Я вновь оказалась на дне глубокой, сырой могилы.
Вот только в этот раз я была здесь совсем одна. Того, кто был со мной с момента моего рождения, здесь больше не было. Он был там, под солнцем, среди зеркальных стен и голубого тумана. Я же лишь могла смотреть туда, где высилось расколотое небо. Разорванные в клочья облака медленно проплывали вдалеке, над моей головой, а в самой голове было пусто.
Не так должно выглядеть настоящее посмертие. Дима, студент без надежд на будущее, и тот стал мной, получил второй шанс. Не могу же я быть лишена такой возможности? Не может же все закончиться глубокой ямой?
Но в миг, когда я окончательно запуталась, мертвец наконец показался. Он смотрел на меня вниз взглядом, полным печали, и курил длинную резную трубку.
— Не устала быть слабой? — спросил он, выпуская спираль едкого дыма.
— Устала, — кивнула я. — Но что я могу?
Мертвец усмехнулся.
— То же, что и раньше, — только и ответил он. — Давай, это ведь твои мысли, я лишь перевожу их в речь. Да и то, надо сказать… Только твой личный бред.
— Я могу…
— Можешь взять себя в руки, — подытожил он и протянул мне руку. — Готова вернуться в строй или так и будешь дальше жалеть себя?
Я неуверенно взглянула на его ладонь. Как и при жизни, она была покрыта шрамами от погашенных сигарет, на среднем пальце красовались три крохотные точки — последствие пьяного спора.
— Я…
— Ты так и будешь продолжать надеяться на других?! — закричал Дима. — Так и будешь принцессой, которую спасают?! Даже я, блядь, ни на кого не надеялся, когда был на твоем месте!
Он был прав.
Все те года, что я еще не была собой, что он все еще просыпался в моем теле, он боролся. Боролся с голодом, с врагами, с предателями, с чудовищами. Что сделала я за свои семь лет? Построила баню, открыла школу? Черт возьми, да я даже в Скагене ничего не сделала, меня спасли!
— Вот именно, — сказал Дима. — Ты такая же тряпка, каким был я в прошлой жизни. И если не возьмешь себя в руки, то кончишь так же. Страшнее даже, я думаю.
Я снова взглянула на его руку. В лучах невидимого солнца я почти не могла разглядеть его лица, но знала, что он не сердится на меня. Напротив, сейчас он широко улыбался, потому что знал — я все поняла. Воспоминания о том, какую жизнь прожила я отдельно от него нахлынули с новой силой. Я никакая не Мать Севера, я всего лишь девчонка, которая пользуется чужой славой. Пусть даже эта слава была заработана в моем теле. Но я готова измениться.
Я схватилась за его руку. Стены глубокой могилы расширялись, в глаза ударил яркий свет, прямо как тот, что увидел Дима тринадцать лет назад. Вот только сегодня родится не он. Сегодня мой черед, Майи Бортдоттир.
С криком, полным ужаса, я вернулась в реальность. Вокруг меня столпились защитники крепости, а на месте, где когда-то был Хьялдур, сейчас была Вигдис. Конечно, мне никто не собирается давать новое имя, но сейчас это и неважно.
Я схватила Вигдис за руку и, скрючиваясь от невыносимой боли в животе, поднялась со шкур. Командир непонимающе смотрела на меня, но не решалась ничего сказать, а я лишь, хватаясь за живот, поплелась вперед.
Выходя из комнаты, я глубоко вздохнула. Все смотрели на меня, ждали, а я, неожиданно для самой себя, ударила себя в брюхо, пытаясь хоть как-то заглушить боль.
— Не сейчас… Не сейчас! — крикнула я всем вокруг, едва шевеля пересохшими губами.
Ноги сами понесли меня вперед по ледяным коридорам. Вперед, затем налево, вниз по узкой лестнице и снова вперед, пока не добралась до кухни. Она была пуста — старуха Надья, как и все, стояла у моей постели, но сейчас спешила за мной. Я ворвалась в комнату, где на пару стоял чан, полный варева из человеческого мяса. Не обращая внимания на боль я сунула руку прямо в бурлящую воду, вытаскивая кусок вареного мяса и, зажмурившись, проглотила его целиком.
