Японская война 1904. Книга пятая

Глава 2

Стою, смотрю на своих офицеров и неожиданно понимаю: а ведь они ждут прежде всего чуда. Нового плана, который, как и каждый раз до этого, позволит победить врага малой кровью, вот только…

— Как однажды написал весьма разумный немец Мольтке, иногда заканчивается время маневров, и две армии должны просто столкнуться друг с другом, — я обвел всех взглядом. — Сейчас у нас именно такая ситуация. То есть мы будем отвлекать внимание, мы будем маневрировать на тактическом уровне, но пробивать оборону японцев придется именно по фронту, и тут уже ничего не изменить.

Несколько мгновений осознания, а потом каждый из офицеров кивнул, принимая новую реальность, и мы все вместе принялись дорабатывать детали главного удара. Начали с того, что попроще: как будем подводить артиллерию для подавления вражеских батарей…

— Если вы, Вячеслав Григорьевич, хотите, чтобы мы уложились в два часа, — бил кулаком о стол Афанасьев, — то нам нужно работать не с 8 километров, а хотя бы с четырех, а лучше вообще с двух!

— Невозможно! — спорил с ним Мелехов, — На таком расстоянии никакие насыпи рельсы не прикроют. Разобьют сначала их, а как бронепоезда встанут, так и их накроют.

— Тогда скажу сразу, у японцев там вся линия обороны в укрепленных позициях, большая половина которых залита в бетон. Мне, чтобы одну батарею нормально накрыть с безопасной дистанции, час может потребоваться — полчаса, если повезет. А их десятки! Вячеслав Григорьевич, вы же не могли этого не учесть?

На меня уставились два возмущенных взгляда.

Стало неуютно, и мелькнула мысль: может, имело смысл сразу всем все рассказать? И тут же исчезла. Мы ведь сейчас не столько меня послушать собрались, сколько проверяем план на прочность. Мои идеи, доработанные штабистами, против практиков, которым их и воплощать в жизнь.

— Ганс Оттович, ваша очередь, — кивнул я Брюммеру, и тот вышел к карте, сразу же ткнув пальцем в одну из сопок прямо по центру поля боя.

— Сейчас эта высота находится в серой зоне, но в ночь перед атакой мы ее возьмем. Тахтаревка, которую будем стараться вести вхолостую все эти дни, завернет и выведет прямо за нее.

— Расстояние? — сразу все понял Афанасьев.

— Тысяча восемьсот сорок метров до первой линии обороны японцев, так что, даже если они подтащат ручные минометы, до вас не добьют. Только пехота или гаубицы. Одних остановят части Павла Анастасовича, ну а другие… Вам просто нужно будет уничтожить их первыми.

— То есть мы загоняем за сопку поезд с нашими гаубицами, — Афанасьев гладил бороду и думал, — раскладываемся и бьем. Мне понадобятся наводчики.

— Поддержка с воздуха и координаты будут, это отдельная операция. Но обеспечим любой ценой, — кашлянул Ванновский.

— Тогда… — Афанасьев продолжал проверять идею на прочность. — Мы ведь там застрянем. Как только откроем огонь, японцы обложат, и о подвозе боеприпасов можно будет забыть.

— Поэтому мы готовим новый вариант бронепоезда, монитор, — на этот раз ответил я сам. — Никакого дополнительного бронирования, никакого лишнего запаса топлива. Только пушки с минимальным бронированием по кругу, чтобы вас случайными разрывами не посекло. А остальное — снаряды! Раза в три от нормы сможем нагрузить.

— Тогда… — Афанасьев еще несколько секунд кусал губы, а потом решительно махнул рукой. — Тогда справимся! Только один вопрос… А какие еще новые виды бронепоездов вы придумали?

Я даже немного растерялся от такого резкого перехода. С другой стороны, зная любовь Платона Львовича к пушкам на железной дороге, мог бы и догадаться.

— Мы еще думали о бронепоезде поддержки пехоты, со скорострельными пушками и пулеметами…

— Это было бы очень неплохо, — сразу загорелся Афанасьев.

