Японская война 1905. Книга восьмая

Глава 1

Городской округ Рино, 20 километров от бывшей границы Калифорнии. Октябрь 1905 года

Дорога в Рино с востока заходила в город через долину Траки-Медоуз. Медоуз — это фамилия, а Траки — река, вдоль которой сейчас и подбиралась к границе Новой Конфедерации где-то половина американской армии. Другая шла севернее вдоль железной дороги Централ Пасифик. И обе эти колонны должны были встретиться в центре Рино, где в свою очередь расположились русские и японские полки, уже две недели ожидающие подхода генерала Шафтера.

Вернее, в самом городе располагались только тыловые части и обозы, сами же войска распределились по высотам на юге и севере долины, с которых открывался прямо-таки шикарный обзор. На юге, где я выбрал место для штаба, в районе вершины Па-Рах, нашлись еще и горячие источники. Японцы с первых же дней установили жесткое расписание по их посещению, правда, потом, когда наши распробовали, воякам Иноуэ пришлось подвинуться. Горячая вода, пузырьки, даже несмотря на легкий серный запах, приятно скрашивали военные будни.

А еще постоянные испарения неплохо скрывали наши позиции от любых наблюдателей американцев. Лично я бы в лоб на такие позиции точно не полез, а вот наши гости, похоже, уж слишком верили в количество своих пушек и в храбрость простых солдат. Почти как японцы год назад: положились на лучший и самый современный опыт войн 19 века, который в веке 20-м выглядел просто…

— Смешно, — Лосьев не удержался и поцокал, глядя, как американские колонны только в десяти километрах от нас начинают разбиваться на более мелкие отряды. Причем более мелкие в их случае — это не пятерки, как у нас, а полноценные роты на все две сотни человек. — Неужели они не понимают, что мы уже можем их накрыть? Даже не поротно, а целые полки заставили бы кровью умыться.

— Испанцы же на Кубе не накрыли, — выступил в защиту американцев Брюммер. Несмотря на важную роль артиллерии в будущем сражении, я предпочел оставить его при штабе. На месте и так справятся, а сам Ганс Генрих пусть снова вспоминает, как командовать не отдельными батареями, а артиллерийскими дивизионами, в которые мы собрали все наши орудия.

— Испанцы проигрывали в дальности, не сумели собрать свои пушки в кулак, потеряли большую часть орудий в бесполезных перестрелках, — напомнил Лосьев.

— Да уж, мы такими глупостями точно заниматься не будем, — кивнул Брюммер и бросил на меня быстрый взгляд.

— Пока огонь не открывать, — я покачал головой.

Наша цель сейчас — не попить американцам крови, даже не заставить их отступить. А то этот обмен укусами мог бы продолжаться месяцами, а мне нужно время и люди, чтобы закрепиться на взятых территориях. Поэтому я привел сюда большую часть наших сил, чтобы показательно, быстро и без лишних потерь разбить тех, кого притащил с собой Шафтер. И для этого нужно было дать им подтянуться как можно ближе к нашим позициям.

— А они открыли… — прокомментировал первый грохот орудий Брюммер и улыбнулся.

Да, американцы подтянули свои орудия сначала на севере, рядом с железной дорогой, потом уже на нашем фланге и принялись закидывать снарядами первые линии наших полевых позиций. Естественно, там сейчас пусто — для этого боя люди на передовой нам просто не понадобятся. А пушки под красно-бело-синими флагами тем временем продолжали грохотать, перекапывая пустые укрепления. Все больше и больше, по мере того как американские тылы подбирались все ближе, подвозя новые орудия и припасы.

— Ждем? — спросил Брюммер еще раз в обед.

— Ждем.

— Ждем? — повторил он уже под вечер.

— Ждем, — снова ответил я.

