Чтобы дождаться сигнала судьи к окончанию первого тайма, понадобилось просто нечеловеческое терпение.
И главное: я не мог пустить игру на самотёк. Не мог отвлечься ни на секунду, чтобы бросить хотя бы ещё один взгляд на Макса.
Я просто сгорал от тревоги: что, бляха медная, могло случиться за какие-то сорок пять минут?
Перед матчем мы с ним виделись, он пожелал удачи, сказал пару тёплых слов игрокам…
Явился в раздевалку, нагруженный коробками с пиццей — чем сразу поднял свой личный рейтинг почти до небес.
Я не стал спорить. Хотя жрать перед игрой — последнее дело, но по паре жалких кусочков на нос — особенно, на такой, как у Руперта или Гефеста… Хрен с ним. Макс хотел как лучше.
И что могло с тех пор приключиться — бес его знает.
Тайм доиграли без происшествий. Почти…
На сорок четвёртой минуте скруллы предприняли отчаянную атаку.
Собравшись в мощный кулак, пробились к нашим воротам и…
Ничего.
Мяч проявил характер.
Злобно оскалившись и рыча, он закрутился винтом и с такой силой врезался в штангу, что гул пошел по всему полю.
Я недобро усмехнулся.
Мяч — тоже игрок.
Эту простую истину я вдалбливал своим ребятам целый месяц. Познакомил их со всеми мячами, которые были в нашем загоне. Мы вместе давали им клички. Вместе кормили, вместе расчёсывали их длинную, похожую на пух одуванчика, шерсть…
Но это лирика.
Главной целью было, чтобы ребята поняли: мяч — живое существо. У него есть душа. А также норов племенного жеребца и характер трёхлетней девочки. Просто так, на кривой козе, к мячу не подъедешь…
Когда начинается игра, на знакомство с мячом уже нет времени — также, как и на знакомство с игроками соперников.
Но можно выразить своё уважение. Показать, что играть вместе — это честь.
Мячи это ценят. Также, как и другие игроки…
Наконец прозвучал мучительно ожидаемый свисток.
Марк Тиберий поднял обе руки и скрестил их над головой. Дополнительного времени он назначать не стал, так что команды поспешно покинули поле — через разные выходы.
— Всем отдыхать, — сказал я, нетерпеливо подпрыгивая на месте. Боялся, что паршивец смоется, и я так ничего и не узнаю… — Тренер Одиссей расскажет дальнейшую стратегию. Я буду через пару минут.
Я помчался через поле. Макс стоял на другой стороне, и мне потребовалось секунд пятьдесят, чтобы преодолеть его по кратчайшей прямой…
Хряпс! Где-то посередине нога угодила в яму.
Надо придумать какие-то бахилы на копыта минотаврам, — мельком подумал я. — Ни один газон их не выдерживает… Кроме железного.
Поднимаясь, я вдруг почувствовал, что колено как-то подозрительно хрустит.
А, хрен с ним. Сейчас пройдёт.
И я снова побежал.
— Тренер, нам надо поговорить, — на кромке поля стоял Автандил.
— Ты будешь сидеть на скамейке, Ави, — прорычал я, пытаясь заглянуть ему за спину, где, предположительно, мелькал затылок Макса.
— Я не об этом, — он заступил мне путь. Я врезался в ангела, колено хрустнуло второй раз. Сука! Сука твою мать!.. — Я хочу поговорить о Лилит.
Я сделал глубокий, до самых помидор, вдох.
Он её парень, — напомнил я себе. — И тоже переживает…
— Мы с Максом пытаемся её освободить, — сказал я. — И если ты меня пропустишь, то…
— Хочу сделать заявление: я не имею к этой ведьме никакого отношения, — быстро сказал ангел. — Если она виновата — я здесь ни при чём. Если меня спросят — буду всё отрицать.
— Что отрицать? — я сузил глаза. — Ты что-то знаешь?
