Японская война 1905. Книга восьмая

Глава 17

Я зачитывал декреты с трибуны из ящиков. Голос уже привычно по-армейски чеканил слова, а разум словно наблюдал за этим со стороны.

— Декрет о земле. Все плантации, принадлежавшие сбежавшим или убитым янки, объявляются собственностью тех, кто на них работает. Земля делится между семьями по количеству работников. Никаких выкупов и компенсаций не будет! Кто сбежал — тот сам лишил себя всех прав! Однако… Первые три года 70 % урожая сахарного тростника будет уходить в доход государства. После — 30 %. И это не просто цифры, это цена вашей свободы!

На самом деле в декрете больше пунктов — мы даже начали расписывать подзаконные акты, которые будут определять, как все это будет работать на практике и контролироваться. Тот еще ад! Но здесь и сейчас нужно было, чтобы детали и сложные формулировки не смогли украсть суть! Чтобы люди вдохновились, осознали, что именно дала им эта победа, но в то же время чтобы и цена, которую им придется платить, не стала для них сюрпризом.

— Декрет номер два! Декрет о труде! — отбросив первый лист в сторону, я выхватил второй. — Рабочий день теперь будет равен восьми часам! Минимальная оплата — один доллар пятьдесят центов! Детский труд запрещен! Однако! Все предприятия, которые будут работать по армейским контрактам — а в ближайшее время это все предприятия! — работают в три смены. Пока идет война! Отказавшихся — под трибунал!

Включать деньги в декрет — обычно не самая лучшая идея, но, рассчитав примерные цифры на опыте Сан-Франциско, я был готов рискнуть. Уж очень конкретные доллары и центы приземляли и делали понятными даже самые громкие слова. Ну, а последовательность аргументов помогла продумать и составить Татьяна. Лично мне казалось, что вынесение самых противоречивых пунктов в конец декрета — это ошибка. Горькое послевкусие, которое испортит общее впечатление. Но княжна объяснила, что землю и ограничение рабочего дня такие мелочи никак не смогут сделать хуже, наоборот, с ними люди лишь лучше запомнят, что это не подарок и что за него нужно бороться. Так и вышло!

Я не видел ни одного разочарованного лица. Более того, угрозы про трибунал вызвали довольный гул тех, кто начинал верить, что они и вправду смогут победить. Что это не игры, а честная сделка. Под эту волну я зачитал еще два декрета. Третий — о продовольствии, который гарантировал еду всем, кто будет работать. Четвертый — о здоровье. Мы обещали прививки, врачей и больницы, но требовали работы по осушению болот. Стройка века, которую нужно будет провести фактически в осаде, но без которой Новый Орлеан никогда не сможет стать безопасным городом. Тут еще прямо-таки напрашивалось образование, но с ним можно было разобраться и попозже, а вот что никак нельзя было откладывать…

— И пятый декрет! О защите революции! — мой голос начал набирать силу. — Каждый мужчина от 18 и до 50 лет призывается в ряды милиции, добровольцев, что встанут в одном ряду с армией. Кто-то будет помогать копать укрепления, кто-то сможет заслужить право на винтовку или другое оружие. Мы дадим всё, чтобы вы смогли себя защитить, потому что… Умирать за тех, кто не готов сделать то же самое за свою собственную свободу, мы не будем! Итак, вы готовы бороться? Готовы принять эти пять декретов, которые сломают вашу привычную жизнь до самого основания⁈

Небольшая пауза, чтобы люди осознали, а рядом со мной поднялся и встал Огинский.

— Все, кто за то, чтобы принять декреты полностью и без изменений, поднимите правую руку и крикните «да». Кто против, кричите «нет»… И бог вам судья.

Снова пауза, но на этот раз тяжелая, вязкая.

А потом начали подниматься руки. Сперва десятки, потом сотни и тысячи. А после грянуло такое «да», что задрожали и заходили ходуном витражи на соборе Святого Людовика.

— Принято единогласно, — я подвел итог первого отрытого голосования. — Теперь ваши представители смогут уже отдельно проработать детали, как именно эти декреты будут претворяться в жизнь. А вы… Мы могли бы устроить праздник, но война близко, дорога каждая минута. Поэтому офицеры русской армии сейчас разобьют вас на отряды и отправят на те или иные работы, которые нужны Новому Орлеану, Луизиане, Конфедерации! — на этом можно было заканчивать, чтобы сохранить суровый и строгий настрой, но я не удержался. Выплеснул то, что накопилось на душе. — И от меня лично! Теперь вы не рабы, не бесправные граждане или винтики в механизме чужой вам страны. Вы — дуновение нового мира! Вы — то, чего никогда раньше не было! Вы — солдаты революции! Но революция не прощает слабости. Помните об этом!