По предварительным подсчетам, за этот день наши враги выпустили около 20 тысяч снарядов. Стреляли из всего, что могло стрелять, и так быстро, как только могли себе позволить. Учитывая, что контрбатарейной борьбы мы не вели, расход шел очень и очень бодро, даже с учетом того, что часть орудий, прибывших самыми последними, в итоге могли сделать всего по паре выстрелов.

— Кто первым подсчитает, сколько денег американцы угрохали на этот фейерверк, получит возможность выбрать чай на сегодняшний вечер, — предложил я.

Вообще, расслабляться на войне дело не очень хорошее. Но мы же все равно будем подбивать итоги дня, все равно будет уже привычный по Маньчжурии самовар с чаем. Так почему бы не добавить немного живости, а то зажатые и перенервничавшие офицеры — это другая сторона той же самой медали «За грядущие проблемы». Во всем нужно держать баланс…

— Две трети выстрелов из 3-дюймовок, — тут же затараторил Огинский.

— Треть из тяжелых пушек, — Брюммер. — Шесть, восемь и даже двенадцать дюймов.

— Для первых снаряды до нашего вторжения шли по 2–4 доллара, сейчас уже по 6, — прикинул Лосьев.

— Считаем по ценам, которые им придется потратить для восполнения, — подсказал я.

— Тяжелые снаряды в среднем шли по 10–15 долларов.

— Сейчас по двадцать два!

— Двести тридцать две тысячи долларов! — первым правильный ответ выпалил Чернов, который не тратил время на разговоры, а сразу же принялся черкать расчеты на лежащем перед ним черновике последнего доклада.

— А в рублях это сколько? — заинтересовался Брюммер. — Какой сейчас курс?

— И рубль, и доллар привязаны к золоту, — ответил я сам. — Рубль — 0,77 грамма, доллар — 1,5 грамма. Так что в среднем всегда можно считать, что 2 рубля — это доллар, по крайней мере пока кое-кто не решит отказаться от золотого стандарта.

— Значит, сегодня американцы потратили почти полмиллиона рублей? — присвистнул Брюммер. — И это не считая затрат на дорогу, обмундирование, питание, жалованье, в конце концов.

— Ага, а еще обычных пуль и выбывших пушек, — добавил Огинский. — Четыре — это только те, что громко взорвались. А сколько еще тихо приказали долго жить? Ганс, вы вот сколько раз регламенты переписывали — когда и каким образом нужно обслуживать пушки с учетом нового темпа использования?

— Да после каждого боя и переписывали почти, — пожал плечами Брюммер, потом попытался вспомнить, что у них было в самом начале, и невольно присвистнул. — Знаете, а мне кажется, что всего четыре взрыва — это американцы еще легко отделались.

С той стороны, видимо, тоже умели считать и делать какие-то выводы, поэтому на следующее утро приняли самое простое и самое неправильное — для них — решение. Принялись меньше стрелять и отправили вперед пехоту. Уже в районе семи утра первые роты в новенькой зелено-оливковой форме двинулись вперед. Сначала шагом, потом перебежками они начали накапливать силы примерно в двух километрах от первой линии наших укреплений.

— И мы когда-то так же воевали? — тихо спросил Лосьев, наблюдая за происходящим с новой наблюдательной позиции. Нас никто не заметил вчера, но штабу не положено стоять на одном месте. Точно не так близко к врагу, насколько бы сильнее его ты себя ни считал.

— Тоже, — кивнул я. — И мы, и японцы. Видел это на Ялу, под Дашичао и даже у Ляояна. Сначала 2 километра, потом артиллерийская поддержка, новый рывок, накопление сил уже совсем рядом с врагом — обычно на двухстах метрах. А потом — в ближний бой.

— Неужели, — Лосьев сглотнул, — даже на пулеметы, на мины, на колючую проволоку? Если артиллерию еще можно подавить, но вот с ними никогда не угадаешь.

— К счастью, пулеметов тогда было еще мало. Мины тоже почти не использовали. Проволока и вовсе была без колючек, и ее если вешали, то буквально пару сотен метров. Так что смысл в таких рывках на самом деле был. Можно было добежать, можно было сломить врага…

— Можно… было! — повторил за мной Лосьев.