— Нет. Я ничего не знаю. — Автандил сделал каменное лицо и вылупил свои голубые глаза. — И я ничего не видел. С мадмуазель Орловской я ничего общего не имею.
— С поросёнком Фунтиком я не знаком, — мне очень хотелось сплюнуть, убрать вкус горечи с языка, но я не стал.
— Что-что? — переспросил Автандил.
— Чеши в раздевалку.
Обогнув ангела, я попытался найти взглядом Макса…
Бляха медная! Он успел слинять.
Второй тайм скруллы начали агрессивно и напористо, твёрдо решив закатать нам хотя бы один гол.
Игра навылет, — напомнил я себе. Ничьей не будет в любом случае…
— Правила не запрещают игрокам влезать на плечи друг друга? — спросил Одиссей, ещё во время перерыва.
Сначала я не понял, о чём это он. Мысли были заняты Максом. Какого хрена он стоял там, у кромки поля, как тополь на Плющихе?..
Может, у него живот болел? А я маюсь.
Горгонид терпеливо ждал.
Сообразив, что вопрос адресован мне, я посмотрел на Одиссея более осмысленно.
Тот указал взглядом на Шаддама, второго из минотавров.
— Я почему спрашиваю, — начал Одиссей, по словам того же Макса — военный гений. — Нельзя ли, чтобы Тарара влез ему на плечи?
— Нахрена?..
— Чтобы компенсировать разницу в росте, конечно, — медленно, как маленькому, пояснил Одиссей. — Скруллы — очень высокие ребята. И когда они ставят защиту, маленькому троглодиту сквозь неё нипочём не прорваться.
— Ну… у нас есть Гефест…
— Травма голеностопа. На тренировке. После первого тайма нога распухла так, что не помещается в бутсу.
Чёрт. Я бросил свирепый взгляд в сторону Автандила и Фархада… И не увидел обоих.
— Андромеда, Лола, Ахиллес…
Одиссей потряс своим роскошным конским хвостом.
— Я хочу, чтобы это была скрытая атака, тренер. Смекаешь?..
— То есть… — до меня начало доходить. — Все знакомы с репутацией минотавров. Шаддам бежит к воротам, и его блокируют. Но Тарара, спрыгнув с его загривка, перехватывает мяч и…
Одиссей обрадовался моей сообразительности так, словно увидел проблеск солнца после столетия тьмы.
— Осталась незаметная, просто-таки крошечная проблемка, тренер, — стараясь быть не слишком ядовитым, сказал я. — Уговорить минотавра стать скаковой лошадью.
— Это как раз не проблема, тренер, — улыбнулся Одиссей. — Во время одной военной кампании я воевал с его отцом, Хусейном. А это значит, что в данных обстоятельствах я Шаддаму — как отец. А в их минотаврской культуре есть обычай никогда не противоречить воле предка.
— Супер. Охренительно. Очешуеть не встать.
— Но есть и другая проблемка… Тарара до смерти боится минотавров. И уговорить его — твоя задача. Тренер.
Шаддам, получив жесткое внушение от Одиссея, вёл себя на поле, как пушистый котёнок с рогами.
С троглодитом было сложнее: он не отказался выполнить трюк — слово тренера для него закон. Но так трясся, что я уже хотел отказаться от этой бредовой затеи, хотя она мне и нравилась. Положение спас Уриэль. Как всегда.
— Представляешь, сколько всего интересного ты увидишь с такой высоты?.. — спросил он троглодита с подкупающей улыбкой. — А за рога очень удобно держаться.
— Так говоришь, словно сам когда-то пробовал, — буркнул недовольный ролью тягловой скотины Шаддам.
— И чего я только в своей жизни не пробовал… — мечтательно закатил глаза Уриэль и подмигнул минотавру.
Ребята заржали, обстановка разрядилась.
Тактический ход Одиссея сработал, как по маслу.
Два — ноль.
