Глава 26: Обсидиан

Моя жизнь в Белой крепости началась.

Сразу же после операции по спасению падающей стены Вигдис повела нас с пиявками по крепости, показывая, что и где находится. И с каждым шагом, с каждым живым мертвецом, следящим за мной из ледяных стен, я все больше дрожала от ужаса, стараясь не думать о том, что здесь мне предстоит провести целых пять лет.

— Так, малыши, — тон командира крепости всегда был суровым, жестким. — Здесь у нас бараки, как раз рядом с теплом. Мальчики — налево, девочки — направо, и никаких мне, блядь, гостей, понятно?! Не хватало еще беременностей в моем доме.

Я оглянулась, едва различая очертания стен в темном, искривленном ледяном коридоре. Свет сюда наверняка не просачивался даже днем, а про ночь и говорить было нечего — никто не стал бы расходовать жир и масло на освещение тех мест, где люди должны спать. Но кое-что все-таки привлекло мое внимание — здесь было теплее, чем в прочих помещениях крепости, а под потолком виднелись отверстия, выдолбленные прямо в стене.

— А откуда берется тепло? — негромко обратилась я к Вигдис.

Женщина усмехнулась, явно довольная тем, что я спросила ее об этом, и жестом позвала нас за собой.

Мы прошли дальше, в конец коридора, прошли через узкий ледяной проем в стене и добрались до крохотной винтовой лестницы. Устройство крепости было явно на порядок выше того, на что способны мастера-строители Севера, но ее происхождение было для меня всего лишь очередной нерешенной загадкой.

Спустившись вниз, мы оказались в большом, я бы даже сказала ненормально огромном по меркам этого места помещении. Здесь ледяные своды нависали над нами лагах, как минимум, в десяти, а сама круглая комната, в которой было не просто тепло, а даже жарко, была в диаметре не меньше двадцати лагов. В центре помещения, в свете нескольких масляных ламп, виднелся наполовину обледеневший гейзер, напоминавший сейчас огромную перевернутую сосульку, из самой верхушки которой слабо вырывался горячий пар.

— Здесь начинается каждая смена в нашем доме, — неожиданно тихо, словно даже уважительно начала Вигдис. — Мы боремся за то, чтобы он не замерз окончательно, и всякий раз, когда лед сковывает источник, начинается следующая смена.

— И что тогда? — спросила я.

— Ну, сейчас вот ваша смена, — ухмыльнулась Вигдис и кивнула на несколько толстых бронзовых ломиков, прислоненных к стене неподалеку. — И она начинается с того, что вы ломаете лед на источнике тепла. А затем пар идет по всей крепости.

Я подняла взгляд и наконец-таки смогла увидеть, что весь потолок комнаты был испещрен множеством отверстий одинакового диаметра. Если те, кто построил это место, додумались сделать полноценную систему отопления, работающую благодаря пару и горячему воздуху, бегущему по ледяным трубам, то я вряд ли додумаюсь до того, как еще можно улучшить местный быт.

— Ломайте лед, — уходя, сказала Вигдис. — Потом ко мне, на верхний этаж. Спросите у часовых дорогу.

— Но... — хотела было остановить я ее, но женщина молча ушла вверх по лестнице.

Вздохнув, я окинула взглядом темную комнату и огромный ледяной сталагмит, сковывающий горячий источник. Почему он вообще замерзает? Ведь не может быть такого, чтобы на протяжении сотен лет здесь денно и нощно дежурили люди, ломая лед и продлевая жизнь крепости еще на один день. Впрочем, если слова Вигдис верны, то из источника получился неплохой таймер, отсчитывающий время смены для жителей крепости. Такая модель разделения труда, должна признать, в этом случае была самой оптимальной — так воины могут нести дозор круглосуточно, не жертвуя при этом сном и отдыхом.

В конечном итоге мы собрались с силами и вчетвером взялись за ломики и принялись откалывать куски льда от замерзшего гейзера. Работа шла быстро, с огоньком, потому как лед легко крошился от качественных металлических инструментов, явно завезенных сюда из далеких земель на юге. Если бы я знала, как наладить производство металла на таком же уровне, если бы могла начать промышленную революцию, то давно уже покончила бы с голодом хотя бы на территории Скагенского племени. Увы, но таких знаний у меня все еще не было, и все, что мне оставалось, это продолжать делать то, что я могу прямо сейчас. А прямо сейчас я должна разбить этот лед.

