Японская война 1905. Книга восьмая

Глава 4

Я слушал, как дочь Рузвельта общается с пленными, и думал о том, что она на самом деле много работает. Больше, чем я ожидал от такой, как она… Собрала местных богатеев, выбила деньги на электрификацию Сан-Франциско, организовала работы, и вот, несмотря на все это, находит время, чтобы еще и приглядывать за пленными.

— А зачем тогда вы здесь? — снова закричал все тот же скандалист, обрывая Элис на полуслове. — Разве не затем, чтобы защитить нас и не дать сожрать наши души? Или вы уже сами…

Крикун попался опытный, больно задел девушку — даже на расстоянии я увидел, как она побледнела. Но он не учел ту репутацию, которая уже успела сложиться у дочки президента, застрявшей во вражеском тылу. Ведь изначально и японцы, и даже наши не горели настоящим желанием следить за тем, чтобы все права пленных соблюдались. А вот Элис это делала! Сначала пыталась сама — ее слушали, только пока она стояла рядом. Потом она пару раз привлекла меня и Татьяну — и особенно после нагоняя от медиков все начало меняться.

Сложно считать чужаков своими. Но мы учились, и, как ни странно, это же в итоге работало в нашу пользу. Разговоры на заводах, слухи, ползущие по городам и деревням. Дополняя то, что мы рассказывали по радио, все вместе это помогало нам постепенно становиться частью американского юга. А Элис больше не называли странной Алисой из сказки, для всех она стала госпожой Рузвельт. И тому, кто не стал следить за своими словами, очень быстро прилетело по морде.

— Еще раз скажу, — девушка продолжила с каменным лицом, будто ничего и не случилось. — Генерал Макаров — не демон, моя душа при мне, а господин Лондон был гораздо интереснее как писатель, когда придумывал что-то свое, а не переписывал сюжеты за немцами.

Элис все-таки не удержалась и фыркнула. А потом удивила даже меня.

— Тем более вам всегда стоит держать в уме, — она повернула голову и с вызовом посмотрела в мою сторону. — Все, что вы сейчас будете строить и создавать, однажды станет работать на пользу Америке. Не «так или иначе», как говорит Макаров, а когда Новая Конфедерация проиграет точно так же, как и старая.

Кажется, однажды сказанные мной слова сильно запали ей в душу. Что ж, пока это идет на пользу дела — я поднял руку и показал девушке большой палец.

— Но если янки снова победят, — задумчиво спросил еще один пленник с техасским акцентом, — то что будет с заработанными нами деньгами?

— И это еще одна причина, почему я здесь. Деньги, квартиры, машины — все, что вы заработаете и сумеете сохранить, останется вашим. С тем, что будет уничтожено в процессе войны, увы, ничего не поделать, но… Кажется, генерал Макаров обсуждал с городским советом введение страховок.

Люди разочарованно заворчали. Платить за то, что, возможно, и не случится, никто не хотел. А я и не настаивал. Тем более пока мы просто готовим почву: а вот будет землетрясение, мы показательно выплатим все положенное нескольким десяткам счастливцев, а потом… Страховки станут неплохим бонусом для бюджета Новой Конфедерации.

Я немного увлекся мыслями о будущем, так что пропустил момент, когда Элис передала пленных их наставникам на заводе и плавно подошла ко мне.

— Кажется, у вас новое платье? — я обратил внимание на очередной оттенок синего, который девушка смогла раздобыть среди тонн хлама, что торговцы со всего света спешили привезти в Сан-Франциско, пока до нас не добрался американский флот.

— Думаю открыть модный магазин.

— Если перейдете от дум к действию, то я бы добавил пару моделей для мужчин от себя. А то русского, немца или англичанина легко нарисует парой характерных штрихов любой художник. И нам бы тоже стоило поработать над своим образом.

— Я над женщинами, вы над мужчинами?

— Почему нет? А потом проверим, захотят ли люди это носить. И если не угадаем, надо будет не давить, а отойти в сторону и дать попробовать кому-нибудь еще.

— Вы умеете заставить чего-то хотеть, — Элис мечтательно прищурилась. — Вот теперь несколько ночей спать не буду, пока не придумаю что-нибудь стоящее.

— Верю в вас, — я пожал девушке руку и хотел уже идти дальше, когда она впилась мне в пальцы и удержала.

— У меня есть еще один вопрос, — карие глаза смотрели на меня очень внимательно и серьезно. — Война — это, конечно, не мое дело, но… Я видела, что в город прибыло сразу несколько германских транспортов с тысячами и тысячами солдат. Что это значит? Просто раньше вы всегда говорили, что война — это внутреннее дело Америки. И пусть некоторые вам не верили, но вы по-своему следовали этому правилу… А тут столько чужаков! Вячеслав Григорьевич, — девушка почти плавно выговорила мои имя и отчество, — вы хотите привести к нам домой новую большую войну?

