Японская война 1904. Книга пятая

Глава 6

Левый фланг с моей наблюдательной позиции было почти не видно, приходилось ориентироваться на доклады с шаров тыловой линии. Те, что на передней, продолжали работать исключительно на артиллерию и атакующие части, а вот эти могли и обстановку в целом передать.

— Рельсы заведены в море, начат спуск понтонов…

Я сжал кулаки. Естественно, сами поезда в море не заезжали, останавливаясь еще на твердой земле, но пару платформ, которые не жалко, мы загнали прямо в прибрежные волны Корейского залива, а дальше понтоны прямо по ним отправлялись в воду. Десять вагонов, на каждом по два девятиметровых понтона на бревнах. Огромная масса, если сгружать вручную, но если поезд правильно остановить, то инерция движения сама отправит их по направляющим. Оставалось только чтобы саперы на лодках успели их зацепить и направить в нужную нам сторону.

— Первая секция встала, — новый доклад. — Подходит второй поезд…

И опять тянутся томительные минуты. Уже слышно грохот пушек японских крейсеров, которые пытаются помешать нашей стройке на пределах дальности своей артиллерии, однако попасть на 10–12 километрах, да еще в такую низкую цель, почти нереально. Японцам могла бы помочь разве что удача, но бог сегодня был на нашей стороне.

— Вторая секция встала, саперы Галицкого успели состыковать их прямо на ходу…

— Дольше, чем с первой работали, — заметил я.

— Волны от взрывов качают понтоны, пришлось цеплять правый ряд канатов к поезду и немного маневрировать, — тут же добавил деталей Лосьев.

И снова ожидание. Секунды, минуты, часы пробили два. Час с начала второго этапа наступления.

— Правый фланг? — уточнил я.

— Дивизия Иноуэ блокирована. После того как Врангель пожег их тылы, отступили и пытаются перегруппироваться.

— По центру?

— Внутри японских позиций у нас дорог нет, а слякоть из снега и грязи там точно такая же, как и везде. Тяжелые «Маньчжуры» очень тяжело идут, а без них… «Мусье» помогли захватить уже 4 фестунга, и мы контролируем около километра второй линии укреплений, но… Легкие броневики японцы выбивают, поэтому пока медленно.

— Левый фланг?

— Шестую секцию не смогли зацепить, улетела в море… Работаем!

Я кивнул. У меня еще есть резервы, которые можно было бы кинуть на каждое направление, но… Слева еще рано, по центру — сейчас, пока японцы стоят крепко, там можно сжечь без пользы любые силы, а справа… Просто жалко. 12-ю дивизию мы сможем добить и потом, а каждый, кто будет брошен туда, уже точно не успеет потом поддержать прорыв. Если он будет.

Черные мысли закружились над головой.

— Японцы подтянули новые батареи на свой правый фланг. Огонь по понтонам усилен!

Проклятье! Мы должны были испугать их прорывом броневиков Славского, но они все равно рискнули разделить свободные пушки. И главное, сопротивление по центру не стало ни капли слабее. Или нам только хотят это показать? Я прислушался к себе… Ничего.

— Прекрасно, — я постарался, чтобы голос не дрогнул. — Скажите Шереметеву, чтобы вводил в бой 4-ю дивизию. От броневиков теперь работаем только по узлам обороны, обычные окопы пусть оставят штурмовым частям.

— Может быть, усилим? — предложил Лосьев.

— Все снайперские команды Буденного передайте в центр…

И снова ожидание. Грохот снарядов, треск промерзшей земли, людские крики. Сейчас гибло гораздо больше солдат, чем раньше, но… На этот раз я почувствовал: японцы тоже растерялись, они не знали, куда именно кидать резервы. И вот, наконец-то, с левого фланга пришел доклад, которого я так ждал.

— Понтоны встали! Первый взвод броневиков капитана Зубцовского зачистил берег. Начинается высадка пехоты.

Я выдохнул. Еще один кирпичик этого сражения встал на свое место.

— 12-я рота прикрытия броневиков переправилась. Отряд «Зорге-244» переправился и уходит в японский тыл.

Еще один выдох. До слуха долетело — кто-то из помощников Брюммера спросил у другого, а кто такой Зорге и почему 244. Естественно, ему никто не смог ничего сказать, потому что ответ в этом времени знал только я. Тому самому Зорге сейчас всего лишь девять, и о своей судьбе легендарный разведчик Советского союза, работавший как раз в Японии, только времен Великой Отечественной, пока даже не догадывался.

Впрочем, кое-кому мне название объяснить все же пришлось: надеюсь, получилось не слишком натянуто.