В этот самый момент пушки замолчали, и в резко ударившей по ушам тишине раздались крики суровых американских сержантов.

— Чардж! Чардж! Чардж!

Да, время более привычного и простого «Ху-а!» еще не пришло, так что солдат гнали долгим и гораздо менее бодрящим «в атаку». Тем не менее, тысячи пехотинцев по всей линии фронта от железной дороги до берегов Траки вскочили на ноги и бросились вперед. На юге в обход наших позиций была также отправлена кавалерия — вышло почти синхронно, и в теории могло бы оказаться даже опасно, не будь мы готовы.

— Сейчас… — тихо сказал Лосьев, и первый американский солдат рухнул на землю, наступив на закопанную у него на пути мину.

Еще человек пять, посеченные осколками, покатились рядом с ним. А потом все новые и новые взрывы начали распространяться во все стороны, как по цепочке. Наши же позиции продолжали молчать. Не стреляли винтовки, не била артиллерия — издалека над Рино было видно только несколько аэростатов. И тишина.

Интересно, что сейчас творится в американской армии?

Бригадный генерал Уильям Руфус Шафтер задумчиво кусал губу. У него с самого начала были вопросы, почему президент Рузвельт доверил задачу освободить Сан-Франциско именно ему. Тому, кого он всегда называл храбрым, но немного неуклюжим командиром. И вот новости из столицы расставили все по своим местам.

Настоящий любимчик президента капитан Джон Джозеф Першинг получил генерала, перепрыгнув через три звания и восемь сотен претендентов, что стояли выше него в очереди. Также в столицу прибыл Дуглас Макартур, сын генерала Артура Макартура, вхожего в Белый дом, и этот юный вундеркинд, по слухам, был одним из наблюдателей на войне русских с японцами. Тех самых, что сейчас захватили у Северо-Американских Штатов почти всю Калифорнию.

Очевидно, президент Рузвельт начал подготовку новой армии, заранее списав его, Шафтера, в утиль. И до недавнего времени Уильям совершенно не понимал почему. Да, русские были быстры, но это их преимущество легко перекрывалось крепкими гарнизонами в тылах и плотными порядками впереди. Были опасения, что чужаки станут бегать от боя, но нет… Прямо на границе Сьерра-Невады они приготовились давать бой и, по слухам от честных американцев, что не забыли о своих корнях, подогнали для этого совершенно все свои силы.

Оставалось их просто разбить, но… Этот бой пошел совершенно не так, как он ожидал. Совершенно не так, как должны идти сражения с любым, даже самым сильным и умным врагом!

— Почему они не отвечают? — еще в первый день спросил Шафтер у полковника Рафферти.

Это оказался очень ловкий молодой человек сорока лет, который сумел ускользнуть от идущих на Лос-Анджелес японских броневиков и вывел навстречу основным американским силам почти 800 всадников. Их знание местности, а главное, понимание того, на что способны русские и японцы, уже очень помогли Шафтеру.

— Я слышал, — задумался Рафферти, — что генерал Макаров часто использовал такой прием в русской Маньчжурии, когда у него было меньше пушек, чем у врага. Начни он артиллерийскую дуэль, и их бы просто выбили. А так он ждал до последнего, пока враг подойдет поближе, и потом бил по пехоте почти в упор! Да, после такого его артиллерию все равно уничтожали, но и потери он успевал нанести. Причем серьезные.

Шафтер кивнул. Он тоже слышал о подобной хитрости, но пока ничего не мог с ней поделать. Не отказываться же от штурма — ведь что еще могло принести победу в сражении? Только он, и поэтому единственное, что оставалось генералу — это молиться и как можно ближе подтягивать свои пушки, чтобы, когда русские покажут себя, накрыть их в самые первые мгновения.

