Японская война 1905. Книга восьмая

Глава 22

На католическое Рождество враг решил усилить натиск на фланге, но кое-что не учел. Во-первых, самого Буденного, а во-вторых…

Наивные! Если по скорости лошади на короткой дистанции не особо и уступали броневикам, то вот про защиту Дуглас Макартур что-то не подумал. Всего одна рота, направленная им наперерез в правильном месте, пулеметами и минометами остановила несколько тысяч.

— Возможно, не растянись они в колонну, смели бы вас, — задумался Людендорф, чей полк был отправлен Семену на усиление.

— Не в колонне они не смогли бы передвигаться по местным дорогам, — Буденный немного успокоился. — Они были обречены еще на этапе планирования, и странно, что вроде бы умные в чем-то другом американские офицеры это не поняли. Или это было детское желание пробить наши позиции там же, где мы сами не смогли это сделать?

— Или что-то еще, — Людендорф хлюпнул носом. Болтанка на кораблях и постоянная сырость дали о себе знать, и он простудился. Впрочем, пока ему удавалось это скрывать, а то макаровские медики точно бы сразу засунули его в госпиталь. Иногда русские умеют переврать и испортить даже такую понятную каждому немцу вещь как орднунг.

— Хорошая мысль, — Буденный задумался. — Усилить патрули. И поднимите прямо на передовой один аэростат…

Семен понимал, что это, считай, гарантированно минус шар. Гарантированно раненые и погибшие солдаты и офицеры, но ему нужна была информация! А шары на дальней линии из-за постоянных дымов, что использовали американцы, были уже не столь эффективны. Десять минут заняло развертывание аэростата, еще столько же — наполнение водородом из баллонов и набор высоты.

Рядом тут же начали разрываться снаряды: сразу несколько тяжелых батарей решили отработать как по самому шару, так и по тем, кто мог находиться рядом с ним.

— Информация! — рявкнул Семен, теряя терпение.

— Американские броневики движутся на параллельной дороге на Олбани…

Опасно. Но как говорил про такие случаи генерал — туман войны рассеялся, и сразу стало все понятно. Непросто, придется поработать, но в голове уже был план. Первым делом предупредить посты на том направлении, чтобы подготовили встречу. Сдержать врага, как недавно это приходилось делать американцам — жизненно важно. А тем временем сам Семен будет собирать ударный кулак, который сможет этот прорыв остановить. Тут важно выделить достаточно сил, не забыть про резервы и позаботиться, чтобы бой прошел именно там, где это будет выгодно именно им. Учитывая преимущество врага в силах, по-другому просто никак.

Успеть вовремя — это азбука боя, но поспешность — это уже ошибка.

— Как думаешь, где они свернут? — Людендорф тоже склонился над картой.

— Спрингфилд, — Буденный не сомневался. — Это единственный крупный поворот, где они могут попытаться развернуться и разыграть пару лишних полков.

— А тут? — немец указал на серию озер и болот, прикрывающих Новый Орлеан с северо-востока вплоть до самого океана. — Разве индейцы не говорили, что там есть тропа? Или они вполне могут везти с собой понтоны, как это сделали мы сами, когда брали Луизиану?

Семен поднял лицо вверх, ловя капли дождя. Карты — это правильно, но какие в такую погоду болота! Туда только сумасшедший сунется, а даже если они найдутся среди американцев, даже если не утонут по пути…

— Пусть попробуют, — он улыбнулся. — Одно дело идти через болота, если тебя не ждут. И совсем другое, если на выходе окажется хоть одна наша батарея.

Людендорф согласно кивнул, а потом был рывок на восток. Земля у Спрингфилда — это плантации с узкими грунтовками, где успели прогуляться вражеские диверсанты, и сразу два «Громобоя» подорвались на минах. Обидно, но вокруг было полно других дорог, а спереди уже доносились звуки боя — враг пытался успеть прорваться как можно дальше.

— Поднять шар, — снова приказал Буденный, останавливая колонну.

— Заметят, — напомнил Людендорф.

Разумно: несмотря на взрыв, они вполне еще могли воспользоваться эффектом внезапности, однако Семен чувствовал, что они что-то упускают. И точно! Еще до того, как аэростат набрал высоту, он понял, что его смутило.

— Мины есть и на соседних дорогах, — прибежали разведчики.

— Слишком много, чтобы притащить их все на своих двоих, — понял Людендорф.

— И пушки, — подсказал Буденный. — Сразу несколько батарей.

— Крупные калибры? — уточнил немец. — У американцев же есть броневики, на которые они их ставили. Как наши самоходные артиллерийские установки.

