Японская война 1904. Книга пятая

Глава 9

На второй день перемирия мы подъехали к Порт-Артуру. Только если к позициям врага впереди остальных обычно шел я со 2-м Сибирским, то теперь это место бодро заняли первые лица Маньчжурии. На коне с гордо вскинутой головой сидел великий князь Сергей Александрович, за ним, чуть позади, держались Витте, Линевич, Алексеев и еще несколько десятков человек, с которыми мне лично так и не довелось познакомиться.

На каждом столько золотой вышивки, что хватило бы на броневик, на этом фоне потрепанные роты защитников Порт-Артура, которые встречали нас радостными криками, смотрелись бедными родственниками. К счастью, сами солдаты и матросы совершенно не обращали на это внимание и просто радовались тому, что их спасли, что осада снята…

— Корабли починят! Наконец-то сможем в море выйти! — кричал незнакомый мичман.

А у меня на губах играла невольная улыбка. Вот так вот и закаляется настоящая сталь…

— Что вы сказали? — спросил у меня Кондратенко, который отбился от общей толпы и присоединился ко мне.

— Да вот, пришла в голову идея для рассказа про защитников Порт-Артура, хочу попросить Джека написать. Не откажетесь поделиться с ним парой историй?

— С огромным удовольствием, — быстро закивал Кондратенко. — А может…

— Если вы сможете пригласить на этот разговор и несколько местных героев из нижних чинов, это будет еще лучше.

Встречающие нас солдаты услышали этот разговор, и слухи тут же полетели во все стороны. А тем временем навстречу великому князю так же пафосно и дорого выехал комендант Порт-Артура, Стессель. В этом времени он не сделал ничего особенного для защиты города, но и ошибок, как в моем, тоже не натворил… Тем не менее, слушать, как хвалят того, кто должен был сдать город, мне не хотелось, и я попросил Кондратенко вместо этого показать мне местные укрепления.

Роман Исидорович с радостью согласился. Мы взяли лошадей и проехали мимо всех фортов, с первого по седьмой. Было видно, как разрослась сеть укреплений вокруг каждого из них, и как в то же время японские гаубицы разнесли до основания даже бетонные стены и перекрытия. Какие-то форты пострадали больше, какие-то меньше, но следы сражений были везде. Причем не только на суше. Побитые остатки 1-й Тихоокеанской эскадры тоже привлекали внимание. Пять броненосцев, один крейсер, десяток миноносцев.

— Сильно корабли пострадали? — спросил я у Кондратенко, кивнув на бухту.

— Из 12-дюймовок выбито только 4 штуки, — тот сжал губы.

— Из скольки?

— Из 19.

— А артиллерия поменьше?

— Из 54 6-дюймовок осталось 43, но большая часть уже снята и отправлена на поддержку береговых укреплений.

— Значит, если вернуть все на место, у нас на море еще может получиться грозная сила?

— Говорят, из Петербурга уже отправили лучших инженеров, но я не знаю, получится ли обойтись без замены ходовых машин.

— Получится. А если добавить еще 7 броненосцев 2-й Тихоокеанской, то мы даже с побитыми кораблями станем главной силой в Азии, — мое настроение еще немного улучшилось.

Да, с одной стороны, как-то много «если» получается, но с другой, мы уже столько изменили. Мой взгляд остановился на трубах «Ретвизана» — например, он теперь точно никогда не станет частью Японского флота и не будет поддерживать высадку интервентов в 1918-м. Даже если все остальное пойдет прахом, если я больше совсем ничего не сделаю — уже только за этим простым изменением будут стоять тысячи спасенных жизней.

Потом мы поднялись еще выше и дошли до горы Высокой. Столько слышал про эту высоту 203 и вот теперь смог увидеть вживую, и что тут сказать. Это место было похоже на шахту. Или на муравьиную нору! Сама гора — скалистая, без единого дерева, только редкий, мелкий кустарник. А в ней сотни редутов и ходов, объединенных в единую сеть. Пулеметные гнезда против пехоты, артиллерийские позиции на самых разных уровнях, от подножия горы до ее вершины.

