Японская война 1905. Книга восьмая

Глава 6

Степан Сергеевич Шереметев успел даже выспаться, когда конфликт, к которому он не был готов, начал затихать. Турция быстро сдала позиции, и Австро-Венгрия со странами Балканского союза отползли назад, начав переваривать новые территории. Газеты еще бряцали оружием, но вот военные с той стороны Днестра иногда заезжали в гости и, честно глядя в глаза, обещали, что войны не будет.

Генерал выдохнул пары холодного ноябрьского воздуха и пересчитал стоящие на ремонте броневики. С тех пор как он начал активнее набирать новые части и включать машины в патрулирование, тут постоянно гостило не меньше четверти доступных ему «Артуров»… Именно «Артуров» — в газетах писали, что сам Макаров перешел на какие-то новые «Громобои», но вот на государственные заводы и запад страны они пока не добрались.

Хорошо, что есть время.

— Два дня! — рядом с Шереметевым остановилась повозка, и из нее выскочила румяная Вера. Слишком счастливая для той, кто игнорировал Степана Сергеевича последние недели.

— Что вы натворили?

— Отправила телеграмму Анне, описала ситуацию на границе и предложила, как можно взять ее под свой контроль. Без крови, которой вы боитесь, но и без трусливой игры в замершего перед хищником зайца.

— Вы много на себя берете… — начал злиться Шереметев, но быстро взял себя в руки. — И каким образом ваше письмо Анне — при всей моей благодарности ей и Путиловскому — может оказать влияние на военные дела?

— Она просто передала его Вячеславу Константиновичу, а вот уже Плеве может повлиять и не только на армию.

— Что вы написали? — у Шереметева начал дергаться глаз, но он снова сдержался. — И даже так. Министр внутренних дел все же не может приказывать армии.

— Не может, — Вера улыбнулась. — Именно поэтому он просто рассказал все Николаю Александровичу, добавив свои соображения, почему России это будет на самом деле полезно.

— Черт побери! — Шереметев сдержался, чтобы подобно фельдфебелям перед новобранцами не ухватить девушку за грудки. — Что! Вы! Написали!

— Предложила показать силу русского оружия. Чтобы успокоить волнение государя из-за возможного нападения на наших союзников сербов, один полк нашей армии совершит инспекционный переход до Белграда…

Вера замерла, ожидая реакции Шереметева.

Тот думал. План странный, дерзкий, он непременно вызовет множество кривотолков во всех европейских столицах. И одновременно бессмысленный: что толку от одного полка даже нового образца вдали от путей снабжения? Или дело в самом переходе? Но даже так: то, что Николай смог убедить Румынию открыть границы, ничего принципиально не значит. Разве что…

— Нет… — Шереметев смерил Веру взглядом. — Нет! Только не говорите, что вы сумели убедить государя надавить на Австро-Венгрию!

— Не я. Вячеслав Григорьевич посчитал, что это будет очень плохой новостью для всех тех внутренних врагов, что ищут поддержку за границей. Ламсдорф был тоже за что-то обижен на австрияков и поддержал предложение. Ну, а государь же до сих пор в гневе за Боснию и Герцеговину, так что поддержал их идею и воспользовался той поддержкой, что в последнее время оказывает нам Берлин.

Их идею! Шереметев чуть не выругался вслух. Жалко, что Сахаров как военный министр не возразил, но это и не удивительно: тот всегда старался не брать на себя лишнюю ответственность. А вот у него как генерала выбора нет. Наверху решили, ему выполнять, а потом и отвечать за любой возможный провал. Успехи? Успехи уже заранее поделили, и для него там если и найдется место, то на самом краешке.

— Официальное письмо должно прийти к вам через два дня, — снова заговорила Вера, — но я решила, что вам стоит начать готовиться заранее. Если от Будапешта до Белграда вы сможете проехать по железной дороге — кстати, уверена, что газетам понравится образ первых русских солдат, которые сядут на поезда «Восточного экспресса» — то вот до этого… Львов, Перемышль и весь восток Австро-Венгрии вам придется пройти пешком.

Девушка замолчала, и у Шереметева окончательно сложилась картина случившегося. Царь и министры решили показать новые войска, австрийцы же предложили прогуляться через свои лучшие крепости. Пусть меч и щит глянут друг на друга, а со стороны будут следить, не дрогнет ли у кого сердце… Во что же он ввязался! Нет! Во что его втянули!