— Однако эту нишу уже закрывают броневики, — остановил я его. — А ресурсов у нас не бесконечное количество, чтобы дублировать технику. Поэтому легкие орудия — для машин, а поездам оставим то, что только они и потянут!

— Осадная артиллерия и гаубицы, — задумался Платон Львович, а потом неожиданно просиял. — А это и правильно! Пусть все знают, что русские поезда пукалки не возят!

Буденный и Славский не выдержали и фыркнули, а потом и все остальные, словно подхватив волну, заулыбались. Всего несколько мгновений, но их хватило, чтобы дальше обсуждение пошло еще хлестче и еще полезнее…

— Не сможем мы второй раз под прикрытием броневиков к японским окопам подойти, — ругался где-то через полчаса Мелехов. — На Ляодуне враг не ждал такого, дал выбить даже мелкие батареи, а тут… Точно сохранит! И точно встретит. Сколько техники положим, чтобы только на одном участке прорваться? Пятьдесят машин, целую сотню? И то не факт, что получится.

А вот и возражение, которого я не ожидал. Бросил взгляд на Славского: тот готовится отвечать, но по нему видно, что в глубине души он согласен с каждым словом Мелехова.

— Какая сейчас броня стоит на ваших машинах, капитан? — опередил я его.

— 7 миллиметров, вы же знаете, — удивился тот.

— А если мы ее увеличим?

— Мотор не потянет, — вместо Славского ответил Мелехов.

— Уберем десантный отсек, — предложил я. — И… Уменьшим броню по бокам и сзади, но спереди увеличим хотя бы до 15 миллиметров.

— Если мы переделаем так несколько взводов под машины прорыва — это может и сработать, — воодушевился Славский. — Причем тут сыграет роль не только большая толщина! Мы же пробовали цементировать броню, как это делают на всех новых кораблях — раньше ее толщины для такого не хватало, но вот если будет миллиметров двадцать, то шансы появятся… — тут он заметил несколько недоуменных взглядов и принялся объяснять. — Крупп говорит, что придумал свой способ в 1893-м, до этого была похожая гарвеевская броня, а если послушать наших китайцев, то они пережигали сталь с углем уже тысячу лет. Тут смысл в том, что после такой обработки верхний слой брони становится более твердым и хрупким, а внутренний остается вязким. Такая комбинация будет крошиться, разрушаться, после пары попаданий потеряет половину своих свойств, но, главное, пробить ее будет гораздо сложнее, чем обычную однослойную. И мы действительно сможем попробовать бросить машины в лоб на японские пушки!

— Все равно, — Мелехов вытащил лист бумаги, набросал примерную грузоподъемность и вес новой брони. — Проходим прямо по краю. Любая неровность на дороге, лишняя горка, и машины встанут, а за ними и все наступление.

— А вот это уже точно не проблема! — на этот раз Славский сам нашел ответ. — Время у нас есть! Ночью все равно то наши, то японцы ходят на вылазки — так мы заодно не только рубежи для стрелков отметим, но и дороги расчистим. А в день атаки пустим по ним тяжелые броневики как по шоссе!

Шоссе в это время — это еще не то, что в нашем, но все равно звучит солидно. А главное, я теперь действительно верил, что перегруженные броневики справятся со своей задачей.

После этого мы перешли к обсуждению тактики пехоты. Как собираем резервы, как и где переходим в атаку, движение на дистанции, работа в окопах… Когда закончили, я обратил внимание на потухшие взгляды наших кавалеристов, которые привыкли, что в прорыве обороны они не участвуют, и теперь изо всех сил завидовали остальным.

— Петр Игоревич, — я позвал штабиста, который отвечал за подготовку кавалерийской части наступления.

Бурков вышел вперед, бросил быстрый взгляд на Буденного и Врангеля, с которыми немало времени провел как обычный офицер, а потом принялся рисовать линии еще одного прорыва по мелководью на правом фланге.

— Когда первая линия укреплений будет взята, когда часть сил отвлечется на атаку из Порт-Артура и прорыв Степана Сергеевича по понтонам, именно здесь у нас появится возможность быстро ввести в сражение кавалерию. Очень короткая возможность, чтобы здесь успела проскочить пехота. Броневики в воде да по мягкому дну тоже не пройдут, а вот вы… Сможете!

