Японская война 1905. Книга восьмая

Глава 16

Вашингтон бурлил. Вторжение, которое раскачало жизнь самой «передовой» страны мира, но в то же время казалось чем-то далеким и не таким уж важным, неожиданно ударило, словно колотушка в подворотне. Американский флот! Лучшие корабли с лучшими пушками и лучшими командами были подло разбиты японцами, и это нельзя было спустить! Газеты и радио Херста сегодня не рассказывали улицам, что думать, они озвучивали то, что простой народ чувствовал самим сердцем.

— Докладывай, — Рузвельт кивнул секретарю, постаравшись повернуться к нему левым боком. Мышцы правой щеки свело от нервов, и из-за этого его рот казался перекошенным, а любые слова со стороны выглядели как крик.

— Конгресс принял всё, что вы ему предложили… — молодой парень из Ливингстонов еще не понимал, какие исторические слова сейчас произносит.

Иногда «всё» — это просто компромисс, но сегодня… «Всё» — это программа «Два плюс один», два океана, один континент. В ее рамках военный бюджет на 1906 год будет увеличен в 7 раз! Вместо 2 еще только обсуждаемых дредноутов будут заложены сразу 20! Возможно, в несколько волн, но САСШ получат флот, которому никто не сможет указывать. И армию! Полный перевод экономики на военные рельсы уже стоил падения биржи на 40 %, но все всё понимают и готовы затянуть пояса. Даже переход всех военных и смежных заводов на трехсменный круглосуточный график был принят без единого вопроса.

Безумный русский генерал открыл ящик Пандоры, и испуганные дельцы восточного побережья выдали ему, Теодору Рузвельту, практически диктаторские полномочия, чтобы завершить эту войну. Обычно это вызвало бы протесты на улицах, но… Сейчас все возможные протестующие заняты тем, что громят русские и японские лавки везде, где только могут до них дотянуться.

Небольшая жертва! Три дня, чтобы пар вышел, можно будет на это выделить, а потом… Не останавливать, а довести дело до конца уже своими руками. Все ненадежные люди или будут высланы из страны, или отправятся в закрытые трудовые лагеря. Лишние рабочие, которые заполнят заводы САСШ и будут стоить три пайки в сутки, в ближайшее время очень и очень пригодятся.

Теодор Рузвельт на мгновение прикрыл глаза. Раньше он всегда принимал решения, собирая доверенных людей, но сейчас это было совсем не нужно.

— Вызовите ко мне английского и русского послов, у меня будет для них сообщение, — он решился на еще один резкий шаг. Теперь он тоже мог себе это позволить.

Теодор Рузвельт-младший всегда верил в великую Америку, в ее великую миссию, и сейчас… Пусть все повернуло не туда, но в то же время он получил возможности, о которых не мог раньше и мечтать. Никаких сдержек и противовесов, еще буквально пара недель переходного периода, и у него в руках будет страна, чьей ярости и воле никто не сможет противостоять. Год-два, и САСШ станут самой мощной армией не только в своем полушарии, но и во всем мире.

И тогда все, кто хотел их сдержать, думая, будто они не понимают, что тут на самом деле происходит, очень и очень горько за это заплатят! А Макаров… Что бы он ни придумал, его это не спасет. А в крайнем случае — Элис сделает то, что должна! Она — тоже Рузвельт, у нее рука не дрогнет!

В Зимнем было натоплено так, что, казалось, не хватает воздуха. Не лучшее время звать министров, да и не хотелось сейчас Николаю общаться с чужими людьми. Нет, сначала нужно было во всем разобраться самому.

— Аликс, тетушка тебе ответила? — повернулся он к вернувшейся в кабинет жене.

Тетушка — это Луиза Саксен-Готская, четвертая дочь королевы Виктории, герцогиня Аргайл и подруга по переписке Александры Федоровны, которая когда-то хорошо с ней общалась и лично.

— Говорит, ей опять все указывают, чтобы бросала курить. А она отвечает, что всех переживет.

— Вряд ли о здоровье заботятся, — хмыкнул разом повеселевший Николай. Вот умела Аликс привести его в чувство. — Скорее, их раздражает, что она слишком много времени проводит с другим известным курягой, Эдуардом.

— Они сегодня тоже виделись, — Аликс помахала листом телеграммы.

— И?

— Тетушка говорит, что Лондон в панике. Для начала Рузвельт вызвал их посла и поставил вопрос ребром.

— Интересно, по какому поводу.

