Откуда Норману Пейси, изолированному и оставшемуся без связи с внешним миром на обратной стороне Луны, было знать о планирующемся уничтожении ретранслятора? Его единственным источником информации за пределами Солнечной системы были сигналы, идущие от туриенцев со стороны Гиги, но сами туриенцы об этом не знали. И с какой стати Пейси, отправляя это предупреждение, решил действовать независимо от официальной делегации ООН? Более того, как ему удалось получить доступ к оборудованию базы и как он сумел им воспользоваться? Короче говоря, что вообще творилось на обратной стороне Луны?
Джерол Пакард запросил у туриенцев их версии сообщений между ними и землянами с самого начала контакта. Калазар согласился их предоставить, и ВИЗАР передал распечатки на «Маккласки» при помощи оборудования на борту перцептрона. Когда специалисты на базе сравнили туриенские стенограммы со своими, в них обнаружился ряд любопытных отличий.
Первый набор включал в себя односторонние сообщения с Земли и относился к периоду сразу после отлета «Шапирона»: тогда ученые на «Бруно», вопреки давлению ООН, продолжали передачу в надежде возобновить диалог, начало которому положило первое, краткое и неожиданное, послание от Звезды Гигантов. В этих сообщениях содержалась информация о цивилизации и научном прогрессе Земли, из которой по прошествии нескольких месяцев начала складываться картина, совершенно непохожая на те отчеты, что туриенцы в течение многих лет получали от лица все столь же таинственной и неопознанной «организации». Вероятно, эти расхождения и стали причиной, заставившей туриенцев усомниться в правдивости отчетов. Как бы то ни было, стенограммы за этот период совпадали до последней запятой.
Следующая группа сообщений начиналась с того момента, когда туриенцы возобновили контакт и со стороны Земли за дело взялась ООН. Тогда тон передач с обратной стороны Луны резко поменялся. Как сказала Ханту Карен Хеллер на их первой встрече в Хьюстоне и как он впоследствии убедился на собственном опыте, послания землян приобрели негативный и двусмысленный характер, который никак не помогал развеять туриенские представления о милитаризованной Земле, а в довершение ко всему начисто отвергал их попытки выйти на прямой разговор и договориться о высадке. Именно здесь и появлялись первые расхождения стенограмм.
Каждый сигнал, отправленный за то время, что Хеллер провела на обратной стороне Луны, был абсолютно точно отражен в записях туриенцев. Но были там и два дополнительных сообщения – явно посланные с «Бруно», если судить по формату и характерной структуре заголовка, – которые Хеллер видела впервые в жизни. Еще большей загадочности им придавал тот факт, что оба послания носили открыто агрессивный и враждебный характер – настолько, что делегация ООН никогда бы не одобрила таких посланий, даже несмотря на свой негативный настрой. Кое-что из сказанного было откровенной ложью, а суть сообщения сводилась к тому, что со своими делами земляне в состоянии разобраться и сами, что Земля не желает и не потерпит какого бы то ни было инопланетного вмешательства и что на любую попытку высадки ответит силой. Еще более необъяснимым был тот факт, что некоторые из деталей сообщения лишь подкрепляли ложную картину Земли, о которой Хант и остальные узнали лишь после встречи с туриенцами. Как об этом стало известно кому-то на базе «Бруно»?
Затем с «Юпитера» начали поступать сигналы Ханта: закодированные по ганимейским стандартам, они одобряли идею высадки, предлагали подходящее место и в целом производили совершенно иное впечатление о Земле. Неудивительно, что туриенцы были сбиты с толку!
Следующими на очереди были сигналы советского передатчика, в которых, помимо прочего, был указан код безопасности для подтверждения ответных сообщений. Пакард убедил Калазара включить их в общую подборку, сыграв на мучениях, через которые землянам пришлось пройти во время туриенского допроса, и в особенности на последствиях, которые это имело лично для него. Советский Союз также проявил интерес к высадке инопланетян, хотя и в более осторожной манере, нежели Хант в сообщениях с «Юпитера». Эта тема четко прослеживалась в большинстве сигналов с советской стороны, хотя некоторые из них – в данном случае три – выделялись из общей массы и выражали настроения, аналогичные «неофициальным» передачам с «Бруно». Еще более поразительным было то, что и в тех, и в других исключениях имелся ряд общих и довольно существенных подробностей, которые нельзя было объяснить простым совпадением.