Мы все больше откалывали застывшую влагу, и все сильнее становился поток пара, исходящий откуда-то из-под Белой крепости. Очень скоро в помещении стало жарко и очень влажно, шубы быстро намокали и становились тяжелыми, и мы все остались в одних только рубахах. В то же время металл в руках был холодным, пальцы быстро деревенели оттого, с какой силой приходилось сжимать лом, но мы все продолжали наш путь через лед, пока наконец последний огромный кусок не откололся, полностью освобождая гейзер из ледяного плена. В этот момент мне даже показалось, что многочисленные трупы с обсидианом внутри их тел, замурованные в стены, стали нам аплодировать, но то было лишь игрой моего воображения.

Под сталагмитом оказался небольшой пруд кипящей воды, из центра которого в загадочном красноватом свете вырывался столб горячего пара. Я приблизилась к кромке воды и осторожно, шипя от высокой температуры, заглянула в кристально чистую воду. И то, что я там увидела, заставило меня отскочить прочь от источника, в панике хватаясь за отчаянно колотящееся сердце.

Под толщей воды, испуская лучи обжигающего красного света, лежал скрестивший руки на груди человек. Он не был похож на труп, скорее напоминая мирно спящего, а на лице его было блаженство, какое испытывает крестьянин после долгого дня в полях. Сердце в его груди ярко горело, и именно от него кипела вода, а через ребра и плоть просвечивали красные лучи, подрагивающие в такт биению его сердца. Он определенно был жив. Совершенно обычный человек, мужчина средних лет, запертый навечно под Белой крепостью, дающий тепло ее обитателям.

В груди кололо, а голову пронзила тупая ноющая боль. Я зажмурилась, стараясь дышать ровно, но ничего не помогало. Лишь когда ко мне подбежала обеспокоенная Кира с шариком наперстянки в руках и положила его мне в рот, я начала медленно успокаиваться. Все те ужасы, трупы и холод, окружавшие меня, тяжким бременем, клеймом страха оседали в моей голове. Все труднее было выбросить из мыслей тот факт, что я находилась, пожалуй, в самом страшном сне, какой я могла себе только представить. Здесь не должно быть людей. Это место не предназначено для таких слабых существ, как мы. И все-таки мы здесь, несем вечный дозор и следим за тем, чтобы те, кто мирно спят на юге, не стали жертвой ледяного обсидиана.

— Сестренка... — взволнованно прошептала Кира, мягко обнимая меня и прижимая мою голову к своей груди.

— Мне страшно, — честно призналась я, едва двигая дрожащими губами. — Простите...

— За что извиняться, м? — Кира слабо улыбнулась. — Мы же не могли тебя бросить. Верно, мальчики?

Но ни Варс, ни Снорри не сказали ни слова.

После всего этого мы все вместе направились наверх. Быстро прошли по лестнице, затем по коридору. Всю дорогу я старалась не смотреть на множество трупов вокруг, в стенах, полу и потолке, но это было очень тяжело, потому как они были повсюду. У каждого нет кистей рук, по колени отрублены ноги, у многих вырвала нижняя челюсть — меры предосторожности на тот случай, если чудовище все-таки как-то сумеет вырваться на свободу. По указаниям дозорного, мерзнущего у крошечной бойницы, мы все дальше углублялись внутрь крепости, петляли по узким, извилистым коридорам, в расположении которых не было никакой логики, то поднимались, то спускались по скольким ступеням. Наконец, мы добрались до верхнего этажа крепости, где с внешних стен открывался вид на бесконечную заснеженную пустыню и дрейфующие в море льдины. К этому времени солнце уже взошло над горизонтом и ослепляло, отражаясь от водной глади. В этих широтах, если я все правильно понимаю, скоро оно и вовсе не будет заходить, и наступит долгий полярный день.

На самой же вершине крепости, в этаком шпиле, верхушке айсберга, была вырублена небольшая комнатка, вход в которую был завешен шкурой с длинным мехом. Здесь не было отопления, и после влажной комнаты с гейзером мы мерзли на морозе, который, казалось, ничуть не смущал Вигдис. Она сидела за большим деревянным столом, ножки которого были покрыты инеем, сгорбившись над испещренными квадратами и палочками ломкими от мороза берестяными грамотами. Ее бледные губы беззвучно шевелились, пока она пыталась что-то высчитать, понять написанное. Я довольно быстро поняла, что перед ней был грубо расчерченный календарь друидов.

