие. Пройдет совсем немного времени и всех вас будут чествовать как героев.

На лицах дезертиров проступили явные сомнения. Кто-то все еще держался за веревки, но большинство медленно но верно приходили в себя, поднимали с ледяного пола копья. Леродот, как бы мне не хотелось этого признавать, скорее всего спас нас всех — целая половина гарнизона не ушла прочь с нашими запасами лишь благодаря его речи.

Наконец, священник обернулся, взглянул на меня с теплой улыбкой. Впервые я почувствовала, что этот человек и вправду желает мне добра. В его взгляде чувствовалась безвозмездная, отеческая любовь и сострадание, как те, что когда-то я увидела в глазах Хьялдура.

— Пойдем, Майя, — он мягко коснулся моей руки. — Пойдем. Я помогу тебе.

Словно зачарованная, я пошла с ним наверх, в свою холодную, темную комнату. Масло в лампе уже догорело, от фитиля остался лишь пепел, но священника ничуть не смущал мрак, укрывший нас с головой. Жестом он попросил меня сесть, и сам сел на колени напротив меня, смотря мне в глаза.

— Майя, девочка... — с сожалением в голосе вздохнул он. — Прошу тебя, сбрось груз со своих хрупких плеч. Поведай мне о том, что тебя беспокоит. Позволь мне разделить твои страхи.

"Не делай этого", — вдруг проснулся Дима.

Но было уже слишком поздно.

— Я... — голос дрожал от неуверенности. — Я...

Я рассказала ему все.

Про страх, про боль, про отчаяние. Про то, как сильно я боюсь прихода мертвых, про то, как сильно я этого желаю. Слова сыпались из меня нескончаемым потоком, а Леродот все слушал и слушал, даже и не думая перебивать меня или пытаться меня учить.

Он всего-лишь слушал. И от счастья, что меня действительно просто-напросто слушают, я не смогла сдержать слез.

— И я... Я..! — всхлипывая, почти прокричала я. — Я ведь вижу! Меня все... Все не... Ненавидят...

— Майя, Майя... — успокаивающе прошептал он. — Тише, тише. Ты ошибаешься.

— Никто не понимает... Никто... И не пытается понять!

— Это сложно, — согласился священник. — На тебе лежит огромная ответственность.

— И я... Я ведь... Одна...

— Нет, — он сдержанно, но тепло улыбнулся и покачал головой. — Ты не одна, Майя.

Тонкими, крючковатыми пальцами Леродот снял с шеи священный символ — трехконечную звезду. Затем второй рукой он мягко взял мою ладонь и положил на нее свой амулет.

— Ты не одна. Трехликий всегда с тобой. И я всегда здесь, когда буду нужен.

Впервые за несколько месяцев я, не прекращая рыдать, уснула крепким сном младенца. И не было в эту ночь ни кошмаров, ни бреда — лишь блаженное забвение и покой.

Сон становится все более похожим на смерть.