Японская война 1904. Книга пятая

Глава 11

Ноги князя Ито бесшумно ступали по тщательно отполированным доскам из темного дерева, которыми был выстлан пол императорской резиденции. Сколько им лет? Сколько ног, колен и голов касались их за эти годы? А сколько видели ширмы бёбу? На них самих изображены безмятежные горные вершины, но люди-то совсем другие… И словно напоминание об этом среди рисунков природы были добавлены цитаты древних героев и мудрецов. Чтобы ни одно поколение японцев не забывало о доблести предков!

Взгляд Ито скользнул дальше. Окна, прикрытые рисовой бумагой — мягкий свет, мягкая сила, которой и должна была стать Япония, но… Яркое пятно современных латунных ламп и провода, налепленные на древние стены — зачем они? Зачем уничтожать старое ради нового? Зачем спешить, забывая, что даже новые дома хорошо стоят только на крепком фундаменте?

— Хиробуми, а вот и вы, — маркиз Сайондзи Киммоти сделал еле заметный шажок навстречу Ито.

Князь огляделся, и сразу стало понятно, почему старый либерал, вечно боящийся усиления армии, так встревожен. Все остальные собравшиеся были из ястребов. Маршал Ояма и генерал Ноги, прибывшие лично оправдываться за поражение под Порт-Артуром. Контр-адмирал Сибаяма Дзиро — представитель флота. Странно, что не сам Того… И, конечно, увеличивший втрое свое состояние на военных заказах граф Ямагута Аритомо.

— Жалко, что Каору не сможет сегодня быть тут с нами, — немного лениво заметил тот, и Ито понял, что с трудом держит себя в руках.

Его сторонника чуть не убили, и этот человек сейчас фактически признается, что это его люди нанесли подлый удар.

— Не стоит ругаться, — в зал неспешно зашел император Минамото и сразу же махнул рукой, показывая, что сегодня можно обойтись без церемоний. — Давайте лучше сразу перейдем к делу. Ивао, — его взгляд уперся в маршала Ояму, — расскажите нам, как же так получилось, что наша армия, несмотря на все пополнения, несмотря на миллионы иен, потраченных на тонны снарядов и оружия, была разбита за считанные дни.

— Макаров…

— Макаров — знаю. А вы знаете, что мне теперь каждый день приходится переписываться с Николаем? И в декабре к нам приедет русский посол, чтобы подписывать мирное соглашение, которое лишит нас любых территорий на континенте?

— Так, может, это и к лучшему? — Ито воспользовался повисшей паузой. — Россия, получив то, что хочет, сможет пойти на нужные нам уступки. Я слышал, что они продают Китаю машины для обработки земли… Не знаю, насколько они полезны, но разве это не говорит о главном? Россия готова торговать, она готова открывать свой рынок, и Япония смогла бы добиться большего торговлей, а не военной силой.

— Что ж, тогда я буду рад, если именно вы, Хиробуми, станете представлять нас на переговорах, — на лице императора на мгновение мелькнула злая усмешка. — Только помните, нужно успеть до прихода 2-й русской эскадры, пока хотя бы на море мы можем диктовать свои условия.

Ито ожидал возражений, споров, но все молчали, словно… Словно уже успели все обсудить еще до его появления и теперь просто играли спектакль. Пустые разговоры, пустые обсуждения — встреча заняла целый час, но затраченное время и усилия лишь укрепили Ито в его подозрениях. Покинув дворец и добравшись до экипажа, он подал руку ожидающей его даме.

— Не боитесь, что вас узнают? — спросил Ито у своей спутницы, как только за ними закрылась дверца.

— В Японии не принято смотреть на лица женщин, — Казуэ Такамори пожала плечами. — Тем более когда у нее в руках зонт и всегда можно спрятаться в его тени.

Девушка выглядела предельно собрано, но в то же время на ее губах то и дело мелькала улыбка. Ито невольно вспомнил, как встретился с ней и ее братом в Пекине, и как они выставили свое условие. Хоть тушкой, хоть чучелом, но вернуться на родину… Он тогда спросил, отпустит ли их Макаров, но эти двое ни мгновения не сомневались, что тот согласится. И потому что не терпит держать свое окружение силой, и потому что знает, что здесь они тоже смогут приносить ему пользу.

