Японская война 1905. Книга восьмая

Глава 21

— Умри! — Элвин добежал до вражеских окопов и разрядил винтовку прямо в грудь ближайшему защитнику.

Того откинуло на несколько шагов, но он почему-то не умер, а, наоборот, начал подниматься на ноги.

— А-а-а-а! — со спины на него налетел Гарри.

Толкнул — враг снова упал, но попытался извернуться. Гарри врезал ему ногой в грудь, и в воздухе зазвенело от удара стальных подбоек о стальной же панцирь. Закончил все Боб: он свернул шею своему противнику, упав на него сверху, а потом повернулся к солдату с панцирем и выстрелил ему прямо в лицо.

Остальные тоже закончили.

От их отделения осталось пять человек, но они взяли позицию, а значит, скоро придут подкрепления, и враг будет вынужден бежать. Элвин, опираясь о усиленную бревнами стену, проковылял поближе к парню с панцирем. Молодой, на лице редкие усики, глаза большие, черные — типичный итальянец. И зачем он полез воевать за русских?

Элвин расстегнул ремни на его панцире — такая штука и самому пригодится — и из-под него вывалилась свежая фотография. Снимали недавно. Площадь Лафайет, на ней толпы людей, а перед ними на ящиках что-то кричит русский генерал. И надпись от руки: Морте мильоре…

— Знаешь, что это значит? — Элвин протянул фотографию Гарри.

— Лучше смерть.

— Лучше, чем что?

— Тут не написано. Просто — лучше смерть. Звучит как девиз.

— Нормальные люди носят фотографии жены, детей, а этот… Зачем таскать под сердцем фото толпы? — Боб сплюнул.

— А ты сам… — Гарри хотел было напомнить тому, что ни у кого из них тоже нет семьи, но тут резко стало не до этого.

Где-то в тылу заиграли трубы, и это был совсем не тот сигнал, который они ожидали услышать. Отступление? Элвин выругался. Почему? Почему⁈ Они же смогли, они победили — зачем снова бежать назад?

— Уходим, — вслух он сжал зубы и выдал то, что должен был.

Они медленно выскользнули из окопа и ползком двинулись назад, старательно крутя головами по сторонам и пытаясь понять, что же пошло не так. Справа от них выбрались остатки еще одного взвода, а слева — по ним открыли огонь. К счастью, неточный: на передовую русские без всякой жалости загнали новобранцев-луизианцев… Однако даже их невеликих хватило, чтобы отбиться.

— Чертовы предатели! — Боб пытался выплюнуть всю землю, что успел наглотаться, пока прятался от выстрелов. — Ну ради чего? За что они сражаются?

— За свой город, — Гарри после недавней схватки был еще бледным.

— Лежать, — Элвин придержал друзей, почувствовав холодок по спине. И верно, над ними начала работать артиллерия, и даже непонятно чья и с какой стороны… — Лежать!

— Да лежим, — Боб сполоснул рот из фляги и сплюнул. — Но все же? Почему они не бегут?

— Они — американцы, — так же спокойно ответил Гарри, у него в голове как будто что-то менялось. — Мы сражаемся за родину, они — тоже. Мы не сдаемся, они — тоже. Мы учимся, и они тоже будут учиться.

Неожиданно рядом с ними упала граната, и все смешалось. Кто-то кричал — назад! Кажется, это был вражеский офицер, пытающийся удержать своих солдат. Но те все равно полезли вперед. То ли психи, то ли…

— Вы убили наших друзей! — какой-то тощий мексиканец влетел в них с разбегу и разрядил сжатый побледневшими пальцами «Спрингфилд» в ближайшего солдата.

Зря. Если бы примкнул штык, мог бы попытаться зацепить двоих, а так — потерял время на отдачу, на попытку разглядеть следующую цель… Элвин вспомнил, как сам недавно начал бой точно так же, и мысленно покраснел. Впрочем, теперь он был готов. Модель «Байонет» 1905 года не мешала стрелять, уж точно не вблизи, и теперь сорок один сантиметр штык-ножа вошел прямо в грудь вражескому солдату.

