Японская война 1905. Книга восьмая

Глава 5

Эрих фон Людендорф и капитан Кригер неспешно прогуливались от офицерских квартир к полигону, рядом с которыми разместились приехавшие с ними 7-й и 8-й Восточно-прусские полки. И странное дело: сам Эрих видел в пруссаках хороших ребят, на юге Германии над самим этим словом пытались посмеиваться, а где-то в Париже или Лондоне пруссак был символом и знаменем германской армии. Возможно, поэтому ему и дали с собой именно эти полки?

Мимо прогрохотал очередной железнодорожный состав, развозящий людей и грузы по русской Калифорнии. Кригер проводил его взглядом, а потом не выдержал и выдал:

— Ненавижу русских!

Эрих вздохнул. Сам он не любил говорить не по делу, и вечно болтающий Веселый Вальтер неплохо дополнял его в общении с другими. И с солдатами, и с местными, но, конечно, его пессимистичный тон, на который тот порой сбивался, мог привести к проблемам.

— Не стоит об этом болтать, — попробовал успокоить товарища Эрих.

— Вот! — встрепенулся тот. — Именно так все и делают, когда речь заходит о русских амбициях. Делают вид, что не замечают их, что их просто не существует, но… Они переплыли через океан, захватили целый американский штат и разбили пусть и наспех собранную, но все же целую американскую армию! Мы пару рот подвинем — по всей Европе сразу волна идет, а тут такое творится — и никакой реакции. Это ненормально!

— Ну, почему никакой? — задумался Людендорф. — Американские газеты осуждают русских, британцы описывают их не иначе, как кровожадных демонов, французы помалкивают как союзники, но даже у них нет-нет да и мелькнет сожаление с рассуждениями, что подобное варварское нападение не достойно 20 века.

— Ты еще наши газеты вспомни! — фыркнул Кригер. — Сунут в начале статьи «я осуждаю», а потом так расписывают русские успехи, что даже странно становится, почему со страниц елей не течет. Знаешь, что мне это напоминает? Бюргера, чья собака напала на соседа, а он бегает кругами и так радостно кричит «не надо, не надо», но псина-то по тону и радостной улыбке прекрасно читает между строк «молодец» и «хороший мальчик», «продолжай, не останавливайся».

— В целом ты прав, — пожал плечами Эрих. — Всех все устраивает. Британцы вон уже отжали у Вашингтона острова в Тихом океане. Французы потирают руки, рассчитывая, что к тем, кто формально с Россией и Сацумой не общается, товары пойдут через порты Индокитая. Неплохие деньги без всяких затрат. Да и мы тут не просто так оказались.

— Я понимаю, что такое интересы страны, и буду молчать, — вздохнул Кригер, — но… Все равно терпеть их не могу.

— Но почему?

— Мой дед погиб при Вайсенбурге, а отец при Шпихерне лишился ноги. В итоге мать осталась на несколько месяцев без денег, заболела и умерла.

— Но это же была война с французами! И мы победили.

— Война, которую поддержали русские, а потом сами не стали ничего делать и только тихо пересмотрели итоги Парижского мира. Может, про них и говорят, что они варвары… Но заставить нас сделать за них всю грязную работу это им не помешало.

— Если так смотреть на историю, то тот же Парижский мир они были вынуждены подписать, потому что мы в свою очередь не поддержали их в Крымской, — Людендорф пожал плечами.

Он не видел смысла держать обиды за прошлое. Да, история могла дать интересные уроки, да, ее нельзя было забывать, но судьба мира всегда ковалась и будет коваться только в настоящем.

— Полковник! — на полигоне Людендорфа и Кригера встретил восторженный голос лейтенанта Мюллера.

Совсем молодой парень, порой он забывал о субординации, и Эрих уже привычно ставил его на место, но сегодня… У Мюллера на самом деле был повод: им привезли броневики. Если честно, у Людендорфа были сомнения, что русские оценят два германских полка и начнут серьезно их учить. Однако Макаров пообещал, и вот к ним приехала первая рота настоящих бронированных «Громобоев». И как же эти истинные посланцы смерти отличались от того, что Эрих видел на показе в Санкт-Петербурге еще даже меньше года назад.

Рука невольно коснулась свежей брони, только на днях выкрашенной в оливковый и коричневый. Красиво, смертоносно — и их будут учить ездить на этих машинах. Нет, Эрих никак не мог согласиться с Кригером в его ненависти: нельзя так относиться к тем, кто дарит тебе целый мир.