— Мы закончили с гейзером, — негромко начала я, но командир не обратила на меня внимания. — Вигдис?

— Подожди ты, — раздраженно отмахнулась она.

Я сразу поняла, что такого человека, как она, лучше не злить. Она держала всю крепость и всех ее жителей в ежовых рукавицах, что, пожалуй, было оправдано, учитывая обстоятельства. И все же меня не покидало ощущение, что она порой перебарщивает в грубости. Хорошего лидера его подопечные должны не только бояться, но и уважать, чего я до сих пор не увидела.

Через пару минут она наконец оторвалась от грамоты и, осторожно взяв ее в руки, отложила в сторону, а затем устало взглянула на нас. Теперь, в свете дня, я увидела, что у нее под глазами были огромные темные круги от недосыпа, а раскрасневшиеся от мороза щеки, казалось, не знали искренней улыбки уже много лет. Это был уставший, измученный человек, который, тем не менее, не бросал своего дела и стойко продолжал нести свою ношу через года. Подумав об этом, я даже на мгновение прониклась к ней уважением, но чувство это быстро растворилось, лишь только она начала говорить:

— Небось кое-как подолбили и бросили, огрызыши мелкие, — вздохнула она. — Знаю я таких, как вы, ничего вам дельного доверить нельзя.

— Неправда! — невольно возмутилась я, но быстро осеклась и глубоко вздохнула. — Мы очистили гейзер от льда. И я... Я увидела...

— Теперь верю, — кивнула Вигдис. — Да, не удивляйтесь, крепость стоит на мощах всего одного человека. Не спрашивайте, я понятия не имею, кто он и откуда, мы знаем лишь, что он был первым, кто встал против обсидиановых тварей. Он — основатель Белой крепости. Какого хрена ты дрожишь, мелкая?

Она взглянула на меня, прямо мне в глаза, и в этот миг мне очень хотелось отвернуться, чтобы не чувствовать на себе пронзительный взгляд ее глаз. Он словно обжигал, внутри от него загоралось что-то, что я успела позабыть. Что-то знакомое, что-то болезненное.

— Я не дрожу, — неуверенно ответила я.

— Оно и видно. Еще обоссысь здесь давай. Нахера приперлась сюда, если такая трусиха?

— Она не трус! — воскликнула Кира, выйдя вперед и словно закрывая меня своим телом.

— Так пусть сама об этом скажет! — усмехнулась командир. — Хорош предводитель, раз прячется за спинами своих людей!

Услышав это, я мягко отодвинула Киру в сторону рукой и сделала шаг вперед. В самом деле, почему я показываю себя такой слабой? Пусть у меня и начинал побаливать шрам на лице от одного только вида покойников, я все-таки Соленый Ворон, черт меня побери! Я должна быть сильной!

— Не боюсь я, — нахмурившись, наконец ответила ей.

— Хрен с ним, — Вигдис махнула рукой. — Расскажи о сильных сторонах своих друзей. Мне надо решить, где вы будете работать.

— Ну, они... — я оглянулась, окинув взглядом пиявок. — Кира, рыжая, очень быстро бегает, много времени проводила в дикой природе, хорошо охотится. Снорри сильный, часто работал на стройках. А Варс много тренировался с копьем и даже учил других людей.

Когда я говорила это, то невольно почувствовала, как же все-таки я горжусь за своих друзей. Но Вигдис, похоже, моего энтузиазма не разделяла — на ее лице все так же было выражение презрения и недоверия.

— А ты?

— Я? Ну, я... — я замешкалась, не зная, что ей ответить.

А ведь и правда, в чем я хороша? Всю свою жизнь я занималась тем, что придумывала способы выжить и сделать жизнь лучше, но все они сводились к каким-нибудь абсолютным банальностям, вроде варки соли или разведению рыбы. Командовать людьми? Да, я могла бы, но только с теми, кто прожил со мной много лет. Здесь же я никто, меня не знают, мое имя не слышали. Чем я могу быть полезна для крепости?

— А Майя умная! Очень-очень умная! — воскликнула Кира вместо меня, отчего я зарделась краской.