— Стой, дуреха! — воскликнула Надья. — Подожди, тарелку дам!
Старуха принялась накладывать мне порцию пищи, но я не могла ждать. Нужно было унять голод. Нужно было восстановить силы. Главное — позаботиться о теле, а дальше поглядим.
Пока Надья вылавливала из похлебки куски мяса пожирнее, я так же голыми руками залезла в котелок с кашей и принялась жадно ее есть. Когда же наконец повариха протянула мне тарелку, я, обжигая язык, стала закусывать мясом.
И лишь когда я почувствовала, что мой желудок не может вместить больше, я плавно осела на пол, тяжело вздыхая от усталости.
— Форр фан да, все, я больше не буду обузой! — захлебывалась я собственным криком. — Сих, ребята, простите, что меня пришлось тащить.
Темнокожий воитель, выглядывая из дверного проема, молча кивнул.
— Вигдис! — наконец окликнула я капитана. Та усмехнулась, скрестила руки на груди и стала выжидающе смотреть на меня. — Шла б ты на конский хер, Вигдис!
Ребята, что смотрели на меня из коридора, весело загоготали. Засмеялась даже сама командир.
— Вот теперь ты одна из нас, — улыбаясь, кивнула она.
Наконец, я вернулась в строй.
В крепости был вечер. В это время планировалось проститься с павшими товарищами, однако церемония была отложена из-за меня. Сих нехотя рассказал, что когда я потеряла сознание в пустошах от изнеможения, он потащил меня на своих плечах. Не то чтобы ему было тяжело, однако он все равно рисковал своей шкурой, а значит мне еще предстоит найти способ его отблагодарить.
Что касается самой погони, то по рассказам отряда разведки мертвые попросту отпустили нас. Причина этого до сих пор была неясна, однако я отчетливо помню, что погоня отстала после команды кого-то вроде их командира — человека, почти полностью покрытого обсидианом. После слов, сказанных им на языке, который был мне неизвестен, мертвые даже не пытались догнать нас. И это, честно говоря, беспокоило и меня, и Вигдис больше всего.
— Они так не поступают, — вздохнула командир. — Никогда и никого они не отпускали, всегда шли до самой крепости.
— Вигдис, — я перебила ее. — Они готовят живой таран, собираются ломать стены. Это ведь…
— Да-да, я слышала, — она отмахнулась.
— Заткнись уже и дай сказать! — я снова перебила ее, на этот раз Вигдис кивнула. — Они отпустили нас, зная, что мы выведали их план. Я предлагаю спросить об этом павших товарищей, они могут что-то знать.
— Но не скажут, — отрезала Вигдис. — Хрен там, Майя, они уже по другую сторону этой заварушки. Все, что им сейчас надо, так это вырваться и сбежать к своим, желательно прихватив с собой кого-нибудь из живых.
— Нет, они… — задумчиво протянула я. — Они ведь делают оружие из костей, так? Из костей себе подобных. И некоторые действительно отдают себя на растерзание, но большинство…
— Кричат? — ухмыльнулся сидящий неподалеку Снорри. — Ворона, они все кричат. И так понятно, что они чувствуют боль.
Однако продолжать обсуждение не было времени. Все еще нужно было проводить павших со всеми почестями, насколько это возможно в этом проклятом краю.
Гарнизон крепости собирался в нижних залах, у самого основания айсберга. Здесь покоились ее бывшие защитники, рядом с основателем крепости, становились ее основой и несли свою службу уже вечно.
В отличие от прочих мертвецов, защитников крепости не обезображивали в той же степени. Им все еще отрубали руки и ноги, однако оставляли им их лица. В таком месте это было, пожалуй, величайшей честью.