Мы как раз поднялись к самой макушке Высокой, когда Кондратенко чуть не вздрогнул, заметив медленно ползущий в сторону Порт-Артура эшелон.

— Привык, что с той стороны только японцы, — вздохнул он. — Кстати, Вячеслав Григорьевич, а вы не знаете, что это едет? Грузы для флота?

— К сожалению, флоту я пока ничем не смогу помочь.

— Вы так ответили… это ваш поезд?

— Мой, — я улыбнулся. — Но что там, я пока не скажу. Давайте лучше спустимся, и вы сами все увидите.

Кондратенко пару раз пытался меня разговорить, но я держался до самого вокзала, а потом генерал и сам все понял. Красные кресты на каждом вагоне оставляли слишком мало места для маневра.

— Это лекарства?

— Лучше. Это лекарства, доктора и лучший организатор по медицинской части во всем 2-м Сибирском.

За спиной раздался еле слышный шелест шагов, и я даже со всем своим чутьем смог уловить их лишь в самый последний момент.

— Я рада… — голос княжны коснулся моего уха, а сама девушка на мгновение оказалась так близко, что я ощутил запах ее губ. Но вот мгновение прошло, и Татьяна Гагарина с хитрой улыбкой уже стояла прямо перед нами. — Я рада, что вы так высоко цените мои заслуги, генерал.

— Ценю? Вы, наверно, не видели последние отчеты доктора Слащева. Ваши госпитали за счет скорости развертывания и организации работы дают трехкратный рост по количеству спасенных жизней. И как после такого вас не называть лучшей?

— Ну, местные доктора уже успели назвать меня выскочкой и сказали, что будут рады лекарствам, но вот лечением займутся сами. А! Еще и врачей моих пробовали переманить…

— И вы?

— Мы начали разворачивать госпиталь рядом с вокзалом. Тут удобнее всего будет сортировать раненых, а уж в том, что мне их привезут… — девушка улыбнулась. — Я буду рассчитывать на вас, Вячеслав Григорьевич, и на страшный армейский произвол, против которого наша медицина ничего не может поделать.

Кондратенко, который сначала слушал наш разговор с расширившимися глазами, не выдержал и фыркнул.

— С произволом можете рассчитывать на меня. Моих солдат я вам разрешу осматривать и лечить по вашему усмотрению. С Фоком будет сложнее, но… Думаю, мне есть что предложить Стесселю, и мы решим все вопросы на его уровне.

Я на мгновение замолчал. Прекрасно понимаю, что именно Кондратенко может предложить коменданту Порт-Артура — славу. Славу не только защитника города, но и вдохновителя устроенного генералом прорыва. Обидно…

— Вы уверены? — я внимательно посмотрел на Кондратенко.

— А вы уверены, что ваши госпитали спасают больше жизней, чем обычные?

— Уверен.

— И я тоже.

Мы несколько секунд бодались взглядами, а потом я просто не выдержал и крепко обнял Романа Исидоровича. Настоящий мужик и настоящий офицер — как бы странно два эти слова не звучали рядом друг с другом. Особенно в этом времени.

— Если будет желание, то переводитесь к нам во 2-й Сибирский, — предложил я.

— Думаете, у вас найдется место для еще одного генерала? — удивился Кондратенко.

— А думаете, после Квантуна и Дальнего мне не дадут повышение?

— Если война закончится, то, может, и не дадут…

— Тогда можете не сомневаться, — моя улыбка растянулась на пол-лица. — Уже скоро 2-й Сибирский будет расти дальше, и толковый генерал, с которым я могу найти общий язык — это просто подарок судьбы.