Ну вот, хотел напоследок вдохновить людей, а в итоге закончил на той же строгой ноте, что и раньше. Словно почувствовал атмосферу, которую создавал все это время, и не решился ее разрушить… Впрочем, люди и так были воодушевлены, люди пели, люди шли сражаться и работать не ради кого-то, а ради самих себя.

Эрих фон Людендорф вел целую эскадру из двадцати малых речных кораблей вверх по течению Миссисипи.

— Сегодня, кстати, 27 ноября, — неожиданно выдал один из приданных их отряду разведчиков. Рыжеволосый, развязный, но опытный и опасный, он напоминал одновременно всех русских, что когда-либо попадались немцу.

— И почему эта дата важна? — удивился Кригер, не упускавший шанса задеть разведчика.

— Нам на курсах истории, которые ввел генерал для всех офицеров из рядовых, рассказывали о самых важных для армии датах. И 27 ноября 1705 года Петр I выпустил повеление адмиралу Головину о формировании первого полка морских солдат. А мы с вами кто как не та самая пехота на кораблях?

— В Пруссии подобную дату празднуют 30 мая, — вспомнил Людендорф. — В честь 30 мая 1852 года, когда Фридрих Вильгельм IV приказал организовать Королевский Прусский морской батальон.

— Забавно, — неожиданно хмыкнул русский. — У вас батальон — значит, 4 роты. И у нас в свое время тоже было 4 роты. Правда, Петр создавал наших морских солдат для захвата кораблей и защиты русского побережья.

— И зачем же, по-твоему, создавались наши? — подался вперед Кригер.

— Для захвата колоний, — пожал плечами разведчик. — Это же очевидно. Пруссия к тому моменту уже 2 года как победила в войне с Данией, на море ей никто не угрожал, а вот для захвата и контроля земель в Азии и Африке обученные воевать с палубы солдаты очень бы пригодились.

— Не русскому офицеру, который идет в бой в чужой стране, на другом континенте, упрекать нас в желании иметь колонии, — отрезал Людендорф.

— Что правда, то правда, — разведчик неожиданно спокойно кивнул. — Мы приплыли сюда, потому что генерал сказал, что это поможет сохранить мир у нас на Родине. И ради этого мы принесли войну в чужую страну. По-христиански ли это? Я не знаю, но молюсь за всех тех, кто погиб как с нашей, так и с той стороны. Но знаете, что мне помогает крепко спать по ночам?

— Что? — Кригер слушал русского разведчика с непривычно задумчивым лицом.

— То, что мы меняем этот мир. Знаете, иногда бывает война, а потом… Все по-старому. Может, поменяются люди в самых высоких кабинетах, а для простого народа все закончится разве что новой дыркой на ремне. А тут… Я вижу, что люди начинают жить лучше!

— Особенно те, кого повесили в Новом Орлеане… То-то они зажили! — все-таки возразил Кригер.

— Я мог бы предложить подумать о том, как они довели своих же, что до такого дошло, но… Лучше представьте, а кому тогда из местных генерал доверит город?

— Если не будет своих чиновников, промышленников и других достойных людей, поставит кого-то из армейских, — Людендорф пожал плечами. Он не видел в этой ситуации ничего необычного.

— Мы так никогда не делали — раз, — русский начал загибать пальцы. — У нас тут не так много офицеров — два. И я, конечно, не Макаров, но разве не очевидно, что генерал не будет подтягивать свои силы в город, который не захочет защищать себя сам — три!

— Ни один разумный человек не отдаст город черни. Парижские коммуны если чему и научили этот мир, то только тому, что повторять их не стоит. Грязь, кровь и новый Бонапарт — кто пойдет на такое?

— Ну, я планов генерала не знаю, — разведчик снова спокойно пожал плечами. — Просто рассказал, что сам об этом думаю. А как оно выйдет — вернемся, узнаем.

Разговор затих, но эти слова еще очень долго не выходили у Людендорфа из головы. Организовать коммуну в чужой стране? Положиться на плебс? Нет, это слишком нелепо даже для русских… В конце концов, Макаров немало сделал, чтобы получить признание от своего царя, а как тот отреагирует на подобную вольность?