— Пес бы с вами, — вздохнуа командир. — Кира, к охотникам. Снорри — строительство. Варс — на стены. А ты... Старуха Надья вечно причитает, что ей не помешала бы помощь.

— Старуха Надья? — переспросила я. — Какая помощь?

— На кухню! — прикрикнула Вигдис.

От ее слов у меня сердце в пятки ушло. Вот она моя настоящая ценность. Я бездарность, которую отправили готовить харчи для настоящих воинов.

Даже в битве я помочь бы никак не смогла, ведь мои навыки стрельбы из лука здесь никому не нужны. Шутка ли, но здесь вообще никто луками не пользуется — слишком мало древесины, чтобы тратить ее на стрелы. В ходу здесь были пращи, снарядами для которых были ледяные пули, изготавливаемые на третьем этаже крепости при помощи все тех же пораженных обсидианом трупов.

Вскоре мы разошлись по своим местам. Напоследок Кира с грустью в глазах взглянула на меня и на прощание вяло помахала мне рукой, а я, еле-еле переставляя ноги, поплелась на кухню.

Располагалась она недалеко от бараков, и на то была веская причина. Развести очаг было бы крайним расточительством, да и столько дерева, чтобы каждый день готовить на огне, попросту не было, поэтому большая часть пищи варилась в воде из горячего источника, а подогревалась паром из него же.

Я тихо, стараясь никого не побеспокоить, прошла внутрь кухни. Она была ровно такой, какой ее можно было представить — длинное, темное помещение с множеством вытесанных из льда столов, на которых были навалены кучи сырого мяса. В центре комнаты — огромный бронзовый чан, стоящий над выходом паровой трубы, в нем кипела вода, и горбатая старушка в шубе то и дело подкидывала в варево то какие-то травы, то щепотку соли, то мясо и зерно.

— Извините, — обратилась я к ней, но она, кажется, меня не услышала. — Извините!

— Чего орешь-то?! — воскликнула она, обернувшись. — Проваливай! Еда по расписанию, и нечего мне тут канючить!

— Меня прислала Вигдис, сказала, что я буду здесь работать, — сглотнув, ответила я, сжимая кулаки.

— Ах, святый клатик! — всплеснула руками Надья и вдруг тепло улыбнулась. — Я уж думала не доживу! Заходи, заходи скорее! Голодная небось? Сейчас покормлю, щас-щас-щас!

— Нет-нет, что вы! — воскликнула я. — Все хорошо, не переживайте! Так, это...

Я прошла дальше, оглядывая кухню. Здесь было прохладно, но из-за близости к источнику и вечно кипящей воды в чане с потолка то и дело капала вода. Тем не менее, как и другие помещения крепости, стены и пол с потолком здесь не могли разморозиться полностью из-за вмурованных в них покойников.

— Так ты, выходит, девка рукастая, да? — спросила меня Надья. — Готовить умеешь? Чем дома занималась? Ох, наверное, не такое ты представляла, когда сюда шла...

— Да нет, я... Я ничего, в общем-то, не представляла. Такое сложно представить, если честно.

— Ну это ничего-ничего, пройдет! Главное сейчас работать начни, а там и не заметишь, как страх уйдет, это я тебе точно говорю.

— А готовить-то я, кстати... — неловко начала я, почесывая затылок и глупо улыбаясь. — Не то чтобы умею...

Надья взглянула на меня из-под темных седеющих прядей волос, спадающих на ее морщинистый лоб. Она задумчиво оглядела меня с ног до головы, цокая языком и слегка покачивая головой, а затем махнула рукой и тепло улыбнулась.

— Да это ничего! Научишься, милая, все придет. Ох, тебе тут понравится, обещаю! У вас, на севере, небось и ножей-то таких нет. О, смотри!

Он взяла со стола огромный бронзовый тесак с деревянной рукоятью, покрытый кровью, и протянула мне. Я осторожно взяла его, прикидывая его вес и вздыхая. Этим мне предстоит заниматься следующие пять лет?

Осматривая лезвие тесака, я боковым зрением заметила, как на столе рядом что-то шевелится. И чем больше я вглядывалась в полумрак, тем отчетливее понимала, что все то мясо, коим была завалена кухня, шевелилось и извивалось.

— Форр фан да! — закричала я, ударив тесаком по груде мяса.