Скруллы просто озверели — это чувствовалось по тому, как изменилась их игра.
Рептилоиды больше не хотели быть нежными.
Они носились по полю, как обтянутые акульей шкурой чугунные ядра. Один случайно задел меня — кожу на предплечье содрало до крови…
Я бросил взгляд на скамейку.
Автандил, Лолита, Фархад — сидели, как приклеенные, в своих унизительно-оранжевых распашонках запасных игроков.
Пускай сидят, — отвернувшись, я стал высматривать мяч. Расстояния были ого-го, так что рыжую лохматую комету РЕАЛЬНО приходилось искать глазами. Хотя трава и была традиционно-зелёная, и он не сливался с газоном, как на нашем стадионе…
Время от времени, когда позволяли обстоятельства, я бросал взгляд на трибуны — высматривал Макса. Но в-основном мне приходилось тусоваться в центре, и… опять же — расстояние.
Игра на таком громадном поле диктовала свои правила. Футболисты казались муравьями посреди бескрайнего моря травы.
Скруллы рассекали это море, как разбойничьи галеры в поисках мирных ловцов жемчуга.
Вот они начали атаку…
Построившись клином и спрятав мяч где-то в середине, они понеслись на наши ворота.
Слишком рано начали, — оценил я. — Если б они собрали такой клин попозже, почти у самой штрафной — был бы эффект неожиданности.
А так…
Наперерез скруллам рванули Ахиллес и Андромеда, они почти достали центрального нападающего, когда в них врезался ВТОРОЙ клин скруллов.
Вот это была неожиданность!
Вот это я называю хорошей тактикой — всё наше внимание было приковано к первому клину, и ребята ПРОСТО НЕ ОЖИДАЛИ, что скруллы применят тот же приём.
Он сработал.
Оттеснив горгонид, скруллы таки прорвались к нашим воротам и закатали гол — Силантий ничего не мог сделать, мяч забили мастерски, в девяточку…
Два-один.
За первой атакой сразу последовала вторая, и мяч снова влетел в ворота.
Игрок, который забил гол, оскалил громадную пасть и заревел. Остальные рептилоиды его поддержали. Они скакали вокруг, как дикие каннибалы, не хватало костра в центре, и привязанной к столбу фигурки пленника…
Два-два.
Всё вернулось на круги своя.
До конца матча осталось десять минут.
И если мы проиграем — нас тут же вышибут в Сан-Инферно, и я даже не буду знать, как продвигается расследование…
После такого успеха скруллы оживились. Было чувство, что только сейчас они и начали играть по настоящему, а до этого момента разминались.
Плохи наши дела.
Переглянувшись с Рупертом, я неспешной трусцой побежал к центру поля — оттуда удобней начинать атаку. Дракон прикрывал меня слева, Зебрина — справа.
Мяч был у Фомы — медлительного и неспешного дендроида, с его ногами, похожими на корни дерева, с множеством рук — веточек и лицом, только угадывающимся в складках коричневой дублёной коры…
Пытаться отобрать мяч у дендроида — это всё равно, что сражаться с целым лесом.
И в нужный момент он длинным пасом перекинул мяч Зебрине, она отправила его мне, а я, убедившись, что Руперт вышел на позицию, приготовился пасануть ему.
Я уже размахнулся. И даже почувствовал, как носок бутсы касается пухлого бока мяча, когда неведомый вихрь сбил меня с ног.
Я словно попал в чеснокодавилку. Был уверен: ещё чуток — и сок из меня забрызжет, как миленький.
Самое паршивое, что я не видел: сумел Руперт принять пас, или нет.
Вопли болельщиков подсказкой не служили: орать они могли и в том, и в ином случае.
Наконец с меня стащили неимоверную тяжесть — защитника скруллов, здоровенного, как аллигатор, и тяжелого, как рулон рубероида. Я попытался встать.
Колено хрустнуло, и даже как будто прогнулось в другую сторону…
Сука твою мать!