— Вперед! Вперед! Вперед! — Янь Сюнь вел две свои роты, стараясь, чтобы они как можно быстрее оторвались от точки высадки.

Конечно, он предпочел бы идти вперед в своем настоящем мундире, но в то же время план, предложенный Макаровым, не казался уроном чести. Да и название… Янь спросил у русского генерала, что оно означает, и тот рассказал удивительную историю из невероятно далекого прошлого. Гремела жесточайшая война того времени, родина генерала сражалась против страшного врага на западе, чьи армии почти дошли до ее столицы. При этом у русских были силы на востоке, которые можно было бы использовать для защиты, но тогдашний царь не знал, а не нападут ли на них еще и с той стороны.

И вот тот самый Зорге сумел не только внедриться в правительство врага с востока, не только узнал, что тот пока не планирует нападать и, более того, готовит совсем другую военную кампанию, но и сумел добыть доказательства этого. Ему поверили, дополнительные войска перевели на запад, столица была спасена, и враг остановлен. Увы, самого Зорге сумели поймать и казнить, и в том числе поэтому у его отряда такой номер. Двойка — в честь 2-го Сибирского, первая четверка — в честь готовности умереть за правое дело, вторая четверка — в знак смерти уже врага, который посмел встать у них на пути.

Достойное название, сильные знаки. Янь Сюнь в очередной раз убедился, что не зря выбрал для себя и своей родины именно таких союзников. И именно в этот момент японцы показали, что про них еще рано забывать. Отряд «Зорге» только добежал до ближайшей вершины, когда на прорыв к берегу пошло около батальона самураев. Воспользовавшись тем, что русские еще не успели окопаться по всему периметру, они прорвались сами и подтянули на телегах почти десяток горных пушек.

— Будут окапываться? — спросил у своего командира Су Ювей, молодой помощник Яня.

— Нет, — опытный маньчжурец уже все понял. — Они пришли сюда умирать…

И действительно, японцы словно и не собирались думать об обороне. Прикрывая себя только винтовками и штыками, все орудия они развернули в сторону моря. Небольшие горные пушки обычно не могут разрушить ничего серьезного даже с фугасными снарядами, но сейчас… Они были слишком близко к цели. Залп! Второй залп!

С третьим они не успели. 12 броневиков, первыми переехавшие на японский берег, развернулись и накрыли их из своих скорострельных пушек. Тоже не особо мощные, но на открытом пространстве каждый их снаряд забирал с собой то орудие, то пару японцев. Целый батальон таял на глазах, но те умирали с криком «Банзай!» на губах.

— Фука иляхун! Чтобы их пес подрал! — выругался Ювей, глядя, как с разбитых японскими пушками понтонов сползают в море сразу три броневика.

К счастью, их экипажи успели выбраться, но разом стало очевидно: если пехота еще сможет перебираться на японский берег, то вот машинам в ближайшие часы на переправе делать нечего. И будет ли у русских время, чтобы восстановить свой мост? Если японцы ударят покрепче и сомнут тот небольшой отряд броневиков, то и остальным уже точно не устоять. Их просто не успеет собраться достаточно, чтобы сдержать разворачивающиеся японские полки.

Янь Сюнь неожиданно понял, что их тоже уже никто не прикроет, и первая четверка оказалась гораздо реальнее, чем он мог подумать.

— Что же они делают? — рядом снова выругался Ювей.

— Кто? — Янь Сюнь проследил за его взглядом и тоже не сдержался.

Небольшой отряд русских броневиков вместо того чтобы окапываться, пытаясь выиграть своим такие драгоценные минуты и секунды, раскочегарил свои двигатели на полную и рванул вперед.

— Они атакуют. 12 машин и рота поддержки против целой армии! Они сошли с ума? — Ювей посмотрел на своего командира и наставника, словно сомневаясь, а ту ли сторону они выбрали.

А сам маньчжурец неожиданно вспомнил все те разборы самых разных ситуаций, что проводил с ними Макаров. И он ведь вправду ничего не имел против отступления, спасения своих солдат, даже всегда хвалил за подобные решения, но в то же время он говорил и другое… Когда у тебя нет места для маневра, когда тебя прижали к какой-то преграде, ты уязвим. Враг всегда найдет пушки мощнее, чем у тебя, и просто расстреляет издалека. Если же пойти вперед, но не переть бездумно, а управлять своим маневром, то уже только ты будешь выбирать время и дистанцию для боя.

— Они готовы умереть, но они точно не сумасшедшие, — покачал головой Янь Сюнь. — Герои.

— Просто бы окопались. Пока бы их расстреливали, другие успели починить мост.