Раздался звон, лезвие прорубилось сквозь промерзшую плоть и ударилось об небольшой кусочек обсидиана внутри него. Тяжело дыша от страха, я взглянула на все это и поняла, что в каждом куске мяса был заключен небольшой кусочек ледяного обсидиана, а тот, что из него вылетел, постепенно начинал теплеть, насколько это возможно при температуре на кухне.

— Какого хрена?! — закричала я, сжимая в руке тесак. — Почему... Как?!

— Тише-тише, девонька, успокойся, — ласково обратилась ко мне Надья, положив костлявую сморщенную руку мне на плечо. — Эта дрянь же не только в целых трупах заводится. Пока на небе висит тропа эта, которая нефритовая, в любом куске мертвой плоти может появиться обсидиан.

— Какой же пиздец... — вздохнула я, медленно сползая вниз по стенке, все еще не в силах выпустить из рук рукоять тесака.

— Нам с тобой надо нарезать мясо, мелко-мелко, и вытащить из него обсидиан, чтоб на зуб не попало. А потом уже, когда отварим, там и заводиться его не будет. Все просто.

Я подняла взгляд и посмотрела в глаза кухарке. Ее теплая заботливая улыбка никак не соответствовала тому ужасу, в котором мы находились. Она мягко положила руку поверх моих ладоней и забрала тесак у меня из руки.

— Начни с чего поменьше. Вот, начинай нарезать мясо, — с этими словами Надья протянула мне нож поменьше, сделанный не из металла, но из все того же обсидиана.

— А каменными инструментами здесь можно пользоваться вообще? — спросила я, поднимаясь на ноги. — Мясо не оживет?

— Нет, что ты! — махнула рукой старушка. — Его как из тела вытащишь, так он обычным камнем становится. Ну, только если...

— Только если что? — переспросила я, вонзая каменное лезвие в кусок мяса.

— Только если это не кусок от большой твари, — вздохнула Надья. — Они ж, знаешь, полностью камнем покрываются. Вот ежели человек аль зверь какой им зарастет, то становится сам таким, полностью. А потом бродят они, убивают, а в мертвых куски своего тела запихивают. И оживает труп.

— Я думала, что тела оживают из-за тропы.

— И из-за нее тоже. Тебе бы командиршу нашу спросить, она поболе знает. Вроде как через тропу просачивается совсем немного, как раз на то, чтоб труп поднять. А вот потом уже он зарастать начинает. И когда зарастет, то может на юг пойти, дальше трупы искать. Мы потому здесь и сидим, чтоб такие дальше не прошли, а то их, может, и не остановишь уже.

Я прикусила губу, раз за разом вонзая ледяной каменный клинок в мягкое мясо, выковыривая из него кусочки обсидиана, после чего плоть мгновенно затвердевала, покрывалась льдом. Если это не само зло, то я и представить не могу, какое у него должно быть лицо. Семя зла, прорывающееся из покрова северного сияния, жаждет поглотить этот мир, жаждет плоти, жаждет создать себе подобных. Так было и в мире, где железные птицы разрезали своими крыльями облака, где трубы заводов дышали ядовитым смогом. Отчаяние и страх движет всем, что создает вселенная, и все мы — поглотители, пожиратели жизни, жаждущие лишь следующего вдоха.

Всего-лишь еще один день. Борьба продолжается.

Когда мясо было нарезано, я под руководством старухи аккуратно вывалила кучу сырой плоти в кипящую воду. Мутное варево, бурлящее мышцами некогда живых существ, скоро будет готово. Воины крепости соберутся вместе, обсудят прошедший день, нас с пиявками. Набьют животы, отправятся в дозор или спать, а цикл продолжится.

Зажмуриваясь, чтобы не видеть ужасающий склеп вокруг себя, коим была Белая крепость, я представляла себе дом. Спокойная гавань, где пусть и была еще свежа память о голоде и страхе, но все же была надежда на завтрашний день. Это же место было обречено. Рано или поздно обсидиановые твари прорвут оборону, сметут жалкую горстку защитников, и мы все тоже встанем бок о бок с ними, пойдем на юг. Туда, где за ледяным морем простираются прерии, леса и пустыни. Где мать заплетает дочери черные как смоль косы, рассказывает ей сказку о былых героях на языке, который я никогда не слышала. Этот мир был куда больше, чем стены ледяного бастиона, но от этих хрупких залов и их уставших защитников зависели и небо, и земля.