— Он напомнил, что не признает и не будет признавать ни Сацуму, ни Новую Конфедерацию.

— Ловко. Тогда получается, что он считает японские части в Калифорнии именно японскими. А у Лондона союз с Токио, и формально он втягивает их в эту войну.

— Рузвельт потребовал разрыва договора, что не очень хорошо отразится на репутации Лондона. А еще он хочет, чтобы они блокировали японские острова, чтобы не допустить еще большего уже нашего усиления. И это будет уже ударом по английскому карману. И ладно бы только по нему. После катастрофического успеха миноносцев Того, которое так расписали по радио Макарова, Адмиралтейство не знает, что делать. Вернее, знает.

— Строить и дальше эти их новые дредноуты?

— Еще больше, а вместе с ними сразу и корабли поддержки, чтобы не допустить повторения перуанского инцидента.

— Если все ясно, то чего же они боятся?

— Того, что именно сейчас они могут не устоять, если та же эскадра Рожественского, которую мы задержали в Азии, решит повторить подвиг Того. Тетушка пишет, что это может принести успех, но точно повергнет мир в хаос. И поэтому Англия для фиксации своих добрых намерений отводит «Чайна Стейшен» в Шанхай и Сингапур.

— И опять интересно, — закусил губу Николай. — Значит, уводят корабли из Вэйхайвэя и Пекина, фактически уступая нам север Тихого океана. Ничего официального, но цена очень неплохая. Видишь подводные камни?

— Сейчас все боятся. Тетушка пишет, что Новая Зеландия, Австралия, Канада и даже Индия начинают осознавать, что им нужно новое оружие. Если Англия развяжет себе руки, а она все для этого делает, то сможет неплохо заработать на вооружении союзников. И заодно для себя скинуть цену за счет большей серии.

— В Германии похожая ситуация, — Николай поделился своими новостями. — Вильгельм лично телеграфировал Микадо поздравления с этой победой.

— Ох, как тот, наверно, был после этого в гневе, — теперь уже Аликс хихикнула. — Часть страны взбунтовалась, а тебе за них угрожают, тебя за них хвалят, и ты ничего не можешь сделать.

— Раньше мог. Были сигналы, что Токио рассматривает вариант силового захвата Сацумы при поддержке Англии и САСШ, но… Теперь союзникам точно не до него, а обычные японцы просто не поймут императора, если тот ударит в спину своим же. Не тогда, когда они так явно побеждают. Впрочем, — тут Николай задумался. — Адмирала Того ведь временно отрядили для поддержки вторжения. То есть Мацухито вполне может рассматривать его как своего человека, и тогда предложение Германии станет для него еще интереснее.

— Предложение? Ты про это не говорил.

— Информация еще не точная, но генерал Ванновский, начальник нашей разведки в Маньчжурии, получил сообщения сразу от трех агентов в Токио. Германия предлагает Японии своих специалистов и свои проекты чертежей дредноутов, а также крупповские 305-миллиметровые пушки.

— И они согласятся? — спросила Аликс.

— Если у всех остальных будут корабли нового поколения, то и Японии они нужны. Так что, я полагаю, можно считать за факт: Англия, САСШ, Германия и Япония будут строить новые дредноуты и супердредноуты в любом доступном им количестве. Даже интересно, сколько их появится уже в ближайшее время.

— Тетушка упомянула программу «We want eight and we won't wait». Сразу я не поняла, но, похоже, это как раз про планы Англии.

— Думаю, САСШ и Германия будут ориентироваться примерно на те же цифры. Тут только вопрос, смогут ли они справиться с подобными амбициями, — Николай вспомнил, как тяжело России давались даже обычные броненосцы, и вздохнул. — Вот Япония точно нет. Для них и половина подобного плана — уже прыжок выше головы.

— А если с верфями Сан-Франциско? И деньгами, которая приносит Новая Конфедерация всем, кто имеет с ней дело?

— Сложно привыкнуть, что теперь все вот так… Да, вместе они смогли бы замахнуться, но… Вячеслав Григорьевич обещает всем легкую жизнь, а тут придется затянуть пояса. Даже не знаю, справятся ли его мечты с реальностью.

— Кстати, насчет таких столкновений. Что там Франция?

— Боятся и потирают руки.

— Почему же?

— После падения САСШ и ухода Британии они остаются единственной великой державой, не считая нас, у которой есть территории и активная политика в Азии. Париж уже делит прибыли, что приносит ему торговля с Маньчжурией и Сацумой, а также с нетерпением ждет первых рейсов из Америки.