Тогда Ито сомневался, что двое беглых Такамори действительно окажутся полезны, но вот…

— У меня будет задание для вас с братом, — он внимательно посмотрел на Казуэ.

— Я слушаю, — та моментально стала предельно серьезной.

— Мои противники слишком спокойны, и я вижу для этого только одну причину. Наши английские и американские союзники что-то им пообещали, и вы должны узнать, что именно.

— Как?

— Надо проверить порты, которые контролируются семьей Ямагута. В Нагасаки и Йокогаму они бы не полезли, слишком там все на виду. А вот порт Кобе… Там много складов для английских товаров из Индии, также там есть дороги до промышленного района Осака-Киото. Надо будет проникнуть туда и узнать, что замыслили наши противники.

— Хорошо, — Казуэ задумалась, а потом неожиданно добавила. — А что вы скажете про Сасебо?

— Военная база, порт буквально на пару кораблей. Вряд ли небольшая поставка смогла бы настолько вдохновить нашего императора. Нет, тут нужна рыбка покрупнее.

— И тем не менее, мне кажется, стоит проверить и его тоже, — Казуэ отвела взгляд в сторону, но все же продолжила спорить.

Князь Ито неожиданно понял, что его это раздражает, но в то же время… Опыт и чутье, которых набрались Такамори во время работы на Макарова, не стоило сбрасывать со счетов.

— Хорошо, проверьте все. Буду ждать вашего доклада. И помните, от вашей решительности может зависеть не только судьба этой войны, но и судьба всей Японии.

Стучат колеса поезда, еду в госпиталь и думаю о том, что я бы и просто так с радостью туда заглядывал. Есть там приятные лица, есть… Но сегодня причина более привычная для военного времени: в сознание пришел захваченный нами в плен японский генерал и попросил о личной встрече. Ну и как дворянину мне в такой просьбе отказать сложно.

— Вячеслав Григорьевич, — дверь отворилась, в купе заглянул Ванновский и покачал головой. — Алексеев все так же отказывается идти на контакт.

— Жаль… — я тоже изобразил сожаление.

Изобразил, потому что уже успел смириться, что к флоту меня точно не подпустят даже на пушечный выстрел. Это стало понятно еще во время поездки в Порт-Артур, потом, когда наместник в первый раз уклонился от разговора, ощущения переросли в уверенность… А у меня была такая идея, как можно повысить шансы нашего флота против японского даже до прихода 2-й Тихоокеанской! Кстати, на эту идею меня навели как раз Ванновский и его разведчики.

Они после Ляодуна взяли за привычку, как идут вперед, разматывать за собой катушку провода для телеграфа. Мол, это особый понт и шик — навести батарею, сидя в кустах чуть ли не с телефонной трубкой. С другой стороны, пока ни одного аппарата они не потеряли, так что я не мешал, а потом заметил, как Корнилов гоняет мастеров, заставляя сделать провод потоньше, полегче, да обертку промаслить так, чтобы хоть по лужам его тянуть…

И ведь загонял, добился своего! А я подумал, что если такой провод закрепить на торпеде да поставить простейшее реле, чтобы крутило хвост влево-вправо, то точность подобных атак вырастет в разы. Да что там точность — мы с такой штукой сможем хоть за угол бить. Конечно, будут и сложности — сделать плавник, чтобы провод не цепляло, следить за изоляцией, чтобы не коротнуло. Но оно того стоило, особенно если не упираться в текущие характеристики торпед.

Тем более что многое можно поправить прямо тут, в Маньчжурии. Нарастить корпус, увеличить запас топлива и хода, и мы бы таких дел наворотили… Но флоту это оказалось не интересно, о чем мне прямо и сказали. И теперь оставалось либо забыть про них, сосредоточившись только на суше, либо… Повспоминать частных энтузиастов, которые как раз в это время начинали делать первые подводные лодки.

А подводная лодка, если довести ее до ума, да с моими наработками даже в одиночку сможет попить крови хоть Японии, хоть ее покровителям. В общем, я написал в Санкт-Петербург Анне, чтобы она попробовала договориться с Григоровичем и Бубновым о покупке построенного в 1902 году «Дельфине». Не помню, приняли его на вооружение или нет, но до Первой Мировой войны особых побед у подводного флота не было, так что шанс договориться будет. Хоть с создателями, хоть с морским министерством…

Эх, если бы получилось привезти к нам уже готовую лодку, это был бы идеальный вариант. Нет — впрочем, тоже ничего страшного. Можно будет попробовать через них же собрать копию с учетом пары моих пожеланий. Ну и на крайний случай, если столичные инженеры будут перегружены или просто не пойдут на контакт, у меня под боком всегда останется Порт-Артур.