Откуда Советы прознали о неофициальных сигналах с «Бруно», если о них не было известно даже Карен Хеллер, которая находилась на этой самой базе? Ответ мог быть только один: за этими сигналами также стоял Советский Союз. Означало ли это, что Кремль оказывал на ООН настолько мощное давление, что операция на базе «Бруно» была всего лишь фикцией, призванной отвлечь на себя внимание США и других стран, которым было известно о Звезде Гигантов, и что мягкая внешне, но абсолютно контрпродуктивная политика делегации была результатом тайного вмешательства – вероятно, со стороны человека, намеренно внедренного в ее состав? Возможно, что этим самым человеком был Соброскин? В пользу этой догадки говорил тот факт, что директор по вопросам астрономии на базе «Бруно» тоже русский. С другой стороны, усилия советской стороны стали жертвой саботажа точно так же, как и американцы. Опять выходила какая-то бессмыслица.
Позднее, уже после отлета Карен Хеллер, с «Бруно» было отправлено третье неофициальное сообщение, в котором агрессивный настрой достиг своего пика: там говорилось, что Земля разрывает любые связи с Туриеном и уже приняла меры, которые раз и навсегда прекратят диалог между двумя расами. И наконец, предупреждение Нормана Пейси о готовящейся диверсии в космосе, вскоре после которого вышел из строя ретранслятор сигнала.
На Аляске разгадку искать бесполезно. Пакард дождался, пока на базу «Маккласки» прибудет курьер Госдепартамента с официальными новостями о прекращении связи с Гигой и возвращении делегации ООН на Землю, а затем отправился в Вашингтон вместе с Колдуэллом. С ними же полетела и Лин, чтобы после разговора с Пейси сразу же вернуться на «Маккласки» с новостями.
Хант с Данчеккером стояли на перроне аэродрома «Маккласки», наблюдая, как вылетевший в Вашингтон самолет КСООН с Пакардом, Колдуэллом и Лин на борту развернулся на юг и начал круто набирать высоту. Неподалеку от них команда наземного обслуживания засыпала снегом дыры, которые оставило в бетоне шасси перцептрона. Сам корабль поставили рядом с другими самолетами КСООН, припаркованными вдоль одной из сторон перрона, чтобы придать аэродрому более естественный вид с точки зрения наблюдательных приборов «организации». Несмотря на то, что черная дыра в системе связи перцептрона имела микроскопические размеры, по массе ее можно было сравнить с небольшой горой; перрон «Маккласки» на такое рассчитан не был.
– Если подумать, то все это довольно забавно, – заметил Хант, когда самолет сжался до размеров точки над далеким горным хребтом. – От Враникса до Вашингтона двадцать световых лет, но почти все время занимают последние шесть с половиной тысяч километров. Может, когда разберемся с этим делом, сможем подумать о том, как подключить к ВИЗАРу парочку мест на нашей планете.
– Может быть, – ни к чему не обязывающим тоном ответил Данчеккер. С самого завтрака он заметно притих.
– Это бы избавило Грегга от кучи счетов за транспортные услуги.
– Полагаю, что так.
– Как насчет подключить к ВИЗАРу штаб-квартиру Навкомм и Вествуд? Тогда мы бы смогли путешествовать на Туриен прямо из кабинета, а к обеду возвращаться обратно.
– М-м-м…
Они развернулись и направились обратно в сторону столовой. Хант бросил на профессора пытливый взгляд, но тот, похоже, ничего не заметил и продолжил шагать дальше.
В столовой они обнаружили Карен Хеллер, склонившуюся над целой грудой коммуникационных стенограмм и записей, которые она сделала за время пребывания на «Бруно». Когда Хант с Данчеккером вошли, она оттолкнула бумаги и откинулась на спинку стула. Данчеккер подошел к окну и молча вперился взглядом в перцептрон; Хант развернул стул и, широко расставив ноги, сел в углу лицом к остальной комнате.