В ответ закрутились мысли, что Николай II — это совсем не его отец и тем более не его грозный тезка с первым номером. Однако Людендорф старался не обращать на них внимание, тем более что им было чем заняться. Несмотря на то, что день уже клонился к закату, на Миссисипи было еще довольно людно. И им постоянно приходилось отправлять то один корабль, то другой, чтобы взять под контроль идущие навстречу суда. А потом были мосты…

Вернее, переправы. Постоянный мост рядом с устьем через такую громадину, как Миссисипи, было не под силу построить даже всесильным Северо-Американским Штатам. Даже железные дороги, тянущиеся из Техаса в Луизиану, в итоге заканчивались причалами, где вагоны один за другим грузились на паромы, которые перетаскивали их на другой берег, и уже здесь составы собирали заново и цепляли к новым локомотивам.

Тоже недешевая инфраструктура, которую им нужно было сохранить. К счастью, удача была на их стороне. Старую переправу прусский полк взял вообще без каких-либо проблем. Американцы тревожно вслушивались в звуки стрельбы со стороны Нового Орлеана и совершенно не ждали опасности со стороны реки. Тем более со стороны своих тылов и в таком количестве!

А вот на новой переправе в районе Батон-Ружа командир оказался более внимательным. Корабли еще издалека встретили пушками, потопив сразу два из них. К счастью, солдаты почти не пострадали, выбравшись на берег. Остальные тоже начали высадку, чтобы подобраться к американским укреплениям по суше, и Людендорф приказал запускать аэростаты, чтобы держать обстановку под контролем.

Бам!

Они еще ничего не успели сделать, как со стороны переправы донесся звук страшного удара, потом второй и третий, перерастающие в оглушительный треск. А через минуту к ним добавился басовитый гул разгорающегося огня. Американский офицер не стал ждать и один за другим обстрелял собственные паромы.

— Возможно, не стоило так спешить, — сплюнул Кригер. — Высадились бы подальше, подошли тихо по суше. Русские снайперы знают свое дело, и до взрывчатки никто никогда бы не добрался.

— Янки ждали врага, — русский разведчик покачал головой. — Тут сутки бы ушли только на то, чтобы выйти на позиции. И то без гарантий, что на чужой территории нас не заметят.

— Скорее с гарантией, что что-то пойдет не так, — согласился с ним Людендорф. — Уж больно подозрительным оказался этот американский офицер. Уверен, и с обычными патрулями у него все тоже на уровне.

— Но паромы…

— Плевать на паромы, — вздохнул Эрих. — Корабли мы точно найдем. Переоборудовать их несложно, тем более в Новом Орлеане есть для этого специальные мастерские. Главное, это сами причалы и остальная инфраструктура. Вот что нам нужно сохранить. И пока враг жжет корабли и палит в нашу сторону, это играет нам на руку.

Бам! Бам! Бам-м-м-м-м!

Заговорили уже германские пушки, наведенные парящими в воздухе корректировщиками. Эрих считал: один, два, три одиночных выстрела, потом, видимо, было накрытие, и заработала уже целая батарея. Немногочисленные вражеские орудия — все-таки еще недавно эта позиция считалась тыловой — начали выбывать из игры, а его пехота тут же принялась сокращать расстояние до чужих укреплений.

Почти по старинке. Выйти на дистанцию, дать залп — только не из винтовок, а из минометов. Снова рывок, дистанция — теперь вперед полетели гранаты, и, пока враг не поднял головы, ворваться на его позиции и колоть, колоть, колоть! Макаров на разборах учил беречь людей, не жалеть снаряды и выбирать дистанционный бой, но… Тут Эрих предпочитал придерживаться собственного мнения. Лучше один раз ударить, не жалея себя, чем долго тыкаться, пытаясь выиграть момент получше. В итоге потери как бы и не меньше будут!

— Доклад! — рявкнул он прибежавшему к нему Кригеру с закопченным от близких взрывов лицом.

— Правый берег взят. Краны, причал — не пострадали, пожары уже тушат.

— Сопротивление?

— Американцы решили, что уже испортили нам все, спалив паромы, поэтому не стали сильно держаться за город. По крайней мере, когда мы вынесли им артиллерию и первые линии. Черт побери, Эрих! Наведение с воздуха и эти русские минометы — просто бомба. Понимаешь? Бомба!

— Спокойно. И левый берег?

— Там они окопались и еще держатся. Решили стоять до последнего, еще и рельсы взорвали.

— Техническая служба? — Людендорф тут же повернулся к приданному полку еще одному русскому офицеру.

— Техника есть, запасные рельсы тоже. Что бы они там ни устроили, за ночь починим, — пожилой мужчина со смешными усами-полумесяцами был совершенно спокоен. — Вы там, главное, все зачистите и дайте отмашку, что нам можно выдвигаться.