— А боится он, значит, все это потерять.

— До чертиков, — Николай улыбнулся.

Вот поговорили, и на душе стало легче. После такого можно было уже и с министрами встретиться, и письмо Макарову написать. Он уже знал, кто и сколько раз предложит ему затаиться и выждать, но русский царь хотел и не собирался сдерживать желание воздать должную славу русскому оружию, которое принесло своей Родине новые победы.

Они не говорили про это вслух — Аликс принципиально, чтобы не вызывать кривотолков, старалась не лезть во внутренние дела страны — но Николай все это время думал и о России. Что китайская и американская торговля принесут пользу не только Франции, но и им. И новые корабли — дорого, но теперь Россия могла себе позволить продолжить морскую гонку.

Пока все сильны, Бог даст, никто и не решится нарушить равновесие.

Император Мацухито смотрел в окно, как на Токио наползает ночная тьма. Сегодня на улицах народ скандировал «Мы — великая морская держава!», он сам выходил к толпе и махал рукой, поддерживая национальную гордость. Вот только внутри не было и капли той уверенности, что ему приходилось показывать и на улицах, и в кабинетах бывшего замка Эдо.

Словно мало Японии тягот недавнего поражения в войне, новые печали сыпались одна за другой. От Лондона пришла нота об одностороннем разрыве союзного договора 1902 года. Потом прилетело объявление войны от Северо-Американских Штатов. Не Сацуме, а ему! И словно не было того десятка встреч, когда он, Мацухито, договаривался с американцами об ударе по мятежным соседям.

Всем был нужен сукеепуго — козел отпущения — и слабая Япония подходила на эту роль гораздо больше, чем дерзкая Сацума или вся Новая Конфедерация. Хотелось опустить руки, но Токио все эти месяцы работал еще в одном направлении — просто на всякий случай. Контакты в Мексике, Эквадоре, Перу и Аргентине поддерживались с минимумом финансовых вливаний, но для нищей Южной Америки и этого хватило.

Когда американский флот был разбит, почти каждый из этих контактов поспешил поделиться с японцами охватившей их страны радостью. Доктрина Монро, которая, словно топор над головами, раньше нависала над всем южным полушарием, как-то разом потускнела. Им доказали, что американцев можно бить. Можно бить на суше, можно бить на земле, и эта надежда заставляла миллионы людей поднимать головы…

И искать союзников.

— Так, может… — Мацухито еще раз посмотрел вслед садящемуся солнцу. — Может, сила цивилизации больше не на Западе, а на Востоке? Не на Севере, а на Юге? Уходит один свет, наступают темные времена, но потом-то все равно будет новый рассвет. И если одна сторона уже отказала Японии в праве на жизнь, то почему бы тогда прямо не встать на другую?

— Позови ко мне, — император позвонил в фарфоровый колокольчик, — князя Ито.

Третий из формальных правителей Сацумы уже две недели жил в Токио, и вот им пришло время поговорить. Мелькнувший в дверях слуга склонил голову и снова исчез. А император повернулся обратно к окну и продолжил ждать. Сначала ночь… Потом рассвет. По-другому ведь и не может быть.

Гальер-Холл или старая мэрия была зданием в неогреческом стиле. То есть широкая лестница перед входом, потом двенадцать огромных дорических колонн. Самое то, чтобы настроить еще недавно жегших город и пускавших кровь людей на нужный лад.

Я смотрел, как расставленные по всему зданию лавки заполняются, и чем дальше, тем больше понимал, что решать что-то с этими людьми будет ошибкой. Не потому, что они недостойны стоять рядом со мной или принимать решения за весь город, как раз наоборот — более чем достойны. Но за стенами холла на площади Лафайет людей было еще больше.

Под флагами Японии, России и триколором Луизианы — только вместо обычного пеликана кто-то добавил двуглавого орла — стояло уже около пяти тысяч человек. И новые прибывали каждую минуту, порой удивляя своим необычным внешним видом. Например, негры в форме бывшей милиции Конфедерации, но с русскими кокардами. Я сначала даже не понял, где они их взяли, но пригляделся, и стало понятно, что это просто отлитые в придорожном песке формы. Кривые, грубые, но было видно, с какой гордостью люди бросают на них взгляды.