– Ума не приложу, что с этим делать, – со вздохом пожаловалась Хеллер. – Информация никак не могла просочиться к кому-то кроме нас, ни здесь, ни на Луне – разве что этот кто-то вступил в контакт с той самой «организацией» Калазара. Такое возможно?
– Я думал о том же, – ответил Хант. – Что насчет кодированных сигналов? Возможно, Москва все-таки ничего не передавала Калазару и его компании.
– Нет, я это проверяла. – Хеллер указала на разложенные вокруг бумаги. – Принятые нами сообщения были отправлены помощником Калазара. Они все учтены.
Хант покачал головой и положил руки на спинку стула:
– Меня это тоже поставило в тупик. Давайте подождем и посмотрим, что удастся узнать от Нормана, когда он вернется на Землю.
Наступила тишина. Данчеккер, затерянный в собственных мыслях, продолжал таращиться в окно. Спустя какое-то время Хант заметил:
– Знаете, вот что забавно: порой, когда все становится настолько запутанным, что уже начинаешь сомневаться в самой возможности решения, бывает достаточно обратить внимание на одну простую, очевидную истину, которую не заметили остальные, и все вдруг обретает смысл. Вспомните, как пару лет назад мы пытались разгадать тайну происхождения лунарианцев. Факты противоречили друг другу, пока мы не догадались, что все дело в перемещении Луны. Хотя задним числом это кажется очевидным.
– Надеюсь, вы правы, – сказала Хеллер, собирая бумаги и раскладывая их по папкам. – Еще я не понимаю всей этой секретности. Мне казалось, что ганимейцам это не свойственно. И тем не менее, перед нами две фракции: каждая делает что-то свое и ни одна не хочет, чтобы об этом узнала другая. Вы знаете их лучше, чем большинство людей. Что думаете?
– Понятия не имею, – признался Хант. – И кто из них взорвал ретранслятор? Точно не Калазар сотоварищи, значит, это сделала другая фракция. А если это так, выходит, что они узнали о ретрансляторе, несмотря на все меры предосторожности. Но зачем им в принципе его уничтожать? И да, в характер ганимейцев это и правда не вписывается… по крайней мере, в характер тех ганимейцев, которые существовали двадцать пять миллионов лет назад.
Он невольно повернул голову, адресовав последнюю фразу Данчеккеру, который по-прежнему стоял к ним спиной. Хант до сих пор сомневался, что за это время ганимейская раса могла претерпеть настолько фундаментальные изменения, но Данчеккер был по-прежнему погружен в свои мысли. Хант уже было подумал, что Данчеккер не услышал их слов, но спустя несколько секунд профессор ответил, не поворачивая головы:
– Возможно, твоя первоначальная гипотеза заслуживала более пристального внимания, чем я был готов ей уделить.
Хант выждал несколько секунд, но Данчеккер молчал.
– Какая еще гипотеза? – наконец спросил он.
– О том, что мы имеем дело вовсе не с ганимейцами, – отстраненным голосом произнес Данчеккер.
Наступила короткая пауза. Хант и Хеллер переглянулись. Хеллер нахмурилась; Хант пожал плечами. Разумеется, речь о ганимейцах. Они выжидающе посмотрели на Данчеккера. Тот резко повернулся к ним лицом и ухватился за лацканы пиджака.
– Давайте рассмотрим факты, – предложил он. – Мы столкнулись с поведением, которое полностью противоречит нашим знаниям о характере ганимейцев. Это поведение касается взаимоотношений между двумя группами разумных существ. С одной из этих групп мы уже встречались и знаем, что она действительно состоит из ганимейцев. Со второй группой нам встретиться не разрешили, а озвученные нам причины я без малейших сомнений отметаю как простые отговорки. Отсюда напрашивается логичный вывод: вторая группа – это не ганимейцы, верно?
Хант безучастно смотрел в ответ. Вывод был настолько очевидным, что ничего и не добавишь. Все они исходили из предположения, что члены этой самой «организации» были ганимейцами, а туриенцы не сказали ничего, что могло бы опровергнуть их мнение. С другой стороны, ничего в поддержку этой точки зрения они тоже не говорили.
