Японская война 1905. Книга восьмая

Глава 15

Кавторанг Ферзен вел «Изумруд» в прикрытии колонны миноносцев. Вернее, их задача заключалась в разведке: все-таки русскому кораблю вступать в прямой бой с американцами было бы неправильно. А вот использовать на полную всю мощь их двигателей, разведывать обстановку, заходить в нейтральные порты, высаживая агентов или, наоборот, собирая от них сведения — вполне.

— Как вы думаете, почему Того не привел сюда весь флот? — спросил у Ферзена мичман Соколов и поспешил протянуть расшифровку сообщений с миноносцев.

— Тут почти все. Два крейсера на защите Сан-Франциско — это почти ничего.

— Но против кого они там? Думаете, американцы рискнут высунуться из Сиэтла?

— Возможно, в идее объединить свои флоты на полпути есть разумное зерно. Хотя сделать это незаметно для нас было бы непросто… Однако главная опасность — это даже не военный флот, а сотни частных суденышек. Они неплохо показали себя в мексиканскую войну, и стоит нам дать слабину, как опять выйдут на охоту. Того это понимает…

Ферзен закончил читать сообщение — и вот всплыли первые проблемы. Один из отрядов миноносцев вышел к берегу немного раньше и, вот же злая ирония судьбы, попался на глаза американскому крейсеру. Тому, что отметил салютом их взятие Сан-Франциско — далеко же его занесло.

— Мы могли бы связать его боем, — предложил Соколов, уже запомнивший, что капитан никогда не ругает его за идеи.

— Пойдет в море, его встретят. Не пойдет, и что он сможет сделать?

Ферзен прокручивал в голове варианты. Бой в любом случае был хуже, чем следование плану — быстро даже крейсер не утопить, а несколько кораблей только еще больше нашумят. Враг тем временем тоже вспомнил про шум и начал одну за другой разряжать свои пушки. Догадался, собака, что тут происходит, но было уже поздно.

Ферзен не раз видел на учениях, как заходят в атаку японские миноносцы. Четко, уверенно, красиво, а главное, быстро. На стоянке американского флота началось шевеление, но время было упущено. Более того, враг только подсветил свои позиции, позволяя атакующим кораблям скорректировать курс.

В своре миноносцев были разные корабли. Два старичка класса «Акатсуки» 1901 года постройки, два совсем свежих «Камикадзе» от 1904-го и остальные «Харусаме» 1902-го и 1903-го. Впрочем, в любом случае на каждом корабле стояли по два одиночных торпедных аппарата: чтобы иметь возможность и добавить атаке плотности, и одновременно не потерять в маневренности.

— Залп, — прошептал Ферзен.

При свете дня пуск торпед сопровождается лишь небольшим облачком и характерным плеском. А вот в ночной тьме, если знать, куда смотреть, можно разглядеть еле заметные вспышки.

— Они же с двух километров стреляли? — уточнил Соколов.

Ферзен кивнул. Хороший вопрос. Вообще, новые торпеды «Тайп-38 № 2» могли пройти и четыре километра, но уж слишком много было тут шансов для сбоев. Раньше и вовсе предпочитали стрелять с километра, но доработанные двигатели и пусковые открывали новые возможности, и Того не собирался лишний раз подставлять свои миноносцы под слепой, но все равно опасный огонь американцев.

Восемнадцать кораблей запустили тридцать шесть торпед — они нырнули на положенную на старте глубину в три метра, а потом рванули вперед, оставляя за собой довольно заметный пузырьковый след. При свете дня такой сразу же заметят на любом корабле, но вот ночью — американцам оставалось только молиться! 11 метров в секунду, 180 секунд до конца. Василий Николаевич Ферзен зашевелил губами, но не успел закончить даже первую строчку…

— Тот крейсер! Он пошел на перехват! Прямо под торпеды! — Соколов затаил дыхание.

Ферзен тоже. Американцы были врагами, но такой поступок — его было просто невозможно не уважать. Прикрыть своих, причем не просто поддаться мгновению, а рассчитать скорость, маневр — осознанно пойти на смерть. Ради своих.

— Господь, упокой их души, — только и прошептал Ферзен, когда первая торпеда врезалась в корпус американского крейсера.

Тот почти не потерял скорость и собрал сразу еще несколько. Четыре, пять, шесть. Не так и много, но… Пылающий факел «Гальвестоуна» — теперь все могли прочитать его название — прикрыл самый центр вражеского строя. А еще… Он осветил окрестности, не давая миноносцам зайти на второй круг. Сущая мелочь, которая сломала всего лишь пару минут плана, но в корне изменила весь ход ночной охоты.