Удар! Удар еще одному! А их оказалось не так много — кажется, часть все же послушали своего офицера. Разумный приказ не лезть на рожон, но именно из-за него враги сейчас умирают, а они будут жить… Последнего мексиканца, который пытался задушить Гарри, Элвин оглушил ударом приклада. Кажется, они теперь вернутся не с пустыми руками. Язык, которого можно разговорить, лишним не будет. А если он еще и что-то полезное расскажет, то можно рассчитывать на премию или даже новые погоны.

— Ты как? — Элвин протянул руку Гарри, помогая подняться.

Тот пошатнулся, а потом неожиданно выхватил у него винтовку и воткнул штык в горло взятому в плен солдату. Обидно, но Элвин еще не успел привыкнуть к мысли о награде, и отказаться от нее оказалось совсем несложно. Гораздо интереснее было, что же такого случилось с их обычно спокойным другом.

— Ты чего? — Боб положил руку Гарри на плечо, но увидел его взгляд и отшатнулся.

— Он хотел меня убить, — того трясло.

— Нас не первый раз, вообще-то, хотят убить.

— Он смотрел мне в глаза! Я его узнал. Он жил в ночлежке рядом с нашей казармой в Новом Орлеане. Я даже как-то бросил ему пару центов, когда он пел «Гуд Олд Саммер Тайм». И он тоже знал меня, знал, что я американец, знал, что мы пришли их освободить, но все равно хотел меня убить. Не штыком, не пулей, а своими руками. Почему он так меня ненавидел?

— Ты же сам говорил, что они защищают свой город! Как мы! — Элвин ухватил друга покрепче и потянул его за собой. Они выжили, но им нужно было двигаться дальше.

— Это да… — Гарри еще потряхивало. — Но я почему-то никогда не думал, насколько же эта жажда свободы ужасно выглядит. Раньше мне казалось, что у нее есть границы. Что одно дело стрелять в темные цепи, где ты видишь силуэты, а не живых людей. Что глядя в глаза — все по-другому. Что со мной будет по-другому! Но нет! Он меня ненавидел, он хотел меня убить, и, если бы я оставил его в живых, он бы еще обязательно попытался это сделать.

— Значит, теперь ты на моей стороне? — хмыкнул Боб. — Убьем всех чужаков?

— Убьем всех своих, — зло поправил его Гарри. — Чужие как пришли, так и уйдут. А эти… Если их не остановить, они будут сражаться, пока не убьют, не перегрызут горло каждому из нас.

Карл Оттович Брюммер сначала даже радовался, когда враг начал приближаться. Возможность отойти от управления городом, вернуться к любимым пушкам, к расчету секторов обстрела, путей снабжения или переброски подкреплений… Это было так приятно. Тем более, в глубине души зрела тихая надежда, что Макаров опять что-то придумает, и они смогут победить. И пусть опытных солдат с офицерами у них чуть больше трех тысяч — ну пять, считая пруссаков — но ведь раньше они справлялись!

Брюммер невольно рисовал схемы, а что бы он придумал сам на месте генерала. Обойти фланги, воспользоваться скоростью, обрезать снабжение — а там, как вышло с флотом американца Эванса, сколько бы ни было врагов, без патронов и снарядов они просто масса, которая обречена поднять белый флаг. Увы, это теперь понимал не только он.

— Есть новости от Буденного? — спросил он у приданного ему Чернова.

Личный связист Макарова был словно знамя, которое передают на самое опасное направление, и вот пришла очередь Брюммера.

— Я только мельком просматриваю то, что идет напрямую в штаб, — предупредил тот.

— Не томи.

— Вчера пытались пойти в обход через Спрингфилд — это почти восемьдесят километров на восток — но враг тоже использует аэростаты и отслеживает наши передвижения.