— Задача — разрушение тыловых коммуникаций японцев? — Врангель прищурился.

— Задача — оборвать подвоз снарядов, — пояснил Бурков. — Японцы их не экономят, зная, что всегда получат новые. И действительно подвоз из резервов полков и дивизий работает как часы! Вот только это не означает, что возле пушек всегда одинаковое количество снарядов. Есть просадки, когда много потратили, а резервы еще в пути, и именно в этот момент их лучше всего подловить. Не получится — паника в тылах тоже поможет. Но если сработать ювелирно, то мы тысячи жизней спасем!

— Сколько эскадронов нужно провести?

— Вас не будут ждать, но у японцев там везде укрепления, так что минимум полк.

— Значит, 6 эскадронов. Успеем?

— Как и с артиллерией, — снова кашлянул Ванновский, — мы будем следить, чтобы подобрать подходящее окно…

Врангель несколько долгих секунд буравил главного разведчика взглядом — понимаю, сложно доверить жизни своих солдат кому-то другому — но в итоге медленно кивнул. После этого обсуждения ушли больше в сторону организационных вопросов, а через два часа я и вовсе всех отпустил. Поговорили, каждому нарезали его кусок задач, и приниматься за них нужно было уже сегодня.

Мимо пробежал Лосьев: его ждали переговоры с Порт-Артуром, и там тоже свои сложности. Стессель сначала в принципе отказался обсуждать участие в наступлении, а когда я надавил, используя свои новые связи, то… Этот жадный и очень осторожный человек согласился выделить на него лишь 6 тысяч человек. И это при том, что на начало осады в городе находилось под 50 тысяч солдат, и сейчас больше 30 тысяч из них еще были в строю.

Впрочем, 6 тысяч в тылу врага — это гораздо больше, чем просто 6 тысяч. Надо было просто правильно ввести их в бой: чтобы и оборону не оголить, и через японские позиции вокруг Порт-Артура пройти, и ударить именно туда и тогда, когда будет нужно. Удивительно, сколько в будущем сражении зависело от связи, а ведь еще полгода назад про нее просто могли забыть, чтобы лишний раз не отвлекаться и дальше спокойно работать по старинке.

Освободился я в итоге только под самый вечер, и то все не успел. Завтра еще нужно будет заняться госпиталями, проверить каждое из направлений будущего наступления на месте, а еще… Очень не хотелось, но теперь по личному разрешению Его императорского Величества у нас тут почти на передовой гуляет целый зверинец, и хочешь не хочешь, а приходится тратить на него время.

Вот и сейчас… Пришлось сделать крюк и перед сном заглянуть в сияющий огнями иностранный городок, разбитый на месте старой китайской деревни в 15 километрах от линии фронта. Первым мне попался полковник Пикар — из всей новой братии он мне нравился больше всех хотя бы тем, что приносил пользу. Мы обменялись кивками, и полковник поспешил в темноту, где мелькнул оливковый мундир и серо-голубой шарф австрийского посланника. Этот, кстати, меня больше удивлял, чем раздражал.

Я-то думал, что Австро-Венгрия уже давно смирилась с лидирующей ролью Германии, но Карл Мария Александр фон Ауэршперг опровергал это всем своим видом. Он вежливо фыркал на любые рассуждения германского посланника фон Винклера, а еще любил отловить меня и с каменным лицом рассказать какую-нибудь историю времен наполеоновских войн. Я чуть было не заподозрил что-то совсем неприличное, но, к счастью, Огинский меня просветил.