— А вы боитесь? — я почувствовал за ее словами то, что она не сказала прямо.

— А вы нет? Когда люди были сами по себе, каждый из нас был важен. Когда появились семьи, важнее стало уже их выживание — жизни отдельных людей начали падать в цене. Когда стали важны рода, племена, нации — эта цена стала еще ниже. И мне на самом деле страшно представить, а что будет с людьми, когда мы станем думать не о них, а о целом мире сразу? Просто случайная жертва, строчка на полях газет, даже не имена, а часть цифры, на которую уже никто и не смотрит.

У меня почему-то побежали по спине мурашки. Действительно ведь: если думаешь обо всех, то не думаешь ни о ком конкретно.

— Обещаю, — я внимательно посмотрел на Элис, — я не буду забывать о людях.

— А большая война?

— Не могу обещать за других, а свое слово я вам уже дал.

— Когда вы проиграете, — Элис опустила взгляд, — я тоже обещаю, что не забуду о вас.

Грусть сменилась хитрой усмешкой.

Мы разошлись, и я, обогнав новеньких, зашел в здание бывшей литейной. Тут стояли несколько десятков станков от «Прентис» и «Найлс». Токарные, фрезерные, сверлильные, даже более редкие для шестерен и сложных деталей. Питание от парового двигателя позволяло не экономить, запасные детали были, так что работало все это богатство почти без остановки.

— Добрый день, господин Макаров, — Патрик Боумен как обычно перехватил меня у самого входа.

Вот тоже странный человек. Застрелил своего прошлого начальника, чтобы не лить лишнюю кровь — я думал, что мы в итоге точно не сладим, но… Патрик, подхватив работу острова в первые дни, с тех пор не допустил ни единой ошибки. Люди пахали, все задачи выполнялись точно и в срок, словно это не чужая земля, а свой родной завод где-то в Маньчжурии. До сих пор не могу понять: то ли это скрытый талант, то ли какая-то сложная игра. Но Огинский держит руку на пульсе, и пока ничего странного тоже не заметил.

— Добрый день, — я кивнул в ответ. — Ну, показывайте мне новую линию. Говорят, вы перешли на полный цикл производства снарядов исключительно с использованием своего оборудования.

Немного жалко было перенаправлять мощности, которые могли создавать целые броненосцы, на что-то попроще, но… Грядет эпоха дредноутов, и уже скоро старые модели — то единственное, что мы бы смогли повторить — совсем потеряют в цене, а хороший снаряд — это почти золото. Абсолютная ценность.

— Все верно, — Патрик просиял. — Мы объединили несколько цехов в одну линию, добавили крышу, железные дороги, и вот… В купольных печах там, в дальнем конце, мы плавим чугун с ломом, дальше с помощью кранов разливаем по формам. Получившиеся цилиндры едут к тяжелым токарным станкам на грубую обточку — это уже не плавильня, а бывший механический цех. После того, как с заготовок снимут литейную корку, они отправляются на сверлильные станки, потом точная обточка корпуса. Наши станки хоть и старые, но за ними всегда следили, так что точность до двух сотых дюйма я могу гарантировать своими всеми целыми пальцами.

Я перевел цифры в привычные мне координаты. Половина миллиметра — не космические технологии, но здесь и сейчас для станков из прошлого века очень даже неплохой результат. Тем более что каждая партия снарядов отстреливалась на полигоне, и пока претензий к ним не было.

— Что дальше? — я вернулся к работе завода.

— Фрезерный станок с делительной головкой — там делаем канавки под медный пояс. Потом пресс — вставляем кольца — нарезка резьбы под взрыватель и контроль качества.

Боумен бросил немного недовольный взгляд в другой конец зала, и я понял его без слов.

— Пока идет война, заливка взрывчатки в снаряды будет производиться только русскими инженерами. А вот потом вся работа и вся прибыль будет уже только ваша. Если закончим в следующем году, как раз успеем поставить новые печи, и сможете нарастить производство в несколько раз.

— Вашими бы словами… — Боумен мечтательно улыбнулся.

Я тоже немного помечтал. Пока основные плавки и для снарядов, и для броневиков приходилось проводить отдельно на «Юнион Айронс», рядом с Пресидио. А учитывая, что мостов через залив пока нет, потом опять же приходилось возить все это вкруг через Сан-Хосе и Окленд, почти сто километров. И пусть мы нарастили железные дороги, но все равно еще оставались несколько совершенно ненужных погрузок и разгрузок на узловых станциях и перед паромами на Карквинесе. Иногда для скорости гоняли баржи, но… Опять же порты и краны и так были заняты почти 24 часа в сутки, так что приходилось соотносить свои желания и реальные возможности.