— Заметили?

— Да. Перебросили навстречу два конных полка.

— Лошади против броневиков?

— Они действовали как мы в Маньчжурии. Лошади как средство доставки, не более. А на месте — мины, засады, несколько орудий, работающих прямой наводкой. Пришлось замедляться, а там и американская пехота подтянулась.

— Кстати, а где их броневики? На нашем участке фронта я их тоже не вижу.

— Либо в тылу, либо Першинг забрал все себе.

— Понятно. И что, больше попыток не было?

— Буденный пытался еще два раза. Ложное направление и основное — без самого прорыва, просто проверить скорость реакции. И американцы справляются. Вначале несут потери, но держат удар. Будь у нас равные силы, можно было бы их растянуть, разыграть разницу в классе, но…

Чернов не закончил, но и так было все понятно.

Силы не равны. Удары Буденного только подтвердили то, что они знали и так. Враг готов к обходным маневрам, враг научился действовать быстро и встречать их, а значит, скоро и сам будет попытаться провернуть что-то похожее… И тогда про броневики на основных позициях можно будет забыть. Все ресурсы, все стволы и моторы будут брошены на то, чтобы уже им, объединенными силам Новой Конфедерации, остановить все попытки прорыва.

А по центру придется работать только ему, Брюммеру. Тут Карл Оттович немного лукавил. Все солдаты, что прибыли в Луизиану, все добровольцы, которых набрали и кое-как обучили за этот месяц — все они тоже готовились сражаться. Почти пятьдесят тысяч человек с винтовками, минометами, пулеметами и гранатами. Нет — их сила, их умения и их храбрость тоже важны, но только от него, Брюммера, зависит, будет ли все это иметь хоть какое-то значение.

Ну и от генерала Макарова. Враг мог ударить с множества направлений, но Вячеслав Григорьевич поставил на атаку вдоль железной дороги. Даже правый берег Миссисипи — вроде бы открытый, но без возможности переправить туда технику и орудия — они прикрывали весьма условно. Они собрали все силы в кулак, чтобы встретить врага, и тот пришел. Силой на силу. Возможно, не все это еще поняли, но бой еще не начался, а первая победа уже оказалась за ними. Не самая заметная, но очень важная.

Брюммер прикрыл глаза, и в этот момент ударила первая американская пушка. Тяжелая 6-дюймовка. Следом еще три — значит, батареи по 4 орудия. Доклады разведки подтверждались — не самые лучшие доклады. Сам Карл Оттович предпочел бы, чтобы враг работал по более старым схемам, когда в батарею собирается по 6, а то и по 8 орудий. Такие, если накрыть, можно вывести из строя и солдат побольше, и пушек.

Но они будут работать с тем, что есть. Брюммер считал секунды между выстрелами и немного по-щегольски, не спеша поднимался на вершину их наблюдательной позиции. Возведенная на краю сорокаметрового отвала красной глины — с нее было видно и подходы янки вдоль Миссисипи, и движения войск за дамбами, и даже край уходящих за горизонт болот.

— Атака… — Чернов каркнул и засел за сведение зашифрованных докладов с передовой.

Радио стучало, передавая детали с мест, но Брюммер и сам видел, откуда именно бьет враг и как начинают шевелиться его части, прикрытые старыми дамбами. Второй день, и вот Макартур уже решил проверить их на крепость. Провел подготовку и место выбрал для этого хорошее, но… очевидное. И пусть они хоть все свои позиции зальют дымом — дело ведь не в пехоте, а в пушках, что их поддерживают.

— Вывести 2-й и 3-й бронепоезда к пятому милевому столбу. Наводка с воздуха. Железнодорожные батальоны пусть заранее выдвигаются вперед, скоро у них будет много работы.