— И все-таки американский «Олд Боб» посильнее будет, — Кригер нашел, что сказать, припомнив огромное творение «Олд Моторс», фотографии которого Вашингтон раскидал по всем газетам, до которых сумел дотянуться. — Там и броня, и пушки, и моторы. Даже не понимаю, имеют ли смысл все эти маленькие машинки после появления настоящего броневика. Наверно, это как сравнивать легкий крейсер и дредноут, что сейчас строят англичане.

— А мне кажется, — Людендорф покачал головой, — что Макаров в свое время провернул самую настоящую аферу, заставив весь мир поверить, будто броневики — это машины прорыва обороны. И да, он один раз сделал это на Квантуне, но почему-то все забывают, что было дальше, что на самом деле принесло русским победу.

— И что? — с интересом спросил Мюллер, который в отличие от Кригера тоже горел русской техникой.

— Прорывают фронт артиллерия и пехота, а задача броневиков — зайти в этот прорыв и рвануть вперед, отрезая тылы. «Громобои» — это не пушки на колесах, как «Олд Бобы», это на самом деле машины нового поколения.

— И что они будут делать против пушек на колесах? — усмехнулся Кригер.

— Будут использовать рельеф, связь, бронебойные снаряды, а скорее всего, просто оставят их своей артиллерии, — Людендорф представил, как будет сражаться с американцами, и у него на губах невольно появилась улыбка.

Кригер с Мюллером даже переглянулись, они никогда не видели своего полковника… Улыбающимся!

— А главное, — продолжал Эрих, — русские броневики сильны еще и тем, что они часть системы. Они умеют работать со своей пехотой, артиллерией, разведкой. Более того, система выстроена и в тылу. Вы знали, что во время бойни у Рино армия Макарова потеряла почти 50 броневиков? Часть, когда останавливала вражеские, часть — просто из-за перегревов и сбоев. И знаете что? Всего через неделю они все вернулись в строй. Русские умеют не только использовать броневики, не только строить, но и ремонтировать. Вон, видите, вместе с ротой боевых машин к нам прибыли и две ремонтных вместе с целым складом запасных частей и моторов. Все это система, и это… Невероятно!

Кригер хотел было напомнить, что им собрали броневики в счет тех моторов, что они сами привезли из Германии, но это было так мелко, что он решил промолчать. Еще рано… Но придет время, и остальные тоже поймут. В том, что русские не отнесутся к ним по-честному, а в итоге попробуют использовать как самое обычное боевое мясо, он не сомневался.

— Кстати, тут еще письмо от Макарова, — встрепенулся Мюллер. — Обещает довести количество машин до сотни к концу месяца, и к вечеру приедут инструкторы: будут учить нас сражаться по-русски.

Людендорф улыбнулся, Кригер поморщился.

— Что-то есть по боевым задачам? — Эрих сам взял письмо и перечитал еще раз.

Прямо ничего не было сказано, но им приказывали сделать акцент на отработке боевых действий в предгорьях и в отрыве от баз снабжения. И Людендорф умел читать между строк: предгорья — это восток Калифорнии. В отрыве от баз — значит, не Рино, а одна из веток рядом с Лос-Анджелесом. Либо в сторону Лас-Вегаса и Юты, либо Финикса и Аризоны. В любом случае повоевать они смогут.

Эрих на мгновение прикрыл глаза. Война — это смерти, причем смерти его солдат, немцев, и он вполне мог бы попросить оставить их в тылу, но… Пусть он потеряет половину, пусть даже этой зимой тут погибнет большая часть приданных ему полков, но тот опыт, что они получат на реальной войне — именно он нужен его родине. Нужен Германии. И для этого он не остановится ни перед чем.

Сегодня вечером я дома. Легкое время, почти отдых.

Дочитал планы постройки элеваторов для зерна в районе Лос-Анджелеса. Иронично — думали, что могут быть проблемы с едой, а в итоге у нас проблемы только с тем, как ее хранить. Даже с учетом того, что идет непрерывный процесс перетекания людей из деревни в города или армию, зерна выходит столько, что приходится думать о его продаже. И пусть в этом году это еще не критично, но в следующем… Если все лишнее зерно вывалят на наши внутренние рынки, половина фермеров разорится из-за падения цен, а найдем покупателей — все еще и заработают.

К счастью, варианты есть, и часть из них еще можно совместить с другими задачами.

Я включил еще пару ламп, чтобы не портить зрение, и заново перечитал телеграмму от начальника Австрийского Генштаба Херценфорда. При поддержке некоего Эренталя он предлагал нашим заводам поучаствовать в перевооружении австрийской армии, и на первый взгляд это выглядело полной глупостью. Россия — один из главных противников Австро-Венгрии, я — русский, какой мне смысл им помогать? С другой стороны, буквально месяц назад Балканы уже чуть не вспыхнули, и это могло в любой момент повториться.