Вместо смертельного удара торпедная атака смогла потопить только один броненосец «Мэйн». Еще два получили повреждения, но под утро все они начали выходить в море. Мимо торчащего из-под воды края «Гальвестоуна», и каждый корабль рядом с ним разряжал свои пушки. Последняя дань закончившему свой путь экипажу, потому что выжить в воде ночью в ноябре да после стольких торпед было нереально.

— И что дальше? — тихо спросил мичман Соколов.

Именно их корабль маячил сегодня на горизонте, отслеживая движение врага и готовясь разорвать дистанцию, если контр-адмирал Эванс решится пойти на совсем уж крайние меры.

— Дальше все так же по плану, — Ферзен вздохнул.

— Но враг же будет готов к новым атакам?

— И все равно ему будет очень сложно их избежать. Сегодня американцы не только потеряли один корабль стоимостью в десяток миллионов. С поврежденными крейсерами их скорость упала, а значит, будет больше остановок. Больше ночных атак. И каждый раз они будут что-то терять. Или сразу корабли, или еще немного скорости. Без защищенного порта, без возможности оторваться от нас, без кораблей охранения этот флот был обречен еще как только они решили не вести с собой миноносцы через мыс Горн.

— И как только они станут слабее основного флота Того, тогда включатся и наши крупные корабли, — понял все Соколов.

— Все верно. Волки кусают добычу, волки загоняют добычу, а когда та почти лишается сил, вперед выходит вожак и наносит последний удар.

— И они ничего не смогут сделать?

— Если идти вперед, результат может быть только один. Единственный шанс — бросить поврежденные корабли и уходить теми, кто еще может поддерживать нормальную скорость. Однако вряд ли Вашингтон даст на такое добро.

На следующую ночь контр-адмирал Эванс пытался поставить противоминные сети, а также расставить патрули на спасательных шлюпках. Чтобы те подобно «Гальвестоуну» могли подсветить идущие в атаку миноносцы. Вот только у японцев уже был опыт подобной ночной охоты в Порт-Артуре.

На торпеды ставили ножи для рассечения сетей, запускали их в несколько волн, выбирая незащищенные направления, ну и работали на пределе дальности, когда от сидящих у самой воды наблюдателей на лодках не было совершенно никакой пользы. Тем не менее, удача снова была на стороне контр-адмирала Эванса. Его корабли получили всего одно небольшое повреждение, и скорость эскадры после ночных ремонтных работ даже подросла на пол-узла.

Вот только американцы не учли, что Того вряд ли будет полагаться исключительно на свой собственный опыт. На выходе из бухты головной броненосец «Огайо» налетел на минную постановку и почти сразу с головой зарылся в воду.

— Остался только «Миссури», — подвел итог Ферзен.

Американцы даже так еще превосходили их флот по количеству пушек. Четыре 12-дюймовых на последнем броненосце, по столько же 8-дюймовых на броненосных крейсерах. Но теперь уже всем было понятно, что продержится это преимущество только до следующей ночи. День, два, максимум неделя, и все будет кончено.

Сегодня пришло сообщение от адмирала Того.

Старый японец докладывал об уничтожении американского флота и извинялся за то, что часть кораблей все-таки смогли скрыться. Офицер, заступивший на пост командира эскадры после гибели контр-адмирала Эванса, принял очень непростое решение. Он довел поврежденные крейсера до ближайшего порта якобы нейтрального, но полностью подчиненного САСШ Эквадора, оставил их там интернироваться, а все остальные корабли повел на полной скорости обратно на юг.

Навязать им бой после такого было просто невозможно. Крейсер «Изумруд» отправился проследить за тем, что американская эскадра покинет Тихий океан, а остальные корабли повернули обратно к Сан-Франциско. План Хэйхатиро Того сработал, он отбил для нас океан и, главное, показал, что будет ждать любой флот, с какими бы пушками он к нам ни приплыл.

— В срочный вечерний выпуск, — я подвинул доклад Огинскому и потер виски.

С одной стороны, эта победа очень много нам давала. С другой, она ставила Вашингтон, Рузвельта и его союзников в такую позицию, что у них просто не оставалось выбора, кроме как снова активизировать боевые действия на земле. Эх, а мне так нравилось, когда они выжидали, почему-то считая, что время играет исключительно им на руку.