— Именно. И что наши САУ, что их бьют только прямой наводкой. А тут — тяжеловесы работают издалека.

Мины, артиллерия — если раньше у Семена еще были сомнения, то теперь он был практически уверен, что враг протянул сюда временную железную дорогу для улучшения снабжения. Наблюдатели на шарах получили уточнения, что именно им нужно искать, и через пару минут действительно заметили спрятанную ветку еще километров на десять севернее.

— Три уровня атаки, — одобрительно кивнул Людендорф. — Американцы учатся.

— Но они слишком увлеклись, — оценил ситуацию Буденный.

Если конные части были готовы откатиться при первой угрозе, если броневики хотя бы частично, но прикрывали свои фланги, то вот на железной дороге явно не рассчитывали, что их заметят. Проход двух броневых рот через низины получился незамеченным. Гусеницы месили грязь, но тянули машины вперед, и вот… Уже американские аэростаты, новые минные поля, пулеметы. Но этого слишком мало, чтобы остановить ветеранов Маньчжурии.

— Выгружай минометы! — разнесся над низиной крик офицера.

Кажется, странно использовать броневики просто для доставки, но сейчас именно так будет эффективнее всего. Мины одна за другой стали накрывать сначала американские батареи, потом укрытия пехоты и, наконец, поезда и вагоны, где некоторые пытались найти убежище. И никакой возможности ответить. Обычные пушки просто ничего не могли сделать, когда враг был так близко и в то же время за пределами прямой видимости.

— Кажется, наше самое страшное оружие — это совсем не броневики, — Людендорф оценил результаты прорыва.

— Без броневиков минометы никогда не оказались бы там, где нужно, — не согласился Буденный и поморщился.

Еще недавно подобная операция привела бы к панике в рядах противника. В крайнем случае они бы попытались окопаться, теряя время и инициативу. А выбить временные укрепления не так уж и сложно при должном опыте, который у них был… Но враг, оказавшись отрезанным от основных сил, сделал то единственное, что имело смысл в этой ситуации. Начал прорываться.

И пусть они успели поставить немного мин, пусть накрыли их на переходе, но основные силы американцы успели отвести. Проваливаясь по грудь в тину и грязь, рванули напрямую через болото и вышли. Да, не только броневики могут срезать угол — люди делают это не хуже. И снова проклятое равновесие, снова механики и разведка работают на износ, готовясь к новому раунду. Первые шаманят над моторами, которые не должны подвести в нужный момент. Вторые собирают информацию, без которой ни броневики, ни пушки, ни люди не смогут ничем помочь.

В итоге два часа тишины, а потом новая партия — враг выдвигается в сторону дамбы у Ливингстона. Сколько же у них сил? Буденный сам не заметил, как задал этот вопрос вслух.

— Рождество же, — немного невпопад ответил Людендорф.

— У нас 7 января по юлианскому календарю, — потер лоб Семен.

— У католиков и протестантов — двадцать пятого декабря. И враг использует на полную весь тот энтузиазм и тот подъем, что царят у них в армии.

— А завтра, значит, будет откат, — Семен бросил взгляд на карту.

Несмотря на отправленные вперед силы, в новой атаке уже не было того размаха, что в прошлый раз. Одна волна, на сорок километров ближе к основным силам и тылам у Батон-Ружа — словно проверка, не выдохся ли враг, не готов ли он отойти сам по себе. И этим можно было воспользоваться.

— Темнеет, далеко они уже не пройдут, — Буденный посмотрел на Людендорфа.

— Подкрепления все равно будут подтягиваться всю ночь.

— Но развернуться так быстро они не успеют.

— Мины поставят, артиллерию подтянут для прикрытия.

— А рядом болота…

На последний аргумент немец не стал ничего отвечать и только понимающе кивнул. Хороший план. Хотелось бы на всякий случай посоветоваться с генералом, но тот доверил фланг Семену. Прямо сказал, что не сомневается в его таланте. А значит, и ему не должно сомневаться. Все у них получится…

Буденный придержал встречный удар всего на полчаса, но этого хватило, чтобы два американских батальона втянулись в Ливингстон и заняли его южные окраины. А потом наступила ночь. В районе Миссисипи пушки все равно продолжали работать. Кажется, там даже кто-то ходил в ночную атаку, а вот у них стояла тишина.