А в Порт-Артуре, как известно, есть некто Михаил Петрович Налетов — автор будущего первого в мире подводного минного заградителя «Краб». Его энтузиазм, мои возможности — и даже с местными силами к началу навигации 1905 года можно будет попробовать что-то сделать… В общем, по флоту я пока ждал ответов, не стесняясь просить то, что мне нужно, хоть все десять раз. Как бы тот же Алексеев скоро от меня не то что скрываться, бегать не начал.

— И еще… — Ванновский нарушил повисшую паузу, и, судя по его виду, следующая новость тоже была не из приятных.

— Говорите.

— Из Инкоу пришел странный доклад. Он должен был проходить по ведомству Алексея Алексеевича, да и жандармерию о таком сразу стоит предупреждать, но… Я взял на себя смелость придержать его и сначала сам по всем убедиться. А еще хотел вас попросить посмотреть. У вас взгляд легкий, вдруг заметите что-то, что мы пропустили.

— Глеб Михайлович, успокойтесь и давайте к сути. Что случилось?

— Темная месса. Больше двадцати мертвых тел, выложенных в форме странной фигуры. Все залито кровью… Если слухи поползут, то вас могут обвинить…

— В чем? — мне стало интересно.

— Ну, с точки зрения церкви… Попустительство бесовщине, а если захотят, то можно и к тому, что не защитили православную святыню, притянуть. Вы же понимаете, что как старший офицер вы по умолчанию должны знать все, что происходит на вашей территории. А значит, разрешили или, край, не остановили.

— А с точки зрения государства?

— Статья 185 уголовного уложения 1845 года с учетом редакции 1885-го — тут есть прямое наказание за оскорбление религии и кощунство, — Ванновский шпарил как по писаному, вот что значит образование. — Но мы военные, тут важнее будет устав, вот только и он не на нашей стороне. Вы же помните строчки: клянусь всемогущим богом быть верным государю императору и православной вере… Так что формально тут и нарушение устава можно приписать. При желании.

Ванновский не продолжил, но и так было понятно, что злопыхателей с желаниями у меня хватает.

— И наказание?

— Самое легкое: от отстранения до увольнения со службы. А если смогут что-то доказать, то разжалование и ссылка.

Я кивнул. Ситуация из странной глупости разом превратилась в серьезную проблему. Если бы мне самому нужно было убрать себя же из армии, то подобная подстава могла показаться неплохим решением. Вводит в смущение простых солдат, подрывает авторитет побед — мол, добыты не честью и храбростью, а черным колдовством. И время подобрано грамотно. Те, кто мог бы за меня вступиться во время активной фазы войны, сейчас просто умоют руки. Грядет мир, как считают в Ляояне, Харбине и Санкт-Петербурге, а значит, боевые генералы вполне могут и отправиться в отставку.

— Что ж, вы были правы, Глеб Михайлович. В такое место обязательно нужно будет заехать и проверить, не оставили ли наши враги каких-то следов, — решил я.

Посмотрим, что за ловушку мне тут решили устроить.

Поручик Измайлов проверял караул вокруг места преступления в ожидании приезда полковника Ванновского.

— А вы слышали новый анекдот про Буденного? — донесся до него голос одного из жандармской двойки на входе в фанзу с телами.

— Какой?

— Конница Буденного стояла перед обрывом. И все бы ничего, если бы не одно «но».

Второй жандарм заржал во весь голос, а поручик поморщился. Эти-то в сражениях не участвовали, не видели, как этот самый Буденный и его казаки прямо под пули скакали. Говорили, правда, что в тот момент японскую артиллерию уже подавили, но вот Измайлову показалось, что грохот пушек и свист пуль был ничуть не реже, чем до этого. И как после такой храбрости можно смеяться, причем над своими же?

Поручик уже хотел было приструнить жандармов, когда первый снова заговорил, причем на этот раз решил пройтись по самому Макарову.

— А что ты думаешь о генерале? — спросил он. — Я вот на завтраке общался с остальными нашими, и все считают, что принести в жертву десять своих солдат, чтобы победить японцев и спасти тысячи — это нормально.