Мы ведь пока только начали операцию по Новому Орлеану. Очень много времени пришлось потратить на подготовку… Часть понтонов подвезли, часть сделали на месте, долго собирали их, стараясь не попадаться на глаза возможным наблюдателям, но в итоге сам рывок получился молниеносным. Причем Буденный еще и дополнил мою идею. Мы действительно перебросили броневики в тыл к американцам, но даже не стали пытаться штурмовать их позиции. Учитывая рельеф рядом с Миссисипи, что спереди, что сзади — там нигде было просто не подобраться.

А вот в сам город мы вошли легко. Вошли, начали занимать ключевые точки, и привычный сценарий дал сбой. Во-первых, здесь уже оказалось достаточно солдат, кто с нами сражался и кто был достаточно озлоблен, чтобы продолжать бой, несмотря ни на что. Во-вторых, местные просеверные американцы оказались в слишком больших контрах с остальным населением. Стоило нам появиться, как в городе началась резня, и о каких-либо переговорах пришлось забыть.

— Что на местах?

— Продолжаем брать под контроль нижний город. К среднему вышли пока только в районе французского квартала. Люди просто не хотят никого слушать, и с трудом удается обходиться без крови, — Огинский поморщился.

Я тоже: нижний город — это ведь фактически наши союзники, а уже там нам пришлось замедлиться до улицы в час. Проблема! Если затянем со штурмом, если дадим американцам опомниться и собраться, то в итоге этот прорыв может превратиться в наше собственное окружение.

— Новости от Брюммера?

— Пока тихо. Море волнуется, туман… По словам Чернова, это нормально, что мы не можем до них достучаться.

— Может быть, остановиться? — осторожно предложил Людендорф.

Я только вздохнул. Вообще, на этого немца у меня были большие планы, но… Кажется, он еще очень сильно не дорос до того офицера, которым должен был стать в моей истории в 1914 году. И то, что он перестраховщик, еще ладно. А вот то, что он часто смотрит на ситуацию тактически, а не стратегически — вот проблема.

Ну какая остановка! Только пока мы идем вперед, мы можем навязывать свою волю и контролировать ситуацию. Пока броневики Буденного занимают улицы нижнего и среднего города, пока они пробиваются к верхнему, тысячи людей готовы слушать наших офицеров. Не будет этого, и из спасителей и героев мы моментально превратимся в еще одну жертву!

А уж о том, что германцы проявят инициативу и станут ядром для местных иммигрантов, и вовсе пришлось забыть. Не хватало Людендорфу огня.

— А если мои люди сядут на пароходы и поднимутся по Миссисипи? Серьезные укрепления мы не возьмем, но хотя бы у мостов высадимся и не дадим их разрушить, — немецкому полковнику пришла в голову новая идея.

И вот эта уже была ничего. Я как раз не мог оторвать ни роты от основных сил для чего-то подобного. И прусские войска вполне могли бы нас выручить. Вот только потянут ли? Подумав, я усилил их снайперами и минометными командами — вот теперь точно должны справиться. Еще один офицер покинул штаб, и я фактически остался один.

Ждать новостей хоть по одному направлению.

Карл Брюммер немного завидовал Арсению. Лосьев выделялся и во время учебы, и с генералом быстрее всех нашел общий язык. За глаза его называли вторым Мелеховым, а то и Куропаткиным и пророчили великую карьеру. Впрочем, у самого Брюммера был и другой пример. Генерал Шереметев: тот тоже часто оставался в тени взявшего на себя большую часть работы Мелехова, но все равно проявил себя. А потом и вовсе получил самостоятельное назначение, причем на самую важную западную границу.

И вот у Брюммера появился свой шанс. Не как у штабиста, не как у артиллериста, а как у полноценного офицера, который должен будет решить исход боя. Они вышли из порта Хьюстона еще сутки назад, потом получили сигнал, что фронт прорван, и теперь флотилии каботажников с тяжелыми русскими пушками нужно было добраться до Нового Орлеана.

Пара часов при хорошей погоде. Но небо нахмурилось, пошли волны, и они замерли в каких-то сотнях метров от берега — маломощным двигателям торговцев просто не хватало запаса, чтобы гарантированно перебороть волны и течение. Еще и связь пропала, так что было никак не понять, нужно ли рисковать. А то, даже если выгрести до порта, шаг в сторону — и сядешь на брюхо.

— На Миссисипи течение мели сносит: пойдем назад, надо будет заново замерять глубину, — взятый с собой местный лоцман глотнул из фляжки с чаем и почесал черную лысину.

Возможно, он бы предпочел что покрепче, но кто же ему даст. А вот горячий чай из трав и ягод для здоровья генерал приказал варить в любых частях, что будут работать в Новом Орлеане. Лоцман сначала ругался на подобное нововведение, но потом распробовал и даже проникся. В целом он оказался даже неплохим мужиком.