— О чем задумалась? — вырвала меня из транса старуха Надья.

— Хм... — нахмурилась я в ответ. — Обсидиан не сильно отличается от нас, верно? Они ведь хотят оставить потомство. А для этого нужно убивать, охотиться.

— Ох, милая... — вздохнула старуха. — Дай-ка я тебе кое-что расскажу. Ты, наверное, еще и не испытывала такого, но есть у нас то, чем мы от них отличаемся. Чем все живое отличается от обсидиана.

— Что это?

— Это любовь, — она тепло улыбнулась, морщины на ее лице стали глубже, но в глазах лучились теплые воспоминания. — Дети — продолжение нас, да, но... Дитя станет настоящим человеком только если его окружить любовью и заботой. Я пришла сюда, когда была еще совсем юной девчонкой, немногим старше тебя. Пришла за своим любимым, потому что чувствовала сердцем, что не могу без него. Это было не желание оставить потомство, не страх перед смертью, а просто желание быть рядом.

— Он умер?

— Как и все, кто остаются здесь на слишком большой срок, родная.

— Почему же вы не ушли?

— А как они тут без меня? — улыбнулась Надья в ответ. — Мир снаружи меняется, а здесь все остается по-прежнему. Многим уже и неинтересно слушать приезжих пилигримов и торговцев. И чтобы все оставалось по-прежнему, нужны такие люди как я, как Вигдис... Да все, кто здесь сидят.

— Ты просто боишься вернуться обратно, — я нахмурилась, раздраженная трусостью старой женщины. — Привыкла к заточению. А снаружи целый мир, столько всего можно увидеть!

— И как он без нас? — она лишь продолжала улыбаться. — Ну да неважно. Идем, помоги-ка снять чан с очага, руки у меня уже не, те что прежде.

Я была права. Все, кто обитают здесь, могут обойтись без мира на юге, а он без нас — нет. И пусть мы, люди, так похожи на чудищ, что бродят по этой земле, пусть мы и немногим лучше, но я начинаю понимать, что этот мир еще стоит того, чтобы за него побороться. Пусть вечно стоят на страже воины крепости, а я позабочусь о том, чтобы им было интересно слушать новости из внешнего мира.

Готовка еды на, как мне сказала Надья, двадцать семь человек, включая нас, новоприбывших, заняла несколько часов. Помимо мяса в стандартный рацион также входила каша из полбы, зерно для которой привозили пилигримы и торговцы, а также, что удивило меня больше всего, горячий чай. Оказывается, запасы крепости хоть и нельзя было назвать огромными, тем не менее того, что сюда привозили, хватало для того, чтобы держать людей в сытости и достатке. Учитывая тот голод, который испытывают крестьяне, работающие в поте лица на полях, для меня это стало неожиданностью. Впрочем, учитывая тот факт, что сюда стекались путники не только с Севера, но и из далеких южных земель, все вставало на свои места. Чего уж говорить, если треть гарнизона была иноземцами.

В обеденном зале, тускло освещенном масляными лампами, постепенно становилось все больше народу. Мы с Надьей выкатили огромный чан каши с мясом и приятно дымящуюся кастрюлю с чаем на небольшой деревянной тележке. Уставшие воины довольно улыбались и потирали руки, а кто-то из толпы даже похлопал мне, явно радуясь тому, что Надье теперь не придется трудиться на кухне в одиночку.

— Ну наконец-то, вкусная еда от красивой девушки! — воскликнул один из них.

— Заткнись и жри, Ролло, а к Майечке лапы свои даже и не думай тянуть! — возмущенно прохрипела старуха в ответ.

Невольно я заулыбалась, наверное, впервые за этот день, видя счастливые лица соратников. Несмотря на тот ужас, с которым они сталкивались каждый день, они находили в себе силы, чтобы смеяться и радоваться, шутить друг над другом и от души, по-доброму материться. Клянусь, нигде я еще не слышала столько ругательств, и оттого, как у смущенного Варса уши скручивались в трубочку, я не могла сдержать хохота.

Наконец, когда каждому из голодных собратьев была выдана его порция ароматного варева, мы с Надьей навалили пару порций и себе. Мне она, разумеется, дала куда больше еды, чем остальным, но непохоже, чтобы кто-то был против.