— Я… — по голосу было понятно, что второй жандарм искренне растерялся. — Я не думаю, что это дело рук генерала. Да его и не было в это время в Инкоу.

— Так это мы нашли это капище вчера, — стало слышно, как первый начал размахивать руками. — А когда его устроили? Мы же не знаем. И как ты еще объяснишь, что генерал каждый раз так легко побеждает? Все остальные не могут справиться, а он и корабли потопил, и два раза линию обороны, которую германцы делали, прорвал. Ну, не бывает подобного просто так!

— А я думаю, что просто наши солдаты сильнее. А еще на нашей стороне правда. Вот японцы сражаются за Англию и Америку, а мы за себя. Да и местные к нам больше тянутся. Мы им помогаем, они нам — так ведут себя на своей земле, и тогда она тебе и помогать начинает.

— Видишь, ты тоже почувствовал, что земля помогает! — ни капли не смутился первый жандарм. — Значит, все правильно! Генерал тоже это понял и призвал древнюю силу нам на помощь…

И вот тут уже поручик не выдержал. Если до этого он допускал, что это просто попытка скоротать время, когда солдаты могут болтать о любых глупостях, то теперь… Уж больно складно первый из них клеветал на генерала. Уж больно ловко выкручивал слова своего товарища.

— Не двигайся, а то стрелять буду, — поручик вышел из укрытия, направив пистолет на замершую парочку.

Второй жандарм тут же растерялся, а вот первый встретил Измайлова лишь злобным прищуром.

— Как зовут? — Измайлов выдерживал дистанцию, как их учили на курсах по задержанию.

— Юлиан Кшивицкий, — представился первый жандарм, гордо вскинув голову.

— Петя… Петр, — второй еще ничего не понял. Ну да что с него взять, еще молодой.

— Петя-Петр, снимай ремень и вяжи руки Юлиану, — приказал Измайлов и приготовился в случае чего стрелять.

Поляк несколько мгновений мерился с ним взглядом, но потом все же не рискнул дергаться и завел руки за спину. Петр их связал, потом по команде Измайлова проверил карманы и вытащил оттуда и из-за пояса два револьвера. Дальше надо было конвоировать пленника в дежурную часть, но… Неожиданно к ним приехали. Собственно, сам дежурный капитан, разом побледневший, стоило ему только увидеть связанного Кшивицкого и Измайлова с оружием в руках, за ним полковник Ванновский, начальник разведки всего 2-го Сибирского, и… Последним с удивленной улыбкой показался сам генерал Макаров.

— За что задержали товарища? — спросил он, опередив остальных.

Еще и слово какое выбрал — «товарищ», словно проверяя.

— Заподозрил… — Измайлов чуть голос не потерял. — Сначала он анекдот про Буденного рассказал. Обидный.

Поручик был уверен, что генерал рассердится, но тот лишь улыбнулся и попросил рассказать, что именно он услышал.

— Ну да, не очень анекдот. Мне больше другой нравится. Выходит Буденный к казакам, все молчат. Буденный хмурится и говорит: разговоры в строю разрешаю, но только по делу. И шепотом.

Измайлов несмело улыбнулся.

— А хотите про меня? Тоже буквально вчера услышал, — Макаров неожиданно воодушевился.

— Обидный хоть немного или опять только похвальбы? — сквозь зубы буркнул Кшивицкий. Измайлов хотел было его одернуть, но генерал снова его остановил.

— Можно и обидный, только этот постарее будет. Зато как раз под ситуацию, — он криво усмехнулся. — Привели Макарова на допрос к царской охранке и спрашивают: признаешь, что злоумышлял против государя? Нет. Мы тебе зубы выбьем! Уже выбили. Мы тебя расстреляем! Стреляли в меня и не только из винтовок. Мы тебе жизнь испортим! Так нет у меня больше жизни, только служба… Ладно, иди командуй армией!

Ванновский не удержался и хмыкнул. Измайлов перевел растерянный взгляд с полковника обратно на генерала, потом на пленного поляка, который растерялся даже больше, чем когда на него пистолет наставили.

— В общем, как-то не очень у нас пока с анекдотами, надо смешнее придумывать, — закончил тем временем Макаров и уже цепко, по-военному, посмотрел на Измайлова. — А что-то кроме них было?

— Было, — выдохнул поручик и рассказал про остальную часть разговора.