Враг, как и ожидалось, подтягивал силы, готовясь закрепиться и расширить плацдарм. Буденный и Людендорф же крепко спали, готовясь к новому дню. Подъем был назначен на 4 утра. В 4:30 броневики медленно поползли по краю болота вдоль заботливо расставленных красных флажков. Саперы проверили почти десять километров в стороне от дорог, в двух местах усилили дороги гатью, и полторы сотни броневиков — весь ударный кулак Буденного — оказались там, где их никто не ждал. Как же их мало против тысяч и тысяч янки, которые только и ждут слабости, чтобы бросить в прорыв целые дивизии!

Но однажды маленький Давид сразил огромного Галиафа, и с тех пор весь мир знает: при должном умении размер не имеет значения. Уже скоро… Утренний туман до последнего скрывал их от наблюдателей. Даже аэростаты оказались бесполезны — враг в погоне за лишними захваченными километрами сам загнал себя в уязвимое место.

— Товарищи! — Семен не боялся говорить громко. Поднявшийся от болот туман был настолько густой, что через сотню метров никто не услышит не только его голос, а даже выстрел. — Позавчера мы не смогли обойти врага. Вчера уже ему это не удалось. Мы встретили каждый его удар, но… Американцы почему-то решили, что так будет и дальше. Что теперь мы сможем лишь сидеть и обороняться. Вот только генерал всегда учил, что настоящая оборона — это оборона активная. И мы напомним возомнившим о себе янки, что такое русская атака. Выходим на позиции! Работаем на скорости! Взяв точку, не задерживаемся! Наша сила — это темп. Наша сила — это наша храбрость. Помните, от успеха каждой группы будет зависеть успех и всех остальных. Работаем! Ура!

Под бодрящий кровь рев офицеры разошлись по своим машины, и стальная армада начала растекаться по окрестностям. Они очень близко к врагу, но даже сейчас Семен не собирался атаковать в лоб. Зачем, если можно сделать надежнее! Отрезать тылы, пройтись стальным катком по позициям вражеских батарей, выставить заслоны, чтобы не подошла подмога… И вот тогда уже можно будет атаковать.

Буденному очень хотелось бы оказаться в первых рядах, но увы… Как командир он должен был следить за всем полем боя. А слава? У него в подчинении немало офицеров — русских, германских и японских, которые заслуживают ее не меньше, чем он сам. Теперь их время!

— Давайте, братцы! — шептал Буденный, вслушиваясь в звуки разгорающегося боя.

В сражении за Новый Орлеан я сделал ставку на активную оборону. У нас было меньше пушек, меньше пехоты и даже меньше броневиков… Так что единственным решением, которое позволяло нам держаться, было шевелиться побыстрее. Для артиллерии в ход пошли рокадные дороги и бронепоезда, для флангов — наши «Громобои», которые благодаря гусеницам могли проехать там, где врагу оставалось только застрять.

Опережать в маневре, собираться в точке возможного прорыва быстрее, чем это мог бы сделать враг… Звучало почти несложно. Брюммер со своей частью справился без проблем, даже потери оказались ниже ожидаемых в четыре раза. Буденный и вовсе подловил своего противника и обеспечил тишину на фланге на ближайшие сутки. Вот только у всей этой стратегии был и очевидный минус: она выматывала!

И пусть на ремонт укреплений и техники мы нагнали десятки тысяч рабочих, пусть каждую ночь разрытые окопы возводились снова, а сожженные моторы менялись на новые… Но силы уходили. Даже не столько физические — хоть и не всегда получалось дать лучшим частям положенный им отдых — сколько моральные. Очень тяжело сражаться, не зная, как можно победить против столь несметной армады.

И на этом поле боя шла своя — не самая заметная, но от этого не менее важная — война. Так, на Рождество мы провели вечер сбора средств: не столько ради денег, сколько ради того, чтобы люди собрались и смогли почувствовать, что они не одни. По этой же причине, чтобы показать, что Новая Конфедерация здесь, и я сам провожу столько времени в Новом Орлеане. Чтобы меня видели: и в здании советов, и на площади Лафайет, где регулярно продолжают собираться люди.

Не скажу, что мои речи выходили оригинальными, но хватало и того, что я просто говорю, что я здесь… И люди расходились успокоенными, а до трети и вовсе сворачивали сразу на призывные пункты. Часть оттуда сразу же направится в нестроевые батальоны, а часть, покрепче, посильнее да посмышленее, поедет на обучение. То, о чем мы не говорим вслух, но что витает в воздухе… Наши новые солдаты учатся каждый день, каждый день они становятся на шаг ближе к тому, чтобы не умереть в свой первый же бой…

— Списки сдавших зачет по стрельбе, списки по марш-броскам, по работе в составе отделений и пятерок, — Огинский заглянул ко мне, захватив по пути бумаги из учебной части.