— Японцы бы расстреляли и броневики, и мост. 37 и 47-миллиметровые пушки — это совсем не то, что позволило бы удержать их на безопасном расстоянии. Нет, капитан Зубцовский все сделал правильно. Движение — это его единственный шанс защитить переправу. Ударить так, чтобы врагам точно стало не до нее.

— Тогда и мы…

— Все верно! Мы тоже не будем жалеть себя! — рубанул рукой Янь Сюнь, и отряд «Зорге-244» снова побежал вперед.

На ходу роты разделялись на взводы, те на отдельные пятерки. Каждый знал свой путь, свою задачу. Кому-то взять под огневой контроль дорогу, кому-то уничтожить мост, кому-то просто идти по тылам и кричать, что русские прорвались и надежды нет… Каждый в отряде был добровольцем, каждый сказал, что готов умереть, и теперь они все знали, что это правда.

— Уже три часа дня, — тихо сказал Кондратенко, стоя у амбразуры старой китайской крепости прямо напротив центральной дороги, идущей сквозь весь Квантун.

Когда-то японцы попытались именно тут прорвать укрепления Порт-Артура, но их отбили, и постепенно боевые действия сместились на фланги. На ту же гору Высокую или высоту 203…

— Роман Исидирович, — тихо позвал генерал-майора подполковник Науменко, — вы точно уверены, что нам будет лучше всего атаковать японцев именно в лоб?

— Макаров считает, что лучшие японские части на флангах, а тут… Отдыхающие, отряды попроще, те, кто на ротации.

— Возможно… Но все же — бить в лоб…

— Я тоже считаю, что это лучшая возможность, — твердо ответил Кондратенко. — Тем более, наша задача — не просто прорваться, а еще и нанести удар по тем, кто сейчас сдерживает наши главные силы на границе Квантуна. А для этого нам нужна дорога.

— Где каким-то образом для нас вырежут японские патрули… — снова усомнился Науменко. — Я тоже верю в Макарова, но он все же не всесильный.

— Посмотрим, — просто ответил Кондратенко.

Разговор затих, на часах отмерило уже 17 минут четвертого, когда над центром Квантуна неожиданно взвились вверх две красные ракеты. Один из возможных сигналов, что они так ждали. Две зеленые значили бы, что пробиваться придется силой, желтые — отмену операции, а вот красные… Красные говорили о том, что все получилось.

— Если японцы перехватили наши переговоры и сейчас заманивают в ловушку, то сейчас все поляжем, — Науменко сглотнул, но, даже не дожидаясь ответа, отправился к своим солдатам.

— Выступаем! — отдал приказ Кондратенко, и вестовые полетели передавать его всем затаившимся вдоль линии фронта отрядам.

Конечно, все и так видели сигнал, все заранее знали, что делать, но Кондратенко предпочитал перестраховаться. Тем более что с ним сегодня в бой шло столько людей. Стессель выделил для атаки всего 6 тысяч, но еще 3 тысячи моряков наплевали на его приказ, и Кондратенко не стал им отказывать. Еще где-то полторы тысячи подтянулись из госпиталя. Те, кто уже почти выздоровел, но кого еще не успели перевести обратно в боевые части.

Итого больше десяти тысяч солдат, в полтора раза больше, чем Кондратенко рассчитывал и о чем успел рассказать Макарову. А еще у них был поезд и два вагона, забитых снарядами и пушками! Ориентируясь на опыт победных сражений, Кондратенко постарался выжать все из того, до чего мог дотянуться.

Грохот взрывов! Это на японские позиции обрушился удар самодельных гранат. Они не использовали пушки, чтобы не всполошить врага раньше времени — просто подлетели, оглушили, приняли в штыки и… Японцы побежали! На позициях по центру действительно оказались не лучшие их части.

— Ура! — кричали солдаты, которые так соскучились по победам.

— Полундра! — ревели моряки, втыкая штыки в растерявшихся врагов и мстя за свои потерянные корабли.

Генерал-майор Кондратенко смотрел на потрепанные разномастные мундиры, потертые винтовки и в то же время такие слаженные атаки. Гарнизон Порт-Артура шел в атаку.

Ругаюсь, мысленно бьюсь головой о стену.

Называется, выучил офицеров себе на голову! Сначала японцев, которые, вон, догадались бросить батальон на убой, но сорвать нашу переправу. Потом своих, которые плевать хотели, что остались с 12 броневиками и ротой прикрытия фактически в окружении, и пошли в атаку. Вообразили себя лисами пустыни? Раздражает!

— Есть новости с левого фланга? — спрашиваю и уже знаю ответ.