Или еще одна проблема — тротил. Мы собрали завод в Энсенаде и даже успели наладить поставки селитры, а значит, и азотной кислоты, прямо из Чили. Серная шла из рудников в Соноре. Толуол мы делали из угольной смолы по проданной еще в начале года немцами технологии. Мексика в целом оказалась неплохим хабом для сбора ресурсов. Увы, расположенность такого важного производства так далеко от наших основных сил напрягала. А перевозить было никак нельзя, мы просто не могли себе позволить ни одного дня простоя.

Попрощавшись с Боуменом, я дошел до порта и переправился на другую сторону залива, как раз к «Юнион Айронс». Никогда не упускал возможности проверить, как там идет сборка наших броневиков. Да на это и просто приятно смотреть: как плещется сталь, как отливаются валы двигателей, как огромные сверлильные станки готовят места для креплений будущего оборудования. Отдельное шоу — это термообработка металла.

Пол из камня и частично из металлических плит, всюду капли или даже лужи воды или масла. Со стен и потолка гудят дуговые светильники, разгоняя тьму, хотя, казалось бы, ее тут и вовсе не бывает. Заготовка будущей пластины брони отправляется сначала в большую печь. Мы работаем над механизмом, который будет делать это без помощи людей, а пока — все сами. Просто длинные щипцы да мышцы покрепче. А дальше — следить. Вишневый цвет — это примерно 800 градусов, отпуск; оранжевый — 900–1000, закалка; белый — 1200 градусов, это ковка. Но до нее доводить уже не нужно.

Когда металл дозрел, его резко вытаскивают и опускают в масло. Вытаскивать — именно резко, а опускать — чтобы не было трещин, лучше плавно. А потом снова греть. Уже не в печи, а в угольных ящиках, где металл, если все сделать правильно, приобретает мистический синеватый или золотистый отлив.

— Мистер Макаров, — на «Юнион Айронс» меня встретил лично Фицджеральд Ли.

Потомок генерала конфедератов и нынешний фактический глава совета города выглядел невыспавшимся, немного бледным, но… Глаза старика горели как никогда раньше.

— Рад вас видеть, — я пожал крепкую сухую ладонь, а потом еще раз внимательно окинул Томаса взглядом. — Вы давно заглядывали к Татьяне? Кажется, на прошлой неделе я просил вас проверить здоровье и сдать анализы.

— Некогда… — старик попробовал сменить тему.

— Не зайдете сегодня, отправлю в отпуск, — пригрозил я.

Не знаю, правда, можно ли это сделать официально с членом городского совета, но бывший конфедерат не стал спорить и только тяжело вздохнул.

— Сегодня вечером зайду.

— И будете выполнять предписания. Попрошу прикрепить к вам сестру, и если она скажет, что вы манкируете своими обязанностями, будем ругаться.

— Я как раз про обязанности не забываю!

— А быть здоровым — это что, шутка? Нет, это тоже часть вашего долга перед городом.

— Вы меня убиваете.

— Кажется, вы цитируете евреев?

Подобного сравнения старик вынести уже не смог, окончательно сдался, и мы перешли к более приятным вопросам. Так неожиданно выяснилось, что уже больше двух сотен моторов, снятых с подбитых броневиков Шафтера, удалось восстановить. Они, конечно, были слабыми для «Громобоев», да и на машины снабжения и санитаров тоже хотелось что-то помощнее, а вот для гражданки… Я вспомнил про обещание Элис начать продажу своих легковых машин и дал добро на разработку первых моделей.

Потом мы обсудили поставки резины, которые благодаря близости Южной Америки удалось наладить за считанные недели. Вспомнили мексиканскую медь. Дошли до торсионов, которые ученик Дукельского на местном оборудовании уже почти довел до ума. Все больше и больше процессов шли к тому, что мы сможем выходить на полные циклы производства, и это не могло не радовать.

Новый век, новые скорости, новые возможности. Жизнь кипела, и война, хоть и была где-то рядом, казалась такой далекой.

Элвин Йорк родился в небольшом городке Пэлл-Мэлл в штате Теннесси на востоке Северо-Американских Штатов. И этот городок совсем не походил на улицу в Лондоне, в честь которой и получил свое название. Никаких джентельменских клубов, никакой роскоши. Много полей, стада и работа с утра до вечера, и то… Если бы не охота, многие семьи вроде Йорков уже давно бы протянули ноги.