– И задумайтесь еще вот о чем, – продолжил Данчеккер. – Люди и ганимейцы довольно сильно отличаются друг от друга с точки зрения структурной организации и паттернов нейронной активности на уровне символов. Лично я считаю невозможным, чтобы оборудование, рассчитанное на тесное сопряжение с одной из этих форм, смогло бы хоть как-то работать со второй. Иначе говоря, оборудование внутри корабля, который сейчас стоит на взлетно-посадочной полосе, никак не может быть стандартной моделью, которая была создана для использования самими ганимейцами и по чистой случайности оказалась совместимой с человеческим мозгом. Такого просто не может быть. Действовать так, как оно действует, это оборудование может лишь по одной причине: если оно специально предназначено для сопряжения с центральной нервной системой человека! А значит, его разработчики были хорошо знакомы с тончайшими особенностями этой системы – куда лучше, чем можно было бы узнать за счет простого наблюдения за современными достижениями земной медицины. Другими словами, эти знания могли быть получены лишь на самом Туриене.
Хант недоверчиво посмотрел на Данчеккера.
– Что ты хочешь сказать, Крис? – сдавленным голосом спросил он, хотя ответ и так уже лежал на поверхности. – Что на Туриене, помимо ганимейцев, есть еще и люди?
Данчеккер энергично кивнул:
– Именно. Когда мы в первый раз попали в перцептрон, ВИЗАР всего за несколько секунд сумел подобрать настройки, дающие нормальный уровень сенсорной стимуляции, и обеспечить обратную связь, правильно декодируя команды двигательной коры. Но откуда ему знать, какие уровни стимуляции являются для человека нормой? Откуда ему знать правильные паттерны обратной связи? Есть только одно правдоподобное объяснение: в арсенале ВИЗАРа уже имеется обширный опыт по работе с человеческим организмом.
Он поочередно посмотрел на Ханта и Хеллер, предлагая им высказаться.
– Вполне возможно, – согласилась Карен Хеллер и медленно кивнула, переварив слова профессора. – Возможно, это также объясняет, почему ганимейцы не спешили делиться с нами этой информацией, пока не разобрались, как мы можем отреагировать на подобные новости – особенно если учесть, в каком свете им все это время представляли землян. И если они действительно люди, то идея поручить им программу наблюдения за Землей не лишена смысла. – Обдумав свои слова, Хеллер снова кивнула самой себе, а затем нахмурилась, когда ей в голову пришла еще одна мысль. Она посмотрела на Данчеккера. – Но как они туда попали? Может, они принадлежат к независимой эволюционной ветви, которая уже существовала на Туриене до того, как туда переселились ганимейцы… Возможно что-то подобное?
– О, это совершенно исключено, – нетерпеливо возразил Данчеккер.
Хеллер, казалось, немного опешила и уже было открыла рот, чтобы возразить, но Хант бросил на ее упреждающий взгляд и едва заметно покачал головой. Если она вынудит Данчеккера прочитать лекцию по теории эволюции, то слушать его им придется до конца дня. Она приподняла бровь в знак согласия и решила замять эту тему.
– Я думаю, что ответ на эту загадку совсем рядом, – беззаботным тоном сообщил Данчеккер, вытянувшись в полный рост и крепче ухватившись за лацканы. – Мы знаем, что ганимейцы переселились на Туриен с Минервы примерно двадцать пять миллионов лет назад. Также мы знаем, что они завезли на Минерву множество земных видов, включая приматов, которые по уровню развития ничуть не уступали другим формам жизни той же эпохи. Более того, некоторые из этих видов мы и сами обнаружили внутри корабля на Ганимеде и имеем все основания считать, что этот корабль был частью той самой миграции.
На мгновение он умолк, будто сомневаясь, действительно ли нужно проговаривать остальное вслух, а затем продолжил:
– Очевидно, что они взяли с собой представителей древних дочеловеческих гоминид, потомки которых с тех пор эволюционировали, выросли в численности и превратились в расу людей, которые теперь живут на Туриене вместе с ганимейцами в качестве их полноценных сограждан. Это подтверждается тем фактом, что ВИЗАР умеет подключать к своей системе как тех, так и других. – Данчеккер опустил руки и, сомкнув их за спиной, с явным удовлетворением выпятил подбородок. – И если я не заблуждаюсь, то это, доктор Хант, по-видимому, и есть тот простой и очевидный фактор, который вы искали, – заключил он.