Взгляд мазнул по итоговой цифре — через все этапы, даже с учетом того, что мы начали почти месяц назад, прошло чуть больше девяти тысяч человек. Увы, даже те, кто сейчас на передовой, были допущены экстерном, просто потому что у нас не было выбора. Но цифры растут, и чем дальше, тем быстрее этот процесс будет идти.

— Что сам думаешь?

— Зеленые. Процент тех, кто даже в выпускных ротах готов выполнять приказ офицера несмотря ни на что — не больше четверти. Будут столько думать на поле боя — не успеют выбраться из-под первого же залпа накрывшей их артиллерии.

— Иногда думать полезно, — я вздохнул. Может быть, все же есть возможность превратить эту слабость в силу?

— Я видел, как целому взводу бросили под ноги учебную гранату, так они разбежались в разные стороны. В разные! — Огинский не сомневался. — И все: была боевая единица, способная выполнять боевые задачи, и не стало ее. Раньше как-то не доводилось думать, насколько даже старая базовая подготовка наших солдат выделяет их по сравнению с гражданскими. По крайней мере, если рядом думающий офицер.

Совершенно верно сказано: думающие офицеры решают. И вот еще одна наша сила. Сила, которую еще не видят враги и до конца не осознаем мы сами — у нас этих офицеров очень много! Не кадровых! А тех, кто начинал еще со 2-м Сибирским, пройдя рядовыми в Маньчжурию и став сержантами в Корее, кто продолжал учиться и честно заслужил свои унтер-офицерские погоны, и сейчас готов принять минимум взвод. Этот резерв позволял нам не просто нагонять мясо под знамена Новой Конфедерации, но и делать из них армию.

Главное, успеть.

— Что-то узнали про те диверсии? — я спросил про взрывы на мостах.

К счастью, они не помешали Брюммеру отбить атаки, но… Для этого японцам Акиямы пришлось рискнуть головой. Подвиг — это, конечно, повод для медали, но, коли до него дошло, значит, мы где-то недоработали.

— Студенты, — Огинский сказал только одно слово, а уже все стало понятно.

— Сколько?

— Пятеро. Их приехало всего пятеро, собрали старых товарищей, выпили вместе… А потом, как говорят задержанные: все пошли жечь чужаков, и они пошли.

— Может, все это быть случайностью?

— Точно нет. Уж слишком четко каждую из групп вели в нужные точки, а по пути оказалось все необходимое для поджога. Ну и когда мои люди попытались их остановить, не было никаких сомнений, сразу открыли огонь.

Мы вздохнули почти одновременно.

В чем главное паскудство ситуации? Даже не в том, что из-за толпы идиотов погибли десятки, а могли бы и тысячи хороших солдат. Солдаты и так всегда гибнут за чужую глупость. И не в том, что кто-то готов верить в красивые речи уверенно выглядящего старого товарища. Тоже обычное дело. Молодые предпочитают верить эмоциям, не фактам. А паскудно тут то, что потом приходят родители погибших…

Забирают своих мертвых сыновей. Хорошие люди, которые попали под каток вечного конфликта отцов и детей. Кто-то из них плакал, кто-то ругался, кто-то молча отводил взгляд, вот только ничего уже было не изменить… Я раньше часто говорил, что эта война — гражданская. Вот только раньше она была войной сторон света, может быть, немного классовой, но теперь Макартур, ни мгновения не сомневаясь, превратил ее еще и в войну семей.

Понимал ли он, понимали ли в Вашингтоне, к чему это может привести? Чего это будет стоить всей Америке?

— А что в Калифорнии? Есть оттуда новости? — Огинский сменил тему и бросил взгляд на стол, где лежали несколько стопок карт и других документов. Да, днем у меня была политика, а вот по вечерам я отслеживал ситуацию на всех фронтах и вносил корректировки в нашу общую стратегию. К счастью, пока все шло относительно по плану.

— Першинг продолжает подтягивать резервы к Солт-Лейк-Сити.

— Дальше не идет?

— Нет, создает угрозу сразу… — я кивнул на карту, где были отмечены ведущие от столицы Юты две дороги. Одна на Сан-Франциско, другая на Лос-Анджелес. — Как будто не очевидно, что атаковать они будут по обоим направлениям.

— Они бы, конечно, хотели, чтобы по трем, — хмыкнул Огинский, намекая на Макартура.

Вот только… Кто еще придет на пятый день с востока?