Собрались не все. На стенах все еще были дозорные, которые смогут отдать дань уважения позже, однако остальные были здесь. Павшие были приколочены к ледяной стене медными гвоздями, частично закованы в лед, чтобы не допустить побега.
— Не надо, умоляю! — взмолился один из них. — Не надо! Я ни в чем не виноват! Это черный глаз! Черный глаз!
— Что за черный глаз? — шепотом спросила я Бруни. Тот шикнул в ответ, что-то пробурчал.
Первой к павшему подошла Вигдис, держа в руках чашу с водой. Мертвец с ужасом смотрел на плескавшуюся жидкость, искал поддержки хоть в ком-нибудь из собравшихся. Но было слишком поздно. Заковать его в лед — лучшее, что мы могли.
— Ты храбро сражался и нес свою службу, Нер, сын Када. И я благодарю тебя за все, что ты сделал.
Сотни глаз во льдах направили свой взгляд на новоприбывшего, когда Вигдис плеснула на его тело водой. Она мгновенно заледенела, превращаясь в твердую корку, лишь только встретилась с телом покойника.
— Ты храбро сражался и нес свою службу, Бьерн, сын Стефана. И я благодарю тебя за все, что ты сделал.
Второй не кричал. Он уже, казалось, принял свою судьбу, хотя во взгляде его читалась чистая злоба. Словно мертвый не был готов поверить в подобное предательство. Словно наши жизни, принесенные в жертву полярному сиянию, вернут к жизни его искалеченное тело.
— Черный глаз… Придет. Ничего не сделать, — лишь сказал он, а затем Вигдис плеснула ему водой в лицо.
Один за другим защитники крепости подходили к мертвецам, поливали их водой. Снорри с остальными строителями уже приготовили большие кувшины с водой, чтобы окончательно заморозить павших товарищей, но пока что ждали своей очереди.
Наконец, пришел мой черед. Глубоко вздохнув, я плеснула водой в лицо первого мертвеца, и оно замерло в выражении ужаса, как и у многих в этих стенах.
Вода сковывала их, была их большей слабостью. И в этот момент ко мне пришло озарение.
У нас было несколько месяцев до того, как наступит ночь, долгая настолько, чтобы мертвое войско снова пошло в атаку. Они не осмелятся пойти сюда без нефритовой тропы над головой, потому как не смогут оживать вновь и вновь. Но даже так у них были свои слабости.
И самая большая из них — они не были мертвы полностью. Их тела, во всяком случае тех, кто не был с ног до головы покрыт обсидианом, были такими же, как у живых. Они так же ощущали боль, так же слышали ушами и смотрели глазами. Единственное, что их отличало от нас — непреодолимая тяга к теплу, совершенное его чувство. Так отрубленная рука одного из защитников крепости набросилась на хозяина наощупь, лишь чувствуя его тепло, но, будучи отброшенной в сторону, не смогла найти новую жертву.
И я уже знала, что делать.
Все свободное время я потратила на проект, который сейчас казался мне наиболее важным. Если нападение неизбежно, то нам необходим каждый боец, и каждый нужен нам целиком, чего нельзя было сказать про покалеченного Нефострата, потерявшего свою руку.
— Так, не дергайся! — твердила я ему, меняя бинты на обезображенной культе. — Ну-ка…
Жаль, что я так и не сделала рулетку, с ней все было бы гораздо проще. Впрочем, снять мерки с его руки можно и так, просто отмечая обхват на ткани при помощи угля.
— Что ты собралась делать, Майя? — он непонимающе смотрел на меня.
— Увидишь, — улыбнулась я. — Не могу же я, друид, бросить калеку, а?
— Пошла бы ты, — засмеялся Нефострат. — Я не калека, я — герой!
— Да-да, — посмеиваясь, отмахнулась я. — Так, все. Руку не беспокой, пусть заживает.
Проект, впрочем, несколько затянулся, но и отказаться от него я не могла.