Так… Спокуха, хрящ. Надо его аккуратненько выпрямить. Теперь попытаться наступить.
Бля-я-ямба пластилиновая! Капец.
— Тренер, вы в порядке? — горгонид из команды Сынов.
— Всё норм, Гектор. Руперт забил?
— Нет, тренер. Их голкипер поймал мяч. Вы сможете играть, тренер? Да вы не можете даже идти, тренер! Эй, кто-нибудь!.. Целителя на поле! Красная карточка, красная карточка…
Неспешно и очень важно ко мне подошел арбитр.
Впервые я видел Князя Драконьего Двора так близко.
— Нарушение не засчитано, — объявил Марк Тиберий. — Он налетел на тебя ДО того, как твоя нога коснулась мяча.
— Я чувствовал его своей бутсой, — буркнул я, прекрасно зная, что спорить — себя не уважать.
Судьи все одинаковы — будь то дракон, или Ваня Тараскин из Ижевска. Подозреваю, что вместе с сертификатом арбитра им делают специальную прививку, после которой они становятся особенно толстокожими, да ещё и слепыми на оба глаза.
— Я этого не видел, — Князь самодовольно задрал подбородок.
А? Что я только что говорил?..
— Вам требуется замена? — спросил Марк Тиберий таким тоном, словно я не сломал колено, а порезал палец. Бумагой.
Я скрипнул зубами.
До кромки поля я ещё дойду…
— Да, — я повернулся к скамейке. Несколько горгонид из запасных разминались.
Красавчик Одиссей. Просёк фишку.
Осталось выбрать: кого выставить вместо себя.
— Номер семь, — сказал я Князю. — Медуза Горгона.
Если мы не успеем забить — нас ждёт пенальти. Лола в этом случае пригодится.
До конца матча четыре минуты.
Кое-как дохромал я до кромки поля.
Но сам!..
Не позволю больше утаскивать себя на носилках.
— Господину угодны услуги целителя? — рядом со мной возник тощий старец. Глаза у него были словно высушенные устрицы, а кожа на лице больше напоминала фольгу. Которую хорошенько скомкали, а потом небрежно разгладили. — В зависимости от травмы, это вам обойдётся от десяти до ста золотых.
Надеюсь, он говорил не о золотых Максах…
— Я подумаю. Спасибо, что спросили.
— Господину стоит принять мои услуги, — церемонно напирал старец. — Травма имеет опасный характер…
— Слушай, давай не сейчас, а? — я был вежлив, насколько мог. — Мне надо закончить игру.
Целитель высокомерно задрал седую бородёнку и удалился.
А я, устроившись прямо у кромки поля на раскладном стуле, не отрывал взгляда от ребят.
ГО-О-ОЛ!..
Я вскочил.
Не понимаю, как так вышло? Когда они успели?
Скруллы закатали нам ещё один мяч!
А ведь только что все всё было поправимо…
Два-три.
Нас обошли.
Нас обошли, пенальти больше не светит и скоро мы поедем домой.
До конца матча осталось три минуты.
Всё бесполезно.
Поле такое огромное, что до ворот скруллов ребята бежать будут дольше…
Бляха медная, мне же ничего не видно!
Всё происходит так далеко — всё равно, если б матч шел на другой планете.
Надо влезть на несколько ступенек… Да я на плечи минотавра готов влезть, только бы лучше видеть!
Пока я ковылял по ступенькам — очень высоким и широким, словно по ним должна ходить лошадь, — за спиной раздался свисток.
Трибуны всколыхнулись, я поспешно оглянулся и чуть не упал.
Почувствовав руку на предплечье, с удивлением заметил, что она покрыта жестким коричневым ворсом.
Минотавр Фархад…
— Что там случилось? — спросил я вместо того, чтобы поблагодарить его за помощь.
— Угловой, — ответил вместо Фархада один из новых ангелов, Гавриил. — Было нарушение и Князь назначил угловой.