Кондратенко все-таки мне не поверил. Начатые царем переговоры, бегство японцев, освобожденный Порт-Артур и идущие к нам корабли Рожественского — ему казалось, что наша сила делает мир неизбежным. Поэтому он отправился смотреть, как доктор Павлов будет проводить операции на черепах еще недавно считавшихся безнадежными раненых, а я… Остался на вокзале. По регламенту поезд разгрузят за два часа, а там, по пути на север, он закинет меня обратно к Дальнему.

— Значит, еще не все? — княжна в отличие от генерала поверила мне сразу и на все сто.

— Одна Япония могла бы сдаться, но… Она не одна.

— Как все это… неправильно. Мы же люди, не звери, чтобы только и уметь, что рвать друг друга до крови ради лишнего куска мяса.

— Знаете, — мне почему-то захотелось рассказать это именно княжне. — Когда я уезжал из Дальнего, Мелехов и Огинский поспорили. Павел Анастасович считал, что мы должны добить японцев любой ценой, а вот Алексей Алексеевич… Ему казалось гораздо важнее то, что мы смогли проявить милосердие. Что солдаты почувствовали, что одним этим сильнее любого врага. Но стоит ли милосердие и другие душевные порывы жизней?

— Как врач… — вздохнула Татьяна, — я бы сказала, что не стоит. Но я не доктор, я человек. И, глядя, куда с каждым днем все быстрее и быстрее катится мир, я уверена, что одним оружием это не остановить. Какие бы смертоносные силы мы ни поставили себе на службу, войны не прекратятся сами по себе. Их можем остановить только мы сами, а для этого… Как раз и нужно милосердие.

— Я…

— Я вижу, что вы пока мне не верите, — рука девушки поднялась и остановилась на моей щеке. Такой простой жест, но у меня от него мурашки по всему телу побежали. — Это не страшно. Вы очень умный, Вячеслав Григорьевич, однажды вы обязательно поймете.

Рука Татьяны скользнула вниз, но я в последний момент перехватил ее. Не то, чтобы я был готов поверить в благородство, душу и все такое, но… В этот момент я впервые по-настоящему об этом задумался. Задумался, почему здесь и сейчас эти вопросы поднимаются, почему они еще важны и почему, похоронив под тоннами сарказма и цинизма, про них совсем забыли в мое время.

Лондон

На чайных столиках из красного дерева лежали последние номера «Таймс» и «Джейнс Файтин Шипс», в креслах из толстой кожи помимо лорда Чарльза Бересфорда сидели пять джентльменов и два гостя. Один, из Франции, что иронично, носил совсем не французскую фамилию, а другой, из Соединенных Штатов, и вовсе отзывался на свою с запозданием, что говорило о том, что ее придумали совсем недавно. Возможно, специально для этой встречи.

— Почему переговоры с Россией еще продолжаются? — спросил американец. — Разве вы не хотели оборвать их, как только японская армия окажется в безопасности?

— А вы не читали доклады от молодого Пейджа, которого приставили к армии Макарова?

— К армии Линевича.

— Я все же буду называть армию по имени того, кто приносит ей победы. Так вы читали?

— Его речь про великую войну, которой Лондон теперь пугает дам на вечерних чтениях?

— К черту детали. Разве вы не видите главного? Этот рассказ показывает, что военное видение России кардинально изменилось. Уроки Крымской и Турецких войн выучены и переосмыслены, они готовы не просто сдерживать удары, а бить сами. Подумайте: что бы сделали царские чиновники раньше, введи мы блокады каких-то товаров? Просто начали бы искать внутренние ресурсы, пытаться перетерпеть, считая, что нам тоже придется непросто. Наивная попытка выиграть на чужом поле боя, где мы можем писать те правила, которые нужны именно нам. А что было в том рассказе? Никакого сдерживания, удар на удар…

— Бредни одного генерала, Николай на такое не пойдет.

— Идеи даже одного генерала не могут взяться из воздуха. Так или иначе их формирует общество, а значит, у нас появилась очередная важная задача. Найти этот новый центр силы и по возможности уничтожить.