Элвин за эти годы научился держать ружье и даже из старой винтовки с гладким стволом умел попасть в глаз белохвостому оленю, а то и белке, не попортив шкуру. Рассчитать ветер, расстояние у него получалось на уровне инстинктов, поэтому, когда начался призыв, они вместе с другом детства Бобом Барнсом сразу же записались добровольцами. Грех было упускать такую возможность пострелять в русских и японцев, когда правительство в кои-то веки расщедрилось на хорошее вознаграждение для тех, кто умел держать оружие в руках.

— Смотри! — Боб подошел к кровати Элвина и бросил на нее очередной выпуск «Нью-Йорк Морнинг Джорнал». Их лейтенант всегда покупал свежие газеты за свой счет, чтобы солдаты не забывали, за что им предстоит сражаться.

— Что там? — Элвин немного лениво потянулся и поднялся на ноги.

В первые недели они попали под пресс обязательных пробежек и стрельб, которые генерал Першинг ввел для всех новичков, но потом Боб догадался, что можно просто поделиться частью сигаретного довольствия… И их оставили в покое. Служба сразу стала гораздо приятнее, и будущая война все чаще и чаще представлялась просто хорошим приключением.

Вот и сейчас газета Уильяма Херста смаковала детали собранных ими сил. Почти восемьдесят тысяч у Першинга и пятьдесят у Шафтера. Потом шло сравнение основных американских винтовок с винтовками русских и японцев — естественно, американские были лучше. С пушками выходило не так приятно. Газета признавала скорострельность новых царских 3-дюймовок, но их было, во-первых, немного, во-вторых, не хватало для них снарядов, и в-третьих, исход сражений все равно будут решать большие калибры и новые броневики. А лучшие опять же были именно на их стороне.

— Смотри, какой красавец! — Боб показал страницу, где красовалась фотография огромной машины, высотой почти в три человеческих роста, производства «Олд Моторс». — Четыре двигателя, пушка на 6 дюймов, броня как на крейсере. И как вообще русские решились пойти против нас?

— Я слышал, что они дали права китайцам и цветным. Рассчитывают закидать нас их телами, но… — Элвин сделал паузу, как всегда, когда ему хотелось впечатлить тех, кто его слушал. — Времена изменились. Количество солдат больше не играет роли. Только пушки, калибры, моторы!

— Точно. И Херст об этом пишет, — закивал Боб.

— А мне кажется, что газеты врут, — из-под соседнего одеяла показалось вытянутое лицо Гарри Дорси. — Иначе с чего бы генералу Шафтеру отступать от Рино? В официальную версию, что в штабе решили собрать побольше сил, чтобы не рисковать нашими жизнями, я вот совсем не верю!

Элвину Гарри никогда не нравился. Вечно кичился тем, что родился в Нью-Йорке, и постоянно пытался показать, что знает больше других. Еще и за демократов голосовал… Вот и сейчас: ну, зачем спорить с газетами, которые, очевидно, писали люди поумнее, чем они все вместе взятые?

— А мне кажется, что ты давно не получал по морде, — Боб сжал кулаки.

— Вряд ли синяк у меня под глазом поможет вам, когда нас погонят на русские мины и колючую проволоку, — Гарри вскочил и встал в боксерскую стойку. — Вы бы лучше поменьше пили и хвастались, а хоть раз послушали, что на самом деле говорят про то, что нас ждет.

— И где же, по-твоему, говорят правду? Может, скажешь, нужно слушать русское радио? Они там научат пить водку и целовать негров в задницы? — хмыкнул Элвин.

— А и скажу! Они, может, тоже привирают, но в отличие от наших газет прошедшие сражения описывают во всех деталях. Кто как атаковал, какие орудия и техника показали себя. Вот что вы будете делать, если вас погонят в атаку, а впереди прямо в глаза слепят лампы, под ногами колючая проволока в десять рядов и всюду мины?

Элвин представил, и такая картина ему совсем не понравилась. Впрочем, сдаваться в споре он не собирался — подмигнул Бобу, тот бросился в ноги Гарри, а сам Элвин ловко врезал тому прямо в солнечное сплетение.

— Видишь, тебе умничанье не помогло! — он пнул ногой стонущего на полу выскочку. — И русским не поможет!

В этот момент зазвонил кухонный колокол, и Элвин махнул Бобу: их ждали дела гораздо интереснее, чем драки… Однако червячок сомнений все равно поселился в голове у парня, и когда он увидел, как соседнее подразделение таскает бревна и учится бросать их на натянутые веревки, то появились и мысли… Может, им тоже хватит прогуливать тренировки?