А если мы согласуем с Веной контракт? Желательно длительный, года на два или даже на пять. Тогда, вроде бы получая от нас самую современную технику, Вена окажется привязана к этим срокам. Срокам, раньше которых ей не будет смысла начинать новые заварушки, а нам только и останется, что развиваться еще быстрее. Что на самом деле не так уж и сложно. К лету следующего года дела в Америке так или иначе — вот же привязалась фраза — будут решены. И тогда можно перебросить моих добровольцев в новую горячую точку.

— Немцы в этом плане оказались умнее, — задумался я вслух. — Они захотели не удочку, а научиться ловить рыбу. Вот только еще посмотрим, принесут ли эти рыбаки кайзеру ту удачу и пользу, на которую он рассчитывает…

На стене висела карта мира, глядя на которую я часто по вечерам думал о том шатком равновесии, в котором застыла наша планета. География, политика, экономика — можно ли все это свести воедино, чтобы никто не считал себя проигравшим? И у меня ответа не было… Что сейчас, что в мое время власть и деньги были игрой с нулевой суммой. Конечной, которой никогда не может хватить на всех сразу, а значит, всегда будут те, кто наверху, и те, кто внизу. По крайней мере, пока кто-то не сможет изменить сами правила.

Тряхнув головой, я вернулся к черновику ответа австрийцам. Договор на пять лет, поставки «Громобоев», начиная с марта… Мы к этому моменту точно разберемся с детскими болячками, а старые машины как раз можно будет подготовить к отправке. В состоянии «как новые» — спасибо за идею маркетологам из 21 века. Что характерно: австрийцам эти сроки тоже должны понравиться. Да, не сразу, зато они начнут платить только тогда, когда мы уже докажем, что способны защитить свое право и возможность пользоваться Тихим океаном.

Мелькнула мысль: ничего ли я не упускаю?.. Вроде нет. И я добавил к технике новые условия. Допуск на европейский рынок нашего зерна. Цену можно поставить по грани окупаемости, но… Даже если мы так сольем целую треть урожая, за остальные две трети получим полную цену. Возможные противоречия с поставщиками из России? Будут. Но вот там как раз возвращение части зерна на внутренний рынок будет совсем не лишним.

Дальше? Кварц! Я добавил в свое предложение открытие завода по производству пластин для новых приемников и передатчиков. С учетом Южного Тироля, Восточных Альп и, конечно, Богемии — кварц в Австро-Венгрии точно есть. С нас технологии, с Вены ресурсы, люди и золото. Как итог мы получим еще немного денег, еще немного тех, кому не хочется войны, а что касается технологий… Учитывая, что уже скоро должны появиться первые лампы, и вся электроника разом свернет совсем в другую сторону, лишние траты на эволюционный тупик у потенциального врага могут только радовать.

Вот когда Британия на полную кубышку вложилась в копирование наших передатчиков и приемников, я был очень рад. Опыт сражения против врагов со связью нам тоже был необходим!.. Резкий стук в дверь оборвал мои мысли. И кто это мог быть? Учитывая, что охрана пропустила, кто-то из штаба. Или союзники. Им я тоже разрешил заходить в любое время. Я подошел к двери, открыл. С той стороны стояли лучащаяся недовольством Татьяна и улыбающаяся Казуэ. Хотя нет, японка просто держала лицо и тоже была на что-то зла.

— Проходите, — а что еще скажешь в такой ситуации?

— Я долго искала причины, почему вы отказались от титула князя Сан-Франциско, не захотели стать постоянной, а не временной частью Конфедерации, — Казуэ, не обращая внимания на странность момента, начала говорить сразу по пути к кухне. — Тогда я решила, что вы просто не видите у нас будущего. Это было обидно, но вы сражались за нас, и я могла вам простить даже такие мысли. Но потом вы рассказали про Мексику, рассказали, как видите судьбу нашего союза на годы вперед… И вот теперь я просто отказываюсь понимать! Почему вам достаточно обычного графского титула, почему вы так держитесь за то место, где родились, хотя все, что вы сделали, делаете и будете делать, превращает вас в фигуру мирового масштаба? А даже если вы и столь ярый патриот, то разве не понимаете, что даже такие успехи будут еще и успехами России?

Девушка закончила одновременно с наполнением чашки и одним залпом вылила себе в горло настоявшийся с утра холодный чай. Наверно, вышло крепко, и Казуэ закашлялась. И тогда заговорила Татьяна.