— То есть вы хотите завершить войну как есть? — не сдавался американец. — Не боитесь, что через пару лет, когда Россия обживется на новых территориях, она закроет их для всех остальных? Или даже не через пару… Придет эскадра Рожественского, и уже летом 1905-го все наши дела в Китае и Японии окажутся под ударом.

— Одни цели — вовсе не повод отказываться от остальных, — лорд Бересфорд пожал плечами. — Англия оценила новое оружие русской армии, и в ближайшие дни мы начнем свое производство так называемых броневиков. Отдельные площадки откроют «Виккерс», «Вулсли» и… — он бросил взгляд на француза и дождался его кивка. — Также мы рассчитываем на мощности «Шарон» и «Дьон-Бутон».

— И что вы будете выпускать?

— Улучшенную модель «Симмс», прототипы которой были освоены еще два года назад. Кто бы мог подумать, что мы не нашли этой идее применения, а русские превратили ее в главное орудие победы.

— А оружие и броня? — подал голос один из молчавших до этого джентльменов.

— За техническую часть отвечают Фредерик Симмс и Хайрем Максим. Они изучили итоги сражений при Ляодуне и Квантуне и считают, что пушки для броневика избыточны. Лишний вес, медленная стрельба. Пулемет калибра 7,62 на круговой платформе, броня 6 миллиметров, оптика от «Барр и Страуд» — в итоге мы получим машину, которая окажется в разы быстрее, точнее и дешевле русских. За три месяца мы сможем сделать около тысячи штук и к началу новой военной кампании поставить их в Японию.

— А что у вас? — молчаливый лорд посмотрел на американца. Тот думал было придержать детали, но не выдержал взгляда.

— Мы собрали команду, — начал тот. — За техническую часть отвечает Генри Лиланд, тот самый, который два года назад основал «Кадиллак мотор компани». За оружие — Элберт Холл, он, кстати, тоже склоняется к тому, что на броневик нужно ставить не пушку, а пулемет, и как раз дорабатывает для этого последнюю модель «Браунинга». В качестве базы можно использовать уже готовые моторы и корпуса от «Вайт модел Ди» и «Томас Флаер 22», останется только добавить броню. И тогда через три месяца мы смогли бы поставить Японии уже две тысячи машин.

— Итого три тысячи, — задумался Бересфорд. — Более чем достаточно, чтобы переломить ход войны, русским при всем желании столько не собрать.

— Если они не воспользуются помощью со стороны. Германия тоже запускает две линии. Легкие машины на базе Даймлера с броней всего 4 миллиметра, зато сразу с тремя пулеметами МГ-08, и тяжелые на базе «Эрхарт ЕВ-4», броней и вооружением для которых будет заниматься уже сам Крупп. Также еще зашевелились Австро-Венгрия, Италия, Испания — в общем, варианты есть…

— Неважно, — французский гость оборвал американца. — Если что, все лишние машины на рынке мы выкупим для себя. Нам они в любом случае пригодятся в Африке, а России пора напомнить ее место. А то они уж слишком увлеклись своей игрой и забыли о своих главных обязательствах.

Бересфорд улыбнулся про себя. Французы за долгие годы противостояния с Англией многому у нее научились, в том числе и умению вовремя ослабить того, кого в глаза будут называть другом и союзником. Появится возможность, они ударят и по ним, но сейчас… Именно Россия подставилась, показав слишком много силы, и надо было ставить ее на место.

Сорок восемь часов перемирия подошли к концу, но из Петербурга пришло сообщение, что война откладывается еще на неделю. Впрочем, сейчас все равно некому было сражаться. Наши основные силы были на Квантуне, японцы — в полном составе убрались на Корейский полуостров, оставив после себя только забитый телами город. И вот пришло время вернуть в Дальний русский флаг.

Я хотел было сразу отправиться в штаб, когда меня перехватили Огинский с великим князем Борисом и попросили лично доехать до брошенного порта. Судя по их лицам, там меня ждало что-то необычное, так что я не стал отказываться и перехватил поводья приведенного для меня коня. Незнакомый и довольно дикий, будет трясти. Зато по пути можно будет задать пару интересных вопросов.

