Глава 12

Нильс Сверенссен полулежал на подушках в номере для руководящего персонала на базе «Джордано Бруно», наблюдая за девушкой, которая одевалась у туалетного столика в дальней части комнаты. Она была молода и довольно привлекательна, c открытыми чертами лица, характерными для многих американцев, а ее распущенные черные волосы заманчиво контрастировали с белой кожей. «Ей стоит почаще посещать солярий в спортзале», – подумал он. Налет интеллектуальности, который она почерпнула в колледже, был столь же скудным, что и ее кожный пигмент; внутри она была наивна, как и большинство представительниц ее пола – не более чем способ отвлечься от более серьезной стороны жизни, до прискорбия необходимый, но в то же время весьма приятный. «Тебя интересует только мое тело», – возмущенно кричали они сквозь века. «А что еще вы можете мне предложить?» – был его ответ.

Девушка застегнула блузку и повернулась к зеркалу, чтобы спешно пробежаться расческой по волосам.

– Понимаю, выглядит странным, что я ухожу именно сейчас, – сказала она. – Но сегодня мне правда нужно выйти на смену рано утром. Я и так уже опаздываю.

– На этот счет не беспокойся, – с напускной заботой сказал ей Сверенссен. – Работа прежде всего.

Она сняла пиджак со спинки стула рядом с зеркалом и перекинула его через плечо.

– Картридж у тебя? – спросила она, поворачиваясь к нему лицом.

Сверенссен открыл ящик прикроватной секции и достал из него картридж микрокомпьютерной памяти размером со спичечный коробок.

– Вот он. Но помни – будь осторожна.

Девушка подошла к нему, взяла картридж, завернула в салфетку и положила в карман пиджака.

– Непременно. Когда мы снова увидимся?

– Сегодня я буду очень занят. Я дам тебе знать.

– Только поскорее.

Она улыбнулась, нагнулась, чтобы поцеловать его в лоб, и ушла, тихонько прикрыв за собой дверь.

Профессор Григорий Маллюск, директор по вопросам астрономии в обсерватории «Джордано Бруно», был не слишком доволен, когда она спустя десять минут появилась в зале управления главной спутниковой антенной.

– Ты снова опоздала, Джанет, – проворчал он, когда она повесила пиджак в одном из шкафчиков у двери и надела вместо него белый рабочий халат. – Джону пришлось спешно уехать, потому что сегодня он собирается на Птолемей, и я был вынужден выйти вместо него. Меньше чем через час у меня совещание, а перед ним нужно сделать кое-какую работу. Это уже на грани моего терпения.

– Прошу прощения, профессор, – извинилась она. – Я проспала. Этого больше не повторится.

Она быстрым шагом прошла к управляющей консоли и ловкими, отработанными движениями пальцев занялась рутинным просмотром ночных журналов событий.

Маллюск с мрачным видом наблюдал за ней у стоек с оборудованием перед его кабинетом, стараясь не обращать внимания на упругие стройные контуры ее тела, подчеркнутые белой тканью лабораторного халата, и черные как смоль локоны, небрежно ниспадавшие с ее воротника.

– Все опять из-за того шведа, да? – спросил он, не успев сдержаться.

– Это мое дело, – твердым, насколько хватало смелости, голосом ответила Джанет, не поднимая глаз. – Как я и сказала, этого больше не повторится.

Ее губы сжались в тонкую линию, и она остервенело ударила по клавиатуре, выводя на экран очередную порцию данных.

– Вчера ты не закончила проверку корреляции по объекту 557B, – холодно заметил Маллюск. – По плану это нужно было сделать к пятнадцати ноль-ноль.

Джанет замешкалась, на секунду закрыла глаза и прикусила губу.

– Черт! – вполголоса пробормотала она, а затем, уже громче, добавила: – Тогда я пропущу перерыв и доведу проверку до конца. Работы там осталось не так много.

– Джон ее уже доделал.

– Я… прошу прощения. В качестве компенсации я в следующий раз поработаю один час вместо него.

Маллюск еще несколько секунд сверлил ее хмурым взглядом, а затем резко развернулся и вышел из зала управления, не говоря ни слова.

Закончив с проверкой журналов, Джанет выключила экран, подошла к шкафу, где находился вспомогательный процессор подсистемы передачи, сняла панель-заглушку и вставила в пустой слот картридж, который ей передал Сверенссен. Затем она подошла к системной консоли и запустила процедуру, которая включала содержимое картриджа в буфер сообщений, уже подготовленный к сегодняшней передаче. Она не знала, кому именно адресован сигнал, но это явно имело отношение к визиту делегации ООН на базу «Бруно». Технической стороной этого вопроса Маллюск всегда занимался лично и никогда не обсуждал его со своими сотрудниками.

Сверенссен сказал ей, что в картридже содержатся ничем не примечательные данные, которые поступили с Земли позже остальных, и что их нужно добавить к готовому для передачи сообщению; строго говоря, любой исходящий сигнал требовал одобрения всех членов делегации, но было бы глупо собирать их ради утверждения подобной мелочи. Тем не менее, сказал он, парочку из них это наверняка возмутит, а потому предупредил, чтобы она действовала тайком. Джанет нравилось, что ее посвящают в дела уровня ООН, пусть даже и в мелочах; особенно если просьба исходила от столь изысканного и обходительного человека. Он был так очарователен в своей романтичности! И, кто знает? Если верить Сверенссену, в будущем ее помощь может вернуться к ней сторицей.


– Здесь он гость, как и все вы, и мы постарались отнестись к нему со всем возможным радушием, – позже тем же утром сказал Соброскину Маллюск в кабинете советского делегата. – Но это мешает работе обсерватории. И я не рассчитываю, что мое радушие должно доходить до того, чтобы вредить моей же работе. К тому же я не одобряю подобного поведения в моем учреждении, тем более от человека его статуса. Это попросту неприлично.