Как оказалось, Ауэршперги — это довольно древний род, зародившийся недалеко от современной Любляны еще в 15 веке, и они довольно активно продвигали в Вене идею союза не с Берлином, а с Санкт-Петербургом. Так что наши успехи оказались им на руку, и теперь Карл Мария осторожно прощупывал почву. Лично я, помня весьма скромные успехи Австро-Венгрии в Первую Мировую, относился к этому без энтузиазма. С другой стороны, без австрийских армий на юге Россия смогла бы сосредоточить больше сил на севере против своего главного противника…

А в том, что с Германией у нас не сложится, я не сомневался. Уж Винклер в своем обшитом овечьим мехом фельдграу и надвинутой на глаза фуражке показывал это с первого дня. Ходил всюду, вынюхивал, а отчеты, которые он отправлял с телеграфной станции каждый день, занимали не меньше часа. И ладно бы это был случайный человек, но Винклеры — это старинный прусский род, всегда поддерживающий общую линию кайзера. А сам Манфред — тоже не кто-то там, а майор генерального штаба. Военный, а не дипломат — еще один маркер.

— Вячеслав, вы к нам надолго? — тут меня приметил американский посланник. Самый молодой из всей этой банды: Роберт Лоуренс Пейдж, 27 лет, потомственный денежный мешок из Вирджинии, а значит, ярый демократ.

— Присоединяйтесь, обсудите с нами, есть ли шансы у Паркера, за которого так болеет наш молодой друг, против республиканца Рузвельта, — помахал мне стоящий рядом с Пейджем англичанин.

Артур Перси Челмондей — лично я никогда не слышал раньше про эту фамилию, но, как оказалось, это довольно древний род. Впрочем, оно и видно: в любое время дня и ночи Артур Перси был в своем красно-коричневом мундире, спина прямая, словно там линейка пришита, а на горле шарф из шотландки. Он успел год провести в Южной Африке и с тех пор почему-то жутко боялся простуды.

— Не думаю, что Вячеславу это интересно, — замахал руками Пейдж, делая вид, что мы близкие друзья. — Давайте лучше обсудим сапоги нашего Артура. Не знаю, где он выкопал эти старые «Веллингтоны», но не кажется ли вам, что это попытка перещеголять самого Ауэршперга в его воспоминаниях о славных войнах против Наполеона?

Я только вздохнул. Именно поэтому я называю это сборище зверинцем, и мне очень хочется узнать, как же так вышло, что почти каждый иностранец, прибывший в нашу армию — это наглый молодой щегол. Вот когда мы японских наблюдателей захватили на Ялу, так там были вполне серьезные люди. Макартур, Гамильтон, да тот же Лондон — уже вполне известный и состоявшийся писатель. А мне прислали… Зеленых юнцов. Даже как-то обидно.

— Или… — вкрадчиво продолжил Челмондей. — Может, генерал хочет обсудить с нами, что будет делать, когда разобьет японцев на Квантуне и снимет осаду с Порт-Артура?

Провокация получилась несерьезная, но меня неожиданно накрыло. Я ведь на самом деле не раз думал, а что делать дальше. Высадка на остров, когда преимущество на море на стороне врага — это операция, которую не смогли потянуть ни Наполеон, ни вся военная машина Вермахта в 1941-м. Остаются самые разные, порой по-настоящему дикие варианты, так почему бы не попробовать проверить реакцию на них. Модель из двух человек будет, конечно, весьма сомнительной, но… Это лучше, чем ничего. Да и просто забавно может получиться.

— А почему бы и нет, — я тряхнул головой, прогоняя остатки сна. — Как мы все знаем, Япония — это противовес России в Азии, который каждая из ваших стран, словно заботливый садовник, растила у нас на заднем дворе.

— Как поэтично, — восхитился Пейдж, но глаза его зло блеснули, словно он на мгновение забылся и не удержал маску.

— Так вот если мы победим и остановимся, то обеспечим себе лет 10 мира, а потом, собравшись с силами, Япония продолжит эту войну.

— Вы все-таки планируете высадку на острова? — прищурил глаза Челмондей. — Каким образом?

Такое чувство, что несмотря на все свои 29 лет, он искренне верил, что я сейчас ему все и выдам, прямо на блюдечке. Впрочем, так ли это наивно, учитывая, что я знаю немало русских офицеров, которые не увидели бы в таком рассказе ничего странного?