Шереметев еще раз смерил взглядом Веру.

— Ответьте честно, — он не приказывал, просил. — Не надо опять перекладывать всю ответственность на других. Просто честно, как другу — мы же друзья! Почему вы это все затеяли? Ну не верю я в то, что вам настолько претит моя слабость.

— Во-первых, на самом деле претит, — девушка пожала плечами и стала загибать пальцы. — Во-вторых, я тоже знакома с генералом Макаровым и успела усвоить у него один главный урок: нельзя стоять на месте! В-третьих, мне очень захотелось, чтобы все те, кто старался держаться от вас подальше, сгрызли себе все ногти.

Шереметев замер. А потом представил реакцию других офицеров на подобные новости. Это для него подобный поход — почти боевая операция, а для них — возможность покрасоваться, показать себя перед начальством, глянуть на мир за казенный счет. Слава без войны. Действительно, пройдут два дня, и не одна сотня ногтей будет сгрызена под самый корень.

Степан Сергеевич не выдержал и расхохотался.

Михаил Гордеевич Дроздовский вел свой полк по тропам старого чайного пути. До того, как торговцы пересели на корабли и железные дороги, тут довольно часто ходили караваны. От Южного Китая к Монголии, а потом и к России. Получилось даже найти людей, которые лично здесь бывали и смогли дополнить старые карты. И вот они выехали в 7 утра, прошло 4 часа пути, и нужно было останавливаться на перерыв.

Хотелось, конечно, ехать дальше. И сам Дроздовский, и его офицеры верили в новые «Громобои», но… Как их учил генерал Макаров, система ремонта техники может быть либо планово-предупредительной, либо неправильной. Поэтому остановка, заправка, мойка, смазка, калибровка. Даже орудия лучше проверить, чтобы от езды по ухабам ничего не заклинило и было готово к бою. Механики работают, солдаты едят — все давно отработано и посчитано. Час, и можно снова двигаться вперед, и так до следующей остановки еще через четыре часа.

Несмотря на то, что головной отряд остановился на холме, хвост колонны было не видно. Двадцать пять метров между броневиками, по полкилометра между батальонами — в итоге полк растянулся почти на шесть километров. И это не считая четырех легких броневиков разведки, которые уехали вперед еще на столько же. Очень хотелось поднять аэростаты, чтобы еще хотя бы одним глазом осмотреть округу, но… Это выдало бы и их самих, так что приходилось полагаться на людей Корнилова. Что они не пропустят врага, если тот окажется рядом, и не упустят ни одного человека, кто мог бы предупредить уже о них.

Дроздовский обернулся, ожидая увидеть держащийся чуть позади броневик Тюрина, но его ведомого больше не было в живых. Проклятый бой, проклятые англичане… Михаил Гордеевич несколько минут сжимал и разжимал кулаки, прежде чем пришел в себя. Увы, ни исповедь, ни молитвы, ни даже письмо от генерала ему не помогло. Иногда, как сейчас, накатывало, и только чувство долга — перед всеми, кто снова доверил ему жизни — не давало Дроздовскому остановиться.

Только дела, только вперед! Да и страшно было даже просто попытаться узнать, а что будет, если по-другому… Словно погрузившись в поток, он прослушал доклады от командиров каждого из батальонов, отдельно встретился с ремонтниками и связистами. А потом новый переход, новая остановка, на этот раз большая, чтобы солдаты успели отдохнуть перед бессонной ночью. Надо было только дождаться сигнала…

Дроздовский сам не заметил, как начал рычать на всех, кто пытался подойти к нему с любыми другими вопросами, когда от связистов наконец-то прибежал долгожданный посланник.

— Господин полковник, сообщение от агента. Коды верные, пеленг взяли…

Дроздовский позволил себе выдохнуть. Для этой операции они подготовили отдельные машины связи с дополнительными большими антеннами, и вот все сработало. Он наложил полученное направление на карту и… Они не так уж и сильно отклонились от оптимального маршрута. Он еще раз прикинул среднюю скорость, идеальное время выхода к позициям врага.

— Еще два часа отдыха и выступаем, — Михаил Гордеевич отдал приказ и, даже не дожидаясь ответов, пошел обратно к своей машине.