— Дадим!

Людендорф снова вернулся к созерцанию поля боя. Он старался этого не показывать, но в душе был полностью согласен с Кригером. Насколько же быстро все произошло! А еще он впервые лично руководил боем нового века — настоящим боем! — и теперь все внутри него пело. И требовало продолжения!

Эрих сглотнул, а потом вытащил из лежащих перед ним карт одну с масштабом поменьше. Она совершенно не подходила для того, чтобы руководить боем, зато на ней было видно, куда дальше идет Миссисипи. Сначала форт Натчез с его складами табака, Виксберг с его арсеналами, Мемфис с его первым и единственным мостом в этом течении Миссисипи… Хорошие, жирные цели.

Перед мысленным взглядом Людендорфа словно открылась невидимая дверь в срединные Северо-Американские Штаты, но ему хотелось большего. Миссисипи ведь не заканчивалась вместе с границей штата. Дальше к верховьям стоял Сент-Луис, а потом, если свернуть на реку Иллинойс, можно было бы выйти напрямую к Чикаго и озеру Мичиган… И это уже восточный промышленный район, настоящее сердце всей Американской империи.

Жалко, что одного-единственного полка было совершенно недостаточно, чтобы воспользоваться этой возможностью.

— Сообщение от генерала Макарова, — связист принял «молнию» по красному передатчику. — Он говорит, что Новый Орлеан взят, запрашивает информацию по переправам, а еще… Предлагает или возвращаться назад, или прогуляться на север, наводя шороху на обленившихся котов, которые даже не охотятся… И это не мои слова! Это генерал так сказал, я просто повторяю.

Связист-немец не очень хорошо понимал русский, а вот Людендорф сразу узнал выражение про котов, которые мышей не ловят. Действительно, один полк — это слишком мало, чтобы захватить что-то серьезное, но вот заставить врага тратить силы, ожидая удара в любом месте страны — это легко.

— Задача непростая, — Эрих задумчиво посмотрел на замершего рядом Кригера. — Именно поэтому нам дают выбор…

— Если вам интересно мое мнение, надо идти! — Вальтер не сомневался. — Вон русские с японцами три корпуса на целую страну отправили и не испугались. Так и нам, настоящим пруссакам, грех штаны мочить.

— Тогда… — Людендорф решился и снова повернулся к связисту. — Передайте генералу, что мы будем ждать части, которые нас сменят, а потом выдвигаемся на север.

И кто знает, к чему это все приведет?

Объявить революцию легко, добиться, чтобы мир на самом деле начал меняться — гораздо сложнее. Всю следующую неделю мне казалось, что планета сошла с ума, хотя если почитать американские и европейские газеты, то там, наоборот, говорили, что это случилось со мной… Эх, было бы у меня на это время.

Вместо радости сумасшествия мне приходилось мотаться туда-сюда по Новому Орлеану, разбирая то, что мы еще просто не успели прописать в новых законах, или применять силу, чтобы добиться исполнения уже написанного. И пусть на площади все кричали «да» в ответ на любые предложения — когда дело дошло до первых трибуналов за дезертирство, народ начал ворчать.

Еще выше поднялся градус недовольства, когда землемеры отправились размечать и делить бывшие плантации между новыми собственниками. Кажется, ну чему тут можно не радоваться, но всегда находились те, кто считал, что именно их обошли и обидели. И снова только сила помогала удерживать пытающееся расползтись лоскутное одеяло.

Хорошо хоть мы наладили железнодорожное сообщение с западом, и паровозы с продуктами помогли сгладить ситуацию. Также мой гонец с чертежами винтовых насосов для дренажных станций добрался до заводов острова Маре, и там пообещали, что подготовят первую партию всего за неделю. Значит, две недели, и она окажется у меня. Ужасно медленно для человека из 21 века и космически быстро для 1905 года.

Возможно, такая скорость изменений тоже давила на людей, и не все могли с этим справиться… Особенно учитывая новости с востока о том, что генерал Першинг двинул сотни тысяч свеженабранных солдат одновременно и к нам, и в Калифорнию. Это было ожидаемо, мы были к этому готовы и продолжали готовиться каждый день, но все равно… Как же хотелось хоть на мгновение переключиться на что-то другое.

— Письма от Государя Императора Николая Александровича и президента Северо-Американских Соединенных Штатов Теодора Рузвельта, — ко мне забежал адъютант с выпученными глазами.

Я просил переключиться? Точно не на это! К счастью, никто же не заставит меня читать все это прямо сейчас. И возможность по-настоящему перезагрузить голову у меня тоже есть. Решено!