— Ничего, наши американские артиллеристы — самые лучшие, — улыбнулся Шафтер. — Думаю, больше тридцати-сорока секунд у русских не будет, а потери… На войне не бывает без крови.

Несмотря на слова, он все же не терял надежды спровоцировать врага на ответ, на какие-то маневры, которыми генерал Макаров так славился по ту сторону Тихого океана, но нет… Весь первый день русские молчали, а на второй уже ему пришлось менять тактику. Из-за спешки, из-за того, что большая часть составов везла в армию солдат и продукты, снарядов было не так много. Вернее, даже мало, учитывая, с какой прожорливостью больше тысячи орудий могли уничтожать их каждую минуту. А уж сколько бы это могло стоить в долларах — Шафтер старался не думать.

С самого утра второго дня штурма Рино американская армия пошла в атаку. И снова враг не стал отвечать. Ни одного выстрела, когда они вышли на дистанцию в два километра, ни единого, когда скопились прямо перед их позициями. Весь опыт и здравый смысл кричали, что это ловушка и что сейчас правильнее будет отступить. Но генерал просто не мог себе это позволить. Они пришли сюда освободить свою страну, показать силу американского оружия. Отойдут хоть на шаг, и это будет не лучше поражения. Да и репутации после такого точно придет конец.

— Вперед, — приказал Уильям Шафтер.

Несколько минут ушло, чтобы приказ по цепочке добрался до артиллерийских позиций. Пушки замолчали, и проинструктированные солдаты сразу же вскочили на ноги и рванули вперед. Уильям сжал кулаки, ожидая того самого кинжального огня, но русские батареи и пулеметы все еще молчали. Не было и тех неприятных гранат, на которые тоже жаловались редкие беглецы из Сан-Франциско… Вместо этого вспучилась и полетела во все стороны сама земля.

— Мины! — сжал зубы Рафферти.

— Сколько же они их тут закопали? — прикрыл глаза Шафтер.

Он успел немало повидать в этой жизни. Бои при Боллс-Блафе и Фэр-Оукс, три месяца плена у конфедератов, бесконечная война против летучих отрядов индейцев в Техасе, наконец, десант на Кубу. Он видел всякое, он думал, что привык ко всему, но… Тысячи мин, на которых гибли его парни. Тысячи мин, которые и не думали кончаться. Это было страшно.

— Словно зловещая лощина! — выдохнул Рафферти, а сам Шафтер подумал, что после такого боя одним безголовым призраком тут никак не обойдется.

Тем не менее, его отряды продолжали идти вперед. Лейтенанты и сержанты на передовой сориентировались и перенаправили потоки туда, где тела собратьев уже расчистили путь, но… Тут впервые за два дня заработала артиллерия русских. До этого считалось, что они уступают им по мощи залпа, но опыт Шафтера мгновенно подсказал, что со стороны Рино по ним начали стрелять не меньше тысячи стволов. Причем не по пехоте, которая завязла на минах и колючей проволоке, а по его собственным пушкам.

— Седьмая, восьмая, десятая батареи полностью уничтожены!

— Девятая и вторая уничтожены! — доклады летели один за другим.

Огонь русских пушек по разведанным за вчерашний день позициям был убийственно точен. Но откуда у них их так много? И таких мощных? В голову Шафтеру приходил только один ответ. Как для него самого сняли часть морских орудий, так же поступили и русские с японцами. Разграбили свой же флот, зная, что пока им на море просто некому угрожать. Да и корабли после взятия Сан-Франциско наверняка все равно встали на ремонт… Как же просто, как эффективно.

— Отходим! Общее отступление! — отдал приказ Шафтер.

Он знал, что эти слова всего после часа боя будут стоить ему карьеры, что за них будут смеяться над его детьми и даже внуками, но сейчас было важнее спасти хоть что-то от доверенной ему армии. Потому что пытаться давить или даже отвечать означало бы полное уничтожение. Нет, только отход, только сохранение солдат и хоть части орудий давал им шанс на выживание.