Я все так же помогала Надье на кухне. Вигдис пристально следила за тем, чтобы я не отлынивала от работы, а я, в общем-то, и не пыталась освободиться от своих обязанностей. С каждым днем мне становилось все проще рубить и резать человечину так же, как становилось все проще ей питаться. Выбора все равно не было — в этих снегах ничего не росло, один лишь лишайник, да и тот слизывают северные олени. Конечно, в море была рыба, да и оленьи туши охотники иногда приносили, но, как правило, этого не хватало чтобы прокормить всех, поэтому все доступное мясо мы мешали в кучу, чтобы не знать, чью именно плоть мы едим.
В свободное же время я занималась изготовлением того, что вернет Нефострата в строй. С одной рукой он вряд ли сможет нормально сражаться, а потому я уже две недели вырезала для него протез. Делать это металлическими инструментами было куда проще, однако я все еще не была плотником или хоть каким-либо ремесленником, занимаясь до этого умственной и управленческой деятельностью, и потому процесс затянулся.
Но в конечном итоге я снова встретилась с ним, якобы для перевязки. Дни рождения люди его народа не отмечали, да и не знала я, когда он родился, поэтому было сложно придумать повод для такого подарка.
— Не открывай глаза, калека! — строго сказала я ему, обматывая его культю несколькими слоями шерстяной ткани.
— Да-да, — вздохнул он.
Наконец, я достала простенький протез — вырезанную из дерева руку, сложенную в кулак. В середине было вырезано отверстие, как раз под размер копья, а там, где был указательный палец, я сделала небольшую щель, чтобы он мог держать этой рукой ложку. Конечно, ему нужно будет долго привыкать к новой руке, однако время еще есть.
Аккуратно надев протез на руку, я обвязала его сверху тканью, чтобы крепче закрепить на руке. Не сказать, чтобы он сидел как влитой, но для первого раза, думаю, вышло неплохо, да и я хорошенько потренировалась на нем вырезать что-то из дерева, что было необходимо для следующего, самого важного проекта.
— Так, открывай!
Нефострат открыл глаза и уставился на деревянную руку. Медленно поднял ее перед своим лицом, повертел, глядя на нее как ошарашенный. Словно он и не верил, что такое возможно.
— Майя, это…
— Ага! — улыбнулась я. — Намучилась я с ней, знаешь ли. Вот тут отверстие, туда можно продеть копье, всяко будет подспорьем здоровой руке. А вот тут…
Договорить я не успела. Парень кинулся мне на шею, крепко обнимая и подрагивая всем телом от плача. Он негромко всхлипывал, не прекращая благодарить меня, а мне вот от такой сцены было слегка неловко. В конечном итоге я хлопнула я его спине и отодвинулась.
— Ну, осваивайся. У тебя не так много времени, учись с ней обращаться. И постоянно не носи — снимай как можно чаще, как минимум для сна, иначе рука начнет гнить. Если что, я помогу надеть.
— Спасибо… — глядя на меня глазами, полными слез счастья, тихо сказал он.
Жизнь продолжалась. С приходом полярного дня в крепости наконец-таки воцарилось хоть какое-то подобие мира — не было постоянной угрозы нападения, часовые на стенах часто позволяли себе заснуть на посту, и даже Вигдис закрывала на это глаза.
У меня же из головы никак не вылетало то, что повторяли наши павшие братья. О каком черном глазе они говорили? Почему никто не обсуждает это, никто не пытается понять что это, собственно, такое?
Побороть эти мысли мне удалось лишь на праздник летнего солнцестояния. В Белой крепости, как выяснилось, вполне себе отмечали праздники, поэтому за пару дней до этого гарнизон начал приготовления.
За день до праздника к крепости приплыли торговцы из, как выразилась Надья, «странного народа». Для меня, впрочем, в них было мало странного — как и красное племя, эти люди жили в заснеженной тундре и даже на ледниках. Они часто приплывали к Белой крепости летом, когда оттаивало море и путешествовать становилось безопаснее, однако даже не пытались с нами торговать. Вместо этого эти люди приносили в крепость еду и шкуры в виде подношения.