На этот раз генерал понимающе кивнул и даже согласился, что Измайлов действовал совершенно правильно.

— Хороших вы людей вырастили, Глеб Михайлович, — поблагодарил он полковника, а потом приказал отвести его на место происшествия.

Самого Измайлова, когда он увидел все это впервые, чуть не вырвало. А Макаров лишь холодно огляделся, всматриваясь в какие-то только ему понятные детали. Изрезанные тела, кровь, странные фигуры…

— Внешний круг, смотрите, из пальцев выложены римские шестерки, — Ванновский тоже старался держаться уверенно. — Все вместе образуют непрерывное число зверя.

— Для трехзначных чисел у латинян были отдельные цифры, — Макаров покачал головой. — Работай тут кто-то серьезный, да по древним текстам, точно бы учли. А так — постановка для школьников.

— Школьников? — побледнел Ванновский и прикрыл мундиром лежащее перед ним женское тело. — Вы думаете, что любой смог бы так изрезать еще живых людей⁈

— Видите кровь? — Макаров же словно проводил лекцию для тех самых школяров. — Ее много в рисунках, но совсем нет возле ран. Что это нам говорит?

— Не знаю, — осторожно ответил Измайлов.

— Точно, вы же не медики. Но, возможно, видели в бою. Если ударить живого человека штыком, кровь польется целой струей. Если же тыкать труп, то в нем только дырок прибавится, а кровь если и натечет, то совсем немного.

— Получается, — задумался Измайлов, — эти тела изрезали уже после смерти?

— Именно. Причем, учитывая, что все убитые — белые люди, взять их могли либо в городских моргах, либо у нас в военных.

— А почему не привезти откуда-то издалека?

— Тела бы испортились, а тут процесс разложения только пошел. День с учетом морозов, может быть, два… — Макаров повернулся к Ванновскому. — Нужно будет провести проверку по всем моргам: не пропадали ли у кого трупы. Потом опознание. На случай, если это займет время, зарисуйте лица. Когда найдем пропажу, проверьте по списку операций и процедур, когда они были у нас, когда исчезли — тогда можно будет выйти на исполнителей.

— Что значит исполнителей? — тихо спросил Измайлов.

— Исполнители — это те, кто выполнил грязное дело. Есть ведь преступления, которые человек сам задумал, сам исполнил. А есть другие. Если человек богат, то он может нанять кого-то, чтобы тот все сделал за него. И тогда один будет исполнителем, другой заказчиком.

— Все верно, — пришел в себя Ванновский, — в уложении о наказаниях 1845 года уже как раз выделяют исполнителей, подстрекателей и пособников.

— Вот их всех нам и нужно будет найти, — подвел черту Макаров. — Привлеките наших докторов, пусть тоже осмотрят тут все от и до, может, еще что-то заметят. И начинайте копать. Причем не стесняйтесь привлекать молодых, — он неожиданно кивнул на Измайлова. — Как видно, они и дела не боятся, и головы у них светлые. Пусть покажут себя.

— Если будет много посторонних, то очень скоро новость доберется до прессы, — Ванновский еще сомневался.

— Если наш друг, — Макаров указал на пленного поляка, — действовал тут не сам по себе, а я в этом уверен… Тогда и наши враги уже обо всем знают. И они же пришлют прессу, когда им это будет надо. Так что поднимаем волну сами, когда они еще не готовы, и… Найдите преступника, пока меня не отстранили. Как вы там сказали, Глеб Михайлович, преступное попустительство бесовщине? Вот и не будем его допускать.

В этот момент поручик Измайлов впервые понял, чем на самом деле может закончиться это дело. Не просто страшной историей, а отстранением генерала… А если японцы снова нападут?

— Я все сделаю! — выпалил он и тут же поправился. — Мы все сделаем! Можете спокойно воевать, а со всеми внутренними врагами уже мы разберемся!

В этот момент поручик почему-то вспомнил деда, как тот рассказывал ему историю семьи… Их род, внесенный в Бархатную книгу, считался от черниговского воеводы Шаина. Тот пришел из степи, дал слово верно служить русскому царю, и с тех пор его потомки ни разу не нарушили даже буквы из той клятвы. А теперь пришла его очередь. Когда понимаешь, ради чего стараешься, ради чего нужно просыпаться по утрам и пахать до поздней ночи — вот она настоящая жизнь.