Рядом с неграми стояли мексиканцы-рабочие с плантаций, индейцы-кайюги с байю, притоков Миссисипи, китайцы-кули с железной дороги, итальянцы из порта и смущенно стреляющие взглядами по сторонам иммигранты-европейцы в приличной одежде. Я думал, что многие из них побоятся прийти, но нет: немцы, ирландцы, шотландцы, даже небольшая русская община… Сегодня под старой мэрией и памятником Бенджамину Франклину собрались все.

— Спасибо, что пришли, — я обвел взглядом сидящих в зале делегатов. — И я хотел бы вынести на голосование первый вопрос. Кто за то, чтобы мы вышли к людям и приняли решение все вместе, поднимите руку.

И вроде бы никто ни разу не репетировал подобное, но ответом мне было громкое и единодушное «да».

На улице по после моих быстрых объяснений люди Огинского натащили на возвышение перед Гальер-Холлом несколько десятков ящиков из-под патронов и снарядов, за считанные минуты складывая самый настоящий помост. Возможно, подошел бы и броневик, но повторять чужую судьбу мне что-то совсем не хочется… У меня свой путь! Я взбежал по ящикам наверх и обвел взглядом собравшихся людей.

Сразу же раздались крики.

— Никаких больше янки!

Вполне ожидаемо.

— Да здравствует республика!

Это-то откуда вылезло?

— Тодос сомос Луизианос!

Это, кажется, на испанском. Сегодня мы все луизианцы — мирно и позитивно, но опять же совсем не то. Впрочем, а кто ждал, что снесшие привычную власть люди будут хотеть именно того, что нужно мне? Жалко… Жалко, что придется сейчас ломать их, но, увы, в любом другом случае вся эта история может закончиться только одним-единственным образом. Очень кроваво!

— Граждане Нового Орлеана! — я заговорил, обводя стоящих передо мной людей похолодевшим взглядом.

Разговоры, гомон, перестук сапог и оружия — все разом затихло.

— Скажу сразу, я — солдат. Не правитель, не диктатор, не мудрец, что будет учить вас жизни!

Толпа начала ворчать, словно начавший проявлять нетерпение дикий зверь.

— Поэтому именно вам сегодня нужно принять решение! Принять решение, что будет дальше с Новым Орлеаном, жить вам или умереть!

И все снова замерли. Некоторые слова всегда попадают в самое сердце.

— Мы дали вам свободу от янки, но свобода — это сокровище, которое стоит дороже золота. Его нужно не только получить, но и удержать! Вы готовы сражаться, я это вижу, но одного желания, чтобы победить янки, никогда не будет достаточно. Кровь и пот! Вам придется заплатить за свободу таким количеством пота и крови, напитать ими землю Луизианы и всего американского Юга так, чтобы эта земля уже никогда не могла вас забыть!

Кто-то в толпе засвистел. Быстро, хитро — чтобы соседи даже не успели заметить, кто это, но чтобы момент был испорчен.

— Если вы хотите сказок, — я продолжил, давя толпу взглядом и голосом, — то можете идти к Рузвельту. Янки любят говорить про «Великую Америку», вот только раньше вам там почему-то не находилось места. Так что идите, но потом не удивляйтесь, когда вас вернут обратно в грязь, а то и между делом вздернут за «измену Союзу».

Тишина, на этот раз зловещая. Никто не любит угроз, особенно если понимает, что это чистая правда.

— Сейчас я зачитаю вам пять декретов, — я поднял руку с пятью растопыренными пальцами. — Пять основных законов, которые мы примем или не примем все вместе. Разом! Если вы скажете «да», мы будем бороться вместе с вами. Если скажете «нет», не станем неволить и уйдем. То, что мы сделали сегодня и вчера — это подвиг, но чтобы у нас это не отобрали, нам нужен будет уже не гнев! Нам нужна будет своя правда, своя страна!

Я краем глаза заметил запыхавшегося помощника Огинского. Смутно знакомый еще по Маньчжурии вихрастый солдат прижимал к груди несколько стопок свежеотпечатанных листовок. Когда я закончу и получу единственный правильный ответ, из расклеят по всему городу.

— Приготовьтесь слушать, приготовьтесь решать! — я на мгновение прикрыл глаза, собираясь с мыслями, и продолжил дальше по памяти. Все-таки у нас было две недели на подготовку к штурму Нового Орлеана, и я занимался отнюдь не только лишь понтонами. — Итак, декрет номер один. Декрет «О земле»…

Услышав заветное слово, тысячи людей на площади замерли, затаив дыхание.