— Нет. Отряд Зубцовского сейчас в низине, и японские глушилки там совсем рядом — ничего не пробивается, но… Там еще точно стреляют! И наши продолжают подтягиваться на ту сторону.

— Сколько до восстановления понтонов?

— Минимум полчаса…

В этот момент над Квантуном взвились две красные ракеты. У нас с ними пока не особо ладилось, чтобы использовать повсеместно, но для отряда Янь Сюня я их выделил… Значит, китайцам удалось захватить станцию за Дальним, и теперь у Кондратенко появилась возможность вырваться на открытое пространство.

— Вводим все резервы по центру, — решил я.

Интуиция и новое чутье все еще молчали, но сейчас я и сам был готов принимать решения.

— У нас еще есть Буденный, — напомнил Бурков.

— Семен пусть еще подождет, — я покачал головой. — Врангель пока справляется и без него, а по центру… еще рано.

Мы сделали все, что могли, создали для японцев все возможные сложности, а для себя все возможные преимущества. И теперь надо было просто дать армии сделать свое дело… К половине пятого окончательно была прорвана вторая линия обороны по центру японских позиций. Принялись за третью… К пяти замолчал прорвавшийся в тыл к японцам отряд капитана Зубцовского. К половине шестого проскочивший сквозь японские тылы отряд из Порт-Артура ударил по пригороду Цзиньчжоу, и вот тогда пришло время для последнего моего личного резерва.

Конница и тачанки Буденного за считанные минуты пролетели мимо позиций, на взятие которых до этого ушли часы. Я ждал попытки обстрела, но ее было. Семен словно на учениях прорвался к Цзиньчжоу с нашей стороны. В городе казаки тут же спешились и один за другим начали зачищать дома. Они — с юга, с севера — моряки Кондратенко. Правый фланг японской армии трещал по швам: сказывался неудачный прорыв 12-й дивизии, который увел за собой немало сил, и теперь им банально не хватало солдат.

— Половина шестого, — напряженно напомнил Огинский, впрочем, сейчас не только он бросал взгляд на часы.

Хотя, если честно, можно было просто посмотреть на запад: солнце уже коснулось края земли. Еще минут пятнадцать, край полчаса, и сумерки сменятся полноценной тьмой. Время, когда сражения заканчиваются, и армии откатываются на свои позиции, чтобы восстановить силы перед завтрашним днем и продолжением схватки.

— Господи… — кто-то начал молиться.

— Неужели все-таки выстоят супостаты? — кто-то ругался.

Я думал о том, что у нас будет еще последняя попытка, когда мы подвезем и установим на «Маньчжуры» дуговые прожекторы. Последний шанс, что расслабившиеся было японцы все-таки не выдержат и побегут.

— Генерал! Генерал! — отталкивая остальных, ко мне подлетел Ванновский и, не сдержавшись, ухватил за плечи.

— Говорите, полковник.

— Сообщение от Степанова, — выпалил он, и я с небольшим запозданием вспомнил фамилию связиста, которого мы прикрепили к отряду Бильдерлинга. — Новости! 1-й Сибирский генерал-майора Штакельберга прорвал оборону японцев и идет на соединение с нашим десантом на берегу Корейского залива.

Я сжал в ответ плечи генерала, выскочил на улицу и забежал на наблюдательную позицию, чтобы увидеть все своими глазами. Враг действительно откатывался… Мы давили весь день, японцы держались и в итоге перекинули к местам прорыва слишком много сил. На спокойных участках фронта осталось до неприличия мало опытных солдат, и когда под вечер Георгий Карлович ударил силами целой дивизии — их просто некому было сдерживать.

Рвется там, где тонко.

— Обидно, что вся слава не нам достанется, — Брюммер засопел и, забывшись, вытер нос рукавом.

— Штакельберг мог не атаковать, его солдаты могли не идти до конца. Вся слава, что они получат, будет заслужена ими от первой до последней крохи, — сразу ответил я. — Что же касается нас, разве мы не знаем, какое большое дело сотворили? Знаем! И я позабочусь, чтобы остальные об этом не забыли. Так что отставить детские обиды, а лучше гордитесь тем, что мы больше не сами по себе. Этот бой — доказательство, что остальная армия теперь тянется за нами. И, скажу честно, для меня это ценнее, чем тысяча побед над Японией!

Кажется, услышали. Никто не ответил, но все снова с головой ушли в работу. Все-таки японцы хоть и отходили, но делали это организованно. Пара прорывов не решали исход боя, тем более когда тьма была так близко… И нам нужно было срочно продумать, где мы еще можем успеть, где будем уже окапываться, чтобы удержать возможные контратаки. Ночь — это время между сражениями, но его тоже нужно суметь пережить.