Хотя бы немного ему нужно было побыть одному. Возможно, в последний раз. Завтра он раздаст все долги, и обязательно станет легче! Обязательно. Ведь не может же быть по-другому?

С самого утра прилетели новости из большого мира. Где-то там готовились к походу части Дроздовского, царь задумал какую-то авантюру с показательным походом Шереметева через Венгрию, и у нас тоже будет… поход. Но потом. Для начала меня ждал совет Сан-Франциско, где как раз недавно закончили первые выборы, доведя его состав до положенных двадцати человек.

Председатель — Томас Фицджеральд Ли, вместе с ним у бывших конфедератов было 6 голосов. У немцев и ирландцев, которые пока полностью поддерживали политику Томаса, еще по 4. Оставшиеся места распределились между 2 мексиканцами, китайцем, итальянцем, индейцем напа и евреем. Как последний пролез в совет Сан-Франциско чуть ли не во время войны, при том что в городе не было заметных иудейских общин — загадка. Но вот что интересно: в городе было достаточно негров, но, несмотря на возможность голосовать, никто из их представителей так и не смог тут оказаться. Еще одна тайна.

— Господин Макаров, вы расскажете, почему решили нас так срочно собрать? — Томас говорил спокойно, но в его голосе чувствовалось напряжение.

И прекрасно его понимаю: когда тебе что-то обещают, а потом всего через месяц собираются пересмотреть условия, кому это понравится? А уж в том, почему именно Казуэ пригласила их на эту встречу, уверен, никто не сомневается. Возможно, не знает точно, но тут простых людей нет, у каждого чутье и седалищный нерв чувствительностью не меньше, чем у нашей радиобашни.

— Хочу сразу сказать, что сейчас я здесь как частное лицо. Граф Маньчжурский, Вячеслав Григорьевич Макаров, чей род получил дворянство еще при Павле I, и как это самое частное лицо с довольно значительными земельными владениями в Сан-Франциско и округе я хотел бы предложить свою помощь в подготовке к землетрясению в следующем году, которое может разрушить половину города. А то и больше.

— Вы умеете предсказывать землетрясения? — немец Уве Шнайдер картинно сложил руки в замок.

Неожиданно оказалось, что именно с бывшими поддаными кайзера у меня не самые лучшие отношения. Тут сыграло то, что они специализировались на шахтах, которые мы с японцами забирали себе без лишних сомнений и вопросов. Немцам оставались фермы и частичный контроль над потоком продуктов, но забыть, что раньше было лучше, они не могли. Неожиданно помог приезд Людендорфа, причем не как проявление благосклонности Вильгельма II, на которого по эту сторону океана плевать хотели, а как инструмента, что сможет изменить баланс сил.

— Я — не умею, — ответил я тем временем немцу. — Однако любой желающий может ознакомиться с исследованиями, что были проведены учеными из Стэнфорда. Я же в свою очередь их уже проверил и ожидаю очень больших проблем.

Не идеальное прикрытие моих знаний из будущего, но лучше, чем ничего.

— И что за помощь вы хотите предложить? — осторожно спросил Томас.

— Все армейские объекты и заводы начнут дополнительно укрепляться. Как совет и часть Конфедерации вы можете включиться в этот процесс на рыночных условиях.

— Или же как граф вы сможете сделать это бесплатно? — подал голос тот самый незнакомый мне еврей.

— Вовсе нет, — я развел руками. — Как граф я готов поставить для вас дополнительные заводы и показать технологию, чтобы вы опять же сами смогли защитить свой город.

— Разве вы не хотели получить титул князя? — в лоб спросил Шнайдер.

— И мы до сих пор готовы его вам предложить безо всех этих игр. Если землетрясение — просто шутка, скажите, и не будем тратить на него время, — Томас Ли буравил меня взглядом.

Невольно мелькнула мысль: все-таки правильно я сделал, что не полез сюда сразу, а под утро еще раз заглянул к Татьяне и посоветовался с потомственной аристократкой, как правильно стоит вести подобные дела.

— То есть если мы сами найдем инженеров и поставим заводы, то вы нам и не нужны? — Шнайдер продолжал нагнетать.