Странным же в них, по мнению гарнизона, было то, как они выглядели. Отнюдь, у них не было странных одежд, да и голыми они не ходили, вот только ни на северян, ни на южан похожи не были. Их лица были круглыми, кожа красной, а разрез глаз был точь-в-точь как у северо-восточных народов России. Словом, всякий раз, когда эти молчаливые и, казалось, вовсе не говорящие на нашем языке приплывали к нам на своих длинных лодках, воины крепости старались не попадаться им на глаза, просто на всякий случай.
Я же, впрочем, вышла на стену, чтобы поприветствовать гостей. Всего их было четверо, по двое на лодку, и на каждой лодке они везли с собой большие мешки с провиантом. Когда они подплыли почти вплотную к айсбергу, я скинула вниз веревку, на которую юноша, сидящий в одной из лодок, привязал, как оказалось, тяжелый мешок.
— Спасибо! — крикнула я ему.
В ответ он взглянул на меня снизу вверх, переглянулся с товарищем в лодке, словно не понимая, почему я вообще с ним заговорила. Впрочем, вскоре он едва заметно улыбнулся и сделал незнакомый мне жест рукой — приложил ко лбу три пальца и провел ими до правой щеки.
Вскоре они уплыли, а мы с Надьей принялись разгружать провиант, который был в мешках. Нельзя сказать, чтобы в них было что-то особенное, но, впрочем, гости привезли нам большое количество замороженной красной рыбы, и из одной из них мне даже удалось вынуть ястык с красной икрой.
— Брось это, Майечка, — ласково сказала мне Надья. — Вон, в требуху.
— Икру выбросить?! — воскликнула я. — Старуха, это ж самое вкусное!
Надья лишь тяжело вздохнула, взглянув на меня, как на совсем уж безнадежную неумеху, и махнула рукой.
Зато я уже знала, что я буду делать.
К празднику солнцестояния мы наготовили большое количество еды — хлеба, мяса, бульона и чая из лишайника. Хлеб, к слову, был здесь гораздо вкуснее, нежели в моей родной деревне — лепешки не обжаривались и не запекались, а готовились на пару в отсутствие огня, отчего и получались нежными и мягкими. Пока Надья занималась остальными блюдами, я принялась нарезать готовые лепешки на равные куски, их обмазывать расплавленным оленьим жиром в отсутствие масла и щедро добавлять к этому красную икру. Возможно, соратники побоятся такое есть, но у меня уже был на это план.
Когда праздник наконец пришел, большая часть гарнизона собралась в обеденном зале. Столов у нас не было, поэтому чаны с варевом и блюдами мы с Надьей ставили прямо на ледяной пол, когда приходила пора их выносить. И всякий раз, когда мы выносили очередное блюдо, зал взрывался гомоном одобрительных криков.
— Майя! — закричал Бруни. — Хорош уже, айда к нам!
— Сейчас-сейчас! — засмеялась я. — Парни, завяжите мохнатому глаза!
— Эй-эй, это вот зачем?! — завопил Бруни, когда на него со смехом набросились другие парни. — Эй, я не любитель такого!
И пока они разбирались с моим волосатым другом, а Надья наконец присоединилась к празднику, я отправилась на кухню за миской с бутербродами. Это был, пожалуй, первый раз, когда присутствующие не встретили меня одобрительным свистом, а вместо этого молча смотрели на подозрительно выглядящее блюдо.
— А чего все притихли? — с подозрением спросил Бруни. — Чего музыка затихла, э?
— Да как бы…
— Держите-держите его, — не унималась я. — Бруни, ты ж мужик, а?
— Ну…
— Рот открой.
— Зачем?
— Твою ж мать, Бруни. После чистки сортира тебя еще что-то смущает?
Воины вокруг тихо засмеялись. Бруни, проворчав что-то себе под нос, нехотя открыл рот.
Я же только этого и ждала — тут же сунула бутерброд с икрой ему в рот, а второй рукой вдарила по подбородку, заставляя начать жевать.