Когда я уже собиралась сесть на одну из расстеленных на полу шкур (столов здесь не было, все ели прямо на полу), к нам подошел тот странный, покрытый густой шерстью человек, приветливо улыбаясь.

— Командир просила занести ей порцию, но так и тянет посидеть, поболтать с новенькой, — он по-доброму оскалился, глядя на меня. — Надо ж знать, кого ругать за куски обсидиана в мясе!

— Не шипи на мою помощницу, Бруни, засранец! — осекла его старуха Надья. — Давай быстрее жри, а то холодное Вигдис понесешь и огребешь от нее!

Я взяла свою глиняную тарелку с горячей пищей и хотела было сесть рядом с пиявками, которых сейчас окружали их новые соратники, о чем-то оживленно переговариваясь и смеясь, но решила все-таки уделить внимание Бруни и села рядом с ним у одной из стен. Он тут же начал быстро есть огромной деревянной ложкой, громко чавкая и пыхтя. Затем вдруг остановился, поморщился и вытащил изо рта кусочек обсидиана, размером не больше ногтя.

— Ну, я ж сказал, — усмехнулся он и бросил камешек на пол. — Не переживай только, это, небось, старуха и пропустила. Нихрена ж уже не видит все-таки.

— Ага... — я неловко усмехнулась. — Слушай, а...

— Да я сын медведя просто! — опередив мой вопрос ответил он. — Гра-а-ах!

От его внезапного громогласного рыка я поперхнулась и закашлялась, и Бруни, хлопая меня по спине, звонко засмеялся.

— Шучу, — улыбнулся он. — Просто такой уродился. У меня и отец, и дед такими были.

— А почему..?

— Почему сюда пришел? — Бруни снова угадал мой вопрос. — Ну, знаешь... Погодка мне здесь нравится.

Он, улыбаясь, уставился на меня, ожидая моей реакции. Но до меня слишком долго доходило, что это всего-навсего очередная шутка, и мохнатый, не выдержав, засмеялся сам. Смех у него, надо сказать, был одним из самых заразительных, что я когда-либо слышала, и не начать смеяться вместе с ним было просто невозможно.

— Ну хорошо-хорошо... — посмеиваясь, протянула я. — Небось такого, как ты, в первые ряды ставят, а? Вон, здоровый какой, не то, что я.

— Тебе не нравится твоя работа? — усмехнулся он. — Майя, да я нужник чищу!

Он снова засмеялся, однако в голосе у него не было ни капли фальши. Было нетрудно понять, что он говорит абсолютно серьезно.

— Беру, вырезаю лед, в котором застывшее дерьмо с мочой, а потом в море, — рукой он показал, как сбрасывает со стены огромный кусок замерзших отходов. — А как в немертвого попаду, так это вообще праздник!

— Значит, мне еще повезло с работой... — нервно усмехнулась я. — И как же ты терпишь такое? Постоянно убирать вот это все, еще и вопли Вигдис выслушивать.

— Ай, ты на нее не обижайся! — Бруни махнул рукой. — Она на самом деле добрая и обо всех печется, как о своих детях. Просто общается вот так вот, что ж тут поделаешь?

— Ага... — протянула я. — А вот...

Но не успела я задать ему еще один вопрос, как с верхних этажей крепости до моих ушей донесся звук боевого рога. Все, кто сидел сейчас здесь, напряглись, стали спешно вставать на ноги и выходить из обеденной комнаты.

А за рогом раздался крик.

— РА-ЗЕ-РИ!

Мою голову пронзили сотни воспоминаний о самом близком мне человеке. Фигура отца предстала перед глазами, вот он, живой и здоровый, снова защитит меня.

Но это было лишь видение.

— Давай, подруга, вставай! — воскликнул Бруни, протягивая мне руку. — Сражаются здесь все!

Я оглянулась и увидела, что даже старуха Надья побежала на кухню и вскоре вернулась с длинным бронзовым копьем. На лице ее читалась решительность, и ни капли страха, чего нельзя сказать обо мне.

— А что это за слова? — тяжело дыша от страха, спросила я нового товарища.

— Мы используем боевые кличи для скорости и для того, чтобы враг не мог нас понять, — пояснил он. — Этот значит: "Враг у порога"!

Загрузка...