Бронепоезда давали артиллерии так необходимую ей мобильность, но их рельсы были уж слишком лакомой целью. Враг, стоило ему приметить дорогу, сразу начинал поливать ее снарядами, и нужно было готовиться как можно быстрее восстановить даже самые серьезные повреждения.

— Может, на поездах? Все равно же ремонтные составы будем запускать, — молодой офицер из добровольцев, прибывших в Америку своим ходом, не удержался от вопроса. Впрочем, пока было время, Карл Оттович не стеснялся делиться опытом. Как Макаров…

— Поезда будут загружены рельсами и паровиками для ремонта. Поверьте, его будет много, и ни одного свободного килограмма у нас в запасе не останется. Так что, пока есть возможность идти ногами, пусть ходят.

Следующие два часа Брюммер провел с биноклем у глаз, лишь иногда отвлекаясь на карту, куда по сообщениям от офицеров на местах вносилась информация о передвижениях противника. И пока они справлялись… Связка воздух-бронепоезд отработала быстрее, чем у врага, и даже с учетом того, что американцы подтянули к месту первого удара почти шестьдесят орудий, они отбились. Почти без жертв, а то, что придется восстанавливать разрушенные укрепления, постоянные и временные железнодорожные пути — так ради этого у них и набрано почти 70 тысяч нестроевых.

Враг решил, что они не успеют обучить солдат, сколько бы добровольцев к ним ни пришли — так они поступили проще. Начали обучать прежде всего тех, кто помогает парням с винтовками, и в этом была главная сила их линии обороны. Техника и люди, что будут помогать ей выжать из себя максимум возможного.

— Новая атака! — голос Чернова иногда походил на крик ворона. Такой же противный и не несущий ничего хорошего. — Начинают засыпать переправу со стороны порта Аллен!

Брюммер поморщился. Конечно, сохранить активную переправу хотелось, но иллюзий никто не испытывал. А вот то, что вражеская артиллерия утюжит правый берег Миссисипи — нехорошо. С той стороны реки сплошная равнина на десятки километров во все стороны. Если американцы уничтожат укрепления, а потом перекинут достаточно солдат, то могут ведь и добиться успеха.

— 3-й бронепоезд на доукомплектование, — Карл Оттович оценил список пересланных повреждений. — 2-й перевести на пути к реке. И добавьте 1-й бронепоезд для усиления.

Не хотелось так много и так часто использовать резервы, но… Ситуация того требовала. Впрочем, как и всегда в начале боя. Враг давит, враг ищет слабые места, но рано или поздно темп начинает спадать. Главное, продержаться до этого момента.

— Мосты через Доусон-крик и байю Дапленьер взорвали.

— Кто?

— Диверсанты. Огинский сообщает, что они собрали почти две сотни помощников из местных — ему не хватило людей перехватить их вовремя.

Проклятье. Американские пушки продолжали утюжить укрепления порта Аллен, и если так пойдет, то пока мосты восстановят — они там все перекопают.

— Приказать батереям с той стороны ответить? — Чернов почувствовал, что пауза затягивается.

— Нет, — отмахнулся Брюммер.

С той стороны действительно спрятано несколько пушек, но их задача встретить корабли или пехоту врага, если до нее дойдет. Раскрыть готовые позиции сейчас значит лишить себя весомейшего козыря в будущем. Как и стационарные батареи с этой стороны… Даже пара часов обстрела того не стоила.

— Броневики? — вот теперь и молодые офицеры начали нервничать. — Враг подтянул свои батареи довольно близко, а там рядом возвышенности. Если действовать быстро и решительно — займем и накроем!

— Броневики нужны там, где есть, — Брюммер видел перестроения врага и возле болот, поэтому не собирался лишать армию флангов.

— Тогда что?

— Вызовите мне генерала Акияму, — принял решение артиллерист.

Силы японцев были самыми опытными на этом направлении, а учитывая, что это были конные силы, с ними можно было попробовать воспользоваться тем самым планом про скорость и решительность. Для них ведь на самом деле не нужны ни пушки, ни броня.