— Все верно. Если найдете инженеров, если договоритесь о поставках известняка для бетона, если сможете достаточно быстро достать все необходимое оборудование — я буду только рад, что совет Сан-Франциско справляется со взятыми на себя обязательствами.

— А если не справимся, то вы нас всех разгоните? — Шнайдер даже приподнялся со своего места.

— Если Сан-Франциско не сможет выполнять свои обязательства как часть Новой Конфедерации, конечно, его статус может быть пересмотрен. Балласт никому не нужен, — я пожал плечами. — Уверен, что вы примете правильное решение.

Очень хотелось разложить все без намеков, а прямо в лоб, но, как объяснила Татьяна, в политике так не принято. А еще иногда очень важно дать людям время самим все понять и осознать. Поэтому я еще раз со всеми раскланялся, распрощался и ушел, не оборачиваясь. Уже только в своем броневике позволил себе выдохнуть и покачать головой. Сам бы я точно не заметил никаких намеков, но тут-то люди опытные, должны справиться…

Томас Фицджеральд Ли дождался, пока русский генерал покинет зал совета… Нет, не генерал — сегодня он на самом деле показал, что является не только военным, не только изобретателем или торговцем, но и политиком.

— И как, мы будем верить в землетрясение или не будем? — первым снова заговорил Шнайдер, но немца снова никто не поддержал. Даже свои.

— Какая разница? — словно в сторону заговорил Иеремия Джонс.

Хитрый еврей, который предложил хозяевам города компромисс: он представляет в совете негров, те не мозолят никому глаза, а все остальные за это согласны учитывать хоть какие-то их интересы. Неизвестно, что он взял за это со старейшин негритянских общин, но свое место в совете у него теперь было.

До чего они дошли!

— Какая разница?.. — начал было возмущаться Шнайдер, но его остановил его же сосед.

— Все верно. Укрепление города — это большая стройка. Деньги, рабочие места, налоги, товары. Даже если ничего не случится — это добавит Сан-Франциско жизни.

— Хорошо. Если дело только в стройке, то зачем нам Макаров? — Шнайдер не сдавался, и Томас Ли только покачал головой.

Даже он при всем его не самом большом опыте понимал больше, чем этот лавочник.

— Он и не хотел особо участвовать… — вздохнул старый конфедерат. — Если бы хотел, поверьте, тогда бы он предлагал не заводы, а технику. Вот в чем его настоящая сила. Так что его настоящее предложение фактически закончилось в первую же минуту нашей встречи.

— Граф Маньчжурский… — закивал Джонс. — Он использовал свой русский титул, а потом предложил пересмотреть наш статус. Выходит, нам так ловко предложили присягнуть русскому царю? Впрочем, понимаю, такие вещи вслух не говорят — их нужно просить. Даже интересно, кто из советников генерала научил его таким тонкостям, раньше он на подобное внимания не обращал.

— Не присягнуть, — покачал головой Ли. — Статус Конфедерации никто не подвергал сомнению. Значит, это будет просто просьба покровительства… Как тот же русский царь Павел был покровителем Мальтийского ордена, пока его сын от всего не отказался. Не просто же так Макаров именно его упомянул.

— Обязательства? — уточнил Джонс.

— Уважительно относиться к России, не отказывать в просьбах без явной причины. Ничего серьезного.

— Да, причину всегда можно придумать.

— Но зачем это нужно Макарову? — потер лоб Шнайдер. — Зачем все эти хитрости, недоговорки? Просто чтобы потешить эго своего царя?

— Все просто, — хмыкнул Джонс. — Нашему генералу не нужен липовый титул из воздуха. А именно это бы ему и досталось, пойди он на предложение своей японки и нас с вами. А вот если мы сделаем то, что он хочет, если русский император возьмет над нами покровительство, поднимая свой статус, то…

— То и Макаров не останется без награды. Уже настоящей.

Обсуждение плавно свернуло к тому, что определенные финансовые выгоды в этом предложении есть. Потом составили список, какую технику им нужно будет потребовать у Макарова, раз уж это будет именно сделка… А старый конфедерат Томас Фицджеральд Ли все это время думал над тем, что у столь неожиданного поворота могла быть еще одна причина. Возможно, Макаров просто не хотел рвать связи со своей родиной. И тогда… А правильный ли выбор в свое время сделали они сами?