— Ваше высочество, — кивнул я Борису и тут же продолжил. — А почему вы не уехали из Дальнего вместе с Юсуповым? Прикоснулись бы к славе снятия осады с Порт-Артура…

— Думаете, я остался, чтобы проследить за перемирием и чтобы ваши офицеры ничего не натворили? — Борис ответил вопросом на вопрос.

— Уверен, что нет. Вы успели меня узнать и понимаете, что ни они, ни я свое слово не нарушим. Так почему?

— Я… — Борис сглотнул. — Хотел убедиться, что был прав, когда убеждал вас выполнить приказ.

— Готовность нести ответственность за свои решения и поступки. Достойно, — я был удивлен.

Но тут удивился еще больше. Среди лежащих на берегу тел стоял молодой японец в черном мундире с золотыми пуговицами — значит, офицер. Геральдику на воротнике не разглядеть, а вот орден на груди — что-то очень важное и дорогое. Вот, значит, зачем сюда попросили заехать именно меня. Я поправил поводья и повернул коня в сторону японца.

— Спасибо, что не стали давить тех, кто еще жив, — японец опустился на одно колено, потом положил катану поперек вытянутых ладоней и склонил голову.

Он что, думал, что я мог бы приехать сюда на броневике?

— Что он хочет? — осторожно спросил Борис, который тоже оказался не в курсе происходящего.

— Вы давно не были на войне? — я невольно улыбнулся. — В 1812 году подобные сцены, только в исполнении французов, не были редкостью.

Я спрыгнул с коня, подошел к замершему японцу и взял его катану. Несколько секунд внимательно ее рассматривал, а потом протянул обратно.

— Я принимаю вашу сдачу в плен и, понимая, зачем вы это сделали, с искренним уважением возвращаю ее вам.

— И зачем я остался? — японец вскинул голову.

— Чтобы проследить, что мы не бросим ваших раненых, тех, кого еще можно спасти, — я пожал плечами. — Меня зовут Макаров Вячеслав Григорьевич, генерал-майор Русской императорской армии.

— Я — Катиширикава-но-мия Ёсихиса, член императорского дома Ямато, генерал армии Его Императорского Величества, — японец представился.

Большая шишка, вот только возиться теперь с ним… И ведь не отправишь такого куда-нибудь в тыл, еще обидится, и я получу скандал на ровном месте. Разве что… Я бросил взгляд на Бориса и улыбнулся: великий князь — это не только проблемный подчиненный, но еще и идеальный человек, чтобы сбросить на него такого пленника.

— Вячеслав Григорьевич? — Борис поежился. — Вы что-то задумали?

— Ничего подобного. Просто проследите за нашим гостем, оформите все положенные бумаги, потом можете показать ему лагерь, но… Обязательно загляните к Ванновскому, он приставит к вам человека и поможет организовать все так, чтобы принц не увидел ничего лишнего.

Я помахал растерянно переглянувшейся парочке и поехал обратно в город. На берегу все уже было решено, а у меня оставалась еще целая куча своих собственных дел… Пусть за двое суток перемирия мы и успели немного прийти в себя, разобраться с ранеными и поврежденной техникой, но другие-то задачи никуда не делись. Наладить поставки продовольствия, организовать ночевки, ротацию, потом разбор японских позиций, перепись взятой добычи. От выкопанных мин и снятой колючей проволоки до новой батареи гаубиц, которую просто забыли в одном из брошенных составов на железной дороге.

И, конечно, самое главное. Я каждый день искал людей, которые могли бы сделать 2-й Сибирский сильнее. Среди других частей, среди раненых, среди добровольцев. Офицеров, инженеров, даже ученых-теоретиков. Я не сомневался, что уже скоро враг попробует перехватить инициативу, но и мы не будем стоять на месте!