Провел их через устье Миссисипи, потом прикрыл от ветра островами Чанделер, и вот впереди уже пролив Риголетс. Один рывок, который им пока никак не сделать.

— Какие шансы, что пройдем? — уже в который раз спросил Брюммер. — Может, в прилив шансы будут выше?

— Прилив только вечером, — лоцман закусил губу. — Но малый прилив поднимет воду только на три сантиметра, не стоит на это рассчитывать.

Три сантиметра — Брюммер сдержал вздох. Это точно не три метра, как бывало в Инкоу, вот где можно было пару раз в сутки полностью менять все правила… В этот момент ветер немного изменился и начал доносить до них звуки из города. Стрекот ручного оружия, гулкий бас калибров покрупнее, дополненный ревом пожаров, которые смогли разгореться несмотря на погоду.

Брюммер весь обратился в слух, привычно высчитывая расстояние и накладывая его на карту города. И бой определенно задержался где-то вдали от центра. Нехорошо! Буденный — очень хороший офицер, но иногда армии просто нужны пушки. А пушки у него, Брюммера!

— Готовимся прорываться! — он все-таки принял решение.

У него двенадцать кораблей. Если из них дойдет хотя бы половина — пусть даже без него самого — этого будет достаточно, чтобы перевернуть любое сражение. А утопленные орудия… Ничего страшного! Говорят, у американцев их много, будет где и чем восполнить потери!

Брюммер все-таки пришел.

Чуть не потерял четыре корабля — три на мелях, один и вовсе чуть на скалы не улетел, когда у него не выдержала паровая машина. Но очень помогли местные рыбаки. В городе как раз немного спал кровавый угар, они увидели еле справляющиеся каботажники и выплыли им навстречу. Кажется, что могут мелкие суденышки? Но вот почти целая их сотня вытянула всех пострадавших. Два корабля целиком, а с остальных сняли команды — и уже хорошо.

А потом, стоило крупным калибрам появиться в порту Нового Орлеана, дела в городе сразу пошли на лад. Теперь Буденный получил возможность вызывать огонь против спрятанных в домах пушек и баррикад, продвижение ускорилось, и враги просто перестали успевать перекрывать улицы. До вечера мы полностью заняли средний город и вышли на основные улицы верхнего.

Уже никто не сомневался, что завтра мы зачистим и остальное. В итоге еще недавно собиравшиеся стоять до последнего защитники Нового Орлеана начали отступать. Я специально приказал не перекрывать железную дорогу, чтобы не затягивать с зачисткой города еще на недели. Пусть уж лучше рядом останутся только те, кто готов с нами сотрудничать. Десять поездов и то, что смогли на них вывезти — это очень скромная цена за возможность навести порядок в таком городе, как Новый Орлеан.

Жаль только, не получится переложить этот процесс на готовых хозяев города, как мы всегда делали это раньше. Но, возможно, мне стоит и самому попробовать… Смогу ли я сделать лучше, чем местные богатеи и аристократы? Или до некоторых сфер я все же пока не дорос? Я думал об этом вечером, я думал об этом утром, готовя первые шаги на новом поприще. Даже начал накручивать себя, но так и не успел довести дело до конца, как ко мне еще до прихода гостей заглянула Казуэ. И лицо японки прямо-таки лучилось от скрытого удовольствия.

— Микадо объявил, что решил присоединиться к Сацуме? — пошутил я, приходя в себя.

— Не стоит смеяться над… Впрочем, для некоторых идей даже лучшие представители династии Ямато еще не созрели, — Казуэ улыбнулась. — А вот что гораздо интереснее: я слышала, что вы дали сбежать из города всей старой элите!

— Вас порадовало мое доброе сердце?

— Мое сердце порадовалось тому, как вы ловко расчистили место для себя. Причем вам хватило ума не ставить военную администрацию, а пригласить сюда представителей всех общин.

Я вздохнул: действительно, я пригласил всех. И это не пара человек и даже не десяток, как было раньше. Все общины, как города, так и окрестностей — это больше сотни людей всех цветов кожи и наций. И вот через улицы, на которых еще недавно гремели бои, сюда шли целые толпы. Шли и ругались — сначала друг с другом, потом с писарями, которые заставляли их всех официально регистрироваться… А потом эта простая церемония и выданная бумага как-то разом снижали накал.

Уже без криков и с каким-то детским интересом люди занимали свои места. И чем больше их садилось, тем тише становилось в зале. И только Казуэ улыбалась все больше и больше.