– В вопросах, которые не касаются работы делегации, у меня связаны руки, – как можно дипломатичнее заметил Соброскин, почувствовав, что за претензией ученого стоит нечто большее, чем праведный гнев перед непристойным поведением. – Правильнее было бы вам обратиться к Сверенссену напрямую. В конце концов, она ваша ассистентка, и от этого действительно страдает работа всего департамента.

– Я это уже делал, и ответ меня не удовлетворил, – сухо отозвался Маллюск. – И как советский гражданин, я хочу направить жалобу в то ведомство советского правительства, которое касается работы этой делегации, с просьбой оказать необходимое воздействие через ООН. Поэтому я и обращаюсь к вам, как представителю этого ведомства.

Соброскина не слишком интересовали муки ревности Маллюска, и еще меньше ему хотелось поднимать в Москве шум из-за подобных пустяков; слишком многим захочется узнать, чем именно делегация занимается на обратной стороне Луны, что, в свою очередь, привлечет немало вопросов и любопытных взглядов. Но Маллюска бездействие бы явно не устроило, и, если Соброскин ему откажет, кто знает, кому профессор решит позвонить после него? Выбирать здесь не приходилось.

– Хорошо, – со вздохом согласился он. – Предоставьте это мне.

Я попробую поговорить со Сверенссеном сегодня или завтра.

– Благодарю, – официальным тоном ответил Маллюск, после чего покинул кабинет.

Какое-то время Соброскин просто сидел, погруженный в размышления, а затем отпер стоявший за спиной сейф и достал документ, который ему по просьбе переслал на «Бруно» приятель из советской военной разведки. Немного полистав досье, чтобы освежить память, он поразмыслил еще и в итоге решил поменять планы.

В документе было перечислено немало странностей насчет Нильса Сверенссена – шведа, который якобы родился в Мальмё в 1981 году, а затем бесследно исчез во время службы наемником в Африке, когда ему было чуть меньше двадцати лет. Спустя десять лет он появился снова, но уже в Европе, причем разные сведения о том, где он находился и чем занимался все это время, противоречили друг другу. Как он умудрился так внезапно из никому не известной персоны превратиться в весьма состоятельного человека с широким кругом социальных связей без каких-либо письменных упоминаний о его передвижениях? Как сумел наладить международные связи, не афишируя их на публике?

Его привычки ловеласа имели долгую и весьма недвусмысленную историю. Довольно любопытным случаем был роман с женой немецкого финансиста… Соперник на любовном фронте поклялся отомстить, но меньше чем через месяц стал жертвой несчастного случая на лыжной трассе при довольно подозрительных обстоятельствах. Многие факты указывали на то, что для закрытия этого дела пришлось подкупить уйму людей. Да, Сверенссен был человеком со связями, которые не хотел выставлять на публику, но при необходимости был готов безжалостно использовать их, не колеблясь ни секунды, подумал Соброскин.

Было кое-что и из недавних событий, в которых Сверенссен засветился за последний месяц: зачем ему регулярно и втайне от остальных выходить на связь с Вериковым, специалистом по космической связи в Академии наук, который имеет непосредственное отношение к сверхсекретному каналу связи между СССР и Гигой? Советское правительство не понимало официальной политики ООН, но в целом против нее не возражало, а это, в свою очередь, означало, что существование независимого канала нужно, в первую очередь, скрывать именно от ООН; американцы наверняка об этом догадывались, но доказать ничего не могли. Им же хуже. Если они хотят связать себе руки представлениями о честной игре, значит, так тому и быть. Но зачем Верикову общаться со Сверенссеном?

И наконец: за последние годы Сверенссен неизменно играл в ООН одну из ведущих ролей по вопросам стратегического разоружения и был настоящим подвижником в области мирового сотрудничества и прогресса. Почему же сейчас он так яростно поддерживает политику ООН, которая, на первый взгляд, никак не вяжется с уникальным шансом, благодаря которому человечество может достичь обеих целей? Это казалось довольно странным. Как, впрочем, и все, что было связано со Сверенссеном как таковым.

И все же, как ему поступить с ассистенткой Маллюска? По его словам, она американка. Вероятно, этот неприятный конфликт можно разрешить и не привлекая внимания Сверенссена – тем более сейчас, когда Соброскину хочется всеми силами этого избежать. Николай успел неплохо узнать Пейси и если оставить в стороне вопросы патриотизма, по-настоящему восхищался тем, как американец продолжал отстаивать интересы своей страны после отлета Хеллер. В каком-то смысле он даже жалел, что в этом вопросе СССР и США находятся по разные стороны баррикад; ведь по сути у них куда больше общего друг с другом, чем с остальными членами делегации. Вскоре это, наверное, и вовсе перестанет иметь значение, признался он самому себе.

Как однажды заметила Карен Хеллер, сейчас им стоит думать о будущем всей человеческой расы. И как человек, он был склонен согласиться; если контакт с Гигой и правда сулил обещанное, то через пятьдесят лет землянам уже не придется беспокоиться о национальных различиях; возможно даже, что в прошлое уйдут государства как таковые. Но то было его мнение как человека. Будучи еще и советским гражданином, он обязан выполнять долг перед своей страной.

Соброскин кивнул самому себе, закрыл досье и положил его обратно в сейф. Он решил поговорить с Пейси и выяснить, сможет ли тот по-тихому обсудить этот вопрос с американкой. И тогда, при должном везении, проблема решится сама собой, оставив после себя лишь едва заметную рябь, которая вскоре исчезнет без следа.

Загрузка...