— Генерал Санэюки Акияма на связи, — Чернов справился меньше чем за минуту.

— Нужно вывести два дивизиона минометов в 13-й квадрат и накрыть американские пушки. Поезда смогут вас прикрыть только через два часа, — отдал приказ Брюммер.

— Есть, — голос с той стороны телефонной трубки был немногословен.

Никаких уточняющих вопросов, никаких сомнений — в этом японцы чем-то походили на русских. Внутри Брюммера колыхнулись сомнения. Может, все-таки раскрыть пару батарей? Не рисковать людьми? Но нет… Жалость хороша в мирной жизни. На войне она может привести только к еще большим жертвам. Они ведь стоят тут не просто так — они прикрывают сотни тысяч мирных луизианцев, поверивших Конфедерации и собравшихся в Новом Орлеане. Они прикрывают и Калифорнию, оттягивая на себя силы врага. И главное, они прикрывают свою Родину — перенеся войну как можно дальше от нее и давая ей так необходимые мирные годы.

Со своей позиции Брюммер прекрасно видел, как Акияма двинул вперед свои конные колонны. Все четко — под прикрытием рельефа. Перед открытым местом все спешились и дальше потащили минометы уже на себе. Тяжело, долго, утопая в грязи — чертова погода — но они шли вперед. Пятнадцать минут сорок четыре секунды — Брюммер засек время на часах. От приказа до первого снаряда, выпущенного в сторону самой дерзкой американской батареи.

Новые улучшенные минометы Гобято могли бить уже на два километра, и Акияма использовал это на полную. Его солдаты рассыпались широким фронтом, заваливая американские батареи минами, и пусть те летели не очень точно, но и укрытий у янки было не так много. Огонь по порту Аллен начал стихать, и враг не выдержал… Попытался дожать момент, кинув вперед целый полк. Дерзко, смело и впервые с начала боя — неразумно. Увы, к их несчастью, поспешность и эмоции редко приводят к успеху.

Макартур решил откинуть наглых японцев, сохранить позицию батарей и довести план до конца. Но вот ради живой силы врага одной стационарной батареей Брюммер был готов и пожертвовать.

— Капитану Сомову, шрапнелью, огонь по готовности, — приказ улетел вперед.

И буквально через мгновение американские ряды накрыли разрывы. Сомов — хороший офицер, он заранее все понял, начал готовиться и только ждал приказа. А вообще, удачно вышло. Враг на открытом пространстве — и даже по малым группам шрапнель собрала немалый урожай. В Маньчжурии с ее сопками такого никогда не получалось. А тут словно метла смерти прошлась по вражеским рядам, за считанные минуты слизнув целый полк. Ради такого не жалко позиции и того, что на время отвода в тыл сразу несколько орудий будут выключены из игры.

— Отходят, — Чернов успокоился и снова, словно машина, сортировал и передавал сообщения. — Новое наступление, между болотами и байю Манчак.

— Бронепоезда с 3-го по 5-й — вперед, — Брюмер оценил, сколько пушек начало работать на новом направлении, и не стал экономить силы. Даже выдернул состав с ремонта, потерпят. Потому что если не потерпят, они проиграют.

У них ведь работа простая. Отвечать ударом на удар. Раз за разом. Пока враг кровью не умоется. Главное, чтобы план генерала сработал и чтобы фланги выстояли.

Семен ругался, когда их пробные атаки не принесли результатов. Семен матерился, когда враг начал давить по фронту, когда взрывы загремели в тылу, а бой докатился аж до окопов, а они продолжали стоять в резерве. Но настоящий гнев его накрыл, когда враг двинул сразу целую дивизию вдоль дороги на Ливингстон и Спрингфилд. Та самая кавалерия, которая смогла остановить его собственный прорыв, теперь попыталась обойти фланги русской армии и ударить им в тыл. Много кавалерии и еще больше идущей сразу за ней пехоты.