— Госпожа Такамори рассказала мне все то же самое около часа назад, — в голосе княжны все сильнее и резче проскальзывали нотки непонимания и раздражения. — Почему вы отказались?

Двойной фланговый обход и окружение…

— Не ожидал, — ответил я.

— Не ожидали и поэтому отказались? — Татьяна не поверила.

— Не ожидал, что для вас двоих это так важно.

— Есть вещи, где статус и титул значат больше, чем деньги и армия, — вставила Казуэ.

— Например, вероятность успеха твоих будущих дел, — Татьяна смотрела мне прямо в глаза. — Или судьба твоих будущих детей.

Прорыв линии обороны и выход в тыл. Я вздрогнул.

— Ты хочешь сказать?.. — я ухватил девушку за руку.

— Это просто пример, — Татьяна не отвела взгляда, но самый краешек лица, прямо под ушами, немного покраснел. — Мужчины об этом почему-то никогда не думают, но… Сын или дочь героя — это не столько опора, сколько клеймо. Клеймо ожиданий, которые смогут превзойти лишь жалкие единицы. А титул — это возможность стать счастливым, даже оставшись обычным человеком.

— Поэтому Наполеон решил стать императором? Не для себя…

Обманный маневр.

— Уверена, что не только для себя, но и для детей.

— И его дети стали заложниками политических игр после его смерти, — продолжил я. — Дети, внуки стали заложниками не только ожиданий, но и короны. А чем все кончилось?

— Последнего Бонапарта приютили в Англии и дали лучшее образование из возможного. Он был богат, о его обществе мечтала половина высшего света, невесты выстраивались в очередь…

— Именно что последний. И когда он стал не нужен Англии, то очень быстро и очень вовремя умер в Африке. Возможно, действительно случайно, но… Больше Бонапартов в мире нет.

— Вы путаете семью и род, — снова вмешалась Казуэ.

Мой обход встретили и дали бой.

— И в чем разница?

— Фамилия и кровь — это ценность, сокровище, которое, как золото, вечно будет манить самых подлых людей. Но род, люди вокруг тебя — это еще и сила. Нельзя рассматривать их друг без друга! Это как династия Ямато без Японии, Романовы без России. Да, сами по себе они будут слабы. Но это означает только то, что на некоторых дорогах нельзя останавливаться. Нельзя проигрывать.

— А ты, Слава, не остановишься и не проиграешь, — Татьяна скользнула пальцами по моей щеке.

У меня было очень много вопросов. Как они так подготовились к этому разговору? Как собрались вместе? Почему, черт побери, ни одну из этой парочки ничего не смущает? Но в то же время они были правы! Я испугался того, на что замахнулся… Придумал оправдание с землетрясением, убедил себя, что все равно следующим летом надо будет возвращаться в Европу, дал зажать себя в угол, поверив, что враг остановится, просто устав.

Но разве именно этот подход приносил мне победы в Маньчжурии и Корее?.. Во всем этом мире, с тех пор как я очнулся в приемной Штакельберга в марте прошлого года?

— Спасибо, — я обнял Татьяну.

— Спасибо, — я обнял Казуэ.

— И что дальше? — на лице японки на мгновение появились еле заметные ямочки.

— Собери на завтра городской совет, — я начал просчитывать детали новой конфигурации. — И Буденного.

Глаза Татьяны расширились: после разговоров про Наполеона она явно вспомнила, как тот организовал свои выборы под дулами пушек. Но у меня, к счастью, есть и другие аргументы.

— Они не отдадут власть так просто, — а вот Казуэ, наоборот, лишь кровожадно прищурилась. — Может, мне привезти еще пару японских рот? Поверьте, они не будут сомневаться, если я отдам приказ.

И снова интересное единодушие: Татьяна, которая еще мгновение назад ужасалась возможной крови на совете, теперь лишь благодарно кивнула японке. Может, тот вопрос про детей — все-таки не случайность? Или я за эти месяцы так и не смог до конца узнать одну скромную княжну?

— Не надо, — я покачал головой. — Для совета хватит меня и моих аргументов. А для Семена и пары верных японских частей у меня будет другое задание. Завтра утром — совет, днем — буду ждать вас…

— И меня? — уточнила Татьяна.

— Раз уж мы вместе решили идти до конца — конечно. Если я буду брать на себя целый город, то и тебе уже пора выходить за рамки одного госпиталя.

Разговор затих так же резко, как и начался. Девушки еще раз обняли меня на прощание… Обе! А потом тихо скрылись за дверью, оставив меня одного в окружении только мыслей и бумаг. Вот тебе и организовал себе тихий вечер.