И если поначалу соратник под выжидающие взгляды остальных поморщился от непривычного вкуса и консистенции, то вскоре, распробовав, удивленно воскликнул:
— Еб твою мать, это ж вкусно!
Собравшиеся удивленно переглядывались, никто не понимал, что происходит.
— Бред, — фыркнула откуда ни возьмись появившаяся на горизонте Вигдис. — Ну-ка дай сюда!
Она схватила с тарелки бутерброд и, зажав нос, откусила. Как и Бруни, она сперва поморщилась, но вскоре на ее лице я увидела нечто новое, эмоцию, которую Вигдис еще не показывала — удовольствие.
— Шоленый, фука, ворон! — с набитым ртом воскликнула она, запихивая в рот еще один бутерброд. — Вкуфно!
И когда командир подтвердила, что опасаться нечего, на меня буквально набросились остальные, требуя бутерброд на пробу:
— Мне, мне!
— Мне оставь кусочек, птичка!
— И мне один!
Я, не сдерживая эмоций, во весь голос засмеялась. Впервые с моего прибытия в крепость мне было по-настоящему весело и радостно здесь находиться, и я была счастлива, что смогла хоть как-то скрасить соратникам унылые дни пребывания в этой ледяной тюрьме. Как-никак, а крепость была даже без ворот, так что мы здесь были заперты.
Когда же все бутерброды были съедены, все животы набиты, и вся припасенная брага выпита, начались танцы. Кто-то из девушек достал тагельхарпу, и заиграла веселая энергичная музыка. Я кружилась в танце то с одним, то с другим товарищем — да даже с девушками, особенно с моей любимой рыжей бестией. Кира вообще была здесь, пожалуй, энергичнее прочих — ее батарейка никогда не садится, и от усталости она, в отличие от других, так и не упала, все плясала и плясала.
Последним, кто пригласил меня на танец, был Варс. Он, как и прежде, был застенчив, из-за чего мне пришлось напрямую спросить, хочет ли он станцевать, на что он мне не ответил, но схватил за руку и пустился в пляс. И было в нем сейчас что-то другое, что-то, что сильно поменялось с нашего сюда прибытия. В его движениях стало больше уверенности, он не боялся заглянуть мне в глаза, а щеки розовели у него теперь явно не от смущения, а скорее от радости.
Наконец, когда ноги заныли, словно свинцом налитые, я упала на мягкую шкуру, тяжело дыша. Недалеко от меня разлеглась Вигдис, которая все это время наблюдала за праздником из самого темного угла комнаты, не принимая в нем активного участия.
— А ты молодец, — вдруг сказала она, не поворачивая головы в мою сторону. — Оправилась. Я думала, уйдешь.
— Не могу я уйти, — вздохнула я. — Я здесь не по своей воле.
— Тебя хотят все ярлы Севера, знаю, — кивнула командир. — Торговцы приносят не только товары, но и новости. Наворотила же ты делов, малявка.
— Что есть, то есть, — улыбнулась я в ответ.
Праздник постепенно сходил на нет, теперь все отдыхали и общались на отвлеченные темы. Снорри соревновался с Бруни в силе, поднимая соратников из гарнизона, Кира, натанцевавшись, свернулась калачиком на шкуре и уснула, а Варс и вовсе куда-то запропастился. Наступила пора спокойно посидеть в кругу друзей, рассказать пару историй и вспомнить былое.
Вигдис же молчала. Тишина с ней, впрочем, не доставляла дискомфорта — словно ты чувствовал, что этому человеку свойственно мало говорить и много молчать. Но поговорить все-таки хотелось, и поэтому я спросила ее:
— Вигдис, а что это за черный глаз такой? Все о нем говорят, но я, видимо, что-то упустила.
Вигдис медленно повернула голову в мою сторону. На ее лице явно читалось беспокойство, даже тревога. Она отчаянно вглядывалась в мои глаза, словно пытаясь что-то понять из моего взгляда, а затем негромко, чтобы остальные не услышали, спросила:
— Майя… Что тебе снится с приезда в крепость?