— Кавалерию, что пошла в обход Рино с юга, тоже назад? — лейтенант-связист замер, ожидая нового приказа.

— Нет… — Шафтер никогда раньше бы так не поступил, но пример устроенного Макаровым в какой-то мере вдохновлял. — Пусть продолжают. И отправьте им на помощь все наши броневики.

Их заманили на пустые позиции. Он же отвлечет врага на тех, кто и так не сможет принести пользу при отступлении. Причем, у них будет даже шанс вернуться, если он в свою очередь все сделает правильно и сохранит армию.

— Донесения из тыла, — прибежал новый посланник с телеграфа. — Русские обошли нас через Карсон-сити! Их видели в Остине и Эли, и они идут на север.

Шестеренки в голове Шафтера закрутились гораздо быстрее, чем обычно. Значит, их враг действовал еще хитрее. Не только заманивал, но и планировал отрезать от тылов… Нет! Через горы Невады крупный отряд не провести, а пара сотен или даже тысяч человек их не остановят, но… Если русские умны, то они вполне могли бы устроить ему дорогу Наполеона. Пройдя на север, они бы выжгли все припасы вдоль Централ Пасифик, а отступление в таких условиях просто добило бы его армию.

— Генерал! — голос Рафферти помог Шафтеру прийти в себя. — Что будем делать, генерал?

— Отступаем. Все, как и планировали, но… — Уильям на мгновение прикрыл глаза. — Кажется, через 100 километров возле Уиннемака была ветка железной дороги на север. В Айдахо.

— Ветка до шахт Бойсе еще не достроена. Целых 150 километров придется идти только пешком, — встрепенулся Рафферти.

— Всего 150 километров, и у нас будет нормальное снабжение, — решительно кивнул Шафтер. — Тем более что-то мне подсказывает, что большую часть крупной артиллерии нам уже подбили, а остальное мы сумеем дотащить и на своих плечах.

Генерал втянул пузо, чтобы выбраться из захвата кресельных ручек, и поднялся на ноги. Ему тоже пора было выдвигаться.

Сражение при Рино по факту завершилось к обеду второго дня. Пехота так и не вступила в бой, все решили саперы и артиллерия. Мы уничтожили больше полутысячи пушек, раненых и убитых насчитали 15 тысяч человек, и еще столько же взяли в плен, когда выдвинувшиеся броневики отсекли часть американской армии. Но вот другая ушла — отвлекли наше внимание, бросив вперед почти пятьсот броневиков. И пусть на открытой местности у тех не было ни шанса, но пятьсот броневиков — это пятьсот броневиков.

Пришлось отвлекаться, и Шафтер довольно грамотно откатился назад. Более того, он не попался и в ловушку, которую мы устроили ему, отправив в обход конницу Акиямы. Огинский нашел дорогу, которой раньше ходили дилижансы «Пони-экспресс», японцы взялись исполнить — и полковник Тамотсу Акияма, в свое время немало крови попивший нашему Мищенко, снова показал себя. Вывел почти тысячу кавалерии в американские тылы, разрушая и сжигая все станции Централ Пасифик между Рино и Солт-Лейк-Сити. Но американцы ушли севернее.

К счастью, без железной дороги под рукой они потеряли возможность оперативно угрожать нашим территориям, так что это было не критично, но… Обидно. Я-то рассчитывал решить вопрос до конца, а так почти тридцать тысяч нависли над нами с севера. А еще на востоке уже начали собирать новую армию, и что-то мне подсказывало, что теперь меньше чем парой сотен тысяч к нам не заглянут. Впрочем, другого никто и не ждал. Главное, мы отбились от первого натиска и выиграли себе минимум два месяца мира.

Теперь можно будет нормально освоиться, а там… Снова отобьемся. Враг думает, что каждый месяц становится сильнее, вот только и мы не стоим на месте. Главное, чтобы и в Маньчжурии, и на Балканах тоже все устояло, а там еще посмотрим, к чему все это приведет.