— КОМУ? — заорал я, и вновь чуть не упал, уже сам схватившись за протянутую руку. — КТО допустил нарушение? И кто будет бить угловой?
— Лола, — ответил Фархад.
— Срань!
— Лола будет бить угловой.
Я выдохнул.
Значит, нарушение допустили не мы, и есть шанс…
Я смотрел, как крошечная с такого расстояния фигурка горгониды устанавливает мяч перед собой, в дальнем углу поля.
Как она делает быстрый, почти незаметный взмах ногой, и…
ГО-О-ОЛ!
— Сука твою мать! — я не заметил, что прыгаю на одной ноге. — Сука твою мать…
Лола так ловко закрутила мяч, что он, полетев по дуге, залетел прямёхонько в восьмёрку.
Три-три.
Пока на поле царит сумятица, у нас есть пара минут…
Я нашел глазами Одиссея.
Тот, как настоящий взаправдашний тренер, не покидал кромки поля. Уважуха. Солдаты любят видеть своего полководца…
Взмахнув рукой, я подозвал его к себе.
— Сейчас начнутся пенальти, — сказал я горгониду. — Бить будут по-очереди, до первого промаха. Кого ты предлагаешь?
— Автандила, — не задумываясь, сказал Одиссей. Ангел, услышав своё имя, самодовольно усмехнулся.
— Забудь, — сказал я. — Я его не выпущу.
Одиссей прищурился.
— Ты хочешь победить или хочешь отомстить? — спросил он.
Срань.
— Автандил, разминайся. Кого ещё?
— Фархада.
Срань, и срань ещё два раза.
— Фархад…
— Да, тренер. Я понял.
— Голкипер может забивать? — спросил Одиссей. — У Силантия отличный удар.
— У Мефодия не хуже, — упрямо сказал я. — И Лола.
Одиссей кивнул.
— Я и сам хотел её предложить, но подумал, что это будет неэтично.
— С хрена ли?..
— Она — моя девушка.
И вот тут я чуть не подавился.
Лола и Одиссей? А впрочем…
— Она — лучший центрфорвард, — сказал я, чтобы скрыть смущение. — Так что действуй.
Раздался свисток судьи.
Я совсем забыл, что до конца матча осталось тридцать секунд. И их надо доиграть.
Скруллы пытались сделать всё для того, чтобы не допустить серии пенальти.
И когда до этого всё-таки дошло, я понял, почему.
Рептилоиды не могли попасть по мячу!
Их форвард вышел к штрафной.
Разбежался.
И… Благополучно промазал.
Нет, во время игры, когда мяч находился в движении — всё было путём. Но когда он лежал неподвижно, на одиннадцатиметровой отметке…
Я криво усмехнулся. Наши земные змеи тоже не видят неподвижную добычу. Стоит мышке замереть — и всё…
Мяч, который забил Автандил, решил дело.
Четыре — три.
Мы победили.
Задницы навсегда! — скандировали ребята. А двадцать с лишним глоток — это довольно мощный хор.
Задницы как звезда!
Задницы никогда не сдаются!
Задницы ни под кого не прогнуться!..
Спускаясь по ступенькам, чтобы пройти в раздевалку, я гадал: где бы раздобыть костыль…
— Поздравляю с победой.
— Макс, твою мать! — я чуть его не прибил. — Где ты шляешься? Что случилось?
— В смысле?.. — было видно, что паршивец притворяется.
Вид у него был расхристанный: словно недавно, минут пять назад, он опять сцепился с Автандилом.
Я бросил взгляд на костяшки его пальцев.
Да нет. Целые. Значит, тут что-то другое…
Я немножко подышал.
— Ты мне невинную девственницу не валяй, — ласково сказал я ему в лицо. — Я видел, с какой рожей ты стоял у кромки. В гроб охотнее кладут. Что случилось, бляха медная?