— Зачем? — я широко улыбнулся. — Мы просто поменяем хозяина японскому псу. Без колоний на континенте у них нет шансов развиваться дальше, а значит, им придется пойти на наши условия. Смена правительства, отказ от всех обязательств преступного режима Мацухито…

— Это невозможно! — Челмондей побагровел.

— Это неприемлемо! — согласился Пейдж. — Но очень весело, старые пердуны в Вашингтоне сожрут все свои галстуки!

— Англия никогда не признает новое правительство Японии!

— Соединенные Штаты тоже. И почти наверняка мы введем против них эмбарго и блокаду.

— Что еще больше привяжет Японию к союзу с Россией, — между делом заметил я.

— России тоже придется непросто!

— Как сейчас? Кажется, мы справляемся, — я развел руками.

— Китай будет в ужасе от этого союза, — Челмондей словно искренне представил эту ситуацию. — Причем, даже если он не решится действовать официально, вас будет ждать новое восстание боксеров, на этот раз только против России.

— Я ни мгновения не сомневаюсь, что вам удастся организовать что-то подобное, — согласился я. — Так же я уверен, что 8 английских броненосцев в регионе и 2 американских вполне смогут доставить нам проблем — поэтому мы будем вынуждены начать действовать и на этом направлении. Уверен, императрица Цы Си примет обеспокоенность России влиянием на Китай недружественных стран и прекратит аренду портов Вэйхайвэя и Циндао.

— Вы еще и кайзера отсюда выкинете? — с восхищением спросил Пейдж, но тут же поспешил добавить. — Америка будет настаивать на том, что Китай должен, как и раньше, придерживаться принципа открытых дверей.

— Если зачищать свой задний двор, то до конца, — я, кажется, увлекся. — Ну, а в том, что 3-тысячный гарнизон Вэйхайвэя и 7-тысячный Циндао не смогут нас остановить, вы же не сомневаетесь?

Кажется, упоминание точных цифр придало моей истории еще больше реализма.

— Это будет война, — неожиданно тихо сказал Челмондей. — Большая война по всему миру… Она начнется в Азии, но потом перекинется дальше. В Афганистан и Персию, через которые ударят индийские части. Турция нанесет свой удар по Кавказу. Сербия и Болгария объявят о независимости…

— А это зачем? — поинтересовался Пейдж.

— Это свяжет руки Германии и России. Кайзеру придется помогать Австро-Венгрии, а царю — братьям-славянам. Тем не менее, Германия и Франция сцепятся еще и в Африке, и это только первый этап. Что будет на втором, я даже боюсь предположить.

— Хорошо, что мы обсудили все это только в теории, — широко улыбнулся я и, оставив обоих посланников провожать меня с широко открытыми ртами, развернулся и пошел к выходу.

Пожалуй, свой вклад в светскую жизнь на эту неделю я уже выполнил. Было, конечно, забавно немного пошутить, но всему нужно знать меру. А то вдали уже послышались голоса Юсупова и Витте, а общаться еще и с ними я точно был не готов. Пусть лучше они теперь объясняются с нашими гостями — может, даже повезет, и мне разрешат держаться подальше от всех этих собраний.

Мелькнула мысль: не сболтнул ли я чего лишнего? Но нет! Я поспешил успокоить сам себя: мы же точно не планируем сейчас большую войну, а про детали именно в рамках текущего конфликта я как раз ничего и не сказал… В темноте послышались торопливые шаги и знакомое хриплое дыхание.

— Джек? — я узнал Лондона.

— А я все слышал, — с ходу заговорил тот, догоняя меня. — Тоже пошел на прием, услышал ваш голос, а потом все эти страшилки про великую войну. Молодежь до сих пор то ли в ужасе, то ли в бешенстве, а идея не платить по долгам поразила даже меня… Вячеслав Григорьевич, разрешите мне использовать детали из этого разговора для рассказа. История о том, как мир вспыхнул и сгорел дотла — мне кажется, люди должны понимать, к чему все может прийти в итоге.

— А вы думаете, что люди, поняв, смогут это остановить? — я внимательно посмотрел на писателя.

— А кто, если не они? — тот просто пожал плечами.